То самое утро.
— Я победил… Ризотто смотрел в небо, на котором бутонами расцветали чернильные кляксы. Они тянулись друг к другу, разрисовывая перья облаков, что походили на вороновы крылья. Чернота ржавчиной ползла по небосводу, оставляя один лишь кровавый круг солнца нетронутым. Ризотто смотрел в собственные глаза, а они поглощали его. Под ногами сгнивала трава и черствела вода. Остатки железа в кислороде обратились кандалами на ногах убийцы. Приковали его к земле, сквозь которую он вот-вот провалится. Утонет в пучине собственной души. — Тебе нравится? — голос раздался над самым ухом, от чего Ризотто дёрнулся, а бубенцы на шапке тревожно звякнули. Вкрадчивый шёпот, точно ржавчина, чернил сердце, леденил сознание. Мужчина отскочил в сторону, обернулся, зловеще щуря глаза. Но ничего, кроме тени с сочившимися ядовитым сиянием звёздами не увидел. Вздох. — Тебе нравится победа? Ризотто опустил голову. Опять. Опять его преследует призрак, чей силуэт он намеренно путал с боссом, винил во всех проблемах: как своих, так и товарищей. Злился. Ненавидел. Он жаждал не отмщения, а справедливости и спасения. Силуэт главы мафии… нет. Силуэт, который Ризотто никак не мог признать собственным страхом. — А её цена? Голосов стало больше, они лились с поглощённых тенью небес. Знакомые и такие счастливые. Звонкие и хриплые. Родные… он смотрел на людей, окруживших его, смотрел на их улыбки и чувствовал как Металлика режет по глазам изящными лезвиями, как в венах расцветают иголки. Металлисты плачут только кровью — был убеждён киллер, и он терпел, не отзывая стенд, он смотрел на своих товарищей, и под их взглядами таял, будто растворялся в воздухе, становясь всё меньше и меньше. Слушал их поздравления, которые холодными осколками стекла впивались в сердце. Каждый протягивал ему руку в знак уважения и поддержки, а кожа Ризотто осыпались, будто у старца, обращающегося в прах. Она трескалась, булькала, будто яд из глаз его тени проник в кровь. Она горела, как горели его несуществующие воспоминания, как горела фотография Венеции. Ризотто ничего не понимал. Кроме того, что его окружили призраки мёртвых друзей. — Die… die, my darling. — шёпот, сопроводивший его в кромешную тьму.***
Ризотто смотрит в потолок, неизвестно сколько часов, и не сразу осознаёт, что глаза его открыты, а комната не является пустотой из сна. На стенах висят плакаты с имитацией пятен крови, где-то на полу в углу валяется мел, а на тумбочке тлеет свеча, коей он пытался изгнать злых духов из сердца. Глубокая ночь и изогнутый в зловещей улыбке месяц. Тень от ветвей деревьев проскользила к ногам Ризотто и тут же растворилась в призванном облаками мраке, похитив остатки сна. Убийца не хотел находиться здесь — в своей уютной каморке, что прятала его от окружающего мира, не хотел закрывать глаза и не хотел чувствовать. Ничего не хотел. И на автомате включил проигрыватель.Never free, Never me, 'Cause you're unforgiven too.
