Приговор Персефоны

Когда они явились в тронный зал, он был почти пуст. Это, однако, волновало не меньше: те немногие, кто прибыл, выглядели весьма напуганными. Более того, собравшиеся не были обычными участниками Суда: не души, не стажеры, не судьи. По большей части в зал сбежались обитатели двора: нимфы-служанки, телохранители в темных костюмах. И наконец, Аид и Персефона, в современной одежде. Как только они оказались внутри, Персефона, не зная, что делать, заняла свое обычное место у стены и позволила Аиду идти вперед одному. Она увидела, как Владыка Подземного Мира, стоический и решительный, быстро прошагал мимо темноволосой нимфы, а та подала ему двузубец, руками, облаченными в перчатки. Растрепанный Аид схватил символ своей власти, даже не замедляясь, затем быстро поднялся по ступеням к трону и сел на гранит. В тот день Бог Мертвых казался другим. Возможно, дело было в необычной ситуации. Возможно, в том, что он сидел на троне не в старинной одежде, а в белой рубашке, брюках с подтяжками и в ботинках челси. Еще Аид, казалось, пребывал в плохом настроении. Как будто то, что он не успел надеть хитон и гиматий, было серьезным недостатком уважения со стороны таинственного незваного гостя. В самом деле, разве люди не научены, что невежливо вторгаться на чужую территорию рано утром? Аиду потребовалась всего секунда, чтобы выпрямиться на троне и поправить галстук, который он небрежно надел по дороге. Затем он вздохнул и, не говоря ни слова, повернулся к одному из своих охранников, требуя объяснений одним взглядом. - Незваный гость, ваше величество. Живой человек. - Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, - буркнул Владыка. Страж, человекоподобное существо с сероватой кожей и безволосой головой, поспешил добавить подробности: - Мы нашли его на внешнем берегу Стикса, на восьмой палубе, мой король. Он пытался взломать блок управления, чтобы открыть ворота и пройти сюда вместе с душами. Больше мы ничего не знаем. Аид глубоко застонал, плотно сжав губы, и Персефона почти слышала его мысли, когда он проклинал современную технику и сожалел, что отказался от парома Харона. Однако он ничего не сказал: снова принял свою неумолимую позу и сделал ленивый жест рукой, приказывая ввести преступника. Персефона не знала, чего ожидать. Она думала про нинзя в темном комбинезоне. А вместо этого в зал вошел молодой человек лет двадцати пяти, одетый самым обычным образом: в футболку с короткими рукавами и потрепанные джинсы. Нечесаная борода обрамляла впалые щеки мужчины, темные волосы были собраны на темени в пучок. Он выглядел так нормально! Обычный неприметный парень. Такого можно встретить в баре, университете, метро, магазине. Он совсем не походил на грабителя, он был похож на тысячи других молодых мужчин. На его запястьях поблескивали наручники, и он выглядел крошечным, когда его заставили встать на колени. Парень стоял неподвижно и ничего не говорил, даже не осмеливался поднять голову. Он был так неуместен с его загорелой кожей, все еще живой. Цвет его лица и тела был слишком насыщенным и почти делал больно глазам Персефоны, как будто она давно отвыкла от живого мира и его обитателей. Всё оставалось неподвижным, словно навечно погруженным в лёд, вечным моментом истории. Аид уставился на молодого человека таким ледяным взглядом, что в зале потемнело. С другой стороны, необычный подсудимый ничего не сделал, возможно, понимая, что тут его еще не могут судить. В конце концов Бог Мертвых заговорил. Он сделал это с насмешкой, саркастическим тоном, гораздо менее серьезным, чем можно было ожидать: - Смертный, какая честь. Прости, но моё гостеприимство лишено энтузиазма. Молодой человек сглотнул и ничего не сказал. Он закрыл глаза, не поднимая головы. Поскольку он молчал, Аид продолжил с сарказмом, настолько острым, что прорезал саму атмосферу: - Не обманывай себя, ты не первый, кто пытается это сделать. Мне приходится иметь дело с людьми, которые преждевременно являются в мое царство, по крайней мере раз в тысячелетие. На этот раз всё произошло в первые годы новой эры, и это хорошо. Сейчас я уберу тебя, и, надеюсь, буду спокоен до 3000 года. Парень опять нервно сглотнул и, не открывая глаз, наконец, набрался смелости произнести хоть слово. На самом деле это был не более чем шепот: - Господин... Владыка... другого выхода у меня не было... Но Аид, как обычно, не выказывал ни малейшего сожаления, и уж тем более по отношению к тому, кто