***
В моей жизни, кажется, не будет конца этой поре года. По календарю прошел месяц, внутри меня — три. Время со всеми этими депрессивными мыслями словно бы замедляется. — Как самочувствие? — Как у сдохшей собаки. — Почему собака? — Потому что предан этому ублюдку, как последняя шавка. Грущу, когда нет рядом, и радостно хвостом виляю, когда мы проводим время вместе. Скулю, когда причиняет мне боль, но в ответ никогда не укушу. — Он что-то черкает в блокноте,***
— Как прошел сеанс? Чувствую нарастающее раздражение от прерванного одиночества. Я не хочу разговаривать. Поэтому моим ответом служат пачки таблеток, интересной пирамидкой сложенные на столе. Я пытался построить пирамиду Хеопса. Где-то внутри этой постройки стоит моя гробница. Продолжаю разгребать вилкой дорожки в пасте, пока старший брат внимательно изучает упаковки. Почему нельзя было зайти ко мне позже, а не тогда, когда я ем? — Как-то их слишком много, ты не находишь? — он пытается спрашивать максимально осторожно, делает тон до безумия мягким. Да ладно, не такой уж я и психованный, чтобы заводиться с одной фразы… Наверное. — Это просто альтернатива. Он перечислил названий пять, я все и купил. — Пожимаю плечами, все еще уставившись в тарелку. Брат хмыкает. Его рука дергается судорожно, но тут же уползает под стол. Он хотел потрепать меня по волосам. — Но я вообще про ощущения спрашивал. — Поясняет он, жуя нижнюю губу. — Будешь ходить? Я вижу боковым зрением то, как он смотрит на меня. В глазах у него невероятных размеров надежда, забота и желание мне помочь, поэтому я не смотрю в них. Я лишь проглатываю с очередной небольшой порцией пасты свой гребаный характер, зависимость и нежелание выползать из этой колючей клетки, где каждый шип оставляет кровавый след. «Пока вы держите его у себя в голове, вы из этого состояния не выйдете, понимаете?». — Нет. И мой ответ их обоих оставляет растерянными.***
— Сегодня я хочу пригласить сюда своего друга и устроить мини-вечеринку. — Я открываю рот в возмущении, но он перебивает прежде, чем я успеваю отправить его куда подальше: — И мне все равно, что ты на это скажешь! Не согласился к врачу ходить, будем тебя вытаскивать по-другому. Он засучил рукава после этой фразы, как будто и правда хотел взять меня за шиворот и вытащить из того невидимого кровяного болота. Я плюю с высокой колокольни на его предпоследнее предложение. — Я не хочу никого видеть. — Моя бровь немного дергается от собственного грубого тона и той обобщенности, что я туда вложил. Но все же слова уже вылетели. Брат старается не подавать виду, что расстроен, но все равно немного поникает. Я чувствую мгновенную вину и стыд за свои слова, так что легонько прикасаюсь к его плечу, безмолвно извиняясь. Он тепло улыбается, кладет руку поверх моей и через секунду же все забывает. — Он тебе понравится, я хочу, чтобы вы подружились. — В глазах у него какие-то непонятные чертики, и мне это уже не нравится…***
— Ну что ж, вот и мой друг, как я и обещал. — Я стою, опершись о косяк, и безучастно разглядываю четко очерченный в пространстве силуэт. — Это Чимин. Чимин, это Тэхён, мой брат. — Очень приятно, — его уголки губ поднимаются. — Пиздабол. — Бесцветно отсекаю я. Он, разумеется, удивлён. И это мягко говоря. Я делаю пару шагов к холодильнику, оттолкнувшись от косяка, и достаю жестяную банку энергетика. Мерзостный вкус поможет отрезвиться. В этом и все название «энергетический». — Закрытая поза, потухший взгляд… Все говорит о том, что ты ни черта не рад меня видеть, а, скорее, наоборот. Дай угадаю, — оборачиваюсь через плечо, глядя на его равнодушное лицо. — Тебе это в тягость? — не