Кажется, будто весь мир теперь придется сотворять заново.
Харуки Мураками «Охота на овец»
В храмы положено стучать потому, что в них живут боги. Рейко на такие приличия было решительно наплевать, так что они были опущены. Блондинка с битой за спиной со скоростью близкой к световой влетела в заброшенное деревянное здание. Полусгнившим половицам оставалось только недовольно поскрипывать. Кошачие зрачки жадно оглядывали всё вокруг. Много времени это не заняло, ибо из интерьера были пыль да божество на полу. Из них двоих пыль, и та выглядела поживее. Божество даже взглядом не удостоило незваную гостью. Оно повернулось набок и закрыло глаза. Возможно то было требование тишины, но кому есть дело до молчаливых приказов? Рейко точно было всё равно. Её звонкий голос пронзил гнетущую атмосферу храма: — Эй, а ты кто? Просто бездомный или есть история поинтереснее? – ожидаемое молчание было ответом. Диалог их быстро перетёк в монолог, хотя вернее сказать, что он с самого начала им и был. Говорила она долго и ни о чём. Рассказывала про местных ёкаев, о том, как в школе люди её заколебали и о том, как она недавно отобрала имя у одного злого духа. Во время этой однобокой беседы тон её менялся с такой частотой, что казалось ты в театре, а она играет все роли сразу. Рейко не умолкала ни на минуту. Ворвалась в храм она утром, а уже вечерело. Божество хоть и не слушало, но не слышать её голос оказалось невозможным. От него болела голова. Впервые за день оно зыркнуло в сторону говорящей. Внимательные глаза девушки просто не могли этого не заметить. — О, ожил.***
Мысленный эксперимент со шрёдингерским котом говорит, что любое обстоятельство имеет и не имеет место быть одновременно, если за ним никто не наблюдает. Разумеется мы бы не смогли узнать была ли там Рейко, заболтала ли она Ябоку и под каким градусом солнечные лучи падали на Землю, если бы за физической системой храм и два оболтуса не велось наблюдение. Проще: в какой-то момент к храму подошёл Мадара. На улице алел закат и багровое зарево отражалось в красных глазах ёкая. Ветер какими-то неясными порывами то затихал, то вновь набирал свои обороты, кружа в причудливом танце зелёные лепестки. Единственный кавалер в окружении сотен дам – он танцевал с каждой, и каждая оставалась довольна. Дамы оседали на земь, а потом всё начиналось снова. Дамам скоро умирать, так что стоит вдоволь повеселиться. Всем скоро умирать, а значит каждому надо веселиться. Оками думал что Рейко была неквалицифированным шутом дальнего берега, основной задачей которого было доносить эту мысль безрадостным и безразличным ёкаям. Заработной платой вероятно были их имена. Плата была номинальной, ибо, как оказалось, ей не пользовались. Обычно «шутовские сеансы» навязывались «клиентам» грубой силой. Вот на дереве сидит тварь подколодная, вот её уже избили куском дерева, вот была произнесена высокоморальная речь и на дереве осталась безымянная, но счастливая тварь подколодная. Почему-то в этот раз не было грубой силы. Шут притворился торгашом, и с нажимом впихивал товар покупателю. Мадара слушал всё это, сидя на ступенях храма и наблюдая смерть солнца. Временную смерть.***
Возможно, на этом белом свете существуют люди, готовые поглощать бессвязные речи таинственной незнакомки буква за буквой, но Ябоку не из их таких. В конце да концов всякому терпению есть предел. Его иссякло где-то на моменте с говорящими тапками и войнами с кастрюлями. Никто даже не мог ручаться за правдивость этой невероятной истории. Ему пришлось отпустить свое равнодушие к миру, вскочить и с рёвом выскочить из храма, ведя за собой орду пылинок. Рейко закашлялась, сглотнула и с вытаращенными глазами уставилась на удирающего бога. Лисьи огоньки засверкали в светлых глазах. Знаете, любой нормальный человек в курсе, что по лестницам, ступеням и другим подобным конструкциям бегать, особенно убегать, нельзя. По всем законам подлости вы либо