Золотой век.

С последними шагами всегда сложнее. Маскарад только вступал в свою силу, не успев заложить старт, но игроки начали наступать со всех сторон, окружая и давя на сознание. Быстрее. Не медли. Дыши. Живи. Времени ведь осталось так мало…. И тут кто-то рукой схватится за живое, там, в груди, где еще бьется сердце, дабы прервать такое жалкое и никчемное существование человека. Разве мы заслужили быть повинными в чем-то?! *** « - Запомни, Гаара, нам нельзя встречаться. - Почему? - Они… найдут нас». Ритмичный стук плавно перерастал в рапсодию хрупкого и беззащитного юношеского сердца. Пульс зашкаливал, напряженная обстановка и тяжелый воздух давили на легкие, отчего казалось, будто они вот-вот сломают ребра. Бирюзовые глаза, наконец, открылись, завершив свой сладкий сон, сознание вернулось в реальность, где его встретило утро со своим нежно-персиковым потолком. Брови сошлись на переносице, своим действием говоря о том, что он чем-то недоволен спросонья. Разве… персиковые? Койка на удивление была мягка и не сжевывала его худощавую спину пружинами, как это происходило изо дня в день. А сейчас… легкость овладела им, и он повторно откинулся на подушку, левой рукой отметив огромное пространство, а не пустой воздух, который ловил весь год, пытаясь схватиться за что-то стойкое. Почему она так велика? В нос ударил аромат хорошо знакомых ему духов, манивший парня на неохотный подъем из теплого гнездышка. Повернувшись набок, он уронил свои глаза на пол от удивления. Гигантских размеров комната предстала перед ним, пугая дизайном и уютом. Немыслимо огромное зеркало отражало в себе парнишку лет семнадцати. Бледность и пришедший в норму цвет кровавых локонов не мог не радовать его безразличность. Лучи солнечного света бликами отдавали на коже, приятно щекоча и грея своим драгоценным теплом. Но другой вопрос сидел в голове, а не то, насколько дорого стоит ковер и как юноша успел приобрести все эти вещи, висевшие на спинке искусно сделанного мастером стула. Не то, как изящно была представлена красота сего творения и причудливо развешанных дорогих безделушек. И не то, как восхищал его водопад золотого света, льющегося из окна сквозь шторы, ползком добиваясь до ног. А то, где находился он? Что здесь делает? Разве вчера он не был еще в палате, отскакивая от медбрата? Присев на кровати, парень не заметил, как в дверь легонько постучались и вошли. - Собаку-сан, - придерживаясь более грубого тона, позвал Гаару мужчина, придав этому глупому суффиксу особый акцент. Дойдя до окна, он полностью распахнул шторы, щурясь от яркости и жара, что мимолетом пробежали по лицу, но даже этого хватило, чтобы скрыться в углу комнаты. Ближе к тени, ближе к безопасности и дальше от лучей. Зализанные назад волосы мужчины вызвали резкое отвращение со стороны Гаары. Строгий костюм и начищенные до блеска туфли говорили же об обратном. Сама изящность и сдержанность сияли в рубинового цвета глазах. Матсураси беглым взглядом прошелся по сонному виду хозяина и довольно улыбнулся чему-то своему. Чему-то далекому и чему-то прекрасному, хотя его мысли не так далеко ушли. Поймав на себе слегка растерянный и в то же время резкий взгляд, он кашлянул, вернувшись к тому, о чем хотел сказать. - Как долго изволите ждать, господин, с часу на час все начнется, мне приготовить машину? Данная фраза ввела Собаку в тупик. Всегда матюкливый и бешеный медбрат психбольницы номер один преспокойным образом общался с ним на обычном для людей языке. Это застряло миражом в его глазах, и он недоуменно и немного удивленно захлопал глазами, уставившись на альбиноса. Застывший на миг мужчина принял молчание своего хозяина за согласие и молча удалился, не забыв при этом поклониться. Через несколько секунд парня снова отвлекли повторным стуком в дверь. - Войдите, - на автомате сказал Гаара, уставившись на пару молодых парней. Легкий заряд тока заставил его вскочить, гневно смотря на главного виновника. Блондинистая копна волос едва шевельнулась, когда парень беззвучно закрыл дверь, становясь с брюнетом в одну линию. Оба облаченные в одежду слуг, которых так давно видел в старом фильме Собаку. Четкие и выработанные движения левой мыслью дали еще один вопрос: «Откуда он знает все это и почему так смотрит?» Но безразличие и некая скука в голубых глазах толком не выражали ничего, кроме одного неприятного отблеска. Блондин будто так и норовил выкрикнуть: «Быстрее! Главное - свалить быстрее отсюда!» - Наруто! – гневно