дожидаясь ответа (на самом деле, мне плевать на его ответ), продолжаю: — Мне тоже. Когда я заканчиваю, повисает тишина. Я даже не ожидал, что меня не будут перебивать. Брат хмыкает, поглядывая на меня. — Ты делаешь успехи в определении своих чувств. — Замечает он. Я задумчиво делаю глоток сверхгазированной и сладкой жидкости и сухо произношу, сопровождая реплику коротким кивком: — Круто. Брат звучно ухмыляется. — Пиздабол. — Но звук идет не с его стороны… Я оборачиваюсь в удивлении, а парень, названный Чимином, премерзко улыбается. В его улыбке, кажется, еще больше сахара, чем в моем энергетике, и от осознания этого я просто кривлюсь, отставляя банку в сторону. Диабет не хочется, у меня достаточно головной боли, чтобы лечить еще и такие болезни. — Неужели твоя розовая натурка способна извергать из себя взрослые словечки? — моя кривая усмешка и нервно подергивающийся глаз очень явно намекают на то, что пацан меня откровенно бесит. Он не успевает ответить, а лишь возмущенно открывает свой розовый рот, как его перебивает брат, поспешно взмахивая руками. — Ну все-все! Я хотел вас познакомить не для того, чтобы вы поубивали друг друга. — Я не нуждаюсь в помощи желторотых, — сквозь зубы и даже не смотря на мельтешащего брата. — Пару секунд назад ты сказал, что я розовый, — язвит Чимин, не стирая своей гребаной улыбочки. — Да хватит вам, сказал же! — вскрикивает брат раздраженно. Мы умолкаем и послушно идем за ним в гостиную, «развлекаться-фу-боже». По пути пару раз намеренно толкаем друг друга плечом, и мне даже плевать, что это по-детски. Брат вон и мои страдания умудрился назвать детскими, так что я вообще не понимаю, что для всех них значит понятие «взрослый». Нытье по поводу нескончаемых кредитов и политики? По-взрослому. Однако, я думаю, что поступаю по-взрослому, когда шиплю ему в ухо, едва мы остаемся наедине: — В рот ебал всю вашу левую помощь, а брата расстраивать совсем не хочу. Так что давай притворимся, что мы охуенно крутые друзья, которые живут в мире и гармонии. И тебе, и мне такая схема будет выгодней некуда: мне не придется расстраивать единственного дорогого мне человека, а тебе — ходить со мной на прогулки, вечеринки и так далее. Он посматривает на дверной проем и слушает на удивление молча. А потом шепотом отвечает и даже не выебывается: — И как ты собираешься это провернуть? Легко проверить, проводили мы время вместе или нет. Тебе не приходило в голову, что он может просто пойти с нами или банально следить? — Один-два раза походит, а потом успокоится и перестанет, — отмахиваюсь я, но в душе понимаю, что он уже согласился. Потому что никому не сдалось решать чьи-то проблемы.***
Первая наша вылазка происходит буквально через день после «вечеринки» брата, как он сам это и окрестил. Это оказался ненавистный мне парк. Ну, конечно, откуда брату знать, что я с тех самых пор нашего расставания терпеть не могу это место. Здесь практически каждый шаг пропитан угасшими воспоминаниями. А когда-то они горели… Например, вот мы бежим, держась за руки, спасаясь от дождя, что начался так внезапно. Мы даже не оббегаем лужи — наступаем прямо на них, поднимая кучу мелких и крупных капель в воздух, некоторые из них оседают на одежде внизу, холодный ветер бьет прямо в лицо, покалывает и пощипывает кожу, а мы смеемся, как малые дети. Словно не по мокрому асфальту бежим, а по полю с гребаными ромашками, как в дешевых мелодрамах. Забавно, но именно в такие киношно-слащавые моменты я чувствовал себя максимально живым… Может, от его улыбки, светившейся сбоку, которая почти что освещала нам путь, а может от его сильной, промокшей от