Приговор Персефоны

Бог либо хочет устранить зло, но не может; либо он может и не хочет; либо он не хочет и не может, либо он одновременно хочет и может. Если он хочет и не может, то он немощен, что не соответствует характеру Бога; если он может и не хочет, то он завистлив, что тоже противоречит Богу; если он не хочет и не может, то он одновременно и завистлив, и немощен, и потому он вообще не Бог; если он одновременно хочет и может, а лишь это подходит Богу, то из какого же источника тогда происходят пороки? Или почему Бог их не убирает? - Эпикурейский Парадокс - * Почему бы тебе не сделать это, Персефона? Почему бы тебе не убрать все зло? Ты Богиня, самая милосердная и земная во всем своем роде. Ты и хочешь и способна уничтожить зло. Так почему ты не делаешь всех смертных счастливыми? Горько усмехнувшись, Богиня Плодородия часто задавала себе этот вопрос. Потому что она действительно хотела этого: хотела заставить засуху исчезнуть, а весь мир мгновенно расцвести; хотела очистить реки и океаны одним щелчком пальцев; хотела спасти всех животных и всех умирающих детей, но... всегда было одно "но", с какой бы точки зрения она ни смотрела. Но если ты лишишь египетских богов пустыни, они придут в ярость. Если очистишь воду, смертные никогда не научатся не загрязнять ее. Если заберешь души из Подземного Мира, в который они уходят после смерти тел, тебе придется иметь дело с Неумолимым. Персефона еще была резвым ребенком, прыгающим по лугам и полям, а предупреждения сыпались на неё уже со всех сторон. Ей говорили примерно так: «Да, ты действительно всемогущая, но почти ничего не зависит от твоих решений». Во Вселенной, столь переполненной Божествами, существовали древние и более могущественные Боги, которым нужно было подчиняться. Существовали соглашения о невмешательстве между различными пантеонами, а также так называемое Великое Благо, в которое верила мать Персефоны – леди Деметра, всегда учившая человечество с помощью кнута и пряника. Так что Персефона почти ничего не могла сделать. Ее место в мире, как земном, так и божественном, определилось слишком поздно: в конце 90-х годов 20-го века. Двадцатитрехлетняя Богиня в глазах самых старых Богов была едва ли эмбрионом. Просто идея, и не в том позитивном смысле, который имел в виду Платон: Персефона была разреженной концепцией, едва осязаемой, которую не допускали на симпозиумы, которая не имела ни малейшего права обсуждать свои или чужие тайны. В общем, для нее было лучше просто продолжать прыгать по лугам и полям. И что? Персефона страдала от всего этого? Да. Нет. Может быть, немного. Вообще-то она старалась не принимать это слишком близко к сердцу. Она просто ждала своего часа. И была уверена, что он наступит. Она старалась быть терпеливой, просто расти еще пару тысяч лет. Возможно, потом древние Боги посмотрят на неё серьезно. Она радовалась мелким приятностям своей мелкой жизни, больше похожей на жизнь смертного, чем на жизнь Богини. Любила загорать на солнце, на террасе своего дома, в деревне возле Рима. Любила переключать будильник на своем мобильнике раз по десять, чтобы поспать еще немного утром. Любила одежду стиля бохо, вегетарианские лепешки, народную музыку, книги, плавание. Но больше всего Персефона любила учиться в университетах для людей, задавать вопросы и, в конечном счете, вести себя как смертная. Таким образом, все ее могущество, которое восхвалял Эпикур, ограничивалось несколькими комнатными растениями в горшках и садом, которому особенно завидовали соседи. Персефона. Богиня Зеленого Пальца. Только иногда она позволяла себе нежиться в мыслях о собственной бесполезности, как в то утро в конце сентября, когда лежала на кровати с широко открытыми глазами, глядя в потолок и считая трещины. Персефона печально вздохнула. Она подумала, что надо бы встать и что-нибудь надеть, но потом взглянула на кучу грязной одежды на стуле у стола и снова вздохнула. Она поспорила бы на свою голову с лавровым венком, что если бы Гера, Богиня Богинь их Пантеона, увидела этот беспорядок, то даже лишила бы Персефону бессмертия. В этот самый момент мать Персефоны прошла по коридору. Она что-то искала, бормотала невнятный вопрос о туфлях. Затем она вернулась, прошла мимо открытой двери и сунула голову в комнату дочери: - Кора! Ты брала мои желтые лодочки? Те, что с колосьями пшеницы? Персефона с