No Cock-Ups, Only Happy Accidents.

Чуя просыпается в неудобной позе, его поясница жутко болит, и другая постоянная боль пульсирует в конечностях. Его ноги подняты неестественно высоко, и он морщится, когда вытягивает их, ведь прошлая скованность не позволяла этого сделать так легко. Это не первый раз, когда он спал в странной позе, и скорее то, к чему он привык – дискомфорт – никогда не был причиной, чтобы отпустить сон и придти в сознание. Но еще больше его беспокоит слишком горячее одеяло на голой спине, от которого он потеет. Его волосы неприятно прилипли ко лбу, и он чувствует, что что-то греет изнутри, и особенно на лице. А что это такое? Может быть, кто-то поставил обогреватель рядом с его кроватью прошлой ночью и забыл выключить его? Это было бы смешно, учитывая, что он чувствует яркий солнечный свет сквозь закрытые веки и знает, что если он выглянет в окно, то его встретят выжженная трава и сухие деревья. Но открыть глаза означало бы немедленно ослепнуть от солнца, что подпитывало бы головную боль, которую он уже чувствует, скрывающуюся и нарастающую за его лбом, и он еще не готов встретиться лицом к лицу с жестокой реальностью следующего дня. Чтобы еще немного расслабить мышцы в надежде снова заснуть, потому что он чувствует себя полным дерьмом – потным, липким и вонючим, – он выгибает спину. Его позвоночник трещит, и кости снова встают на место. А потом что-то движется, и Чуя замирает. Матрас прогибается в другой части кровати, и внезапно Чуя поднимается немного выше, когда человек рядом с ним перекатывается на другую сторону. С телом рядом с ним исчезает тепло, и в то время как он наслаждается прохладным воздухом, который, наконец, ударяет его в спину, Чуя чувствует себя униженным. Он лежит в постели с кем-то другим и не помнит, кто бы это мог быть. Блять. Возникающий страх борется с любопытством узнать, с кем же он лежит. Черт побери, он знал, что выпил несколько бокалов, но неужели это действительно была такая тяжелая ночь? Как бы он не старался заполучить вчерашние воспоминания, сейчас это бессмысленно. Он не в том состоянии духа, его мысли всё ещё затуманены от жуткой головной боли и гудят от беспокойства после возвращения в сознание. Чуя еще крепче зажмуривает глаза, когда его сердце начинает биться быстрее. Никогда не было случая, чтобы он был с кем-то настолько близко, чтобы разделить с ним постель и провести вместе ночь. Он медленно открывает глаза, но солнечный свет обжигает, как лазер, его чересчур чувствительные зрачки, и в тот момент, когда он видит свет, головная боль разрывает его череп без остатка. Какая плохая была идея. Он снова утыкается лицом в подушку, пытаясь успокоиться. Тем не менее, вспыхивающая боль, возможно, была необходима, потому что она растворила всю сонливость, которая всё ещё оставалась. Теперь он чувствует себя полностью проснувшимся, что, впрочем, не означает, что ему стало лучше. Короче говоря, он лежит рядом с человеком, личность которого до сих пор неизвестна, с сильной головной болью, несвежим привкусом во рту, больными конечностями и без всяких воспоминаний о прошедшей ночи. Кроме того, позыв к рвоте усиливается, Чуя чувствует дискомфорт внутри. Нет, сейчас ему это не нужно. Ни тогда, когда он даже не знает, на чьих простынях лежит, потому что полосатых у него точно нет. Он делает глубокий вдох. И давится. Он узнает этот запах. Это рыбный запах лосьона после бритья, который он всегда чувствует на расстоянии, потому что что-то в нем заставляет выворачиваться наружу, и он знает, кто имеет привычку пользоваться им, и, если его предположения окажутся верными, Чую действительно может вырвать, но не из-за похмелья, а из-за чистого отвращения. Неужели он действительно провел ночь в одной постели с Дазаем Осаму? Это требует гораздо больше усилий и мужества, чем ему хотелось бы, чтобы приподняться на локтях, но он должен знать. И ради всего святого. Он был прав. Он лежит к нему спиной, но Чуя может опознать этого ублюдка по его проклятым пушистым волосам. Чуя Накахара делил постель с Осаму Дазаем, самым раздражающим и приводящим в ярость человеком, которого когда-либо знал мир. Он снова плюхается на матрас с громким стоном. Как он зашел так далеко? Почему он вообще здесь? Его комната всего на два этажа выше комнаты Дазая. Одеяло шуршит, и Чуя чувствует, как Осаму садится. Слышит, как он зевает, и слышит, как хрустят суставы, когда он потягивается. Это просто нереально. – Я знаю, что ты не спишь. Голос, грубый, нефильтрованный и слишком громкий, посылает еще одну вспышку боли в голову Чуи. Шипя, Чуя немного поворачивается. – Говори тише, – рычит