дождя руки, тянущей меня за собой, не дающей упасть. Мы забегаем в какой-то закоулок, где до нас все еще долетают редкие, косые капли дождя, и это самый подходящий момент, чтобы поцеловаться. Он тоже так подумал, я знаю. Мы всегда думали одинаково, понимали без слов. Он тянется к моему лицу, крепко обнимая, а я все никак не могу стереть с лица эту глупую улыбку, даже когда чувствую его мокрые волосы на своем лице… Да твою ж мать. Я обнимаю колени, сидя на пожухлой траве, и прячу в них часть лица. Рядом сидящий брат молча обнимает меня за плечи, а Чимин вежливо отходит в сторону, под предлогом «покурить», но сигарета остается в его рту незажженной. Нет сил даже напрячь мускул на лице. — Нам нужно согреться. — Произносит он тепло, поглаживая мою щеку после продолжительного поцелуя. — Ты немного дрожишь. А я стою, счастливо глядя на него, уложив ладонь поверх его, и даже не могу сказать, что дрожу на самом деле не я. Настолько я поглощен. Я послушно киваю, как и всегда. Я готов делать все, что только он ни скажет. Как привороженный. Мы заходим в какую-то кофейню, он берет нам латте, и я снова пью его так, будто это мой самый любимый напиток, хотя на дух не переношу сладкий кофе. Я цепляюсь за что-то взглядом, начинаю увлеченно рассказывать ему историю, сам себя перебивая время от времени, а он всегда смотрит заинтересованно, улыбаясь тепло, и кладет руку поверх моей, даже не думая перебить. Но вдруг что-то меняется… Где ты? По сторонам все расплывается… Вокруг только размазанные пятна, медленно испаряющиеся к потолку. Мою руку никто не держит. Я, вскакивая с места, бегу среди этих пятен, пытаясь в них углядеть хоть намек на родную улыбку, а все бесполезно. Где ты?! Снова мимо. Здесь никого. Тут пусто. Куда же ты пропал… И снова я, дернувшись, резко просыпаюсь. Протираю глаза, отгоняя остатки кошмара, и привычно делаю утреннюю рутину. Когда чищу зубы, в отражении вижу брата, как и всегда прислонившегося к косяку со слегка испуганным взглядом. — Снова кошмары? — спрашивает он, как обычно, и я тихо мычу в ответ, устало водя по зубам щеткой. Закончив в ванной, я перемещаюсь на кухню, чтобы сделать себе кофе. Все, как обычно: одна ложка кофе и две сахара. Обожаю сладкий кофе. Все-таки одна вещь этим утром идет не так, как обычно. Меня, задумчиво глядящего в окно, отвлекает брат. Я перевожу на него взгляд — он опустился на корточки и взял меня за руку. Прислонился к ней лбом и шепчет: — Тэхён, проснись, прошу тебя… Я хмурюсь и отставляю чашку. Поднимаю его лицо ладонями, а его взгляд такой умоляюще-жалобный, что он почти что плачет. Я теряюсь, беспомощно открываю и закрываю рот, не в силах что-либо ответить, потому что просто не знаю, что. Пожимаю плечами, показывая свою растерянность, и он поднимается с места, прижимая меня к себе. — Мы обязательно справимся с этим, — шепчет он и на прощание целует меня в макушку, после уходя на работу и оставляя меня в той же растерянности.***
***
— Тэ, я дома! — и привычный хлопок двери и звон ключей. Я сижу на диване, уютно укутавшись в плед, ем мороженое и смотрю фильмы. Заслышав голос брата, издаю страдальческий стон, потому как устроился слишком удобно и идти встречать его сейчас вообще не хочется. Он сам заглядывает в гостиную и тут же улыбается, с шутливым укором складывая руки на груди. — Вот оно значит как. Я его зову-зову, а он не идет. Это как понимать? Я делаю жалобный взгляд и заламываю брови, зная, что он на это всегда ведется. — Ну, здесь так уютно, тепло и удобно… Я не смог двинуться. Сила притяжения здесь такая же, как и в черной дыре, — качаю головой и вздыхаю тяжело, будто показывая всю