Приговор Персефоны

Аид сдержал свое слово, и все были поражены и обрадованы столь необычным для Владыки решением. Даже Персефона изумилась. Она не знала, что и сказать, потому что ей казалось, что она спит и видит абсурдный сон: Орфей уходил из Подземного Мира, а тень Эвридики грациозно скользила за ним. Но это был не сон, это была реальность, а реальность ужасна, гораздо более неумолима, чем сам Неумолимый. Ибо, не прошло и получаса, как Эвридика вернулась. Плача, она рассказала, что Орфей обернулся. Но она всё равно была благодарна ему за любовь. Бедняжка вернулась в Дит и поклялась молча ждать любимого, пока он тоже не умрет. Сперва Персефона сильно разочаровалась. Она заподозрила, что Аид всё сделал нарочно, чтобы похвалиться своей предусмотрительностью. Но нет, она не видела удовлетворения в глазах Владыки, когда попросила объяснений. Она не увидела ни веселья, ни гордости, ни самомнения. То, что она увидела, было уроком. Урок о Судьбе, о ее колесе, которое вращается неудержимо. Судьбу нельзя убедить изменить курс. Ахилл понял это, когда погрузился в Стикс целиком, кроме пятки, а потом погиб, смертельно раненый стрелой именно в это единственное уязвимое место. Геракл понял это, просветленный божественной силой, и в конечном итоге уничтожил свою собственную семью с помощью этого дара. И вот настала очередь Эвридики: она была счастлива вернуться в мир живых, но при одном маленьком условии, и Орфей нарушил его. Может быть, случайно, может быть, потому, что он действительно не доверял Богу Мертвых. Но какова бы ни была причина, мораль была одна и та же: если Судьба определила, что нить жизни обрывается в некий определенный момент времени, то ничего нельзя сделать, чтобы изменить ее решение. Колесо решило, что Эвридика должна умереть, и она останется мертвой. Аид поставил явно глупое условие, простое осознание, чтобы показать, что на самом деле от его милости ничего не зависит. Он мог бы даже не ставить условий Орфею, но судьба в любом случае вернула бы Эвридику в Мир Мертвых, так или иначе. И вот именно в этот момент Персефона ощутила свою бесполезность, еще до того, как узнала Аида, и это чувство достигло дна. Богиня Весны стала еще больше осознавать, насколько на самом деле ее выбор ограничен. На самом деле, это была иллюзия: не только ее собственная, но и всех могущественных Кронидов. Тогда она поняла, что ее желание изменить что-то в Подземном Мире, или в мире смертных, было не более чем недостижимым идеалом. Но осталось одно, чего она еще не знала: не только Подземный Мир должен был измениться. Сама Персефона должна была измениться, и Аид вместе с ней. И Колесо уже запустило свой план... * Время в Эребе являлось понятием разреженным. Возможно, это также было связано со всеми бесчисленными нововведениями, которые накладывались друг на друга, но Персефона чувствовала, что всё течёт медленнее, как будто всё погрузили в кисель. Прежде всего, это чувство стало еще более острым после событий с Орфеем и Эвридикой и осознания того, что они принесли с собой Судьбу. По этой причине первый месяц стажировки казался ей бесконечным. Начиная со второй недели, Клото, наставник стажеров, привела их обратно туда, где они впервые познакомились с Теллумом. Персефона получила свой рабочий письменный стол и оказалась возле Орфани. С этого момента дни разделились на два периода: утром стажеры участвовали в слушаниях, а после обеда - начинали разбирать простейшие дела и выносить по ним свои собственные приговоры. И самые первые дела стали шоком. Подсудимые вошли, сели перед столом и тут же «выплюнули» всё-всё про свои грехи. Все первые слушания Персефоны были очевидны: преувеличение вины или преувеличение невиновности. Так что ей казалось легким выбирать между Тартаром, Элизиумом и Дитом. В помощь каждому стажеру еще выдали справочник. Вроде как всё было не сложно. В начале. Но потом всё оказалось по-другому. Персефоне было нелегко выслушивать души и не видеть в каждой из них как достоинства, так и недостатки, какими бы крайними они ни были. Не так-то просто было игнорировать сомнения в присутствии самых смиренных душ или заставить замолчать гнев в присутствии самых плохих. Было нелегко, даже один раз, ввести приговор в систему Теллум, нажать на кнопку «Отправить» и знать, что каждый приговор - окончателен. Но прежде всего, теперь, когда Орфей снова пробудил в ней интерес, было нелегко забыть о деле Эвридики, Алексиса и его отца. Это удивляло: Персефона