он, почти так же раздраженный своим собственным голосом, который подводит его, звуча слишком усталым и плаксивым, чем спокойным, видя, что он с Дазаем и в этой странной ситуации. Момент молчания проходит быстро, и Чуя клянется, что парень удовлетворенно улыбается. – У кого-то похмелье? О, как бы Чуя хотел, чтобы он мог солгать и сказать "нет", но в тот момент, когда он поднимет голову и желудок предает его, это факт. Он даже представить себе не может, как ужасно выглядит. Как он так нажрался прошлой ночью? Таким образом, единственный ответ, который у него есть, – это нерешительное "ммм", и если бы у него была какая-то избыточная энергия, он бы задушил Дазая за то, что тот посмел смеяться над ним. Голос, отражающийся в его голове и питающий боль и гнев, которые он чувствует по отношению к себе. Еще раз вес смещается на матрасе, и Чуе удается наблюдать, как Дазай поднимается с кровати, а веселье все еще заметно на его лице. Чуя наблюдает, как он уходит, запустив пальцы в спутанные волосы на кровати и убирая пряди с лица. Длинная футболка закрывает его, и что-то явно неладное мерещится Чуе, когда он наблюдает за всем этим зрелищем. Но он не может понять, что это такое. Слишком сосредоточен на собственных страданиях. По крайней мере, теперь у него есть вся кровать, что позволяет ему растянуться, как морской звезде. Теоретически, он знает, что должен убраться отсюда как можно скорее и должен позабывать об этой ситуации, чтобы они никогда больше не говорили об этом. На самом деле, это чудо, что Дазай не вышвырнул его с первого взгляда, потому что Чуя сделал бы именно это, если бы ситуация была обратной. Но кровать такая теплая, такая мягкая, такая манящая, и, несмотря на запах, Чуя действительно не хочет вылезать, простыни снова почти убаюкивают его. Он не зайдёт так далеко. Рядом с ним кровать вновь проваливается, но Чуя отказывается признавать это. Он скоро уйдёт. – Эй, Чуя, – теперь же шатен прилагает усилие, чтобы говорить негромко, за что Чуя более чем благодарен, - я принёс тебе воды и аспирин. Что? Чуя не верит собственным ушам, и предложение заставляет его подвинуться, чтобы он мог приподняться, глядя на бывшего напарника. Однако, Дазай смотрит прямо на него, без злобы, но с жалостью, хотя Накахара замечает в его глазах явное веселье. Но да, он сидит рядом с Чуей со стаканом воды в одной руке и маленькой таблеткой в другой. И в то время, как сознание того, что грязные руки Дадзая коснулись чего-то, что он должен проглотить, мелькает в его голове, он игнорирует это и решает оценить усилия. Он действительно нуждается в этом, его рот пересох, а отвратительный вкус всё ещё на языке. Со стоном он подтягивается, чтобы сесть, и именно это действие заставляет его осознать, чёрт возьми. Почему он голый? Его сердце падает. И трепещет. Или совсем перестало биться. У него что, остановка сердца? Это нехорошо. Если он считал, что делить постель с Дазаем плохо, то это просто кошмар. На нём нет ни трусов, ни футболки. Ни-че-го. О нет. Жар, который исчез раньше, возвращается в полную силу, ползет вверх по его шее и щекам, и все кажется таким тесным в его груди. Ему нужна вода. Стакан вырывается из руки шатена, таблетка тоже, и Чуя проглатывает ее, прежде чем залпом выпить воду. Он думает, что никогда больше не сможет смотреть Дазаю в глаза. Не может быть, чтобы он занимался сексом с этим гребаным расточителем бинтов. Ни в коем случае. Никакое количество алкоголя никогда не заставит Чую пересечь эту черту и отбросить свое самоуважение. Этому должно быть разумное объяснение. Позволяя своему взгляду скользить по телу Дазая, намеренно избегая его лица, он обращает внимание на то, что Дазай носит боксеры под этой слишком большой рубашкой, и вздох облегчения проходит по его губам. – Ты в порядке? Тебе нужно ведро? Глаза Накахары вспыхивают прежде, чем он успевает подумать об этом, и он наблюдает, как брови Дазая хмурятся от поведения рыжеволосого. Он качает головой. – Не думаю. – Осаму, кажется, еще не убежден, и если Чуя честен с самим собой, то он тоже не уверен. Его желудок всё ещё немного напряжён, но он должен быть в порядке, пока у него есть ещё несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Яркий дневной свет освещает комнату, и часть его мелькает на коже Дазая. Может быть, Накахара замечает это только из-за своих сверхчувствительных глаз, но он замечает. Если быть точным, то лучи скользят по серебристых шрамах, покрывающих руку парня, некоторые из них более заметны, чем другие, и на мгновение Чуя замирает, странно загипнотизированный, прежде, чем второе важное осознание дня поражает его. Дазай