***
— Ну вот ты и дома, — улыбнулась Азуми-сан, распахивая двери багажника, — забирай своего железного коня. — Благодарю, — Хикигая вытащил негромко звякнувший велосипед — наконец-то нервный вояж окончен, и можно спокойно отдохнуть дома. — Что ж, думаю, пора прощаться, — женщина продолжала тепло улыбаться, — ещё раз благодарю, Хикигая-кун, — она сунула правую руку в карман и вытащила небольшой прямоугольник, оказавшийся визиткой, — держи. Если вдруг что понадобится, смело обращайся. — Премного благодарен, — чуть поклонившись, ответил старшеклассник. На самом деле, он сказал это чисто из вежливости — чтобы с ней ещё куда-то поехать? Да ни за что — он себе не враг. Но визитку взял — зуб сам себя не вылечит. — Тогда до встречи, — Азуми-сан напоследок окинула взглядом резиденцию Хикигаи, — а неплохой у тебя домик. — Спасибо. До свидания. Женщина кивнула и зашла за машину. «Наконец-то всё осталось позади, — облегчённо подумал Хикигая. — Сейчас я…» В этот самый миг входная дверь с шумом распахнулась, и на улицу выскочила Комачи в домашних шортах и футболке, не дав ему додумать фразу. — Наконец-то явился, братик-дуратик! — сердито выпалила она, сжимая ладошки в кулачки. Её ахоге стоял торчком, а глаза возмущённо и с непонятной тревогой сверлили старшего брата. — Я тут с ума схожу от беспокойства, а он… Она запнулась, узрев внушительный минивэн за калиткой. «Чего ты так волнуешься?» — А это здесь откуда? — сбитая с толку, озадаченно пробормотала она. — Мы на ней приехали, — привлечённая шумом, Азуми-сан вышла из-за автомобиля. — Здравствуйте, — машинально поздоровалась сестра и замолчала, не зная, что делать дальше. Женщина тем временем выжидающе глянула на Хикигаю. — Ах, да, простите, — спохватился он, — Азуми-сан, это моя сестра Комачи Хикигая. Комачи, это Азуми Сагами. — Очень приятно, — кивнула женщина, — ты не говорил, что у тебя есть очень милая младшая сестрёнка. Щеки Комачи порозовели. — Урх, — засмущался парень, — просто не было повода… — Благодарю вас, Сагами-сан, что довезли моего непутёвого старшего брата, — мигом соорентировавшись, Комачи сделала поклон, — а то он вечно во всякие неприятности встревает. — Комачи, ты преувеличиваешь... — Ничего я не преувеличиваю — всё так и есть, — отрезала сестра, — вот совсем недавно в вечерних новостях сказали, что нашли избитого велосипедиста в нашем районе. Я ужасно переживала, боясь, что им мог оказаться ты! Даже с подружками не переписывалась! — Словно в доказательство, она вытащила из кармашка шорт свой сотовый и показала заставку. — Вот, гляди — куча пропущенных сообщений! Азуми-сан и Хикигая переглянулись. «Вот тебе и раз», — пронеслось у него в голове. «Не зря я беспокоилась, — подумала она, — парень мог бы угодить в серьёзную переделку». — Видишь, Хикигая-кун, а ты хотел поехать на велосипеде, — сказала Азуми-сан, — вдруг оказался бы на месте того бедняги? Парень почувствовал, как что-то сжалось у него в животе. И в самом деле, откажись он, вполне возможно попал бы в переплёт. Если Сагамино проклятье… Да ну, ерунда — существуй оно в действительности и перекинься на него, он бы как раз и пострадал. А так, доехал с комфортом, пусть немного и понервничал. Всё в порядке, бояться нечего. Нету этих проклятий и всякой другой мистической чепухи. — Да, братик-дуратик, Сагами-сан правильно говорит, — Комачи зябко поёжилась от холода. Хикигая без слов поставил велосипед на подножку, расстегнул школьный пиджак и набросил на сестру: — Хватит ворчать — всё хорошо. — Тепло-о-о, — лицо Комачи приняло блаженное выражение, она плотнее закуталась в нагретый пиджак. Азуми-сан с улыбкой наблюдала за ними. — Послушай, Комачи-сан, зря ты ругаешь брата. Видишь, он же заботится о тебе — не стоит к нему небрежно относиться. — Я-я… да, я… — Сестра стушевалась от неожиданности. — Просто… — Замечательно, что у тебя есть любящий и заботливый брат, — продолжила Азуми-сан, своей репликой ещё больше вогнав Комачи в краску, — немногим девушкам так повезло: у кого-то никогда не было братика, не у всех хорошо складывались отношения, а кое-кто… — Хикигая вновь на краткий миг увидел отголоски боли в глазах матери Сагами. — …И вовсе его потерял. Рот Комачи приоткрылся, а сама она, не моргая, уставилась на говорившую женщину. — Поэтому относись к брату, как к великому дару. Уважай и не огорчай его, хорошо? Комачи перевела взгляд на смутившегося Хачимана, уши которого порозовели от похвалы, потом снова на Азуми-сан и неуверенно кивнула: — Д-да. «Зачем она меня нахваливает?» — От неловкости парень не знал, куда себя девать . — Вот и замечательно, — улыбнулась женщина, — за сим оставляю вас вдвоём. До встречи! Помахав на прощанье (подростки вернули ей жест), она исчезла за машиной. Послышался щелчок открываемого замка, и минивэн чуть качнулся, принимая в себя водителя. Хлопнула дверь, заурчал двигатель, и гигант тронулся с места, негромко посигналив на прощание. Затем автомобиль резко ускорился и вскоре пропал из виду на ближайшем перекрёстке, мигнув на повороте габаритными огнями. Брат и сестра ещё какое-то время смотрели ему вслед. — Братик, кто это был? — наконец спросила Комачи, по-прежнему глядя на место, где машина исчезла из виду. — И почему она так хорошо о тебе отзывается? — Мать моего босса. Не знаю, почему, — ответил Хикигая сразу на два вопроса. Ну а что он ещё мог сказать? — Босса? — Сестра повернулась и неверяще уставилась на него. — Мой непутёвый братик наконец-то устроился на работу? Брат лишь безразлично пожал плечами — он не горел желанием распространяться на данную тему. — Постой, — забубнила себе под нос младшая сестрёнка, — она ещё молодая, значит, твой босс должен быть примерно одного возраста с тобой. Как это может быть? Братик-скрыватик, ты чего-то не договариваешь! — воскликнула она, с подозрением глядя ему в глаза. Хикигаю иногда пугала догадливость Комачи и временами просыпающееся логическое мышление. А ещё он знал, что сестра теперь с него точно не слезет, пока не получит мало-мальски вразумительного ответа. — Это связано с подготовкой к