тягость своего положения. Брат только шире улыбается и подходит ко мне, протягивая руки. — О нет… Нет-нет-нет, ты не нарушишь мой баланс! — я издаю еще больше жалобных звуков, похожих на плач, но брат не обращает внимания, тихо смеясь, и поднимает меня на руки, легко усаживая к себе на колени. — Ну вот… Нарушил. — Я с обиженным лицом засовываю очередную ложку мороженого в рот. — Будешь знать, как не встречать брата с работы. — Он укладывает подбородок мне на плечо, а я отставляю ведерко с мороженым в сторону и тут же возмущаюсь: — Но я приготовил ужин! Он смеется, показывая ровные белые зубы и ямочки, в которые я тут же тыкаю пальцем по детской привычке. Вздохнув, валюсь на него всем весом, поворачивая голову в сторону и утыкаясь носом в теплую шею, приятно пахнущую парфюмом и кожей. — Опять нос холодный. Заболеешь еще. — Недовольно цокает языком он, сжимая в объятиях крепче, и я хмыкаю. — А я сегодня устроился на работу. И повисает тишина. Брат немного вздрагивает и спустя пару секунд все же уточняет: — На работу? Я утвердительно мычу, отрываясь от его шеи и занимая сидячее положение. — Баристой, в кофейне неподалеку. Брат криво усмехается, отводя взгляд. Он явно растерян. Я сперва хмурюсь, наклоняя голову вбок, а потом до меня доходит. — Эй, — я беру его лицо в свои ладони, — со мной все будет в порядке, вот увидишь. Просто мне уже неловко от того, что я на твоей шее сижу… — Нет, всего лишь на коленях, — снова усмехается он, — и, заметь, я держу тебя безо всяких усилий, — делает он явный намек. Но я лишь качаю головой. — Так нельзя. Я должен быть самостоятельным, сам себя обеспечивать. Брат кладет руку поверх моей и прикрывает глаза, вздыхая. — Тэхён… — Поверь мне, я ничего не буду делать. Я обещаю. Да пусть Чимин в этой кофейне хоть весь день сидит, если хочешь. — Перебиваю я. Он смотрит мне в глаза несколько долгих секунд, справляясь с моим решительным взглядом, и наконец кивает. На моем лице против воли расцветает улыбка, чем заражается и брат, и я звонко целую его в щеку, спрыгивая с колен с довольным: — Пойдем, работничек, надо тебя покормить.***
Как и ожидалось, Чимин действительно безвылазно сидел в кафе, пока я работал, и даже пару раз мне приходилось, краснея и почесывая в затылке, объяснять администратору кафе, что это мой друг, и он просто ждет, пока у меня закончится рабочий день. Оправдание так себе, знаю, но администратору приходилось мириться, поскольку Чимин еще и заказывал что-то периодически. Обучение я прошел достаточно быстро и даже мог сказать, что наслаждался работой. Но не всегда… — Может, хватит уже за мной таскаться? — бросаю я в очередной раз, раздраженно скидывая с себя фартук. Подошедший ко мне Чимин безучастно потягивает через соломинку свой bubble-tea*. Вкусы у него, как и выражение лица, кажется, не меняются. Почти каждый день он заказывает здесь «клубнично-малиновый мохито», а иногда просто кусочек брауни. — Когда брат твой сам мне это скажет, тогда и перестану. — Облизнув губы, произносит он, и мне ничего не остается, кроме как тяжело выдохнуть, распрощаться с персоналом и уйти домой в сопровождении моей молчаливой тени. Вроде с самого начала мы планировали изображать друзей, но кто же знал, что это затянется настолько… Я твердо решаю поговорить с братом об этом. — Или ты снимаешь с меня эту «недо-охрану», или я реально с собой что-то сделаю. — Ну, вот примерно как-то так я и начал разговор. И закончил одновременно. Он аж замер и медленно опустил палочки обратно в тарелку. Пару секунд мы молча играли в гляделки, но я сдался первым: опустил голову, как провинившийся щенок, и тихо пробормотал