***
— Пригов, домой идёшь? — Багира заглянула в кабинет генерала и показала на часы. — Двадцать сорок пять. — А? Нет, посижу ещё, — Пригов обложился бумагами и привычно грыз карандаш. — Что, Данила-мастер, не выходит каменный цветок? — засмеялась Рита. — Тоже мне, хозяйка Медной горы... — проворчал генерал. — Иди уже, Леонид Андреевич тебя заждался, наверно. — А тебя Катя твоя не ждёт, что ли? — Катя, Катя... Нет, у неё дела сегодня. — Что-то у неё уже неделю каждый вечер дела, а ты сидишь допоздна. — Кошкина, уйди, а? — рассердился Пригов, отложив карандаш. — Мне тут Шарыгин покоя не даёт, и ты ещё на мозги капаешь! — А что Шарыгин? — сразу посерьёзнела Рита. — Какая-то информация появилась? — Пока нет. Но вот я смотрю, по каким делам он проходил в качестве свидетеля... Собственно, их два, дела этих. Короче, есть у меня сильное подозрение, что по крайней мере по одному из них Шарыгин должен будет давать показания в суде. А в суд, как ты понимаешь, его повезут из колонии. И если бы мы с тобой, Багира Степановна, были его пособниками и собирались устроить ему побег... — Если бы мы с тобой собирались, Пригов, он был бы уже на свободе. — Ну да. Так вот, удобнее момента у его дружков не будет. — А когда суд? — Да непонятно пока. Завтра постараюсь выяснить. А когда выясню, ФСИНовцам предложу наши услуги по транспортировке Шарыгина от колонии до суда и обратно. — Пригов, если звонить в прокуратуру ты будешь завтра, сегодня-то чего сидеть? Поехали. Отдыхать тоже иногда надо. — Это правда, надо. Тем более что голова уже не варит, — генерал убрал бумаги, встал, снял со спинки кресла пиджак. — Всё, я готов. На парковке Рита осторожно спросила: — Володь, вы с Катей не поссорились? — Нет, — буркнул Пригов. — Ну, занят человек! Можешь ты это понять, Кошкина? — Могу. Не сердись, товарищ генерал-майор. До завтра! — До завтра. Белову привет.***
Пригов ехал домой и хмурился. Рита своим вопросом нечаянно ткнула в болезненную точку, которая ныла уже недели две. Нет, они с Катей не ссорились, но... Пригову было хорошо с ней. Ему нравилось забирать у неё и вешать на своё плечо тяжёлый этюдник, когда они гуляли. Нравилось рассказывать ей смешные истории и любоваться ямочками на её щеках. Нравилось уговаривать её подняться на Исаакий или на одну из питерских крыш. «Володя, я ужасно боюсь высоты. — А я буду держать тебя за плечи. Так не страшно? — Не-а, с тобой не страшно. Какие у тебя руки! — Какие? — Сильные. И нежные». Нравилось греть её замёрзшие пальцы в своих ладонях. Нравилось заниматься с ней любовью... И Кате было с ним хорошо, он это чувствовал. Однажды она позвала его в какую-то недавно открывшуюся модную галерею: — Там несколько наших ребят выставляются, будет такой вечер... для своих. Среди Катиных друзей Пригов чувствовал себя чужим. Собственно, ему было наплевать на то, что на него косились и довольно громким шёпотом интересовались друг у друга, «что это за хрен с Катькой пришёл». Просто его слегка раздражала вся эта тусовка. Пригов был человеком дела. Нет, он ни в коем случае не считал художников бездельниками, тем более что сам прилично рисовал. Но он прекрасно видел разницу между работягами и болтунами. Так вот, эти были в большинстве своём болтунами и позёрами. Кроме, пожалуй, одного паренька, который тихо сидел весь вечер в уголке и грустно смотрел на Катю безнадёжно влюблёнными глазами. Кстати, его картина Пригову понравилась. Остальное на этой выставке было так... либо подражательное, либо выпендрёж на пустом месте. — А вот это моя работа, — к Пригову подошёл высокий красивый брюнет с бокалом шампанского в руке. — Ну как Вам? — Откровенно? — Конечно. — Вы, видимо, увлечены Лентуловым. Но слишком на любительском уровне увлечены, профессионализма не хватает. — Вот как? А Вы что, эксперт? — Игорь, ну перестань! — подошедшая Катя со смехом отняла у него бокал, поставила на подоконник и попыталась увести брюнета от Пригова. — Пойдём, тебя ребята зовут. — Нет, подожди! — Игорь явно разозлился и даже не пытался это скрыть. — Твоему гостю не понравилась моя картина. Я хочу знать, почему. — Потому что это плохое