спортивному фестивалю, — нехотя произнёс он, — меня назначили секретарём председателя. — Даже так… — протянула Комачи, — значит, Азуми Сагами — мать председателя. Что-то знакомое… погоди-ка, — её глаза округлились, — а эта председатель, случайно, не та ли самая ужасная одноклассница, на которую ты, помнится, сильно ругался, когда думал, что я не слышу? Хикигая тяжело вздохнул — догадалась-таки: — Верно. — А её мама очень даже ничего. И вся такая вежливая — не скажешь, что дочь — полная противоположность. Если, конечно, ты не наврал, — взгляд сестры опять стал подозрительным. — Ещё чего, — пробурчал брат, — Минами Сагами просто заноза в мягком месте. Рад бы был не иметь с ней вообще никаких дел. «А её мать не обделена странностями», — добавил он про себя, вернувшись взглядом к перекрёстку. Сестра недоверчиво хмыкнула: похожие слова он говорил и про Юи с Юкино, однако на деле они оказались вполне себе нормальными, особенно Юи — Юкино иногда и впрямь бывала страшной. Её телефон завибрировал в кармане, принимая очередное сообщение. Комачи вздохнула: с этими переживаниями совсем не участвовала в переписке. Она отпустила пиджак и, достав телефон, разблокировала экран. «Комачи-тян, ты куда пропала? Мы тут пишем-пишем, а ты— молчок». Она пролистала чат, просматривая предыдущие сообщения. Прочитав одно из них, Комачи чуть не выронила гаджет: «Спешим тебе сообщить, что у твоего брата появилась девушка! И очень милая — смотри!» К сообщению была прикреплена картинка… У Комачи сбилось дыхание. У братика появилась девушка? Не может быть! Дрожащим пальцем она нажала на миниатюру. «Загружено 11%... 34%... 78%... 100%». Комачи шумно и прерывисто выдохнула — подружка не соврала. На слегка размытом фото было ясно видно, как её брат (он наполовину обернулся в момент снимка) везёт незнакомую светловолосую девушку с короткой стрижкой, одетую в форму его школы. Сама же она обнимала братика за талию, а её голова покоилась на спине Хачи, словно на импровизированной подушке. Девушка спала? Хоть фотография и была смазанной, но Комачи удалось разглядеть, что глаза незнакомки были закрыты, а губы изогнулись в улыбке. К слову сказать, это оказалась не Сагами — Комачи хорошо запомнила внешность опозорившейся главы оргкомитета на школьном фестивале. Так кто же она? — Ты чего вздыхаешь? — Брат продолжал задумчиво смотреть на перекрёсток. Но Комачи, позабыв обо всём, не могла оторваться от фото. «У братика и правда появилась девушка… И это даже не Юи-тян и не Юкино-тян, а кто-то другой, — растерянно подумала она, — что же теперь делать?» По правде говоря, Комачи, беспокоясь за будущее своего брата, разными способами пыталась свести его с одноклубницами, например, с Юи-тян на летнем фестивале фейерверков или с Юкино-тян в торговом центре. Но глубоко внутри всегда шевелился страх, что когда у Хачи кто-то появится, то она, Комачи, станет ему не нужна и останется одна. Такие вот противоречивые чувства: братику нужна девушка, но если она появится, то он больше не будет нуждаться в Комачи. Другая станет будить по утрам и другая начнёт готовить завтрак. От этих мыслей сердце девушки болезненно сжалось — не хочу! Но… ведь придётся смириться, не всё же ей опекать своего братика. Когда-нибудь, и очень скоро, он станет взрослым, и ему надо будет создавать свою семью. А с его глупой и отвратительной мечтой стать домохозяином шансы найти себе жену чуть больше, чем никакие. Поэтому Комачи ему в этом помогает, пусть братик и часто недоволен. А ведь она думает исключительно об его будущем! Глупый братик, тупица, Хачиман! Но… в тоже время он заботится о ней, готов помочь и часто идёт на поводу её желаний, несмотря на всегдашнее бурчание. Братик ведь насквозь видит Комачи с её уловками, от чего порой становится немного боязно (быть раскрытой книгой для брата), но и тепло-тепло на сердце — он знает её лучше всех! И любит тоже больше всех. А теперь у него есть девушка, и всему этому скоро настанет конец… Очередной вздох слетел с её губ. — Эй, Комачи, — голос брата вырвал сестру из невесёлых дум, — чего застыла и вся развздыхалась? Пойдём, а то замёрзнешь. Хачиман успел поставить велосипед на своё законное место под небольшим навесом у входа и теперь выжидающе смотрел на сестру. Как ей показалось, с еле уловимой тревогой. Комачи опять вздохнула. Хорошо, допустим, он нашёл себе девушку (что само по себе чудо из чудес!). Но сначала Комачи должна её одобрить и никак иначе! Ведь кругом столько бродит всяких хищниц и паучих, готовых высосать из бедных парней все соки, что надо держать ухо востро. Она защитит своего брата! Да! О, сколько она только что получила очков Комачи, ти-хи~! — Братик-скрыватик! — чуть ли не крикнула она, подскочив к нему. — Тебя сегодня видели с девушкой! Когда вы начали встречаться? — Комачи с грозным видом упёрла руки в бока, тем самым едва не стряхнув с себя пиджак, и с удовлетворением отметила, как вздрогнул старший брат. — Никакая Сагами мне не девушка, — сразу догадавшись, о ком идёт речь, с раздражением в голосе ответил он, мысленно кляня подружек сестры, — я просто подвозил её до дома… по работе. — По работе, говоришь, — угрожающим тоном протянула Комачи. Почему Сагами выглядит не как Сагами, она спросит потом, а сейчас время для других вопросов. — Хм, её мать тебя тоже по работе подвозила, да? Хватит держать меня за дурочку! Ваши отношения зашли настолько далеко, что ты уже познакомился с её родителями. И не просто познакомился, а уже на короткой ноге с ними — вон как Азуми-сан тебя нахваливала! Выходит, своими речами ты просто отводил мои подозрения, а на самом деле… — Точно дурочка, — едва слышно пробормотал её брат. — Что ты сказал? — Я говорю, всё совсем не так, как кажется — это чистейшей воды стечение обстоятельств. — Вот сейчас я тебя на неё и выведу, — безапелляционно заявила младшая сестра, — и только попробуй соврать, не прощу! — Комачи, перестань. У меня и так выдался очень тяжёлый день, — плечи брата поникли, — так и быть, расскажу тебе всё по порядку, но попозже, ладно? — Хорошо, — смягчилась