не носит бинтов. Его кожа открыта взору, и разум голубоглазого замирает, когда он быстро моргает, убеждаясь, что его воображение не увлеклось. Но внешность Осаму остается прежней, разве что хмурый взгляд становится глубже. – Ты уверен? Ты выглядишь совсем нехорошо. Чуя пристально смотрит. Смущение снова овладевает им, и он прячет лицо в ладонях. – Я не собираюсь блевать, правда, – хрипит он, горло всё ещё немного болит, но он не мог действительно заботиться об этом, когда гораздо более неотложный вопрос беспокоил его ум. Дазай не стал бы сбрасывать свои повязки в присутствии другого человека просто так. Если решение о том, чтобы снять их, было принято, то это должно было быть сделано с твердой причиной и целью. И если Осаму не носит бинтов, то Чуя вообще ничего не носит. Но должен ли он спросить об этом Дазая и рискнуть превратить это в неловкий беспорядок? Потому что прямо сейчас шатен, кажется, абсурдно спокоен о том, что Чуя в его постели. Но он, скорее всего, всё равно помнит, так что он только введет Чую в курс дела, и, если это будет стоить Накахаре достоинства, узнать, почему он здесь, то так тому и быть. Он глотает уже поднимающийся стыд. – Дазай, мне нужно тебя кое о чём спросить. – Конечно, давай, – он забирает пустой стакан из рук Чуи и ставит его на ночной столик. Его тон слишком добр для предпочтения рыжеволосого, он не привык к доброте в словах Дазая, когда речь заходит о нём. – Мы.. провели ночь вместе? Вот. Кот уже вылез из мешка. Чуя нуждается в ответах. Несмотря на свое ужасное физическое состояние и всё ещё блуждающий ум, он знает себя достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что его мозг никогда не успокоится, если он не узнает. Его голова наклоняется в сторону, а Дазай поджимает губы, очевидно, в замешательстве: – Ну, разумеется. Ты всё ещё в моей постели, конечно же, ты спал здесь. Немного ошарашенный, Чуя позволяет минуте тишины пройти, прежде, чем до него доходит, что Осаму неправильно понял, и он съеживается. Неужели он действительно должен спрашивать снова? Его кулак сжимается в пуховом одеяле, мягком на ощупь. – Нет, тупица. Я спросил, трахались ли мы, - он прикусывает внутреннюю сторону щеки. Чуя наблюдает, как рот Осаму складывается в удивленное "о", его брови взлетают вверх. Затем он откидывает голову назад, и искренний, раскатистый смех эхом разносится по маленькой комнате. Он держит свой живот так, словно Чуя только что сказал самую смешную вещь, которой когда-либо удостаивались его уши. Жар, предшествующий смущению, поглощается тем, кто прорастает из гнева. Что дает ему право так над ним смеяться? Кроме того, головная боль Чуи мгновенно усиливается, и он хочет, чтобы он мог заткнуть его. Может быть, засунуть подушку ему в горло? Но при движении он также рискует соскользнуть с одеяла, и он, наверняка, хочет избежать этого любой ценой. Поэтому он ждет, пока Дазай придет в себя. Смех стихает до смешков, и он громко хватается за воздух. – Мы? Трахались? Как будто я хоть пальцем тебя трону. Не думай о себе так высоко. У тебя были галлюцинации, когда ты был пьян, или что заставляет тебя так думать? По крайней мере, Дадзая Накахара знает. Он вернулся – насмешливый, уверенный, ехидный. Небольшое утешение, но определенно менее жуткое, чем заботливый Дазай. Чуя неуверенно вздыхает, стараясь не показывать разочарования. – Я спрашиваю, потому что я голый, Дазай. Голый. В твоей постели. И я ни черта не помню о прошлой ночи. Скажи мне, что еще я должен думать? Но резкость его слов неизбежна. Он не может сказать, стыдится ли он, злится или хочет плакать от разочарования и усталости, но сейчас у него нет нервов для идиотских выходок Дазая. Все, что он хочет, – это простой ответ, разве он много просит? С этими словами Осаму замолкает. Его глаза расширяются, когда он наклоняется вперед и слишком близко, в личное пространство Чуи, и рыжик отступает назад, опираясь на подушку. – Ты ничего не помнишь? По-настоящему? И ты голый? – Глаза шатена опускаются вниз, как будто он действительно ожидает увидеть еще один проблеск обнаженной кожи, заставляя Чую плотно скрестить руки на груди, прикрываясь. Он бы с удовольствием натянул одеяло повыше, но Дазай сидит на нем. Покачав головой, Чуя отвечает: – Нет. Последнее, что я знаю, это..