Он будет моим

— А что тогда? — Чонгук пытается вырвать руку, но Чимин сжал её сильнее, чем могло показаться. Он ухватился за него так, будто тонет, а Чонгук единственный, кто может спасти его. — Давай поговорим, — просит Чимин. — Я всё могу объяснить. Он правда хочет этого, хочет, чтобы его поняли и простили за его поступки. Но получится ли? — Стоит ли? — всё же вырвав свою руку, спрашивает Чонгук. Он давно уже понял, что не нужен ему и что чувства не взаимны. Так зачем мучить себя? «"Стоит ли?" Что, чёрт возьми, он несёт?» — думает Чимин, вспыхнув как спичка. Горло жжет, внутренности горят, будто выпил стакан лавы. Он уже хочет развернуться и послать его куда подальше, но вспоминает все те дни, когда сам игнорировал Чонгука, пренебрегая его чувствами. То, как он чувствует себя, когда отвергают, не сравнится ни с чем — ты будто ничтожество, недостойное внимания. И теперь он понимает Чонгука. Понимает, что тот испытывал в такие моменты. Жалкое чувство. Чимин стоит несколько секунд, переводя дух. Он должен всё уладить. — Давай так, — пытаясь успокоиться после услышанных слов, начинает Чимин, — я расскажу тебе, куда пропал и почему игнорировал, а дальше ты сам решишь, как поступать, — говорит аккуратно, подбирая слова, дабы вновь всё не испортить. — Хорошо, — устало выдыхает Чонгук. Он и вправду устал. Устал от навязчивых мыслей. Устал от невзаимной любви. Устал от своей беспомощности и всей этой недосказанности. Тем временем Чимин вновь хватает его за руку и тащит в свою комнату, отчего Чонгук удивлённо смотрит, не понимая, зачем он ведёт его в свою комнату. Дойдя до кровати, он толкает его на неё, ставит стул напротив и присаживается. Чонгук не отводит взгляда и смотрит прямо на Чимина, который мнется, потому что не знает, с чего начать. — Я тебя слушаю, — говорит Чонгук, вырывая Чимина из мыслей, и кладет руки на кровать, опираясь ими. — Я веду себя так не из-за того, что ты мне противен, — начинает Чимин, — а потому, что… — замолкает и опускает взгляд на свои руки, переплетая их. Тяжело вздыхает и пробует снова: — Моей семье принадлежал небольшой дом у берега моря, — поднимает взгляд на Чонгука и видит, что тот с интересом слушает. — Пару лет назад мы были там. Это было лучшее время, — он чувствует, как глаза наполняются влагой. — Папа играл на пианино, а мы с мамой танцевали, готовили барбекю и много других вкусностей, — слегка улыбается и опускает голову. Чонгук не отводит взгляда с лица Чимина, подмечая каждую эмоцию. — Когда мы ехали обратно, — Чимин тяжело сглатывает большой ком в горле, — отец не справился с управлением и мы попали в аварию, — замолчал. Чимин откидывает голову назад и закатывает глаза, дабы слёзы не полились ручьём, далее — вновь опуская голову, продолжает: — Выжил только я. Чонгук видит, как дрожит Чимин и как тяжело ему даётся каждое слово, поэтому кладет свою руку ему на колено и слегка сжимает, давая понять, что он рядом. Чонгук не может подобрать слова утешения. Что ему сказать? Чем помочь? Пару минут тишины и тяжёлого дыхания, после которых Чимин решает продолжить: — Каждый год перед годовщиной смерти родителей я езжу в тот домик и провожу там неделю, иногда дольше. Вот Чимин и сказал. Он чувствует, как с его плеч спадает груз и что дышать становится легче. Он так долго держал всё в себе, не подпуская никого ближе вытянутой руки. — Каждый раз я убеждаю себя, что в этом году будет легче, но это не так, — смотрит на Чонгука взглядом измученного человека и слегка улыбается, пытаясь показать, что не всё так плохо. Но кого он пытается обмануть? Только себя. Потому что Чонгук уже и так понял безо всяких слов, как чувствует себя Чимин. Чонгук понимает, как был глуп, оттого корит себя за то, что считал, будто Чимин прохлаждался всё это время где-то, и за то, что думал, будто только он страдал всю эту чертову неделю. — Я провожу эти дни один наедине со своими мыслями, — еле сдерживает себя, дабы не заплакать. Чимин считал, что слезы — слабость, что