сестра, — но только сегодня! — Ладно, ладно, — устало вздохнул брат, — после ужина. — Не после, а во время. — Как скажешь, — не стал спорить он. — Так чего мы ждём? Пошли скорее в дом! — с неожиданным энтузиазмом выкрикнула Комачи. — Ага, держи индейку, — брат протянул ей упакованную тушку из корзины на руле. — Молодец, братик! — расцвела та, принимая пакет. — А то! — Он горделиво выпятил грудь. — Мои очки Хачимана достигли невиданных высот! Младшая сестра хихикнула в подставленный кулачок — братик в своём репертуаре. И тут зазвонил телефон... — Воу, тебе звонят, — ошарашенно пробормотала сестра, — твоя девушка, небось. Слово «девушка» чувствовалось вязким, склизким на языке и оставляло неприятное послевкусие. — Это не мой рингтон, — в свою очередь пробормотал брат, — я себе такого не ставил. Если только.... — Он побледнел, — да ну нафиг! Брат взялся за собачку молнии и тут же отдёрнул руку — на застёжке висел небольшой брелок в виде маленького паучка. «Это же не моя сумка! — обожгла мысль. — Но, если она не моя, то значит... Ох, твою ж... Я попал». Телефон продолжал надрываться внутри. — Братик, да возьми ты его скорей! — не выдержала сестра. — Ну что ты тормозишь, тебе же звонят. — Это не мне, — против воли вырвалось у него. — Да что ты какой-то странный сегодня? Дай-ка сюда! Комачи протянула руку и решительно расстегнула молнию, а затем сунула руку внутрь, достав оттуда по-прежнему звонящий телефон. «Мама» светилось на экране. — Ой, это правда не твой... — Сестра озадаченно смотрела на розовый телефон в розовом же чехле. Она покрутила его в руках — на задней крышке красовался знакомый персонаж. — Что, Кью Блэк? Лишь только узрев телефон, брат уже знал ответ, но делиться своим знанием не спешил. Вместо этого он молчал, лихорадочно соображая, как бы выкрутиться из щекотливой, нет — крайне опасной ситуации. — Я отвечу на звонок, — тем временем решительно объявила сестра, принимая вызов. — Стой! Но было уже поздно. — Алло? — ХИКИГАЮ МНЕ! — тут же рявкнули в трубку. Комачи рефлекторно отдёрнула телефон от уха, побледнела и дрожащей рукой спешно протянула его брату: — Эт-то т-тебя. Словно перед казнью, он глубоко вздохнул, принимая электронный гаджет. — Я слушаю. — ТЫ! ПРИ… — Сагами вовремя осеклась. Печально, а то бы он выиграл спор. Впрочем, отсутствие оскорблений она легко компенсировала громкостью. — ТЫ ЗАБРАЛ МОЮ СУМКУ! Хикигая поморщился, убрав телефон подальше. В ухе разве что не звенело. — Чего молчишь?! — уже поспокойней спросили на другом конце. — Ты слишком громкая — уши болят. — А не надо было брать чужого! — Ну, ошибся, с кем не бывает? Сумки похожие, трудный день, сама же знаешь. Чего кричишь? На той стороне замолчали. Надолго. — Эй, ты жива? — осторожно поинтересовался Хикигая. — Можно подумать, мертвецы разговаривают, — неожиданно вяло огрызнулись в трубку, — устала я за сегодня, а тут ещё ты снова накосячил. Как теперь прикажешь уроки делать? — Ну, у тебя же есть мои конспекты и рабочие тетради, — нашёлся парень, — напиши в них, а я сделаю домашку в твоих, и проблема решена. — Если бы кто-то кое-чем не прощёлкал, то она бы и не возникла, — сварливо проворчала Сагами. — Ну, извини. — Ладно, проехали. Ты тоже извини, что наорала, — на другой стороне тяжело вздохнули, — просто у меня и так паршивое настроение, а тут ещё сумка пропала. — А оно у тебя разве бывает хорошим? — не удержался Хикигая, сразу мысленно обозвав себя болваном. — Шутить изволим? — В голосе собеседницы прорезались угрожающие нотки. — Ты смотри, в оргкомитете всегда можно найти дополнительную работу. Парень сглотнул — и в самом деле, болван. Кто его за язык потянул, причём уже не в первый раз? Ведь так просто промолчать. Но нет, обязательно надо шпильку ввернуть. Это всё дурное влияние его босса. А ведь точно! Каков начальник, таковы и его подчинённые. Её, в данном случае. Рыба, как говорят, гниёт с головы. Так, он снова мыслит, как корпоративный раб. Отвратительно. — Понял, больше не буду. — То-то же, мистер главный помощник. Так, Хикигая, мне нужен код разблокировки твоего телефона. — А зачем? — насторожился парень. — Как зачем? — притворно удивилась Сагами. — Чтобы выведать твои страшные планы по завоеванию мира, зачем же ещё? — А-а, понятно. Только никому не рассказывай — пусть это будет наш с тобой маленький секрет, — не зная зачем, подыграл он однокласснице. Глаза стоящей рядом Комачи удивлённо расширились — она слышала весь разговор. В трубке поперхнулись. Потом помолчали, затем прочистили горло — судя по всему, одноклассница пребывала в растерянности. Хикигаю окатило странное чувство удовлетворения. — Ну так как на счёт кода? — нашла себя Сагами. — Девять-четыре-девять четыре. — Что?! — она вновь поперхнулась. — Да ты в своём уме? Подобрать настолько простой код — сущие пустяки и дело пары минут! Одноразовые коды из банка и то сложнее! — Ну не скажи, — возразил Хикигая, — ты же знаешь, что сочетание девятки и четвёрки считаются несчастливым числом? — А-а-а, вот ты про что, — протянули в трубке, — об этом я, честно говоря, не подумала. — Подавляющее большинство людей его избегает, поэтому станут набирать в последнюю очередь. Таким образом, одним камнем я убиваю сразу двух птиц — запомнить проще простого и подбор затруднён. — Да ты прямо настоящий психолог, Хикигая, — удивлённо вздохнула одноклассница, —по тебе будущие клиенты из психушки плачут. От её слов за километр веяло издёвкой. — Которые будут туда попадать после общения с тобой, — не остался в долгу парень. Совершенно неожиданно для него Сагами хихикнула: — Знаешь, а с тобой довольно забавно препираться. Кажется, теперь я лучше понимаю Юкиноситу. Я тебе позже позвоню, держи мой телефон при себе, ясно? — Это почему ещё? И зачем ты позвонишь? — Чтобы узнать, сделал ли уроки, — усмехнулась Сагами, — ты же не думал, что я пожелаю тебе спокойной ночи? Поэтому и спросила код. Впрочем… — она замолчала. — Скорее Земля станет плоской, как блин, чем ты это сделаешь. — Вот-вот, — судя по звуку, Сагами довольно заухмылялась в трубку, — и да, чтобы