- Но что он помнит? Вчера был день, когда все они получили свободу после нескольких недель стресса и паники по поводу предстоящих экзаменов и, по своей давней традиции, весь семестр ходили на вечеринки. В эти ночи улицы в районе баров наводнены студентами, и бары заполнены до краев. Всё дело в выпивке в те дни. Коё вытащила первую бутылку водки, как только они вышли из смотровой комнаты, и передала бутылку по кругу. Каждый, кто получил ее, делает щедрый глоток, и с этого момента его уже нельзя было остановить. Верные своей традиции, они пробрались в парк, расположились на месте у реки и упаковали всё спиртное. Пиво, вино, водка, текила – всё, что угодно. В их сумках больше ничего не было, и Чуя помнит, как они хохотали до упаду, постепенно напиваясь все больше и больше. Но их было только четверо. Коё, Гин, Тачихара и Чуя. Он также вспоминает дорогу к их обычному пристанищу, и Чуя, возможно, забрался на фонарный столб, но это не имеет никакого значения. К их приезду в баре уже было полно народу, но это было ожидаемо, и они не возражали. Чем больше народу, тем веселее. Людям было всё равно, кто ты и чем занимаешься – они просто хотели хорошо провести время, и, о боже, они это сделали. В какой-то момент Йосано подтащила его к столику, чтобы потанцевать, и это был взрыв, все люди смеялись и аплодировали, шум смешивался с музыкой. Если он не ошибается, он помнит, что Дазай тоже был там со своими друзьями. В течение ночи их группы даже приходили, чтобы разделить столик. Да, они немного поссорились, но в первый раз это было просто весело, всё соперничество было отброшено в сторону, чтобы у них было приятное событие. Клип Рюноскэ и Гин, приносящих тарелки, играет в его голове, за которым следует разговорный тост, и все это время он получал вызывающий взгляд от Дазая, сопровождаемый насмешливой ухмылкой и подмигиванием, прямо перед тем, как они выпили свои бокалы. Жидкость горела в больном горле Чуи. Затем картина исчезает, оставляя после себя ничто, и никакие усилия не могут вернуть воспоминания. У него нет никакой информации о том, как он оказался здесь. Чуя прочищает горло после неловкой минуты молчания: – Последнее, что я помню, это то, как мы выпивали с друзьями. Вот и всё. Накахара ожидает, что Дадзай будет смеяться над ним, издеваться над его "Потерей памяти", придумывать самые возмутительные шутки о том, насколько легковесен Чуя, и он готов принять их, как он того и заслуживает. Он не замечает уродливого фырканья, исходящего от Дазая, который звучит так, будто он в любую минуту выплюнет слизь, и рыжеволосый рычит с отвращением. Проведя рукой по копне волос, шатен затем почесывает шею: – Тогда, ты помнишь намного больше, чем я, как мне кажется. И Чую уносит ветром. Как это Осаму не может помнить? Он, кажется, гораздо более слаженный, чем Чуя, который всё ещё не верит, что может встать безопасно, и не показывать никаких признаков похмелья. Он даже не выглядит таким усталым. Как это Чуе всегда удаётся сталкиваться с ужасными последствиями? – Но как же так? Ты ведь сейчас в порядке, ты не мог быть настолько пьян! – Чуя огрызается. Этот парень, должно быть, издевается над ним. Ни за что Чуя ему не поверит. Губы Дазая сжимаются в тонкую линию. – Я действительно ничего не помню с того момента, как мы вошли в бар. Я честно говорю, Чуя. Накахара драматично жестикулирует одной рукой: "Как так?" Даже с толерантностью в три раза выше, чем у Чуи, Вы не можете отключиться пьяным, не имея, по крайней мере, некоторых последствий, с которыми придется иметь дело. Реальность не так уж хороша. – Может быть, это та тупость, которая была у меня после того, как мы туда попали. Добавление алкоголя обычно не приносит пользы моей памяти. Единственное, что Чуя чувствует в себе силы сделать – это недоуменно моргнуть. – Ты серьезно обвиняешь выпивку в дыре в твоем мозгу? Дазай пожимает плечами: – Да. Для меня это именно так. Чуя хочет закричать. Он потирает переносицу и резко выдыхает. По сути, он говорит ему, что они оба ни хрена не помнят, и даже меньше, если они занимались сексом прошлой ночью. – Да ладно тебе, Чуя. Ты действительно веришь, что мы трахались? – Насмешка очевидна, – голос шатена привлекает внимание парня, который только поднимает бровь. Ну, может быть? Дазай продолжает: – Я едва терплю тебя здесь. Но ты выглядишь дерьмово, даже мне было бы стыдно, если бы я тебя выгнал. И кроме того, что ты голый, что заставляет тебя так думать? Что ж, приятно знать, что Дазай не внезапно развил привязанность к Накахаре. – На тебе нет бинтов. На мгновение Осаму застывает, его взгляд скользит по голым бедрам, как будто только сейчас он осознает, насколько беззащитен перед Чуей, парнем, которого он, вероятно, ненавидит больше всего. – Куча все еще в ванной, от них воняет алкоголем. Наверное, поэтому я их и снял. – Сухо говорит Дазай. – Оу. – Это звучит разумно, и, видя, что Дазай на самом деле полуодет, он чувствует себя немного лучше. Потому что он