извинения. Опускаться до такого детского шантажа было так по-детски глупо. — Я не могу уже рядом с ним находиться. — Продолжал бормотать я, не поднимая глаз. Следом в меня прилетел до боли простой и логичный вопрос: «А что он сделал?», и я молча отправил в рот следующую порцию еды, что и послужило ответом. Да много чего он сделал. Таскается за мной туда-сюда, следит, чтобы я ничего плохого не натворил, помогает за просто так, молча поддерживает и понимает. Бесит, одним словом. — Может, тебе просто не нужно сопротивляться? Познакомься с ним поближе, а там и увидишь, что он хороший парень, на самом деле. Да-да, снова старая песня. Все, кто стремится мне помочь, хорошие, один я плохой, потому что не хочу помощь принимать, ай-ай-ай, Тэхён, как не стыдно. — Да, наверное, ты прав. — Резко произношу я, отодвигая стул и вставая, чтобы помыть посуду. Молчание в ответ сигнализировало о том, что брат, видимо, сбит с толку моей быстрой переменой мыслей, однако через пару минут он тоже встает с места и, поцеловав меня сзади в макушку с тихим «ну вот и хорошо», уходит в гостиную. Выключив воду, я еще пару минут так и стою, уперевшись руками в раковину и пиля сосредоточенным взглядом стену перед собой. Что-то здесь не так, и я в этом уверен.***
ХХ.ХХ.
Новый день. Сегодня я точно выясню, что не дает мне покоя вот уже две с половиной недели. Начиналось все, как обычно: я отработал день, а потом сказал Чимину, что мы решили заявиться к нему в гости. Вообще, я все обставил так, будто это была не моя инициатива, а хёна, но это не самая важная вещь. Главное, что сработало. А у него квартирка вполне ничего, хоть тут и унылая обстановочка. Все в черно-белых тонах, на всю гостиную только один диван, зато огромный, искусственные цветы вместо живых, шкафы и в целом атмосфера нежилого помещения, но даже пыли нет. Такое ощущение, будто зашел в картинку с дизайнерского каталога. Чимин любезно предлагает чай, от чего мы не отказываемся, и где-то с полчаса мы так и проводим вместе, разговаривая на отвлеченные темы. За свое лицо мне не приходится волноваться, я знаю, что оно у меня всегда одинаковое, поэтому я расслабленно пью чай, иногда вставляя пару слов в разговор, и наконец выхожу под предлогом «в туалет». Разумеется, я иду прямиком в его комнату и, прикрыв за собой дверь, стараюсь быстро и бесшумно найти хоть что-то, что мне даст об этом мистере Х дополнительную информацию. Возвращаюсь ровно через пять минут и все так же непринужденно пью чай. То есть, мне так кажется… — Что ты скрываешь? — он, не моргая, уставился на меня, и я от удивления опешил. Значит он настолько профессионал? Он переводит такой же не моргающий, жутковатый взгляд на брата, заставляя его сразу же испариться из комнаты, и снова пришпиливает меня к месту глазами. Мне стоит только легонько свести брови к переносице, как он сразу же отвечает: — В целом, вел себя довольно убедительно, только моргал слишком часто, а когда вернулся — сжал зубы**. — Вау. — Отрывисто бросаю я. — Не зря корочка-то красная. Оправдываешь свое звание мозгоправа по полной программе. — Почти с презрением. — Еще и специалист по невербальной коммуникации. — Добавляет он таким же спокойным тоном, сопровождая свои слова небольшим кивком. — Блеск. — Психую я окончательно и поднимаюсь с места. — Сходи с ума сам, мозгоправ, а меня в покое оставьте все. И тут он неожиданно хватает меня за рукав. — Прежде, чем ты уйдешь, я хочу задать тебе всего один простой вопрос. Я оборачиваюсь и выжидающе смотрю на него. Однако, как только он произносит вопрос, гримаса злобы исчезает с моего лица. Я не помню, что было дальше, честно