Madness

Есть люди, которые меня ненавидят. Пусть ненавидят. Есть люди, которые меня любят. Пусть любят. Я буду ненавидеть и любить в ответ. Лунный свет проникал из окна, озаряя серебром поверхность пола тумбы и пары кресел. Полосы света, как добрые защитники гнали прочь темноту комнаты, погруженную во мрак. В детстве няня рассказывала Марил много причудливых сказок, про волшебных зверей, колдунов, хороших и добрых, рыцарей и принцесс, попавших в беду. Марил слушала с интересом, радость историй перебивала лишь горечь, что мама не может рассказывать их… Больше всего Марил нравилась сказка о том, как Солнце влюбился в красавицу Луну, расстопив холодное неприступное сердце. Там день и ночь не разлучали возлюбленных никогда. Да, Марил тогда верила в любовь, и в добро, тоже, верила… А сейчас, лёжа одиноко на больничной койке, девушке не хотелось ни о чем думать, но вспоминать старую сказку глядя на волшебный некогда свет в тишине было крайне приятно. Марил говорила с братом, встретилась с Клэр, и даже Мэган пришла навестить её — счастью не было предела, особенно, после случившихся в прошлом безрадостных событий. Видеть и обнимать родных было приятно, гораздо лучше, чем можно себе представить. В конце концов, быть любимым кем-то приятно, а любить в ответ вобще здорово. А вот знать, что тебя предали — такое себе удовольствие. О Дейве Марил старалась не думать — это было выше её сил. И Уэйн прекрасно понимала отца Клэр, которому теперь предстоит смириться с фактом — его возлюбленная мало того, что изменяла, так ещё и оказалась убийцей. Сама Клэр светилась от счастья, конечно поддерживая отца, но, всё же, не сбавляя в речи «я же тебе говорила», звучавшие по сто раз на дню. Брюса же было сложно удивить очередным врагом, побеждённым. Скорее его поразил факт разразившегося несчастья — разочароваться в стольких окружающих его людях. Пожалуй, это стоило внимания. Марил вздохнула. Больничный запах ей был не по душе. Она просилась домой, но выписка намечалась лишь дня через три. С угрозой побега, ей всё же удалось выпросить любимую подушку и одеяло из дому. Теперь она наслаждалась покоем. Пыталась, но сон не шёл, хоть её и пичкали небольшим количеством препаратов для спокойного, безмятежного сна. Ей не хватало чего-то. Дома, быть может? Она ждала, не в силах забыться сном, хоть веки постепенно тяжелели. Когда еле слышно приоткрылась входная дверь и на пороге застыл тёмный силуэт, Марил почти не шелохнулась, лишь голову повернула слегка в сторону ночного гостя. — Не скажу, что ты лёгок как на помине. Я ждала тебя раньше, — шёпот сорвался с губ и в них потонула довольная улыбка. — К тебе было не прорваться. И я польщён. Он неспешными, но твёрдыми шагами пересёк пространство от порога до кресла. Уселся, бесцеремонно закинув ноги на столик с журналами. Марил нутром чувствовала на себе его пристальный, но прожигающий взгляд, который, как и прежде бросал в дрожь. Она скучала по нему. По взгляду… Марил смотрела в ответ, радуясь и словно слыша, как рассыпается давняя тоска, мучающая её, на миллионы крошечных осколков. Джокер вынул из кармана плаща апельсин и перечный нож. Марил показалось, что фрукт слегка сморщился во властной хватке. Смех застрял в горле, но девушка не позволила ему вырваться наружу. — Кажется, что спасать меня входит у тебя в привычку. И палата одна и та же. Спасибо, — сказала брюнетка с искренней благодарностью. — О, уверен, больше не придётся тебя спасать, — словно отмахнулся от «спасибо». Он сложил нож в карман. Апельсин—смайлик весело глядел на Марил в его ладони. Джокер тоже улыбнулся. Хищно, всего на время, и лицо его вновь сделалось бесстрастным. Марил нахмурилась слегка. Ей не хотелось произносить то, что она должна сказать. Но слова слетели с языка гораздо быстрее, словно камни скатились с сердца. Правда, расшибая достаточно мирный воздух. — Я… хочу… хочу уехать из города… — она опасливо покосилась на мужскую фигуру в ожидании, но он оставался непоколебим. Марил испугалась, подумав, что возможно ей не стоило этого произносить, и она поспешно добавила: — Не навсегда. — Куда, — слишком просто для Джокера звучал вопрос. Апельсинка уместилась на столе. — Не знаю. — Интересно… — Ты мог бы поехать со мной… — слова таяли воздухе как снег в воде, но рассекли воздух, как хлыст. Марил запоздало захотела, чтобы он не расслышал. Ну, или, хотя бы, сделал вид. Краска залила щеки. Надежда была, что в темноте не увидит. В конце концов, всё можно списать на действие лекарств. — Не могу представить, как обрадуется Бэтси.