осмелился проявить к нему неуважение. Он безжалостно надавил на парня: - А что ты хотел? Искупаться в Стиксе и стать неуязвимым? Убить мою собаку? Ваши предшественники уже пробовали совершить эти подвиги, и, поверь мне, всё плохо закончилось. Персефона не могла не заметить, что Аид настроен более враждебно, чем обычно. Ну, это было нормально: так или иначе, в глубине души, даже если он никогда не показывал этого, он должен был злиться или, по крайней мере, раздражаться. Но у него был пассивный способ продемонстрировать гнев, интровертно. Он никогда не позволял себе словесной вульгарности или физической агрессии, даже слегка: его максимум был только острый сарказм. Персефона очень восхищалась его способностью управлять эмоциями и освобождать их только по своей воле. Человек, все более и более раскаиваясь, продолжал: - Нет, нет, ваше величество, я не хотел ничего плохого. Я просто хотел... видеть вас. В этот момент, на мгновение, в глазах Бога Мертвых ясно отразилось изумление. Аид не привык иметь поклонников, тем более что ни один смертный не пытался встретиться с ним заранее. Он нахмурился, наморщил свой крупный нос, прищурил глаза. И снова нашел убежище в сарказме: - Если тебе так не терпелось увидеть меня, то были и весьма простые способы. Выстрелил бы себе в голову. Говорят, это быстро и безболезненно. В этот момент, неожиданно, человек осмелился: поднял голову и веки. Он бросил вызов взгляду Неумолимого. И он все еще был жив. Он страдал, дрожал, но не пугался, как все остальные живые существа. Возможно, потому, что он уже был в отчаянии, и у него больше не было причин бояться смерти. Должно быть, это удивило Аида. Потому что он сам, хотя никогда в этом не признавался, был очарован. Персефона заметила в его смутно нахмуренном лице любопытство к этому конкретному смертному, которому за миллиарды лет удалось преодолеть ужас. Должно быть, он убедил себя, что этот молодой человек был каким-то особенным. Ну, конечно, он был особенным, ведь ему удалось дыханием жизни проникнуть в Эреб. - О, Владыка, - продолжал человек, испуганный, но убежденный, - я знаю, что осмелился на многое, но это был единственный выход. Я не могу... Я не могу жить без нее. - Без неё? - Эвридика. Она... она была моей девушкой. Аид на мгновение растерялся, как будто ему нужно было быстро подумать. Он, должно быть, видел так много душ и слышал так много имен в своей жизни, что теперь он считал всех смертных неразличимыми клонами. Но это длилось лишь мгновение, потому что он тут же серьезно кивнул. - Эвридика - душа, которая недавно к нам явилась. - Я не могу жить без нее, - повторил молодой человек в отчаянии, дрожа и проливая слезы, такие обычные в этом месте боли, но никогда не такие теплые... она должна была прийти ко мне домой, а вместо этого... её сбила машина на улице, и... и от неё ничего не осталось... потому что этот человек - Пиритус... он гнался за ней, она просто пыталась спастись, и... она не должна была умирать. Но Аид не любил нытья и драмы: их было трудно истолковать и они его раздражали. Поэтому он не удостоил парня даже минимальной милости: он поднял ладонь, давая знак молчать, не произносить хаотичных слов. - Я не выбираю, кто должен умереть, когда и как. Колесо вращается для всех, смертный. Смирись с этим или убей себя. Я не могу дать никакого другого совета. Но молодой человек, смелый и отчаянный, настаивал: - Меня не волнует моя жизнь! Бери ее, если тебе что-то нужно взамен! Я просто хочу, чтоб она жила! Аид отвел от него взгляд, уже без всякого интереса. Он начал поглядывать в другую сторону комнаты, и Персефона поняла, что это плохой знак: он, не моргнув глазом, покинул бы слушание. - Я не торгуюсь душами, смертный. Всё не так уж и важно. Через несколько лет ты всё равно придешь ко мне. - Я знаю... Я знаю, что мне нечего предложить, но… Но Аид оставался совершенно равнодушен. Он поднялся с трона, сухой и холодный. Он высказал свою последнюю фразу на эту тему: - Даже победа над смертью – это предприятие, которое люди уже пробовали. Ты опоздал. Последним был Сизиф, и теперь он в Тартаре, толкает вечно камень. Будь благодарен, что я тебе такую участь не приготовил и возвращайся на поверхность. Мы разберемся с твоей душой, когда ты умрешь и спустишься сюда во второй раз… Бог Мертвых отвернулся. Он уже собирался уходить, а сотрудники службы безопасности уже спешили увести нарушителя. И тут Персефоне пришлось прикусить губу, пытаясь