поскользнётесь, либо навернётесь, либо встретите директора того заведения, в котором находитесь. Короче говоря, ничем хорошим эта авантюра не увенчается. Наверное в силу того, что бог – не человек, Ябоку об этом не знал. Он убегал и угадайте что: споткнулся! Споткнулся об уже давнего обитателя второй ступени лестницы деревянного храма по имени Мадара. Такие дела. История умалчивает с каким криком упал бог и с каким ворчанием его поднимал обернувшийся человеком оками, но и то и другое определённо происходило. Во всяком случае после сия представления оба решили сесть уже на первую ступень. Теперь реющий закат отсвечивал фиолетовым в голубых глазах. Обладательница неуёмного характера подсела к ним и снова начала лепетать. — Исчадье Ёму, заткнись, будь добра! – яростный возглас Ябоку резко прервал девушку. — А лучше вернись обратно на родину. — Единственный способ заставить меня заткнуться – отдать мне имечко, – на её лице красовалась злобная ухмылочка. Обычно с такой передразнивают, злорадствуют и провоцируют. — Сдалось тебе его имя, – впервые за весь день Мадара обратил внимание на Рейко, — Всё равно не пользуешься Тетрадью. Лучше отдай её мне, посохраннее будет. Мадара знал Рейко с первых дней её буйств в Яцухаре. На первый взгляд слабая, на самом деле она умело управлялась с любым оружием, которое попадало в её руки. Судя по всему она была человеческим ребёнком, которого из за дара отвергло общество. Она видела их – обитателей дальнего берега – слишком хорошо, что бы была хотя бы «в пределах нормы свихнувшейся». Чужая там, потому что видит неположенное, и чужая тут, потому что живая – ей нигде не было места. Она решила завоевать его самостоятельно. Людские законы не позволяли черезмерно буйствовать, а потому воевала она за место в сердцах аякаши. Довоевала до толстенной тетради с именами всех угодных и не угодных.***
Множество земных лет тому назад какой-то человек сказал, что временное – самое постоянное. Божество несчастий решило временно не обращать внимание на назатыкающуюся девицу, но позже оказалось, что оно уже привыкло к этому бренчанию о бренности мира сего. Это стало привычкой: делать вид что слушаешь, попивая чаёк. Культура распивания чая не была распространена на дальнем береге до н-ного века нашей эры, а до божеств так вообще дошла только к шестнадцатому. До появления Рейко Ябоку пробовал чай разве что пару-тройку раз, но так как у людей он отчего-то стал универсальным средством от всех болезней, проблем и недомоганий, она, узнав о его депрессии, или чем он там страдал, решила спаивать его именно этим видом напитка. Чёрт знает, как на самом деле обстоят дела с подобным лечением в нашей реальности, но у них чай сработал. Ябоку определённо шёл на поправку. Во всяком случае он всё чаще прерывал девушку своими комментариями, а за её спиной часто жаловался Мадаре на это «свалившееся на них горе». Когда горе удосужилось свалить домой, двое сидели на полянке храма и попивали чаёк. Божество грузно вздохнуло и пробормотало: — Слушай, ей делать нечего? Она днями тут торчит, – рано или поздно это вопрос назрел бы в голове любого мыслящего существа. В конце концов человеческие дети обычно учатся в школах вместо шастания по лесам. — Нашёл у кого спросить. — И сдалось ей моё имя? Ни разу не видел, что бы она своих слуг звала, – верное наблюдение, имена в Тетради Дружбы пылью покрывались. — Чем бы дитя не тешилось, – Мадара произнёс это в форме, не очень подходящей для ёкаев-людоедов. Отеческой. — Каждое имя сакрально. Видимо ей просто нравится обладать чем-то таким. Верно, что у людей, что у обитателей дальнего берега имена ценой превышают даже жизнь. Они носят в себе всё существо и боль обладателя. Именно поэтому ни один дух не заключит контракта с духовидцем, используя своё реальное имя. Оторви существо от его имени – получится алюминиевый огурчик. Как-то так. А ещё именно поэтому Тетрадь дружбы Нацумэ – сильнейший в своём роде духовный артефакт. Там сотни имён ждут своих хозяев. Для Рейко Нацумэ, которую отвергали везде и всюду, лишь имя было достаточно весомым доказательством признания. Она не умела строить по-настоящему близкие связи, а потому довольствовалась отданным именем, как если бы его хозяин вместе с ним всегда был под боком. Рейко Нацумэ хотела, что бы кто-то был на её стороне. А раз уж добровольно её не принимали, то она силой заставит быть рядом с собой. Не людей, так ёкаев. Хотя бы именем рядом, если не душой.***