думала о них очень часто: в свободное время, в постели перед сном, а иногда даже во время работы, когда перед ней сидела другая душа, и нужно было выносить ей приговор. У Богини Весны возникло много вопросов по делу Эврдики, но все они сводились к простой гипотезе: если бы бедную девушку не преследовал злоумышленник, разве все трое умерли бы? Если. Какое опасное слово. Коротенькое, но оно могло изменить точку зрения на судьбу, жизнь, вселенную и все остальное. Слово, которое Персефона часто «обнимала», любя и ненавидя его в равной степени, и которое Аид, напротив, никогда не рассматривал. Юная Богиня еще не рассказала ему о своих догадках, но уже слышала его уверенный ответ: если бы Эвридику не преследовали, ничего бы не изменилось. Это было так, и мы должны принять это. Аид был таким. Он предпочитал не думать о прошлом, потому что боялся его. Он предпочитал забаррикадироваться в своем настоящем, с его трудными решениями, приговорами, может быть, будущими последствиями в огромном Вселенском плане. А то, что прошло, для него утратило значение: поэтому он никогда не возвращался к делу, предпочитал даже не возвращаться к собственным воспоминаниям и уж точно не тратил время на то, чтобы обдумывать невозможные, хоть и интересные, гипотезы. Но Персефона была другой: если что-то интересовало ее инстинктивно, она не могла избавиться от этого, пока не распутывала узел. Так было и в случае с Алексисом, но, другими словами, и с самим Аидом, который инстинктивно заинтересовался ею с самого начала. Бог Мертвых нравился ей именно потому, что его нужно было разгадывать, такого сложного за его простотой. И ей нравилось. Это возбуждало. По крайней мере, так же сильно, как ей не нравился тот факт, что Аид был плотно закрыт для новых возможностей. На самом деле, Персефона знала, что если бы она рассказала ему о деле Алексиса, он не оставил бы ей ни малейшей надежды пересмотреть его. Ну, не раньше, чем у него появилась бы веская причина. Но уважительной причиной были бы доказательства, так что она бы ему их дала. Персефона понимала, что слишком полагается на свой инстинкт, с одной стороны. Она даже понимала, почему Аид пытается ограничить эту часть ее, так что пришло время стать более точной и профессиональной: она должна была покопать глубже. И Персефона взялась расследовать дело Алексиса. Она решилась на это однажды вечером в конце ноября, лежа и глядя в темный потолок своей квартиры. Она решила, что это будет ее личный проект. У нее был Теллум, знание всей истории и всех судеб, и никто не мог помешать ей сделать это. Она бы придала логический смысл тому инстинктивному чувству, которое испытывала с самого начала, она бы перевела своё врожденное чутьё в серию тестов и подсказок, которые могли быть прочитаны и поняты математически точным разумом Владыки Подземного Мира. И она не стала откладывать на завтра. Было ясно, что расследование может занять много времени, потому что остальная часть работы отягощала Персефону, и она не могла игнорировать свои обязанности стажера. Но Богиня Весны решила довести расследование до конца. Она, наконец, могла бы быть действительно в чем-то полезной... * Дело Алексиса требовало много времени, и сейчас было только на стадии подготовки к взлету. Но в то же время работа Персефоны, ее дневные вынесения приговоров были более насущной проблемой, наряду со страхом выносить эти приговоры. И да, Персефона была очень эмоциональна, но она также любила находить практические решения. Вот почему она была убеждена, что ее нежелание вызвал тот факт, что она не могла даже представить, какими будут реальные последствия. Она знала Дит, место пребывания нейтральных душ, она сама жила там. Она видела Елисейские поля для праведных душ и каждый уик-энд возвращалась туда с Аидом, чтобы выгулять собак и высвободить свою силу Богини Цветения. Но она никогда не видела Тартар, место наказания грешников. Именно по этой причине она так старалась не направлять души туда, даже когда перед ней стоял серийный убийца, не сожалеющий о своих поступках. Как она могла сознательно решать, если сама не знала, что именно она решает? Вот почему Персефоне пришло в голову попросить Аида устроить ей «экскурсию» в Тартар. Богине Весны не терпелось поговорить с Богом Мертвых и об Алексисе, но вопрос о Тартаре более срочен и необходим. Подходящий случай представился через месяц после начала стажировки. Был обычный день, как и многие другие в Эребе. Утренние слушания только