очень надеется, что они ни во что не ввязывались прошлой ночью. – Кроме того, тебе не кажется, что кому-то из нас будет больно, если мы трахнемся? Твои догадки абсурдны. Еще один важный момент, с которым Чуя не может не согласиться. Хотя он чувствует себя разбитым, это определенно не похоже на секс. Вполне возможно, что Чуя слишком остро отреагировал и сделал неверные выводы. Теперь, когда факты и доказательства изложены, его мысли действительно кажутся смешными, даже ему самому. Дазай встает, хихикая. – И хотя я тоже не могу сказать, почему ты голый, я найду тебе что-нибудь надеть. Мне не жаль, я могу обойтись и без того, чтобы увидеть тебя во всей красе. – Рука пренебрежительно машет Накахаре. – Говори, что хочешь, я знаю, что тебе нравится видеть меня таким. – Злая ухмылка растягивается на его губах, уверенность Чуи никогда не подводит его в нужный момент, хотя Осаму не признает замечание, когда он бросает пару черных боксеров прямо на колени Чуи и футболку, которая определенно будет слишком большой для рыжеволосого. Проклятье, она, вероятно, даже слишком велика для Дазая, и голубоглазый не может избавиться от чувства, что Дазай выбрал эту футболку, чтобы только придраться к нему. – Одевайся, а потом убирайся из моей квартиры. Ты пробыл здесь достаточно долго. Это тот Дазай, с которым знаком Накахара, тот, который всегда выражает намек на насмешку по отношению к Чуе, когда говорит с ним или о нем, и рыжий предпочитает второго именно таким. Одеваясь, Дазай прячется в ванной комнате. Одежда, конечно, слишком велика, но этого достаточно, чтобы пробежать два этажа вниз по коридору, не выглядя подозрительно. Вставать – не совсем приятное занятие, но Чуя ожидал, что будет ещё хуже, его зрение лишь слегка затуманилось. Должно быть, это аспирин действует. Он не намерен задерживаться здесь ни на минуту дольше, но это первый раз, когда он был в комнате Дазая в общежитии, и что-то подсказывает ему воспользоваться случаем и взглянуть на нее. Это комната Дазая... Такая себе, если уж на то пошло. Здесь не так много, чтобы раглядывать. Несколько книг, разбросанных по столу – те же, что Чуя использует для изучения – и несколько романов в маленьком книжном шкафу. Никакие картины не украшают стены, и вся комната чувствуется.... холодной. Пустой. Чуя хотел бы знать, почему это так. Но опять же, неужели он действительно так заинтересован в этом идиоте? Единственные вещи на полу – это грязная и вонючая одежда, которая на самом деле принадлежит Чуе, и он поднимает ее, быстро проверяя, что его телефон до сих пор лежит в заднем кармане джинсов. Он готов к отъезду, этот инцидент уже закончился. – Да, Скумбрия, спасибо за аспирин. Прощай, и я надеюсь, что не увижу тебя ни на одном практическом курсе, – выкрикивает он. Одновременно он вытаскивает телефон из джинсового кармана, опасаясь, что тот может выпасть. Его намерение состояло в том, чтобы проверить время на дисплее, позаботившись об уведомлениях, как только он окажется в своей комнате. Этот план нарушается, как только он открывает экран. 482 непрочитанные сообщения в групповой чат. Более 700 сотен в других чатах. Какого черта? Следующие несколько дней после того вечера вообще не должно было быть никаких сообщений. Дазай, в любом случае, в ванной, он может позволить себе быстро взглянуть, просто чтобы понять суть того, что произошло. Он открывает чат, отмечая верхнее сообщение, чтобы найти его позже, и когда он прокручивает вниз, мимо некоторых обычных пьяных текстов, его останавливает поток фотографий. Сердце Чуи замирает во второй раз за это утро. Телефон почти выскальзывает из его рук. Этого не может быть. По мере того, как он продолжает прокручивать, появляются все новые и новые картинки, прерываемые его друзьями, практически кричащими, плачущими и смеющимися. Когда же это случилось? Ему не нужно открывать фотографии на весь экран, чтобы узнать, что на них изображено. Это фотографии его вместе с Дазаем. Совместные. Вызывающее. И это случалось несколько раз, места и позиции все разные. Накахара прислонялся к стене, заключенный в ловушку руками Дазая. Чуя сидел на барной стойке, Осаму притянул его ближе за чокер. Чую нес шатен, обхватив его руками за плечи. Накахара за их столиком, рядом с Дазаем, чья-то рука обвила талию Чуи. И на всех фотографиях Чуя засовывает свой язык в рот второго. Его желудок переворачивается по причинам, не связанным с похмельем, когда он прокручивает дальше, и его дыхание застревает в горле, когда он видит смелые слова "У Гин есть видео", спамированные в чате. Через несколько сообщений появляются новые данные и – кто бы мог подумать – это видео. Даже не играя ни одно из них, их содержание очевидно, и грудь Чуи сжимается, чувствуя свой собственное слишком быстрое биение сердца в горле. Может быть, его предположение о том, что они трахались, не так уж и неправдоподобно. Позывы к рвоте непреодолимы. Щелчок отпираемой двери пугает Чую, и Осаму выходит из ванной и сразу же внимательно осматривает рыжего с головы до ног с суровым выражением лица. – Я думал, мы договорились, что ты уйдешь. Если бы только это было их главной заботой. – Ты проверил свой телефон? – Нелегко оторвать взгляд от устройства, даже если он не хочет смотреть на фотографии. Он просто должен посмотреть. Дазай хмурится, прислоняясь к стене. – Нет? Перестань валять дурака, ты не должен быть здесь, Чуя. – Сделай это. Проверь свой чертов телефон. – Слова могли бы прорезать плоть, и никогда прежде Чуя не проникал под кожу одногруппника так быстро. Парень неловко переминался с ноги на ногу, пронзая Чую взглядом, прежде чем вздохнуть. Все еще скептически настроенный, Дазай, однако, подчиняется и подходит к тумбочке, включая свой телефон. Чуя внимательно наблюдает за ним, особенно за выражением его лица, и он может точно определить, как второй достигает первой картины, раздраженный акт падает и уступает пустому ужасу. – Какого хрена, – бормочет Дазай себе под нос, едва слышно, чтобы не повисла тяжелая тишина в комнате. Большой палец шатена лихорадочно проводит по экрану, скорее всего, получив такой же ответ, как и Чуя в их чате. Экран Накахары всё ещё яркий, изображение показывает видео, отправленное Коё, и Чуя разрывается между тем, чтобы открыть его и тем, чтобы забыть, что такая вещь существует. Неприятное давление в кишках сдерживает его, но в конце концов любопытство побеждает отвращение. Звук слишком громкий и разносится по комнате, и Чуя сразу же понижает его. Краем глаза он видит, как второй вздрагивает от неистового крика, но Чуя заставляет его сосредоточиться на видео, и это отвратительно и, скорее всего – надеюсь – самое непристойное. Это то, где Дазай поднял его и прижал к стене. Накахара узнает в видео коридор к туалетам, и руки Дадзая подсунуты под его колготки, в то время как ноги рыжего обернуты вокруг его талии, руки цепляются за воротник Дазая, притягивая его ближе, чтобы иметь лучший доступ. Даже звуки их поцелуев были захвачены телефоном, и его желудок скрутило. Он готов сгореть от смущения, которое он чувствует от просмотра сценария, чувствуя такую жалость ко всем, кто должен был стать свидетелем этого, потому что смещение второй руки, должно быть, было мерзким. На заднем плане он слышит знакомые голоса, подбадривающие его, Йосано кричит: – Сделай это, Чуя! – и, предположительно, Ацуши шепчет "Разве они не должны ненавидеть друг друга?" человеку, который ведет съемку. Оказывается, это была Гин, потому что это определенно девушка, которая отвечает: – Это называется "ненавистное влечение", Ацуши. И да, это действительно так. Надо будет им отправить. Боже, это стоит золота. Чуя немедленно возмущается веселым тоном и хихиканьем, которые окружают их. Если бы кто-нибудь сказал ему, что он когда-нибудь так близко подойдет к Дазаю, Накахара рассмеялся бы им в лицо, а если бы кто-нибудь рассказал ему, что произошло прошлой ночью, он бы ударил их за такую ужасную шутку. Но, увы, есть доказательства. Он смотрит на них прямо сейчас. И это делает все это немного более реальным. Внезапно появляется новое уведомление. Йосано: чуваки, он проснулся и в сети! Коё: это он? Йосано: ДА. Еще одно уведомление. На этот раз в другом групповом чате, на который он до сих пор не обращал внимания. Кстати, что это за группа? Название группы ему совсем не знакомо.

Клуб жажды ДазаЧу.

Тачихара: ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ОНИ ОБА ПРОСНУЛИСЬ Должно быть, они шутят. Если посмотреть на группу, то ее цель очевидна: это коллекция фотографий и видео, сделанных вчера, и все они находятся там. Его друзья, друзья Дазая, они оба. В промежутках бессмысленные крики и голосовые сообщения от друзей. Йосано: Я УЖЕ ЗДЕСЬ Это заявление поддерживают Коё, Гин, Ацуши, Акутагава, Ранпо, Хигучи, Куникида. Господи, сколько людей вовлечено в это? Чуя на секунду отрывает взгляд от телефона, а затем встречается со взглядом Осаму, потрясенный и смущенный. Телефон Чуи снова звонит. Коё: лол, ты действительно думаешь, что они вообще спали? Хигучи: Ну, они были оба в хлам, что еще они должны были сделать? Тачихара: Хигучи, пожалуйста Хигучи: *ОХ* Ацуши: я думаю, я бы что-то услышал, если бы они действительно сделали ... э - э ... ну, вы знаете Акутагава: ты не слышал? Ты