говоря. Ну, то есть, все какими-то обрывками… Я постоянно вижу, как будто в замедленной съемке, как движутся его пухловатые губы, вижу его гребаные искусственные цветы, потом черный ковер, на который я тут же и упал, а больше ничего не помню. Дальше всю жизнь как будто прямо перед глазами кто-то проматывает, а я смотрю на нее со стороны. Потом очнулся и сказал только, что хочу домой. И вот так уже сутки я сижу в своей комнате, уставившись в окно, проматываю в голове все моменты с той осени под звук голоса Чимина и понимаю… — Тэхён, как зовут твоего брата? Понимаю, почему во сне он исчез.***
— Как обстановка сегодня? — Чимин вешает ветровку на спинку барного стула и садится, благодарно кивая на пододвинутую чашку с кофе. — Да все так же, — Хосок только устало вздыхает, потирая лицо руками и делает глоток из своей кружки. — Сидит, уставившись в окно. Не разговаривает, не ест, не спит… — Я предупреждал, что мои методы могут иногда быть жестокими. — Отставив чашку, говорит Чимин, а Хосок только кусает нервно щеки изнутри. — Ты не можешь и дальше тянуть с госпитализацией. — Немного погодя, добавляет Пак, на что Хосок только нервно вздрагивает. Спустя пару секунд, он хватается руками за голову, весь скрючиваясь, и, только приблизившись, Чимин смог расслышать его убитый шепот: — Все из-за меня. Если бы я только раньше приехал… — он умолкает на секунду, и Чимин кладет руку ему на плечо, сдавливая в знак поддержки. — Сорвался в эту Америку. Если бы только можно было все вернуть назад… — Хосок, — тихо, но твердо произносит Чимин, — ты не можешь обернуть время вспять и предотвратить что-либо. Но ты можешь исправить то, что происходит сейчас. У него не все так критично еще, поэтому, пока не поздно, свяжись с той клиникой и спаси его. Ты — его единственная надежда, не зря же он выдумал себе парня, который во всем похож на тебя. Он очень сильно к тебе привязан. — Я понимаю, но… — Хосок поднимает голову, — а вдруг ему от этого станет хуже? — От наблюдения врачей и комплексной терапии? — поднимает бровь Чимин. — Не выдумывай оправдания, Хосок. Ты знаешь, что ему так будет лучше.***
ХХ.ХХ.
Ну, вот поэтому я теперь здесь. Мне разрешили оставить мой дневник и еще парочку вещей. Да и в целом тут довольно неплохо. Я не одинок, принимаю лекарства, хожу на сеансы психотерапии и постепенно прихожу в норму. Брат приходит каждый день и радуется, когда узнает, что мне лучше. Через пару недель меня выпишут, и, надеюсь, я смогу вернуться на работу. Я уже осознаю, что у меня никогда не было никакого парня, а я его просто себе выдумал. Врач говорит, что такое произошло на фоне сильного эмоционального потрясения. И это так. В тот год родители умерли, а Хосок уехал на стажировку в Америку. У него не сразу получилось узнать последние новости и приехать обратно, поэтому некоторое время я был один. Поразительно. Всю жизнь боялся сойти с ума, в итоге все-таки сошел и даже не осознал этого. Кстати, Чимин больше не мозгоправ. Ему пришлось уволиться, и брат мне по секрету рассказал, что это из-за того, что Чимин стал что-то испытывать к своему новому пациенту. Его зовут, кажется, Юнги. Он пытался покончить с собой восемь раз и находился в глубочайшей депрессии. Чимин сперва ему помог, а потом просто молча ушел с работы. Это даже романтичная история. Интересно, будут ли они дальше вместе? О, да. Я благодарен Чимину. Если бы не он, кто знает, сколько времени еще брат бы боялся сдать меня в клинику. Он, вроде, тоже скоро должен зайти ко мне, вот тогда и расспрошу про его пациента, ха-ха. Наверное, мы все же сможем подружиться. Брат не соврал — Чимин все-таки хороший парень.