Всё всегда начиналось так: тёплые приветствия, совместный завтрак, обед или ужин, обещания быть хорошей семьей. У них все будет не как раньше, они будут рядом всегда, но сколько Рейко себя помнила, никто никогда не верил в её страх. Все считали, что аякаши – лишь плоды её больного воображения. Будто ей доставляло удовольствие постоянно нарываться на гнев взрослых. Будто её веселил собственный плач. — Эй, не лги мне! – опекунша снова сорвалась на крик. — Какого чёрта ты поднимаешь шум посреди ночи? — Но мне страшно, – из карих глаз лились слёзы. Девочка лет десяти прижалась к стенке. С той стороны окна на неё смотрели тысячи кровавых глаз. — Они страшные! – Зачем ей придумывать монстров? Поверьте ей хотя бы раз. Призрачный дух какой-то колдуньи минутами ранее постучался в окно. Рейко, сопящая на своем футоне, раскрыла глаза. Они моментально расширились от ужаса. Раздался истошный крик. Тысячи кровавых глаз одновременно моргнули. На следующее утро она переехала в другой район к другим людям. И разумеется всё должно было бы быть по другому.***
Причины, по которым Рейко усиленно и с остервенением пропускала школу для неё лично были ясны, как день. Календарные дни – штука зыбкая. Считается что день – это период между восходом и закатом, но как быть если небо накрыли тёмные тучи? Допустим все часы на свете встанут, и кто тогда сможет с абсолютной уверенностью сказать: вот и наступило следующее число. Рейко думалось, что летопись, время, места – всё это вторично. Разве важно где «здесь» и когда «сейчас»? Главное что что-то происходит здесь и сейчас. За все годы жизни она так и не научилась отделять общепринятое «плохо» от общепринятого «хорошо». Кто решил что видеть духов – плохо? Какое в принципе определение у «плохо». Пить чай, прыгать на скакалке, считать в уме – все эти занятия вовсе не вписывались в мир, где судят, деля на эти категории. Да и осуждать и задирать разве не «плохо»? Так почему каждый грёбанный день своей унылой жизни ей приходиться наблюдать круговорот плохого в природе? Какого чёрта ад начался не по расписанию? Если даже в своих ключевых понятиях общество не выдерживает никакой критики, так зачем ему сдались календарные дни, учебные заведения и часы? Разберитесь со своими головами, прежде чем думать о цифрах. Они подождут. У ёкаев и со временем, и с моралью всё было предельно ясно. Ни того, ни другого попросту не существовало. Существовало только существование. Оно не нуждалось в летописях, учебных заведениях и часах. Ты либо есть, либо тебя нет. Именно за это между дальним и ближим берегом Рейко Нацумэ выберет тот... что примет её. Ей было всё равно течет по венам кровь или чай, тикают тут часы или нет. Лишь бы не быть чужой. Лишь бы не быть чуждой. Мадара и этот умирающий бог. На какое-то число какого-то летнего месяца Рейко выбирает ту сторону света, где эти двое грузно вздыхают от её проделок.***
Рейко всё лето провела в окружении этой своеобразной компании. Лестница храма стала её хотелось бы сказать вторым, но вернее будет обретённым домом. Спокойствие и безмятежность. Закаты, деревья в цвету и щебет птиц по утрам и не только. Рокотание цикад ночью и бесконечные чаи и чаёчки. Дом. Счастье, иначе говоря. — Вот бы всё вот это продолжалось целую вечность, – говорит она. — И змея съела свой хвост? – отвечает бог. — Да. Но судьба безжалостна к людским желаниям. Она посылает их к чёрту.