завтра утром приехал c сумкой ко мне. Меняться ими на виду у всех желания не имею. — А не слишком ли ты многого хочешь, а? — попытался возмутиться Хикигая. — Ничуть, — спокойно парировала одноклассница, — ты забрал, тебе и возвращать где взял. Логично? — Логично, — нехотя согласился парень. — Вот и славненько. Жди звонка, а я пока немного поиграюсь с твоим айфоном. — Стой, погоди! — крикнул Хикигая, но в трубке раздались кроткие гудки. — Вот зараза! — в сердцах ругнулся он. — Она ведь специально это сказала, чтобы мне нервы потрепать, змея. Он шумно выдохнул, рука со стиснутым телефоном бессильно упала вниз. Дурак! Зачем он дал код разблокировки? — И за что мне такое наказание? — вслух пожаловался он. — Скорей бы уже этот идиотский фестиваль прошёл. — Бра-а-атик, а кто это был? — Ты разве не догадалась? — с хмурым видом буркнул он, не глядя на сестру. — Сагами? — А то кто же? Она самая, — ответил он, добавив про себя: «Порядочную свинью мне Хирацука-сенсей подложила, назначив секретарём председателя. Лучше бы Юигахаму на эту роль выбрала». — У меня сердце чуть в пятки не ушло, когда она так громко рявкнула, — с дрожью в голосе произнесла сестра, — страшная она… — Не особо, на самом деле, — ответил брат, — зато с лихвой компенсирует это наглостью, раздутым самомнением, вредным характером и пренебрежительным отношением к другим. — Что, у неё совсем нет положительных черт? — Я не понял, ты её защищаешь или как?! — Вовсе нет! — замахала руками Комачи. — Просто не верю, что у человека могут быть одни недостатки без хотя бы одного достоинства. Как и наоборот. — Если у неё и есть какие-то положительные свойства характера, то мне об этом неведомо. — Да? А на фото вы очень даже хорошо смотритесь вместе, — Комачи вновь посмотрела на экран своего телефона. — На каком ещё фото? — теперь уже брат подозрительно уставился на сестру. — Гляди, — она развернула экран к нему. Он посмотрел и вновь побледнел — если фото увидят его одноклубницы, то придётся отвечать на всякие неприятные вопросы. И, честно говоря, объясняться с Юкиноситой и Юигахамой совсем нет желания. Особенно с первой. — Комачи, ты никому её не показывай, хорошо? — попросил он, отчаянно пытаясь придать голосу нейтральный тон. — А почему? — Она с невинным видом захлопала глазами, безошибочным чутьём младшей сестры уже предвкушая будущие плюшки. — Ну, просто мне придётся разубеждать кое-кого, если информация просочится, — туманно ответил брат. — А что мне за это будет? — хитро улыбнулась Комачи. Весь её вид говорил: «Попался, братик!». — Ты же знаешь, как сложно не поделиться радостной новостью с окружающими. «И под окружающими она как раз имеет в виду моих одноклубниц», — мрачно подумал Хикигая, глядя на довольное лицо сестры. — Разные вкусняшки? — попытал счастья он. — Фу-у, братик, какой ты мелочный, — в притворной обиде надула губки сестрёнка. — Купить подарок? — Уже лучше. Ей явно нужно что-то ещё. — Сходить с тобой по магазинам, потом перекусить в Сайзе и покататься в парке на аттракционах или в кино сходить? — смирившись с неизбежным, брат одним махом выдал весь список. Лицо Комачи просияло. — Во-о-от это совсем другое дело, если поменять Сайзе на приличное кафе. Я так тебя люблю, братик! О-о, сколько я сейчас заработала очков Комачи! «А как же мои очки Хачимана? — подумал он. — Ты про них забыла? Эй! Сайзе —приличный ресторан!» Сестра тем временем встала на цыпочки, с чувством чмокнула его в щёку и метнулась к входу. От её недавней обиды не осталось и следа. Впрочем, они оба знали — наигранной. Слегка оторопевший от того, что только что произошло, Хачиман недоверчиво потёр место поцелуя, отказываясь верить ощущениям. На его памяти сестра никогда так не делала или… всё-таки делала, когда они были совсем маленькими? Нет, не удаётся вспомнить — те годы будто туманом заволокло — набор отдельных размазанных образов, логически не связанных друг с другом. Конечно, Комачи, бывало, обнимала или нахально лезла в кровать погреться о братика, как она говорила, но чтобы целовать? Наверное, это самый первый раз. «Разблокировано новое достижение: поцелуй младшей сестры. Поздравляем! Ваши отношения перешли на новый уровень». «Ах, Комачи… — растроганно подумал Хачиман. — Сердце брата навеки твоё… Подождите! О чём это он?» — Идём скорее ужинать! — обернувшись, жизнерадостно воскликнула Комачи, настежь распахнув дверь. — Мне не терпится узнать, как ты познакомился с её мамой! Сестра исчезла внутри, а брат в который раз вздохнул, понимая, что его опять развели. Впрочем, он был совсем не против провести немного времени с Комачи, жаль только выходного дня и кошелька, который заметно отощает к понедельнику. А ещё, впереди его ждал не самый приятный разговор, пусть и в приятной компании.***
— Иди вперёд, доченька. Мама легонько подтолкнула оробевшую меня к огромным, как их папа назвал? Та… то… ториям — вспомнила! — впереди. — Не бойся и знай: мы идём сзади тебя. Мамины слова приободрили и вселили уверенность в себе. — Хорошо, мамочка. Я совсем не боюсь! — Знаю, дорогая, — нежно улыбнулась она, целуя в лоб и отпуская. И я с важным видом затопала к ториям. А почему бы мне не быть важной? Сегодня меня одели в ярко-красное праздничное кимоно с цветочным рисунком почти до самого верха, повязали широкий пояс, завязав его сзади красивым бантом (видела, когда крутилась перед зеркалом), и обули в сандалии с округлыми углами — не запомнила, как они называются. Иду, а внутри такая радость, что кажется — ещё чуть-чуть и она вырвётся наружу, затопив весь мир. Наверху синее-пресинее небо без единого облачка, а я шагаю в храм. Подхожу к пьедесталам, с сидящими на них кама… ну, этими странными огромными собачками, которые не совсем собачки, во-от. В общем, они приближаются. Их взрослые так интересно называют, не могу выговорить, но не важно. Главное, что я иду и вовсе не боюсь — если только самую малость: уж больно морды у них свирепые, особенно у тех, которые скалятся. Но папа меня обязательно защитит, если что! Миную собак и подхожу к ториям. Их размеры вызывают