***
— Он опять не спал всю ночь? — удручённо вздохнув, явно риторически вопрошал Мелоне. — Завтрак готов! — пафосно вышагивая из кухонного проёма в своём синем фартуке с логотипом Супермена, выкрикнул Прошутто, оповещая каждого сожителя не хуже будильника. — Я поговорю с ним. — Мелоне кивнул скривившемуся от громогласного голоса блондина Гьяччо и поспешил на второй этаж. Хакер хорошо знал самого себя и это знание позволяло ему читать других. Он мог докопаться до самой сути, до самого потаённого, до самых слабых мест, знания о которых легко можно использовать, чтобы сломать человека. Мелоне никогда так не делал. Он любил игры, но не на чувствах. Безобидные, которые позволили бы и остальным беззаботно улыбаться. Он хотел показать им, что проблемы — это не повод ограничивать собственное сознание. Однако у любого метода есть радикальные варианты. С каждым следующим шагом Мелоне мурашками пробирала решимость и необъяснимая раздражённость, которая вылилась в нервозный стук по обшарпанной двери с табличкой «и тигр, и в цирке выступаю». — ВИЛКОЙ В ГЛАЗ ИЛИ… — Ризотто. Глаза Мелоне горели так, будто он готов своим телом принять рикошеты пуль. — Неро. Со стороны лестницы послышалось накаляющее обстановку «ууууу» из уст вездесущего Формаджио. Дверь в тёмную обитель депрессии тут же отворилась, а из проёма выглянул осунувшийся Ризотто, прожигая человека, отвлёкшего его от страданий, пронзительным взглядом исподлобья. Мелоне тут же смягчился, а на личике его расцвела, точно долька сладкой дыни, привычная улыбка. — Спускайся кушать, дорогой. «У любой матери случается срыв» — твердил сам себе Мелоне, разворачиваясь и спускаясь на кухню. Позади скрипели ступеньки под тяжёлыми шагами капо. Все собрались за кухонным столом. По причине нехватки стульев Джелатто довольно устроился на коленях Сорбета и потянулся к своей порции тостов с сыром. Самодовольный Прошутто прибирался после готовки и, развязывая фартук, пока никто, даже он сам, не видел, улыбался. В глубине души он любил утренние сборы, любил возню за столом, скрип царапающих пол ножек стульев. Любил, когда брякали фирменные колокольчики на шапке капо, и поющих за окном птиц. Всё это напоминало ему диснеевские мультики и детство, которого он лишился. Детство, которое он видел только в глазах Пеши и слышал в голосе Ризотто. Он не знал о детстве лидера, но знал, что тот иногда пел в душе. Какую-то чересчур приторную песню, перечислял непонятные имена и под конец предлагал скорее дружить с ним. А Прошутто стоял под дверью, прикрывал губы ладонями, задыхаясь от безысходности. Его ноги всегда дрожали и он был искренне благодарен Иллюзо за то, что хотя бы в этом месте он не повесил чёртово зеркало. Прошутто ненавидел себя за гордыню, которая навязчиво шептала, что в обществе такого как он не примут. Ненавидел за то, что не может признать себя изгоем и сбросить оковы под названием «чужое мнение». Однако, стоя под дверью в ванную, где мылся и пел Ризотто, Прошутто всегда соглашался на дружбу, в которую так хотел бы поверить. Киллер закашлялся, подавился мечтами. Нет, он просто не мог быть молодым дураком, поддающимся эмоциям. Даже природа стенда говорила о его психологическом возрасте и неминуемом старении души. Натянув лицо***
— Я в чужих хедах постоянно курю, в чём проблема? — пассивно-агрессивно рычал Прошутто, выглядывая из-за газеты, в которой разгадывал сканворды. — В том, что ты подстраиваешься под чужое мнение лишь бы не портить имидж. — выдёргивая из пальцев блондина, парировал Мелоне. На это Прошутто лишь цокнул, обиженно обнимая пришедшего на звуки истеричек Пеши. — Я сильная и независимая личность, чужие слова за меня ничего не решают. — Братан, ты буквально слил половину средств того бизнесмена, которого мы замочи… — Пеши замялся, чувствуя, как напряглись пальцы старшего на его шее. — Устранили в прошлом месяце. На какую-то