прошли, все довольно прямолинейные, без сюрпризов и даже со вполне положительными приговорами. Если и был день, когда Аид мог вынести необычную просьбу Персефоны, то именно такой. Персефона собиралась спросить его о Тартаре вечером, может быть, даже просто написав ему по электронной почте. К настоящему времени, по сути, их отношения выстроились ровно и не особо прогрессировали. Но в тот день Аид, застиг Богиню Весны врасплох, спустившись на этаж, где располагались офисы, и заявился в тот момент, когда у стажеров был обеденный перерыв. Персефона, не ожидавшая его тут так увидеть, уже сидела рядом с Орфани и ела лапшу. Когда Аид вошел в помещение, предназначенное для обычных служащих, а не для Кронида, ему пришлось наклониться в проеме. Он почти заполнил собой все пространство, и стажеры молчали, пораженные. Они пробормотали робкое официальное приветствие и тут же исчезли. Орфани тоже испарилась. Ни Персефону, ни Аида это не обидело. И он и она знали, что при появлении Бога Мертвых окрестности становились безлюдны. Король Подземного Мира подошел к столу девушки, улыбаясь ярче обычного. Добравшись до Персефоны, он наклонился и положил обе ладони на стол, глядя на Богиню Весны, склонив голову набок и сверкая черно-белыми глазами: - Доброе утро, Божественная. Сегодня спокойный день. Персефона приветствовала его, помахав палочками для еды. Теперь они находились друг против друга: Аид в своем безупречном костюме, как всегда, высокий и статный; Богиня Весны – в льняном этническом платье, слишком ярком для Подземного Мира, с цветами в растрепанных волосах, с ртом, полным лапши. Со стороны они выглядели самой странной парой на свете. - Мой король! Что ты делаешь в трущобах? - выпалила Персефона, счастливая, что удалось всё быстро прожевать. Аид саркастически ухмыльнулся и откинул назад свои волнистые черные волосы - жест, который всегда делал его похожим на смесь Фонзи и банкира средних лет. - Я пришел проверить стажеров, - он посмотрел на ее стол с преувеличенно брезгливым выражением лица. – Но вижу: тут жуткий беспорядок. Персефона посмотрела на свой стол и обнаружила, что он приятно неопрятен. У Орфани место было намного организованней. У Богини Весны – всё лишено порядка и логики. Папки лежали в трех разных стопках, перепутанные; повсюду пестрели стикеры всех цветов радуги, каждый с самыми разными указаниями: от паролей к аккаунтам до списков покупок. Ручки, фломастеры, маркеры, карандаши, ластики - всё было разбросано, потому что у девушки не было даже стакана, в который бы это всё надлежало поместить. Персефона снова виновато подняла взгляд и улыбнулась: - Мой король, я могу объяснить… Но Аид был бескомпромиссен со всеми и всегда. Не давая ей времени оправдаться, он поднял двумя пальцами одноразовый стакан из-под кофе, которому исполнилось по меньшей мере уже три дня. Уставился на него, презрительно морща нос. - А ты знаешь, что все гении - грязнули? – спросила Богиня Весны. – Даже Эйнштейн. - Эйнштейн был человеком. Персефона пожала плечами и поставила коробку с лапшой на стол. Она знала, что может попытаться смягчить Бога Мертвых только обольщением. Она встала и села на стол, опираясь только на одно бедро. Слегка приподняла юбку и откинула голову назад, чтобы волосы «пролились» по плечам: - Мой король, как можно ругать стажера, который так выглядит? Ее тон был настолько преувеличен в соблазнении, что в конечном итоге звучал комично. Аид улыбнулся. Прикрыл рот тыльной стороной ладони, как делал всегда, когда считал, что проявляет слишком много человечности, и поставил стакан на место. - Держи свой стол в чистоте, Божественная, - он старался говорить авторитетно, но у него ничего не вышло. - Хорошо, босс, хорошо, - согласилась Персефона, не испытывая его больше, - но поздоровайся со мной как следует. На этот раз он с радостью уступил этой просьбе: обошел вокруг стола и встал очень близко, наклонился к девушке, оставил холодный поцелуй на ее шее, чуть ниже уха. Место, которое Персефоне нравилось не меньше, чем Аиду, потому что прикосновения к нему всегда вызывали у нее мурашки в спине. Больше Аид, конечно, ничего не сделал. Хотя обнаженное бедро девушки было в пределах досягаемости, он даже не пытался дотронуться до него пальцем. Конечно, джентльмен, но иногда даже чересчур. Персефона отдала бы все на свете, чтобы он швырнул её на стол и немедленно, грубо трахнул. Но Аид, напротив, казалось, создал вокруг её тела пузырь, который делал Богиню