благоговейный трепет и кажется, что красные колонны упираются прямо в небеса, где на недосягаемой высоте парят две исполинские перекладины. К нижней в двух местах у самых колонн приделан канат. С него свисают белые бумажные ленточки. «Амулеты от злых духов» понимаю я: мама рассказывала. Канат соломенный и священный. Мне не очень понятно, что значит «священный», но папа однажды сказал, что это что-то очень хорошее. У меня захватывает дух, я задираю голову и смотрю в немом восхищении. Но надо двигаться дальше, и ноги сами делают следующий шаг. Я оказываюсь точно посередине колонн — ещё один маленький шажок и буду на другой стороне. Небольшое движение, отделяющее обычный мир от особенного, как говорит папа. Я делаю этот шаг. Моя нога, обутая в сандалию, опускается за колонны. Совсем чуть-чуть, но за них. Почему-то, когда нога опускается на дорожку, та вздрагивает. Но я ведь так мало вешу, почему же она дрожит, словно на ней пляшет огромный великан? Ой! Меня качает, а земля начинает трястись, причём с каждым разом всё сильнее и сильнее. Что это? И тут я понимаю — землетрясение! Мама недавно рассказывала, что оно иногда у нас происходит и в этом случае надо как можно скорее выбираться на открытое место. Но я же на открытом месте, только под ториями. Тории! Вот оно что! Мне срочно нужно уйти из-под них, но так сильно трясет... Становится страшно и почему-то кажется, что назад идти легче, чем вперёд. Однако, мне удаётся отступить лишь на несколько шагов, как начинает трясти настолько сильно, что с трудом держусь на ногах. Кажется, кто-то рычит сзади. Я оборачиваюсь и обмираю — те самые собаки, которых миновала недавно, злобно смотрят на меня, сидя на своих пьедесталах. Их взгляд нагоняет жути, их морды оскалены, обнажая огромные клыки, а напряжённые позы и вздыбленная шерсть говорят о том, что в любой миг они готовы броситься и разорвать меня на мелкие кусочки. Но почему?! Они ведь защищают людей и храм от злых духов, а не нападают на нас. Между тем, глаза собак загораются жутким алым огнём, а из пасти выступает пена. От ужаса душа уходит в пятки — страшно, ох, страшно! Меня будто вмораживает в дорожку, я едва не падаю от подземных толчков, но не могу и пальцем пошевелить. Родители же… они кажутся бесконечно далекими от меня, их рты раскрыты, но не слышно ни звука, словно взрослые разом онемели. Но мама с папой не важны сейчас — всё внимание приковано к собакам-чудовищам. Их спины выгибаются ещё сильней, а я слышу громкий треск позади. Словно освободившись из плена кроваво-красных глаз, я поворачиваю голову и вижу, как по гладкой красной поверхности колонн черными змейками расползаются трещины. Тории качаются, словно тростник на озере под порывами ветра, а трещины растут, ширятся, поднимаются вверх, откуда уже летят мелкие щепки. Я ни жива, ни мертва от ужаса: с одной стороны ожившие разъярённые собаки, с другой — готовые рухнуть тории. Грудь сдавливает невидимая тяжесть, становится трудно дышать, а на глаза наворачиваются слёзы. Мне очень-очень страшно! Как же так! Я ведь иду, наряженная, на праздник. Сегодня такой хороший день! А теперь я умру и меня положат в гроб, как на прошлой недели одну старенькую бабушку в деревне? Не хочу, не надо! Особенно сильный толчок роняет меня на колени — простреливает мгновенная резкая боль. Но я не обращаю внимания, даже не вскрикиваю, забываю о собаках, о трясущихся наверху перекладинах, о родителях, оставшихся далеко позади. Мой взгляд устремляется в небо. Чистое, светлое, изумительное небо. Оно, словно огромный застывший океан, совершенно равнодушный к творящемуся на земле ужасу. Нас осталось лишь двое: оно и я. Остальное потеряло значение. В моём сердце загорается маленький огонёк надежды: быть может, небо спасёт меня? — О небо, прошу, защити! — я протягиваю к нему дрожащие руки. — Помоги! Только ты можешь спасти! Я сама не понимаю, зачем обращаюсь к небу — разве оно может как-то помочь? Но от безысходности и отчаяния в голову ничего другого не приходит, поэтому остаётся лишь это — молить небо. — Пожалуйста, не дай мне умереть! — слёзы градом скатываются по мокрым щекам. — Я ведь совсем ещё маленькая и очень хочу жить! Раздаётся оглушительный треск, от которого закладывает уши, и на меня падает тень — накренившиеся исполинские колонны не выдерживают и, разваливаясь на куски, падают, увлекая за собой перекладины. Я же, больше не в силах смотреть на этот накрывающий меня ужас, опускаю голову и крепко-накрепко зажмуриваю глаза. Мне кажется, что сердце не бьётся, тело одеревенело, а мысли смёрзлись звенящими сосульками. Сейчас раздавит… Раздаётся грохот, скрежет, вокруг что-то тяжко ухает, от чего земля чуть ли не подпрыгивает. На мгновение мне слышится, будто раздаётся предсмертный — собачий? — вой. Скорее всего, просто чудится от страха. Маленькие осколки больно бьют по телу — здравствуйте, синяки, а у самых колен с едва различимым шорохом в какофонии звуков падает что-то мягкое, но я не смотрю, потому что очень-очень боюсь. Слёзы текут из зажмуренных глаз, я не перестаю всхлипывать и дрожу, как одинокий осенний лист на голой ветке, неслышно шепча: «Как страшно, ох, как страшно». И вдруг всё разом обрывается. Землю больше не трясёт, грохот прекращается, а меня внезапно обволакивает настолько пронзительная тишина, что звенит в ушах. Что-то щекочет ноздри, и я чихаю, открыв глаза. И вижу вокруг белёсое облако пыли. Тучи пылинок порхают в воздухе, медленно оседая на дорожку, на разбросанные вокруг обломки, на одежду; нахально лезут в нос, заставляя чихать. Что я и делаю, дергая головой и непроизвольно её опуская. Замечаю, что у моих колен лежит разорванный надвое священный канат, а оторванные и смятые амулеты беспорядочно разбросаны рядом. И обломки — обломки везде: маленькие, большие, огромные. Светлое дерево, окрашенное красным на гладких местах, белый мрамор — на них садится вездесущая пыль. Я нерешительно оборачиваюсь и ахаю — вокруг меня с двух сторон лежат расколотые на части изуродованные обломки колонн, собак на постаментах больше нет. Осколки