там одежду от GUCCI, просто потому что увидел фотографию, которой вдохновился автор, прорабатывая дизайн твоего персонажа. Прошутто оттолкнул от себя юного наёмника и скрестил руки на груди, смяв газету в кулаке. Его взгляд медленно проскользил от одного угла комнаты к другому, выражая абсолютное презрение. И если бы блондину задали вопрос «кого ты видишь вокруг» он бы скрипя зубами ответил: «врагов». Вместо этого Прошутто, приняв серьёзное выражение лица и выпрямив спину, мол он самодостаточный убийца, коротко спросил, не скрывая интонации наезда: — Я повторюсь: в чём проблема? Мелоне, удручённо вздохнув, нехотя принял вызов. Хакер меньше всего любил подобные методы, но всё равно, ответно скрестив руки на груди и выдержав испепеляющий, точно Таргариеновский, взгляд товарища, намеренно цокнул языком и сделал шаг к нему навстречу. — А если все начнут шутить про то, что дед Максим помер, ты тоже пойдёшь и помрёшь? Пеши не выдержал и сдавленно прыснул от смешка, ему хотелось протянуть наигранное «ну маааам», но пришлось промолчать, ибо он тут серьёзный и равнодушный мафиозник. Вместо этого, прокашлявшись, он встрял меж двумя огнями и проговорил, неосознанно перенимая манеру речи Прошутто: — Спорим, что ты не станешь копировать что-то, только если тебя с этим сравнят. — Например? Мелоне тихо, будто отстранённо, что-то озвучил. Пеши кивнул и повторил слово в слово: — Ну например, если тебе скажут, что ты похож на какой-то старый мем, то ты не станешь его пародировать. — Хм, ладно, спорим.***
В это время радио совершенно неожиданным образом, по воле судьбоносного рандома, заиграло американскими новостями, а не КиШем или Сектором Газа. — And now my colleague will tell US about the situation in Venice. Иллюзо, учуяв запах грядущего «зима близко», ушёл в закат. А точнее в рассвет, отражённый на поверхности зеркала, напевая, точно мантру строки «отпусти и забудь, что прошло уже не вернуть». Гьяччо злостно дёрнул края скатерти и, ничего не уронив, сорвал её со стола. — ВЫ ИЗДЕВАЕТЕСЬ?! Никто ничего не понял, но на всякий случай, заткнулись все. Вспыливший наёмник откинул в сторону скатерть, которая совершенно случайно упала на зеркало и, слегка соскользнув, накрыла его полностью. — Что за тупой менталитет?! — и ещё несколько минут доказывал и наглядно демонстрировал то, как должна звучать буква «ц». А Прошутто в тот самый момент, пассивно, точно кошка, которую стаскивают с дивана и пытаются взять на ручки, шипел, пока его уводили с кухни Мелоне и Пеши, дабы переодеть этого проебавшегося по всем фронтам. Отдалённо слышался их короткий диалог: — Если тебе не хватает денег на фигурки своих лошадей, то я мог бы просто состарить всех в чёртовом поезде. Вместо этого ты заставляешь меня подрабатывать на трассе! Какое плохое зло я тебе сделал, Пеши? — Мафия и есть — само зло.***
Ризотто, закрывшись в своей комнате, удручённо вздохнул. Слова его товарищей, ночные кошмары и непрошенные чувства решительно пытались лишить его последней надежды. И кроме глупой мечты у него не оставалось аргументов в свою пользу.Through black of day, dark of night, we share this paralyze, The door cracks open, but there's no sun shining through, Black heart scarring darker still, but there's no sun shining through.
С того дня, как их записали в изгои, Ризотто взял на себя обязанность защищать каждого члена Squadra Esecuzioni, пообещал вытащить из нищеты. Каждый день он искал способ одолеть босса, строил в своей голове планы по его свержению и мечтал. Мечтал о счастливой жизни, где ничто более не будет угрожать его близким, где не придётся прятаться от выслеживающих тебя шавок главы мафии. Ризотто хотелось признаться в своих страхах и желаниях, но не хотелось втягивать в бездну своей души никого.Sick and tired, I stand alone. Could you be there, 'cause I'm the one who waits for you. Or are you unforgiven too?