сдержаться. Инстинкт говорить был так же силен, как и молчать. Она переживала внутреннюю борьбу: она говорила себе, что нет, нельзя вмешиваться в такое дело, она не имеет права, потому что это чрезвычайная ситуация. Но, с другой стороны, Персефона не могла не чувствовать, что с этим делом что-то не так. В нём было слишком много споров и слишком много проблем. Должно быть, Аид чего-то не понял, в том числе и она сама. И потом, как себя вести? Должна ли она заткнуться, как ей хотелось сделать из страха перед неумолимым, или должна говорить и стать занозой в заднице Бога Мертвых? И тут она решила, что на самом деле лучше быть занозой в заднице – такова уж была её природа. - О... мой король... То, что вырвалось наружу, было всего лишь шепотом, но этого оказалось достаточно, чтобы Аид внезапно остановился, все еще находясь в двух шагах от трона. - Божественная, - прошипел он, на этот раз нисколько не удивившись. - Ты была слишком молчалива. Персефона широко улыбнулась, пытаясь скрыть смущение. Она виновато пожала плечами: - Мой Король, ты сказал, что тебе нужна другая точка зрения. - Увы, я так сказал. - Ну, вот это одна из тех ситуаций, в которых я твердо верю, что тебе нужна другая точка зрения. Что бы люди не сделали ради любви? Смертный только что показал, что способен спуститься в Подземный Мир ради своей Эвридики. Может быть, Аид и не проявлял своих чувств так широко, но в тот раз он сделал нечто столь же ценное и столь же трудное для такого Кронида, как он: он отступил назад, снова сел на трон. Неумолимый молча согласился дать второй шанс человеку, который испытывал его терпение. - Божественная Персефона, я принимаю твой совет, но приди сюда, чтобы выразить его. Этого, однако, никто не ожидал. Богиня Весны сглотнула, смущенная и теперь даже взволнованная: она не хотела подниматься к трону. Это было не ее место, она не чувствовала, что заслужила это. - Э-э, не думаю... - Я не буду тем, кто украдет твое шоу, говоря об эмпатии. Это твоя сфера, твои слова, твоя сила. Персефона окаменела. Она огляделась и заметила, что все, даже молодой человек, не сводят с нее глаз. Она чувствовала, что на нее давят до мозга костей, но набралась храбрости. Осторожно поднялась по ступеням. С каждым шагом поднималась все выше и чувствовала себя все более неуместной. Когда она прибыла к Аиду, ей самой было трудно поднять глаза. И все же, когда ей это удалось, она не увидела на лице Владыки Мира Мертвых ни насмешки, ни сарказма, хотя ожидала и того и другого. Она увидела Аида серьезным и каким-то ободряющим, и она знала, что он пригласил к трону нарочно. Он хотел, чтобы она привыкла к нему, чтобы могла преодолеть свой страх даже на слушаниях. Только вчера вечером он сказал, что мысль о том, чтобы напугать ее, делает его несчастным, и, похоже, как весьма решительный Бог, он решил решить эту проблему сейчас же. Потому что Аид был терпелив, да, он был готов дать ей время, но, конечно, он не был апатичным Богом, который позволял вещам течь вокруг него, не управляя ими. Молодая богиня продолжала стоять, сложив руки у трона, а Бог Мертвых продолжал смотреть на нее, не шевелясь: - Пожалуйста, Божественная, продолжай. Что ты говорила? Персефона попыталась сосредоточиться и выпрямиться, чтобы произвести хорошее впечатление на окружающих. Она знала, что не может полагаться на чувства Неумолимого. - Мой король, на самом деле, у меня нет достаточного опыта, чтобы решать подобные дела. Но я чувствую, что это проблема Эвридики, Алексиса и всех остальных, кто в ней участвует... слишком сильно это всё стучится в нашу дверь, если ты понимаешь, что я имею в виду. И раз уж ты заговорил о колесе... возможно, было бы разумно рассмотреть этот случай более подробно. Мы не хотим оскорблять Судьбу. - Мы не смогли бы, даже если бы захотели, Божественная. Сухая реакция, всегда серьезная, но сопровождаемая искренней улыбкой. Как будто, в конце концов, эти посредничества действительно стимулировали его, и Аид почему-то гордился ею. Неумолимый вздохнул. Он вздернул подбородок, спокойный и почти скучающий. Оглянулся на молодого человека и, когда тот снова открыл рот, впервые с тех пор, как Персефона познакомилась с ним, подумал, что он вообще не знает, что делать. Бог Мертвых не привык задавать вопросов больше, чем считал нужным. - Ну, смертный, ты слышал свою защиту. Скажи мне... то, что ты хочешь мне сказать. - Благодарю вас, ваше величество. Спасибо тебе, божественная. Меня зовут