их разбитых тел вместе с пьедесталами в беспорядке валяются на дорожке и земле. И даже за мной — я стою на коленях на маленьком чистом пятачке в самом центре разрушений. Обе перекладины торий расколоты пополам и валяются неподалёку. Я вздрагиваю — уцелевшая оскаленная морда смотрит на меня. Но её глаза больше не горят тем жутким алым светом, что ужасно пугал меня. Они безжизненны и бесцветны. В следующий миг кто-то стремительно хватает и поворачивает к себе — от неожиданности я даже не успеваю вскрикнуть . — Доченька, милая, ты как? — Мамино лицо заслоняет собой всё, на нём испуг и облегчение, а взгляд почти безумный от тревоги. Она крепко обнимает меня. Я же вновь чихаю и шепчу едва слышно: — Страшно, ох, страшно. — Ничего, дорогая моя, — тоже шепчет она, обнимая ещё крепче, — всё прошло, всё будет хорошо — мы едем домой. В следующую секунду нас обеих обнимает папа. На миг мне становится спокойно — он очень сильный и смелый, и никому не даст в обиду. Я облегчённо закрываю глаза, но… снова вижу перед собой жуткие оскаленные морды, стекающую с огромных клыков пену и пронизывающий до костей свирепый взгляд. Глаза распахиваются сами собой. — Страшно, ох, страшно, — слетает с губ дрожащий шёпот. А затем папа — даже не замечаю как — хватает меня за руки и сажает себе на плечи. Земля оказывается далеко внизу, и я чувствую себя великаншей. Но не взвизгиваю от восторга, как обычно — теперь сердце сжимает липкий, неприятный страх. Мне хочется поскорей покинуть это место, оказаться как можно дальше отсюда, забыть и навсегда вычеркнуть из памяти недавно пережитый ужас. Всё ещё дрожа, я обнимаю папину голову и шепчу ему на ухо: — Папочка, давай поскорее вернёмся домой. — Конечно, малышка, — с готовностью кивает он. Всю дорогу обратно я не могу заснуть, хоть и чувствую себя крайне утомлённой. Стоит лишь смежить веки, как появляются мерзкие морды и злые алые глаза. Страшно, ох, страшно.***
Я рывком вскинула голову, не соображая, где нахожусь. Проморгалась. Комната, моя комната, ноутбук с погашенным экраном, кнопка питания не светится — видимо, в гибернацию ушёл. Жесткая невидимая рука отпустила сердце, а оскаленные морды с адскими глазами перед мысленным взором бесследно растаяли. Сон, всего лишь сон. Точнее, воспоминание из детства, когда мне было всего семь с небольшим лет. Сколько же воды утекло с тех пор… Рядом с ноутбуком лежал так и не подключенный айфон Хикигаи: раздумала делать джейл-брейк. Во-первых, слишком круто для чужого телефона, во-вторых, после взлома он начнёт тормозить, а я не Рин, чтобы вручную править операционку и убирать эти тормоза. Она бы смогла — гений программирования, что сказать. Рин Асакура… Ещё одно имя и ещё одна история разрушенной дружбы. Но, в отличие от случая с Цудзи, это была целиком и полностью моя вина. Я со вздохом запустила руку в волосы — память ехидно напомнила мои «выкрутасы» в первом классе Собу. Сейчас противно и стыдно вспоминать, как изводила Рин, а тогда это казалось в порядке вещей. День — не день, если её не подковырну. Застенчивая улыбка подруги и по временам восторженно блестящие глазки, робко прячущиеся за чёрной, как смоль, чёлкой, само её поведение странным образом раздражали и выводили из себя, будто... даже предположений нет по какой причине. Но факт оставался фактом — порой до зуда в одном месте хотелось стереть эту дурацкую лыбу с её лица и восторг из глаз. Хотя, в то же время, я не давала Рин в обиду другим — кроме меня, её никто не смел трогать — вот же непонятный парадокс. Оглядываясь назад, удивляюсь, как Рин столь долго терпела измывательства. Кривая горькая усмешка наползла на лицо: одноклассница искренне считала меня своей подругой. Но однажды не выдержала и она, с плачем и слезами разорвав наши отношения. И лишь тогда, когда смотрела в удаляющуюся спину бегущей прочь по школьному коридору Рин, сердце ощутило болезненный укол, и я поняла, кого лишилась, но было уже поздно — сделанного не воротишь. До окончания первого года осталась всего неделя, в течение которой Асакура полностью меня игнорировала, а подойти самой и попросить прощения не хватало смелости. Затем нас развели по классам, и больше я с ней не встречалась, даже случайно. Сосущее чувство пустоты внутри постепенно уходило, а потом и вовсе сошло на нет — другие, так называемые подружки (я скривилась, вспомнив их малодушный отказ), вытеснили её собой, со временем почти стерев из памяти бывшую одноклассницу. Но вот вспомнила давно забытое имя, и вновь стало гадко, а на душе опять заскребли кошки — Рин бы точно не бросила меня одну с Миурой, хоть стесняшка ещё та — даже словами никому не могла дать сдачи. Эх, надо честно признать: натура у меня сволочная. А ведь в деревне, опять же, всё было совсем по-другому. Так какого, спрашивается, фига я настолько поменялась? Впрочем, чего дурочку валяю — прекрасно знаю, почему, и нечего комедию ломать. Тряхнув головой, я прогнала неприятные мысли — хватит раскисать и сожалеть о прошлом, у нас спортивный фестиваль на носу. А перед Рин как-нибудь при случае извинюсь. И вообще, язвительной и грубой я была не только с ней, но и с другими тоже. Как с одноклассницами, так и с одноклассниками. Особенно с одним, который… Так, всё, прекращаем грузиться прошлым — есть более важные дела. Как меня угораздило задремать после вроде бы недавнего телефонного разговора с Хикигаей? Только-только закончила с ним говорить, немного повозилась с его айфоном, а потом, раз — и уснула. Хм, Комачи, оказывается, его сестра. Имя довольно-таки миленькое. Интересно, как она выглядит и какие у них отношения: Хикигая обмолвился, что Комачи — самая лучшая сестра в мире, но хочется лично убедиться. Любопытно же. Надеюсь, я не сильно её напугала, сдуру рявкнув трубку — тоже следует извиниться. «Накопила извинений на год вперёд», — съехидничал внутренний голос. Что есть, то есть — накопила. Занятно. Ещё неделю назад подобная мысль вызвала бы резкое отторжение, а сейчас на удивление спокойно её принимаю. Неужели начинаю меняться? Вопрос: хорошо это или плохо? Душно. Я