улыбкой пожала плечами. - Конечно, нет. У тебя же сорок седьмой размер ноги, мам. Деметра, высокая Богиня Урожая, закатила глаза. Она никогда не одобряла этот сарказм. По ее словам, это не подходило Богине Плодородия. - Кора, не шути. Я не в том настроении - Тебе надо просить Гермеса. Он ведь еще и Бог тех, кто ищет потерянные вещи. - Или украденные вещи, - намекнула Деметра, сузив свои золотистые глаза. Персефона поднялась с кровати и весело рассмеялась. Она наклонилась и вытащила из-под стола желтые туфли матери. Деметра с преувеличенным облегчением вздохнула и бросилась в комнату, чтобы надеть их на ноги. Она продолжала качать головой, и ее золотые серьги с пшеничными зернами качались, усиливая ее неодобрение. - Тебе наплевать на советы матери, да? – забурчала Деметра, застёгивая ремешки туфель. Потом она выпрямилась, поправила свою прическу, пригладила костюм. - Конечно, нет! Но иногда тебе надо расслабляться. Ты всегда чего-то боишься! - Я не боюсь, я просто осторожная Деметра вытащила из кармана несколько карточек. Она подготовила хорошую речь. Она все делала серьезно, потому что воспринимала свою роль так же серьезно, как и все главные Боги Пантеона. Деметра проверила, что карты находились в правильном порядке. Положила их обратно в карман и удовлетворенно вздохнула. Взмахнув руками, указала на себя: - Ну? Как я выгляжу? - Хорошо... ты... - Хорошо? Лучше, чем Афродита? - Ты выше! Деметра улыбнулась и похлопала дочь по плечу, забавляясь, в конце концов. - Может быть, это из-за того, что ты коротышка. - Это незаконно: надевать каблуки при твоем росте, - сказала Персефона. - Какой у тебя рост? Сто девяносто? Два метра? - Два и пять сантиметров, с этими каблуками. Она хвасталась, потому что была Богиней, а гордость Богов – безгранична, какими бы скромными ни были их функции. Деметра перестала играть и снова вздохнула, стала серьезной. Слегка сжала свои полные губы и попыталась возобновить речь, которую Персефона предпочла бы оставить в прошлом. - Ты уверена, что не хочешь пойти со мной? Я могу дать тебе там слово. В сельскохозяйственном университете студентам это будет интересно. - Мама, мы уже об этом говорили. Я не хочу выходить на сцену, потому что именно ты даешь мне такую возможность. Я подрасту и сама этого добьюсь. - По крайней мере, просто приди на лекцию. Я... Но Персефона с сочувственной улыбкой покачала головой. Она подошла чуть ближе, и ей пришлось поднять голову, чтобы увидеть лицо матери. - Ты будешь само совершенство. Ты чудесно выглядишь, подготовила чудесную речь, но ты знаешь, что вопрос экологии удобрения виноградников – не мой конёк. На этот раз на молодом и в то же время древнем лице Деметры появилось суровое выражение. Она слегка приподняла уголки рта, глядя на свою дочь сверху вниз. - Но так оно и есть. Ты для этого предназначена. - Да разве? Я обречена заниматься посевами и фермами? Для этого уже есть ты. И ты никогда не умрешь, так какова же моя цель? - Ты для этого предназначена, - повторила Деметра, как будто это был ответ на любой универсальный вопрос, - даже Боги не выбирают свою роль, поэтому все, что тебе нужно сделать, это принять ее. И не желай мне смерти, спасибо. Финальная фраза была шуткой, потому что Боги были такими: они очень легко относились к смерти. И шутили по этому поводу, может быть, даже слишком много. И все же, по прошествии тысяч лет, они не понимали, почему смертные так чувствительны к этому предмету. Персефона молчала, ей не хотелось спорить, потому что в глубине души она знала, что Деметра опечалена. Мать восприняла интерес дочери к другим предметам, как небольшое предательство. Деметра никогда не мешала Персефоне читать романы смертных о смертных и не мешала поступать на юридический факультет, но всегда старалась вернуть Персефону к её предназначению. И вообще, как Персефона могла винить её? Это должно было быть серьезным испытанием: родить новую, мелкую Богиню, которая, кроме того, почти ничего не сохранила в своем облике от древнего наследия Урана. Деметра снова покачала головой, но не стала настаивать. Она горько улыбнулась и положила свои большие руки на хрупкие плечи дочери . - По крайней мере, сходи на какую-нибудь другую Божественную лекцию, хорошо? Это последний день мероприятия, я хочу, чтобы ты увидела других Богов. Может быть, они так немного узнают тебя. Я слышала, что