Орфей. Я имею в виду, это мой сценический псевдоним. Я компьютерщик и композитор. И вообще, я не знаю... поскольку вам наплевать на мою душу… может, я могу хоть что-то сделать для вас, чтобы вы позволили Эвридике вернуться в мир живых вместе со мной. Молчание Аида было настолько ледяным, что стало ясно, насколько он считает его слова пустыми. Он бросил красноречивый взгляд на Персефону, ничего не сказав, но теперь Богиня Весны знала его достаточно, чтобы почувствовать, как человек ему противен. - Ну, Аид, этот парень почти взломал твою систему безопасности, а она, я полагаю, безупречна. Ты не станешь отрицать, что это умный парень, - пыталась вмешаться Персефона. - Он кажется безответственным. - И умелым, иначе он не добрался бы даже до первой границы твоего царства. Мы могли бы, проверить его и посмотреть, что он может предложить. Он может быть полезен… Но Бог Мертвых никак не мог считать неумершего полезным, и это было очевидно по всем его бесконечно малым телесным реакциям. Всё в Аиде, хоть и незаметно, было раздражено. - Что он может сделать полезного для моего двора, Божественная? Персефона не сдалась и повернулась к молодому человеку - Орфей, сыграй нам что-нибудь. Покажи Владыке Эреба, на что ты способен. - Я... я не могу играть. - Ты сказал, что ты композитор. - Да, я играю на компьютере. Создаю электро-музыку, но..... Клянусь, это звучит как настоящий оркестр! Персефона чувствовала, что все надежды исчезают. Аид явно не был большим поклонником человеческой музыки, а уж электро-музыки – точно. - Хорошо... включи – мы послушаем, - приказала она Орфею, обескураженная, уже уверенная, что проиграла партию, сет, матч и всё такое. Но нет. Орфей каким-то образом нашел способ удивить всех. Он вытащил из кармана обычный мобильный телефон и воспроизвел необычную дорожку. Это была инструментальная музыка. В современном контексте, возможно, она подошла бы к какому-нибудь фильму. Персефона ожидала услышать что-то вроде диско или диджейский сет, но нет, это было что-то акустическое, с серьезными и ритмичными настроениями, которые хорошо сочетались с утонченной мощью дворца и с самим Неумолимым. Короче говоря, это было нечто, способное проникнуть в древнюю душу Аида. Что-то, что могло бы даже порадовать его. На самом деле ему понравилось. Удивление на лице Бога Мертвых было очевидно. Его тоже поразило необычное в обычном: он снова нахмурился и изменил выражение лица. Владыка Подземного Мира больше не испытывал отвращения. Когда трек закончился, тишина воцарилась в зале суда и, возможно, во всем Подземном Мире, от Элизиума до Тартара. Никто не шевелился, даже Персефона, боясь, что ее речь разрушит магию, разрушит все, чего только что достиг Орфей. В конце концов, он сам заговорил: - Вот такое... вам нравится? Персефона утвердительно кивнула. Аид, как обычно, потратил больше времени, чтобы выразить себя, и не дал прямого ответа. - Я Бог, который всегда говорит правду, смертный. Я бы солгал, если бы сказал, что твоя музыка объективно не очень красива. В самом деле, Аполлон и музы явились бы сюда с негодованием, и последнее, что я хочу, - это поощрять другие визиты. Затем он помолчал. Теперь Аид смотрел на Орфея, явно обдумывая какой-то план. Отношение, которое Персефоне совсем не понравилось, но которое, к ее большому удивлению, привело к очень положительному вердикту. Даже слишком положительному. - Я собираюсь предложить тебе сделку, смертный. Поскольку ты доказал свою добродетель, храбрость и доброту, ты можешь вернуться на поверхность и Эвридика пойдет с тобой. Изумление, конечно, было единодушным: нимфы широко раскрыли глаза и начали перешептываться в большие заостренные уши; охранники растерянно озирались по сторонам; и наконец Персефона бросила недоверчивый взгляд на Бога Мертвых, который стоял рядом с ней, изо всех сил сжимая челюсти. - О, мой король! Благодарю вас! Спасибо, спасибо! Но Аид поднял руку, требуя тишины. - Я еще не закончил, - сурово продолжил. - Эвридика может пойти с тобой, но при одном условии: ты не должен оборачиваться, чтобы проверить ее, до самой поверхности. Она последует за тобой, но тебе придется поверить мне на слово. Если ты повернешься, если хоть на секунду усомнишься в моем обещании, то не заслужишь моего Милосердия, а Эвридика навсегда вернется в Подземный Мир. - Нет! Я никогда не буду сомневаться, правда! Благодарю вас, мой король! - Сомневаться - это человеческая природа. Но я желаю тебе успеха…