их никто не должен видеть, он не хотел казаться беспомощным и жалким. Чонгук всё так же смотрит на него и молчит, потому что не знает, что сказать. — Теперь ты знаешь, — он тяжело выдыхает и опускает голову, бросая взгляд на руку Чонгука. Чонгук убирает руку с колена и тянется к лицу Чимина, прикасается к его подбородку настолько аккуратно, насколько может, боясь вновь быть отвергнутым, и приподнимает голову, смотря ему в глаза. Чимин взглядом бегает по лицу Чонгука. — Я… — он откашливается и продолжает: — Я благодарен тебе за то, что доверился мне и рассказал, — делает небольшую паузу. — Мне очень жаль, — с нотками грусти говорит Чонгук, продолжая держать Чимина за подбородок. Чимин лишь кивает. На самом деле, он и сам благодарен Чонгуку за то, что смог поделиться своим горем. — Ты мне не безразличен, — слова давались с трудом, но пути к отступлению нет — не для этого он всё начал. Чонгук кивает и убирает руку, но молчит. Ему всегда было трудно говорить о своих чувствах: он человек действий, ему легче показать, доказать, но не сказать. Чимин смотрит, ожидая, и Чонгук понимает это, поэтому прочищает горло и говорит: — Ты мне тоже, Чимин, — пытается вложить в эти слова как можно больше любви и нежности, в которую хочется полностью погрузить этого беззащитного парня. Чонгук не ожидал такого от Чимина, он не думал, что тот настолько морально силен: пережить такое и не сломаться не многим дано, но он справляется, хоть и с трудом. Алкоголь в крови всё ещё управляет его телом и разумом, поэтому Чимин встаёт и тянется к Чонгуку, чтобы поцеловать, тот понимает, поэтому не медлит и лишь обнимает его, не давая себя поцеловать. Он крепко прижимает Чимина к себе и чувствует, что тело того дрожит — нет, это не от холода, а от переполняющих эмоций. На самом деле, у Чонгука ещё очень много вопросов, на которых до сих пор нет ответов. Он обязательно спросит, но не сейчас. С него на сегодня хватит. — Почему? — шепотом спрашивает Чимин, и этого достаточно для того, чтобы Чонгук понял, о чём речь. — Не хочу спешить, — так же тихо отвечает Чонгук, прижимая Чимина сильнее, зарываясь в его волосы, вдыхая приятный аромат мятного шампуня и крепкого алкоголя. — Я рядом и никуда не уйду. Мы всё успеем, — добавил он. Чимин улыбнулся и глубоко вздохнул. Как давно он ждал этого? Как давно не чувствовал себя в безопасности? Очень давно. Так давно, что уже и не вспомнить тот день. Они простояли так очень долго. Как только дрожь в теле прошла, Чимин отстранился и получил нежный поцелуй в лоб, который был настолько нежным и аккуратным, что казалось, будто Чонгук целовал не Чимина, а какую-то хрустальную фигуру. — Думаю, нам пора ложиться спать, завтра рано вставать, — говорит Чонгук, слегка улыбаясь. — Хорошо, — кивает Чимин, отстраняясь. Чонгук поднимает руку и ведёт ею по щеке Чимина — кожа его мягкая, нежная, подобная бархату, хочется ощущать её вечно. Чимин льнет к руке, целует её и, улыбаясь, смотрит на Чонгука, который убирает руку, вновь целует в лоб и направляется к двери. — Спокойной ночи, — говорит он, открывая дверь. — Останься, — останавливает его Чимин, повернувшись к Чонгуку лицом. Он давно мечтал об этом: засыпать и просыпаться рядом с Чимином, но так же знал, что, ляг он с ним рядом, обычным сном всё не закончится. Сейчас, когда он знает, что не безразличен ему, сдерживать себя намного тяжелее. — Чимин, — Чонгук выдыхает и закрывает глаза, — слишком рано. Мы всё успеем, — слова даются с трудом, потому что разум противоречит сердцу и телу, всецело стремящимся в постель с Чимином. — Хорошо, — кивает, потому что всё понимает, оттого и не злится. — Спокойной ночи. Чонгук кивает и выходит, закрывая за собой дверь. Он направляется к себе в комнату и, раздевшись, ложится в постель. Тем временем Чимин идёт в душ, а после всё-таки решает пойти спать к Чонгуку. Потому что спать одному крайне одиноко. Он стоит у двери в комнату соседа, не решаясь войти, но, глубоко вздохнув и собрав все силы, входит.