что, оглох? Koё: ЧТО Куникида: извините? Гин: ЧТО НЕУЖЕЛИ ЭТО ПРАВДА? Koё: Аку проговорился Йосано: ребята, они в сети. Они видят нас Чуууяяя, милочка, расскажи, пожалуйста, что произошло Он моргает, глядя на разговор, расстроенный тем, какой оборот приняло утро. Дазай убедил его, что между ними ничего не произошло, но этот желаемый пузырь лопнул. Комнаты Акутагавы и Ацуши находятся рядом с комнатой Дазая... это нехорошо. Шатен прочищает горло, привлекая внимание рыжика. Он стоит несколько напряженно, мышцы на руках заметно напряжены, плечи напряжены. – Ты читаешь то же, что и я, верно? Чуя медленно кивает. – Да, это так. – Короткая пауза. Должен ли он действительно сказать это? Нахуй. – Ты все ещё считаешь, что наш секс – это абсурд? Дазай рычит. – Да, это так. Это отвратительно. Мы должны просто написать, что ничего не делали, и вести себя так, как будто прошлой ночи не было. Так? Как будто Дазай должен был убедить Накахару. – Звучит неплохо. Он без колебаний возвращается в чат и уже начинает печатать, когда видит новые сообщения. Акутагава: я не знаю, что я тогда слышал, но я искренне хотел бы не слышать это Ацуши: почему я ничего не слышал?? Акутагава: ты, наверное, упал в постель как камень Дазай действительно должен взглянуть на винты своей кровати И никто не хочет знать, какие крики способен издавать Чуя. Ты действительно не должен Гин: не может быть хуже, чем стон, когда Дазай схватил его за задницу оаоа Koё: /Фото/ Или когда он это сделал? На снимке Осаму покусывает обнаженную шею Чуи. Его волосы в беспорядке, глаза закрыты, а щеки пылают ярко-красным цветом. Дазай выглядит ничуть не лучше. Акутагава: поверь мне, всё гораздо хуже – Этот проклятый предатель. – Дазай раздраженно фыркает, и рыжеволосый поднимает бровь в ответ на это заявление. – Ты хочешь сказать, что он сказал правду и выдал твой секрет? – Фу, нет. Я же сказал, что ничего не помню. – Закатив глаза, Дазай садится на край кровати. – Но разве они не должны подождать и послушать, что мы скажем? Чуя не может удержаться от смеха. – Они писали о нас уже несколько часов, идиот. Ты действительно думаешь, что нам есть, что сказать по этому поводу? Он слышит только рычание. Гин: Дазай, я знаю, что ты читаешь это. Объясняйся – Ну, может, и так, – говорит шатен, и теперь настала очередь Чуи закатывать глаза. – Удачи в их убеждении. – Просто смотри. А потом он печатает. Дазай: можешь плз остановиться? Сообщение всплывает в чате Чуи, и фырканье вырывается безудержно. – Вау. Отличная работа, приятель. Они обязательно послушают. Гин: *ЗАМОЛЧИТЕ ВСЕ* Он же сказал Йосано: теперь ему остается только рассказать нам больше Хигучи: чшшшшш Акутагава: я даже не хочу объяснений Тачихара: ЗАТКНИСЬ Дазай: Расслабьтесь все Но, во-первых, для всех: Первые четыре фото. Они прекрасны Во-вторых: ничего не произошло. Рили. Понятия не имею, что это было, больше такого не повторится Чуя громко сглатывает, читая тексты, и дрожь пробегает по его спине. – Ты всегда так пишешь? Дазай делает паузу, печатая. – Да, и что в этом плохого? – Отвратительно. Я не могу поверить, что ваши эссе оцениваются так высоко. Тачихара: Да, да, неважно Ранпо: я уверен, что они трахались. Хигучи: Дазаййййй, переходи к делу Куникида: почему вы все вообще хотите это знать? Чуя подходит к столу и опускается на стул. Очевидно, он не скоро уедет, и ему надоело стоять здесь без дела. – Продолжай печатать, я не думаю, что наши оценки важны, когда мы должны убрать этот беспорядок. – Конечно. Йосано: ты же понимаешь, что Чуя тоже читает это. Чуя, ну же, не будь таким застенчивым. Тебе не понравилась наша маленькая документация? Дадзай: скажу сразу: сегодня у нас не было секса – Очень убедительно, – комментирует Чуя, когда прочитывает текст. Дазай фыркает в ответ, приподнимая бровь: – Может, мне написать эссе о том, почему мы этого не сделали? Потому что это будет иметь огромное значение. Замечание сочится сарказмом. Чуя может только покачать головой. Тачихара: ну да, ну да Куникида: слава богу Йосано: ты- что- Акутагава: лжец. Гин: я тебе не верю Koё: / Фото/ Разве это похоже на людей, у которых не было умопомрачительного секса прошлой ночью? Чуя нажимает на картинку. Это та, где он сидит верхом на коленях Дазая, с широкой улыбкой на губах, когда он наклоняется. Его палец застрял в дурацком фирменном боло-галстуке суицидника, и если он приглядится, то увидит руку шатена, лежащую у него на бедре. – Господи, да ты и впрямь пиявка, – говорит Дазай, не поднимая глаз и поворачивая телефон, рассматривая картинку под разными углами. – А ты довольно щуплый, – замечает Накахара, – не волнуйся, я