Весны неприкасаемой. После эпизода на берегах Леты, когда она призналась, что девственна, Аид стал еще менее склонен к физическому сближению. Персефона знала, что он делал это для нее, чтобы не торопить ее, и глубоко внутри она благодарила Бога Мертвых. Но иногда она даже сомневалась, что он действительно хотел секса с ней. А ведь Деметра так боялась его обольщения, что и говорить... из всех Богов, которых встречала Персефона, Аид, казалось, был единственным, кто не желал "пронзать" ни одно живое существо. Молодая богиня знала, что это была еще одна проблема, которую ей придется когда-то решать, и мысленно сделала пометку. Но сейчас она желала разобраться с иными вопросам, поэтому села вновь за стол, счастливая просто от того, что Аид пришел к ней пообедать. И тут, без всякой видимой причины, всё вышло наружу. Возможно, это было самое подходящее время: - Аид... могу я попросить об одолжении? Бог Мёртвых посмотрел на нее с любопытством, возможно, думая, что она попросит какую-то безделушку или денежную помощь, потому что он, конечно же, не имел проблем с ее оказанием. Его тонкие губы изогнулись в улыбке. - Всё, что хочешь, Кора. - Ну, на самом деле… я даже не знаю… Могу ли я просить тебя … Я хотела бы знать: можно ли увидеть Тартар? Эта просьба, должно быть, показалась ему по меньшей мере странной. Никто не «прогуливался» в Тартар, даже он сам. Это было место, которое Персефона даже представить себе не могла. Оно не нуждалось в досмотре и существовало само по себе. Сначала Аид ничего не сказал. Посмотрел на стену и вздохнул, выпятив широкую грудь. Персефона увидела, как Владыка Подземного Мира сглотнул. Он выглядел смущенным. - Что за новости? – спросил, наконец. Девушка решила быть честной. Нервно пригладила волосы, в то время как цветы её венка закрылись в маленькие бутоны. - Я знаю твой Дворец, Дит и Елисейские поля, но понятия не имею, что такое Тартар. Я не могу посылать туда души, если не знаю, что их ожидает. Был еще один вздох Бога Мертвых. Аид закрыл глаза и скептически покачал головой: - Это место наказания, Кора. Не очень-то приятно спускаться туда даже на прогулку. Я бы предпочел избегать его, и я не хочу, чтоб ты расстраивалась. Возможно, тебе будет еще труднее распределять души после того, как ты увидишь Тартар. Но у Персефоны появилось отчетливое чувство, что теперь, когда она не знала Тартар, она была еще больше расстроена, потому что неизвестность часто ответственна за большинство страхов. Она попыталась настаивать, мягко, потому что не хотела казаться упрямой или неосмотрительной. - Аид, я знаю, как быть суровой с душами, которые этого заслуживают. И меня не так-то легко напугать. Я знаю, что это звучит лицемерно… у меня была некоторая реакция, когда я увидела тебя на слушаниях, но ... это была не я. Обычно я люблю приключения. - Я знаю. Но Тартар очень похож на меня, по своей силе. Персефона не поняла его. Но, по правде говоря, она и не могла понять, даже стараясь, пока не почувствовала бы это на своей коже. Затем она еще немного скользнула вдоль стола, пока не коснулась Аида. Обняла его за талию, едва соединив пальцы. Как только она сделала первый шаг, Аид сделал то же самое, обняв Богиню Весны за плечи. - Я справилась с твоими глазами, я справлюсь и с Тартаром, - прошептала девушка. - До сих пор у тебя было хорошее предчувствие насчет Эреба. Я не хочу все испортить. - Конечно. Но я думаю, что на самом деле дело не во мне и Эребе, а в том, что ты не хочешь испортить свое представление обо мне. Это каким-то образом глубоко задело его, возможно, даже его собственную гордость, потому что Персефона услышала, как он напрягся в ее объятиях. Еще один вздох, на этот раз более нервный. Но Персефона не дала Аиду времени вновь стать гордым: - Если я должна принять это царство, Аид, я должна принять его всё, лучшую и худшую части. Испытай меня – я тебя не подведу. И это, вроде, были правильные слова, потому что массивное тело Кронида вдруг расслабилось под дорогой тканью костюма. Персефона почувствовала, как он крепче обнял ее за плечи, и вдруг сделал что-то спонтанное и нежное, столь редкое для него: наклонился и поцеловал ее в макушку, задержавшись на мгновение лицом в волосах Богини Весны, чтобы вдохнуть аромат цветов, которые теперь счастливо расцвели от тепла его импульсивного жеста. - Я уже знаю, что ты не подведешь меня, Кора, - прошептал Аид, все еще касаясь губами волос Персефоны. - Мы пойдем сегодня вечером. Оденься теплее…