какие-то Боги будут читать лекцию на юридическом. Ты могла бы пойти и послушать. Деметра почти не интересовалась составом лекторов, честно говоря, потому что если бы она знала, кто будет выступать, то уж точно не стала бы толкать Персефону к участию. Молодая богиня усмехнулась про себя, зная, что Деметра не одобрит то, что она сейчас услышит. - Конечно, я пойду! Там будут Дайк и Астрея. Их тема – социальная справедливость. А еще там будет очень интересный семинар от Богов Подземного Мира. О том, как там судят души умерших. Она сопроводила последнюю фразу широкой и преувеличенной улыбкой, надеясь, что это поможет ей смягчить неодобрение Богини Урожая. Но это было не так: Деметра грозно нахмурилась. - Подземка. Отлично. Вот так гулянка. - А что, когда ты говоришь рассказываешь об удобрениях – это не гулянка? Но Деметра, казалось, даже не услышала этого последнего удара и продолжила: - А кто будет там в качестве гостя? Персефона пожала плечами, изображая полное неведение. Отошла от матери, повернулась к ней спиной с безразличным видом. - Ну, как обычно: Хель, Цернунн, Анубис... - Анубис хорошо бы смотрелся на уроках таксидермии. А потом? Будет ли он там? Персефона поджала губы и открыла глаза с притворно невинным видом. Она приняла самое неопределенное и невежественное выражение лица, которое ей удалось. - Кто он? - Сама знаешь… - Мам, ты можешь называть его по имени, он же не Волдеморт. Но Деметра не хотела, чтобы ее дразнили, и не сдавалась, не произносила это имя. Рассердившись, Персефона, наконец, выпалила: - Ах, ты про Аида? Я не знаю, - саркастически ответила девушка, - я не читала имена на листовке. Может быть, он даже не придет. Он не часто приходит к людям. Деметра подняла глаза к небу, не имея ни малейшего намерения скрыть раздражение, которое она испытывала по отношению к своему темному брату. По правде говоря, она так относилась ко всем остальным братьям. Персефона, не знавшая Аида, но ненавидевшая предубеждения, не скрывала легкого раздражения. - Какая разница, кто будет гостем? Я просто должна выслушать лекцию! Я не собираюсь за него замуж! -Не шути так! - выкрикнула Деметра, но тут же немного расслабилась. - И вообще, он тебе не понравится. Он такой скучный. - Быть скучным - это ведь не преступление, правда? - Просто побудь с ним минут десять, а потом расскажешь мне. Деметра покачала головой и вышла из комнаты. Персефона успела задать вопрос: - Мама, почему ты так ненавидишь своих братьев? Деметра остановилась на полпути, задумчивая и недовольная. - Дело не в том, что я их ненавижу, а в том... они - мужчины, короли. Сила и тестостерон не очень хорошо сочетаются. - Ладно, я могу понять, когда ты так говоришь о Зевсе и Посейдоне. Они всегда в скандалах. Но Аид? Он не таков, и он никогда особо не появляется на поверхности. Деметра пожала плечами. - Он самый надежный из всех троих, но у него есть свои недостатки. И, между нами говоря, если ты хочешь посмотреть на Олимп, то не на него надо делать ставку. Скорее подружись с Дайком. Деметра больше ничего не добавила. Решительно вышла из комнаты, и Персефона услышала, как она тихо бормочет под нос свою речь. Персефона оставила свой крестовый поход в пользу непонятых Богов и решила принарядиться. Было все еще очень жарко, поэтому она выбрала короткое белое платье с синими украшениями и множеством кисточек по краю юбки. Заплела длинные вьющиеся волосы орехового цвета в косу. В тот день спонтанные цветы, растущие в волосах девушки, были маленькими и красивыми бутонами персика: она не беспокоила их, надеясь, что они вылупятся, как только прибудут на солнце. В последний раз посмотрела на себя в зеркало и увидела, что с каждым днем она кажется все более смертной: с ее маленьким ростом в метр шестьдесят пять, с ее загаром и круглыми и пухлыми бедрами. И снова Персефоне пришло в голову, что это единственная польза от ее всемогущества: делать красивые цветочные прически, выращивать мини-кактусы на столе и, наконец, слушать, как мать подсказывает ей, как подняться к успеху через правильную дружбу. Что ж, теперь это была ее жизнь, не так ли? Это была ее судьба, уже написанная, как утверждала Деметра. И все метафизические цели Персефоны справедливости, вечного процветания, милосердия к человечеству были не более чем мечтами наивной маленькой девочки. * …Итак, ты получил свой ответ, Эпикур?...