с наслаждением потянулась в удобном кресле с подлокотниками, разминая затёкшие члены, затем встала из-за стола, за которым задремала, и подошла к окну, попутно внешней стороной ладони вытирая слюну в уголках губ — неплохо так уснула. На улице горели фонари, светлыми кругами на траве и асфальте кое-как разгоняя темень позднего вечера, а на чёрном бархате неба вовсю сияли звёзды. Луна тоже явила себя миру. Взявшись за ручки, я раздвинула рамы в стороны, впуская в комнату ночную свежесть. В лицо пахнуло сладким ароматом ванили — соседка через дом в это время всегда пекла плюшки. Мягкие, сладкие, душистые — сплошное объедение. Жаль, что не голодна, а то бы не поленилась и зашла к ней за парочкой — она никогда не отказывала. В самом деле, выйду-ка я наружу, но вовсе не на улицу. Достав из платяного шкафа тёплый розовый халат, я туго перетянула его на талии алым пояском, затем обулась в стоящие внутри красные утеплённые резиновые калоши (тапочки скользят) и вернулась к окну. А потом залезла на подоконник — выходить из комнаты было лениво, да и случайно столкнуться носом с братом не имела желания, — правой ногой встав на ограду балкончика снаружи. Так, где у нас поручни? По привычке в два счёта нащупав их руками и как следует ухватившись, я повернулась лицом к стене, затем перенесла правую ногу на широкий карниз над окном. Переставила на него вторую, одновременно оттолкнувшись обеими ногами, рывком подтянулась — ладонь под повязкой неприятно заныла — натужно запыхтев, забросила правую ногу на крышу. Отдышавшись и отдохнув несколько секунд, я упёрлась коленкой о черепицу, перехватилась руками и снова подтянулась, окончательно вытащив себя наверх. Ещё чуть-чуть передохнула и начала карабкаться к самому коньку, перебирая руками и упорно игнорируя ноющую от нагрузки повреждённую ладонь. Предусмотрительно надетые калоши предотвращали скольжение по черепице и не давали мёрзнуть стопам. Очень скоро я добралась до самого конька и уселась на него. Брр-р, даже в тёплой одежде чуть прохладно. Впрочем, немудрено — на носу середина октября, поэтому ночи холодали с каждым днём. Глядишь, недельки через две уже изо рта пар пойдёт. Но ничего — пять-десять минут вполне могу посидеть и не замёрзнуть. Зато взбодрюсь, а то ведь ещё уроки в чужих тетрадях делать из-за этого дурня одноклассника. Вот уж не парень, а одна большая ходячая проблема — угораздило же с ним связаться. Спасибо вам, Хирацука-сенсей, за подложенную свинью. Точнее, хряка. Я едва слышно захихикала — на ум пришли кадры, где родители Тихиро наелись еды призраков и стали превращаться в свиней, обжоры. Интересно, а какая свинка получилась бы из Хикигаи? Уж точно не Пеппа. Впрочем, чего это я думаю о всякой ерунде? Царица ночного неба пока низко висела впереди над горизонтом, начиная свое неспешное восхождение в зенит. Её серебряный свет затмевал звёзды поблизости. Запрокинув голову к разостланному надо мной сверкающему звёздному покрывалу, я принялась выискивать знакомые созвездия. Глаз сразу же зацепился за Лиру и Орла, разделённых, словно рекой, дорожкой Млечного Пути. Я непроизвольно улыбнулась: раньше искренне верила в легенду о влюблённых Орихимэ и Хикобоси. Теперь же для меня это просто Вега и Альтаир — яркие звёзды на чёрном покрывале ночи. А когда-то, как и все на Танабату, писала танзаку и вешала их на стебли бамбука, а после праздника сжигала, ожидая, когда исполнятся желания, наивная глупышка. Ничего так и не сбылось… Рядом с Лирой раскинулся Геркулес — большое созвездие и сразу за ним — Змееносец, ещё крупнее и словно держащее другое — Хвост Змеи, а за его «спиной» расположилась сама Голова Змеи. Да, фантазия людей поистине безгранична — целую композицию из невразумительных закорючек придумали. Мой взор перекочевал на другую сторону Млечного Пути. Телескоп на самом краю горизонта, потом, ближе ко мне, Южная Корона в паре со Стрельцом, и, немного с краю, Микроскоп. Я представила себе, как Стрелец хватает Телескоп, натягивает, словно лук, Южную Корону, а затем пускает его в Микроскоп, вдребезги разбивая прецизионный прибор, и засмеялась в голос. Забавная вышла сценка. Глаза скользнули к центральной части. Козерог и Водолей, Малый Конь с Дельфином — совсем маленькими созвездиями. Кстати, ближе к краю висит Южная Рыба и ещё двое из этой близкой тройки: Журавль со Скульптором у самой кромки горизонта на юго-востоке. Хм-м, вопрос — на кого больше похож Хикигая: на поросёнка или на рыбу? Ну, со свиньёй я, пожалуй, погорячилась — свин не стал бы помогать на мостике, везти домой, обнимать… было так тепло и уютно… Э-эй, стоп… Тпру, тупая лошадь! Щеки охватил жар. О чём это ты думаешь? Засмотрелась на звёзды и все, романтика понеслась? Нет, не поймите меня неправильно: я вовсе не против неё, но чтобы с Хикигаей… Спасибо, но лучше воздержусь. Короче, будет он рыбой, только не дохлой, а Южной. Хоть глаза у него, как у селёдки, но живой — на дохлую не тянет. Во-о-от… Едем дальше. Пегас и Андромеда — большие и красивые созвездия, а на самом Млечном Пути — Лебедь, Цефей, Кассиопея и Персей у самого горизонта, едва видимый из-за Луны. Тоже приятные глазу и немаленькие. Натренированный взгляд путешествовал по ночному небесному куполу, без труда отыскивая созвездие за созвездием, отмечая особо яркие звёзды: Арктур, Бетельгейзе, Сириус… Я довольно усмехнулась: как просто это делать сейчас и насколько было трудно в самом начале, когда только открывала для себя звёздное небо. Помню, как до рези в глазах вглядывалась в кажущийся хаотичным узор из сияющих бусинок-звёзд, щедро рассыпанных на чёрном бархате космоса неведомым великаном. А вот и знаменитая Полярная Звезда на кончике ручки ковша Малой Медведицы — неизменный и надёжный компас моряков и путешественников на протяжении многих тысячелетий. Ах, хорошо. Я почувствовала, как внутри разливается умиротворение: в такие безоблачные ночи люблю выходить на балкон, а ещё лучше — залазить на крышу и смотреть в бездонные небеса, усеянные мириадами огоньков. В эти моменты особенно хорошо думается, и