***
Хоппер всё же не устоял и снял запрет на прогулки. В такую изумительную погоду, когда по утрам свежий снег весело скрипел под ногами, деревья были укрыты пушистыми белоснежными шапками, в лесу — ни ветерка, а по вечерам хлопья снега медленно ложились новым бриллиантовым слоем, держать приёмную дочь взаперти было сродни преступлению. Правда, выходить ей можно было только с кем-то из ребят. И только подальше от города, в пустынных местах. И, конечно, не привлекая внимания. Но и этого было более чем достаточно для счастья. Воссоединившаяся компания теперь часами возилась в снегу: играли, строили крепости, дурачились. Возвращались под вечер все мокрые, уставшие и бесконечно довольные. Оди не получала такого удовольствия за целую жизнь. Раньше зима казалась ей бесконечно долгим и скучным временем года, когда приходилось носить тяжелую одежду, мёрзнуть и смотреть до рези в глазах на меланхоличную белизну за окном. А прошлый декабрь и вовсе прошёл в бродяжничестве. Разве могла она тогда хотя бы просто мечтать о том, что сможет бегать и резвиться с друзьями, играть в снежки и строить ледяные замки? Поэтому, пусть Хоппер почти за шкирку заволакивал её домой, промокшую до самых пяток, а потом долго и занудно отчитывал — даже это не могло умалить её счастья ни на йоту. Майк тоже любил зиму восемьдесят пятого с утроенной силой. В снежных играх их «партия» еще крепче сдружилась. За исключением, конечно, Макс и Оди. Последняя по-прежнему подозрительно относилась к подружке Лукаса и держалась от неё на расстоянии. Но, по крайней мере, перестала проявлять явную враждебность. Макс после нескольких безуспешных попыток подружиться махнула рукой и оставила всё, как есть. Тем более, что мальчишки относились к ней вполне тепло. Майк чувствовал себя в своей стихии. Не было для него большего удовольствия, чем опрокинуть Оди в сугроб, засыпать снегом и смотреть, как она отряхивается и хохочет. Глаза её в такие моменты сияли особенно ярко, щёки пылали, а губы алели, словно спелая клубника. Майк не мог отвести глаз. И часто вечерами, сидя дома за учебниками, забывшись, всё вспоминал её смеющийся голос, и эти щеки, и глаза, и губы… Поцелуй в снегах с Оди — кажется, это стало его навязчивой идеей. Но отделяться от веселой компании было совершенно невозможно. Поэтому оставалось лишь любоваться смеющейся снежной Одиннадцать. И Майк любовался… — Совсем с ума сошли, — бурчал Хоппер, когда Майк возвращал ему промокшую насквозь Оди, — она же так простудится! Но подростки, согреваясь за столом горячим какао с вафлями, лишь переглядывались и заговорщически хихикали. Шериф, глядя на них, тяжело вздыхал и качал головой, но в конце концов, не выдерживал и тоже начинал улыбаться. Вид весёлой, беззаботной Оди согревал его огрубевшее сердце. И даже Майк в такие минуты был ему искренне симпатичен. Так проходил январь. И вся их компания мечтала, пожалуй, об одном и том же: чтобы эта счастливая зима никогда не заканчивалась.***
В очередной раз поверженная Оди лежала, не в силах встать от изнеможения и разбиравшего её смеха. Майк, только что с упоением закидывавший её снежками, уже спешил на выручку. Усевшись рядом, он начал откапывать её из сугроба, в котором она практически утонула. — Ой! — взвизгнула вдруг Макс, указывая вверх на одно из деревьев. — Белка! Там белка! Ребята подскочили смотреть. Пушистый зверёк, почувствовав опасность, резво запрыгал вглубь чащи. И вся компания, за исключением Оди и Майка, бросилась за ней следом. Оди тоже была бы не прочь поглядеть на белку, но никак не могла высвободиться из снежного плена. Майк проследил глазами за убегающей компанией и попытался было поднять Оди. Но, встретившись с ней взглядом, замер, утонув в его бездонной глубине. Оди резко оборвала смех. Майк склонился сейчас прямо над ней и снова не мог оторвать глаз от раскрасневшегося лица подруги. «Красивая». Он не сказал вслух, но Оди всё прочла в его взгляде. Как под гипнозом, она медленно подняла руку в заиндевевшей варежке и положила ему на затылок. Майк вздрогнул: его словно током пробило. Тогда он наклонился к её лицу и сделал то, о чём грезил все январские вечера. Её губы пахли снегом и смехом, и вместе с тем — по-прежнему летом. Одиннадцать была холодной и горячей одновременно. От этого сочетания у Майка моментально снесло крышу. Он жадно вдохнул — и растворился в сводящей с ума нежности. До этого поцелуи виделись ему милой шалостью, легкой приятностью, тайной игрой. Поцелуй в снегах оказался глубоким, волнующим, серьёзным и совсем взрослым. В эту минуту для Майка Уилера пропала зима и снежный лес. Исчезли голоса друзей. Всё растворилось в этом сладком моменте. Они с Оди остались одни в целом мире. Майк понятия не имел, сколько прошло времени: может, пара секунд или целый час, когда сквозь пелену в ушах пробились знакомые голоса, и он нехотя оторвался от губ Оди. А она убрала руку с его затылка. Их почти поймали с поличным: друзья разглядели, как долго он склонялся над Оди и наверняка заметили, как она его обнимала. Но глядя в её сияющие глаза, Майк понял, что это уже не имеет значения. Вернувшись, ребята всё еще обсуждали увиденную белку, но по их лицам было очевидно, что они всё поняли. Правда, надо отдать им должное, удержались от комментариев. Майк встал и протянул Оди руки, помогая наконец подняться. И отряхнув от снега, обнял её за талию, показывая, что не собирается смущаться. Все вдруг разом умолкли. Повисла неловкая пауза. — Жаль, что вы не увидели белку, — первой нашлась Макс, — она такая пушистая… — Да, жаль, — Оди смущённо разглядывала утоптанный под ногами снег. — Ничего, ещё увидим, — пожал плечами Майк. — Ну, наверное, пора по домам, — заговорил Уилл, смущенный, кажется, даже больше Одиннадцать. Дастин и Лукас энергично закивали: — Да, пора! По традиции всей компанией они проводили сначала Оди, а затем повернули в город. — Что это вы там делали? Целовались, да? — Дастин и Уилл, казалось, дождаться не могли, чтобы обрушиться с насмешками на Майка. — И часто вы это делаете? — Смотри, губы обветришь! — А Хоппер вас видел? Майк возмущенно глянул на друзей, но, поняв, что они больше прикалываются, равнодушно пожал плечами: — И что с того? Ведь Оди моя девушка. Почему вы Лукаса и Макс о том же не спрашиваете? — Вот именно! — вступилась за него покрасневшая Макс. Ей тоже явно не понравились шутки ребят. — Что вы как маленькие! И вообще, это не ваше дело! — Мы уже не дети! — Лукас, разумеется, тоже вступился. Но Майк больше не принимал участия в завязавшейся перепалке. Он шел домой и просто вспоминал о красивой Оди в снегу. Четвёртый оказался снежным. Как он и мечтал. И горячим — как он и представить себе не мог.