подражание, — буркнул Пригов. — Володя! — укоризненно сказала Катя. — Ты зря так говоришь... Игорь очень талантливый. — Возможно. Хотя по данной работе этого не видно. — Катерина, кого ты привела вообще? Он же, судя по возрасту, любит исключительно Репина с Левитаном. — Люблю, — подтвердил Пригов. — А вот когда откровенную халтуру за искусство выдают — не люблю. — Дядя, я ведь и ударить могу. — Не советую, — очень спокойно сказал Пригов. — Сломанными пальцами трудно будет держать кисточку. Потом, уже на улице, Катя, смеясь, ругала его: — Ты невозможный! Ну вот зачем ты с Игорем сцепился? — Он первый начал. И крутился рядом с тобой постоянно. — Ты ещё и ревнивый! — А вот и нет. — А вот и да, — она повернула его к себе и поцеловала. В общем, им было хорошо вместе, и полтора месяца Пригов просыпался по утрам с улыбкой: «Катя...» А потом, позвонив, он всё чаще слышал в ответ: «Володя, я не могу сегодня. И завтра тоже. Давай во вторник? Я позвоню». Позвонить она забывала. Или звонила и говорила: «Извини, что я тебя не позвала на выставку, просто... — Просто там были твои друзья, а я не вписываюсь, да? — Володя, ну при чём тут это! Дело вообще не в тебе». Он задерживался в КТЦ по вечерам и по утрам приезжал ни свет ни заря — давно привык все неприятности глушить работой.***
На следующее утро Пригов заглянул в информцентр, попросил Риту подготовить сводку по трём бывшим сослуживцам Шарыгина, насчёт которых его предупредили коллеги из ФСБ. Вернулся в кабинет и занялся делами. Немного разгрёб мелкую текучку, достал из ящика стола свои вчерашние записи по Шарыгину. В кармане пиджака запиликал мобильник. Катя... Пригов откашлялся и взял трубку: — Привет! — Володя, здравствуй. — Я соскучился. — Я тоже. Слушай, я хотела тебе сказать... В общем, мне надо будет уехать. — Надолго? — Ну, пока на год, а там будет видно. Понимаешь, я подавала заявку на работу. В Австрии, в Вене, есть один музей художественный, частный... Собственно, не просто музей, а вроде школы живописи. И они иногда объявляют конкурсы для молодых иностранных специалистов. Я им отправляла проект, давно... Даже забыла про него, тем более шансов почти не было. И вдруг приходит ответ, что наш проект одобрен, представляешь... Мы так обрадовались! — Вы — это ты и... — Ну, мы вместе с Игорем проект делали. Помнишь, высокий такой? — Помню. — Ну вот. Ты не обижайся, пожалуйста. — Ну что ты, Катя! Я не обижаюсь. Наоборот, рад за тебя. Вошла Рита с папкой в руках, Пригов показал ей на диван — сядь, мол, подожди. — Когда едешь? Проводить тебя? — спросил он, изо всех сил стараясь говорить спокойно. — Через две недели. Провожать не нужно, нас папа Игоря на машине в аэропорт отвезёт. Катин голос из трубки звучал отчётливо, и Рита услышала последнюю фразу: — Володя, ты замечательный, спасибо тебе за всё! Но ты не звони мне больше, пожалуйста, хорошо? Не надо... Пригов отложил телефон, посидел несколько секунд, беспомощно глядя перед собой. Потом потёр лоб и ровным голосом сказал: — Багира, давай сводку. Что там у нас получается?***
Вечером Рита зашла к Пригову: — Володя, ты освободился? — Угу. — Давай кофе попьём? Сделаешь? Мне солёную карамель. — Угу, — он встал из-за стола и пошёл к кофемашине. — Приходи завтра к нам. Лёня обещал плов сделать по какому-то хитрому афганскому рецепту. Я ему говорю, что тоже вкусный плов готовлю, а он только смеётся: ты, отвечает, так не умеешь. Придёшь? Пригов поставил на журнальный столик две чашки с кофе и устало плюхнулся на диван: — Угу. — У тебя все слова, кроме «угу», закончились? — Угу. — Из-за Кати переживаешь? Он досадливо мотнул головой: — Н-нет... Не знаю. То есть переживаю, конечно. Хотя, может, всё это и к лучшему. — Почему? — Да понимаешь... Лучше так, сразу, — Пригов вздохнул и рассказал про Катины «Я сегодня не могу», про Игоря, про Австрию... — Володя, скажи, а вообще у вас с ней серьёзно было или так? — Да, пожалуй, так... акварель. Рита положила руку ему на плечо, Пригов доверчиво потёрся щекой о её пальцы. — Вертихвостка она, Катя эта, — решительно сказала Рита. — Не грусти, Вовка. Так придёшь к нам завтра? — Приду.