я позволяю себе немного помечтать. Мм, будь сейчас тепло — притащила бы из комнаты подушку с одеялом, да и заснула прямо здесь, для надёжности пропустив руки через крепление солнечных батарей на скате крыши. Вот бы ещё соседских плюшек отведать — так сладко пахнут. Сглотнув выделившуюся слюну, я задумалась: может, всё-таки зайти и выпросить парочку? Негромкий звук привлёк внимание, прерывая созерцание звёздных красот и гастрономические мечты. Я зябко поёжилась — пора и честь знать — и посмотрела в сторону источника звука. О, мама возвращается. Сейчас поставит машину в гараж и придёт — быстро делаем ноги, пока не заметила. «Несколько минут в запасе у меня точно есть, — мысленно распрощавшись с вкусным десертом, я перелезла через подоконник в комнату, — успею притвориться спящей, а за уроки засяду после маминой проверки — не имею желания объясняться с ней на ночь глядя. Лучше отложу неприятный разговор на завтрашний вечер». Торопливо переодевшись в пижаму, я нырнула под одеяло, захватив с собой телефон Хикигаи. «Успею позвонить», — думала я, разблокируя айфон и впопыхах набирая свой номер. В трубке пошли длинные гудки. Недолго. — Йо, — нехотя поприветствовали с другой стороны. — Что за «йо» такое? — поинтересовалась я. — И чего такой вялый, неужели уроки делал? — Быстро, наименее затратно, — лаконично ответил Хикигая, — Нет, сейчас начну. А ты? — Неа, — легкомысленно призналась я, после созерцания на крыше чувствуя приятное умиротворение. Эх, плюшки обломились, а то было бы ещё лучше. — Вот, тоже собираюсь. Я совершенно не вовремя зевнула. Ой, чего-то спать захотелось. Свежий воздух, что ли, подействовал? — Эй! — Тотчас возмутился одноклассник. — Смотри, не усни! — Да пусть и усну — подумаешь, проблема, — несколько сонно пробормотала я, внезапно ощутив сильную усталость, — утро вечера мудренее — сделаю их завтра. — Ты не успеешь. — Успею, не переживай. Я просмотрела домашку — ничего сложного, даже по японскому (мой самый нелюбимый предмет). Он вздохнул, да так тяжело, словно сегодня — последний день его жизни. — Всё с тобой ясно, — сердито буркнул он, — как там телефон? — Сам видишь — работает. А что? — Да так, на всякий случай спрашиваю. — Я его немного оптимизировала, а то он у тебя подтормаживал… — Что?! Не трогай его — это тебе не игрушка! — неожиданно резким тоном произнёс Хикигая. — И, к тому же, чужая вещь. Ух ты, какой резкий… — Да будет тебе — распереживался он, понимаешь, — я зевнула пуще прежнего, — было бы из-за чего расстраиваться: контактов с гулькин нос, картинки так и вовсе отсутствуют. А историю браузера смотреть… гм, я достаточно тактична, чтобы этого не делать. Так какой смысл беспокоиться? Ты… — Это неважно, — бесцеремонно оборвал он, — телефон мой, поэтому только я имею право решать, что с можно ним делать, а что нет. — Какой же ты упёртый, — теперь уже я вздохнула, — покажу свои контакты, если тебя так задело. — И убери оптимизации, — не унимался Хикигая, — они мне не нужны, как и твоя адресная книга. — Зануда, — не сдержалась я. — Нахалка, — моментально огрызнулся он. Так, мы оба ступили на тонкий лёд. Теперь надо быть аккуратней — не успеешь оглянуться, как ляпнешь что-нибудь не то и сразу продуешь. — Заранее сочувствую твоей будущей девушке, если она вообще появится. — А я приношу свои самые искренние соболезнования твоему будущему парню — до свадьбы он явно не доживёт. — Даже ты? — невинно поинтересовалась я, поддавшись непонятному импульсу. На другом конце поперхнулись и закашлялись. А-а-а, какое чувствую удовлетворение — удачно подкалывать Хикигаю гораздо приятней, чем ругаться с ним. Может именно поэтому Юкиносита так себя ведёт? Определённо стоит взять себе на заметку. Я терпеливо дожидалась, пока Хикигая не отдышится. — Ты хочешь… — начал он и замолчал. — … спать, — улыбаясь, докончила я, — спокойной ночи, косячник. — Палец ткнул на отмену вызова. Высунув из под одеяла руку и на ощупь положив айфон на прикроватную тумбочку, я повернулась на бок, сделав вид, что сплю. Сегодня был тяжёлый и нервный день, но закончился на довольно-таки мажорной ноте. Приподнятое настроение держалось ровно до того момента, как осознала, что ляпнула в конце. Вот балда. Я пожелала Хикигае спокойной ночи! От расстройства сон как рукой сняло — надо же было так опростоволоситься, дурья башка. Телефон на тумбочке мелодично пиликнул. Что это? Сообщение пришло? Да ну и пусть — не мне же. Но разгоревшееся любопытство не давало покоя. Я вертелась, кряхтела, переворачиваясь с боку на бок в попытках унять глупое чувство, но в конце концов не утерпела — а посмотрим! Быстро отбросив одеяло в сторону, я схватила гаджет и разблокировала его. Взгляд нетерпеливо прилип к экрану. Хм, сообщение с неизвестного номера. Стоп, он кажется подозрительно знакомым. Ладно, а что в самом сообщении? Открываем… промо-код на бесплатное лечение зуба? Так-так, промо-код… промо-код… Где-то я уже это видела… И тут до меня дошло — это ведь мамин номер! Так вот почему он показался знакомым. Она работает заведующей стоматологического отделения, поэтому время от времени для привлечения клиентов раздаёт акционные коды. Получается, именно она выслала код Хикигае, но зачем? Задумавшись, я со вздохом положила телефон обратно и легла на кровать. Откровенно говоря, действия матери вызывали лёгкое недоумение: сначала она приглашает одноклассника домой, затем просит меня одеться понарядней, угощает Хикигаю ужином, подвозит его до дома… Минуточку! Мама ведь забыла свой телефон дома, как же она смогла отправить сообщение без него? Так... так... Я конкретно задумалась, перебирая варианты. А потом хлопнула себя по лбу. Это же элементарно — сама через программу связала её номер с нетбуком. Поэтому, если подключиться к беспроводной сети где-нибудь в супермаркете, то с него можно слать сообщения на любые другие телефоны. Нетбук она часто возит в бардачке. Значит, мама куда-то заехала и отправила это сообщение. Хм, получается, она узнала номер Хикигаи. Но зачем? Внизу хлопнула входная дверь: — Я дома! Мама, что у тебя на уме?