воспринимаю это как комплимент. Я знаю, что у меня классная задница. – Заткнись. Чуя совершенно уверен, что никогда не слышал такого резкого тона в голосе Осаму, но больше всего его смущает то, что шатен не возражает. Конечно, он мог бы втереться в нее, но ему хочется еще немного погреться в этом удовольствии. Да, ему позволено быть довольно самодовольным по этому поводу. Но что еще более важно, Чуя видит свою возможность сейчас. Чуя: я торжественно клянусь, что Дазай говорит правду. Мы не спали друг с другом. А теперь перестаньте этот беспредел Рыжеволосый бросает взгляд на Дазая, чьи губы дергаются, когда он читает сообщение. Хотя, это кажется единственным подходящим ответом, который он может дать своим друзьям прямо сейчас, что-то внутри него не устраивает его, как слабый, постоянный тычок в его бока. Почему мне кажется, что он лжет? Акутагава: ты невероятен Вы оба Я слышал вас, говнюки, и это, конечно же, не было похоже ни на что Я не знаю, понимаешь ли ты это, но ты чертовски громко "кричишь" Это тревожит. Мои уши должны быть очищены Йосано: он жив и лжет! Чуя, я разочарована Гин: оаоа мне больше нравится версия Аку Рампо: я чую здесь ложь. Ерзая на стуле, чувствуя усталость в мышцах, Чуя вздыхает и кладет телефон. Все равно это бесполезно. Лучшее, что они могут сделать, – это пересидеть и подождать, пока все успокоятся. Они не могли бы зацикливаться на этом вечно, и поддразнивание будет менее забавным, если его проигнорировать. Дазай все еще хмурится, глядя на свой телефон, но, похоже, перестал печатать. – Будь, что будет. Они скоро устанут от этого, – говорит ему Чуя, звуча менее обнадеживающе, чем он первоначально намеревался. – Конечно. – Он, кажется, размышляет, и голубоглазый дает ему минуту покоя, чтобы разобраться в своих мыслях. В конце концов, Чуя мог понять его. Он чувствует себя более истощенным, чем когда-либо, несмотря на то, что ничего не сделал сегодня, и умственное истощение, смешанное с похмельем... Чуя хочет снова лечь спать и проснуться только завтра. В другой день. В другой ситуации. – А что, если бы мы действительно это сделали? Это заявление застаёт парня врасплох, и он мгновенно выпрямляется. Дазай продолжает: – Я имею в виду, что мы, вероятно, никогда не узнаем, потому что, хотя мы чувствуем, что не знали, Акутагава, кажется, довольно убежден. И зная его, он не лжет. Но, может быть, мы просто дурачились, и это то, что он слышал? Не делай такое лицо, ты же знаешь, что мы дурачились, получали всё ... – он раздраженно машет руками, - ты же видел фотографии. Чуя замирает, мысленно повторяя слова Осаму и ища лазейку, что-то, что заставляет его звучать нелепо, и ища контраргумент. Но он приходит с пустыми руками. Без сомнения, он прав, и как бы сильно Чуя не хотел узнать, что они сделали, он должен смотреть правде в глаза: выяснить это невозможно. Он мудро выбирает следующие слова: – Я думаю, что, в конце концов, это не имеет значения. Мы же ничего не можем изменить. Дазай утвердительно напевает, бездумно постукивая пальцем по теперь уже черному экрану, несмотря на ритмично мигающую лампочку оповещения. – Истинные слова. Это, наверное, лучше оставить это сейчас. Ты действительно должен..- Дазай не успевает закончить, как его прерывает тихий стук в дверь. – Ты кого-то ждешь? – Спрашивает рыжик. Осаму встает, качает головой и идет открывать дверь. Чуя наблюдает со своего места, имея прекрасный обзор, и неподдельное удивление охватывает его, когда он узнает Ацуши и надутую ткань, перекинутую через руку. – Эй, Дазай, у меня все ещё твое пальто, которое ты забыл вчера, и теперь, когда ты проснулся, я подумал, что принесу его, прежде чем ... о, Эй, Чуя! Единственный, кто может казаться более удивленным, чем чувствует себя Чуя, – это, несомненно, Ацуши, который смотрит на него широко раскрытыми глазами и слегка машет рукой. – Привет, – слабо здоровается Чуя, поднимая руку в знак дальнейшего подтверждения. Но мальчик продолжает смотреть на него, его разум, казалось бы, отключается и перезагружается только тогда, когда Дазай прочищает горло. – Спасибо, Ацу, я тебе очень благодарен. Увидимся позже, хорошо? Немного озадаченный, Ацуши кивает: – Ну да, конечно. И с этими словами Дазай уже закрыл дверь перед его носом. Он пристально смотрит на Чую, и на этот раз парень на сто процентов уверен в том, что происходит у него в голове. Мы облажались. Ацуши: ЧУЯ НАХОДИТСЯ В КОМНАТЕ ДАЗАЯ И ДАЖЕ ОДЕТ В ОДНУ ИЗ ЕГО РУБАШЕК Koё: лооооол, парочка, подтверждено Йосано: они трахались они трахались они трахались они трахались они трахались Тачихара: это праздник Куникида: это катастрофа