прикрикнул Гаара, сжав кулаки. Учиха отступил на шаг, намекая кивнувшему Удзумаки о том, что его помощь нисколько не требуема. Ничуть не испугавшись подобного тона, блондин склонил голову. - Да, господин? Вежливый тон второго, кто так обращается к нему, взбесил, и Собаку наотмашь дал пощечину другу. Да как он смеет так вести себя после того, как бросил гнить в том гадюшнике?! «Глаза б не видели», - тяжело дыша, подумал юноша, краем глаза заметив, как Учиха поспешил ретироваться и остаться непричастным к выходке своего господина. Срать! - Осмелюсь спросить Вас, за что такой мелочный слуга, как я, получил столь гуманное наказание? Я посмел Вас чем-то огорчить? Или же я предстал пред Вами в неподобающем для слуги виде? - сняв белую перчатку с руки и достав белоснежный платок, блондин, не смея морщиться от боли, вытер выступающую с уголка губ кровь. Недогадливость или же его тупые подкосы? Что-то из этих вариантов взбудоражило нутро? Собаку, не жалея сил и нервов, ударил друга в челюсть, слыша режущий слух треск под своим кулаком. Блондин откинулся назад, упав на ковер. Мягкость приняла его, но юноша не произнес и звука, выдерживая весь гнев на своем теле. - Какого хуя ты творишь, блядь?! – взревел Гаара. - Сука, год! Я ждал тебя гребанный год, начиная разлагаться в том гадюшнике, так какого, блядь, хуя ты ведешь себя как мой подчиненный?! Что это за лохмотья на тебе и с чего этот тупой тон разговора, мать твою?! – размахивая руками перед ним, орал красноволосый, время от времени хватаясь за висящую на теле Наруто рубашку и сжимая в кулак, чуть ли не отрывая ткань. Удзумаки не отзывался минуты две, не сопротивляясь и не пытаясь защититься и хоть как-то отреагировать на удар от внезапного срыва. - Я тебя спрашиваю!? - Простите, но я не понимаю, в чем моя вина. Но если же эта вина так весома, как Вы утверждаете, то я готов понести наказание. Прикажите удалиться? – взяв руку и поцеловав перстень своего господина, блондин резко выпрямился, без ответа скрывшись за дверью. Вконец выведя Собаку из себя, он не заметил погони. Открыв дверь и выскочив наружу, Гаара оказался в центре зала. Яркий свет резал глаза и вызывал подступающие слезы, но он не был впечатлен этим, обратив все свое внимание на людей, которые невесть откуда взялись в этом помещении. Гигантских размеров люстра свисала вниз, едва касаясь своим длинным концом голов высоких господ, что проходили мимо, кланяясь перед Собаку или же просто кивая, расходясь перед ним и освобождая путь. Хотя парень просто стоял, изумленно осматривая то, где находился. Мощные колонны, поддерживающие «навес», были расписаны разными узорами и помесями картинок, что видел он когда-то в учебнике истории, но не они завораживали дух, а то, как был усыпан главный зал множеством персон. Сам Гаара оказался облаченным в черный костюм, подчеркивающий его яркую внешность, волосы - уложены, а туфли показывали отражение каждого проходящего. В его руке что-то находилось, и, подняв ее, он посмотрел на маску. Что за?.. Черная, на вес как перо она тянула его. К чему? «Нам нельзя встречаться», - удрученно повторили фразу Гаара, и двинулся в толпу. Чертова лестница, ведущая на второй этаж, находилась не так далеко, но рой идущих навстречу не отпускал, сознанием накладывая свои руки и останавливая. Где, черт побери, Удзумаки?! - Сегодня! - схватив красноволосого за рукав, прошипела какая-то женщина и толкнула вперед. Ее прикосновение отозвалось тяжелым грузом, но, не обратив внимания на эту сумасшедшую и незнакомую ему персону, Гаара юркнул сквозь еще одну кучку, но был тут же удержан чьей-то тяжелой рукой, опустившейся на плечо. Обладателем сей кисти являлся статный мужчина лет сорока. По внешности он чем-то отдаленно напоминал Учиху, в особенности этими черными всепожирающими глазами. Черты его лица были грубы, но это ничуть не портило его, а наоборот, как-то притягивало к себе, вытягивая из него… - Вы что-то хотели от меня? – круто развернувшись и встав лицом к лицу, Собаку лучше разглядел того, кто пошатнул его равновесие и перевел все внимание на себя, оторвав от главной цели. В этом месте находилось оно. То самое, что звало парня, но понять, что именно, так и не удалось. Хохотнув, брюнет поклонился и быстро выпрямился. - Мое почтение, господин, я безмерно рад Вашему визиту в мою сокровищницу. Театр прекрасен, не правда ли? Я ото всего семейства Учих благодарен Вам и тому вниманию, что Вы уделяете моему клану, - мягко улыбнувшись, проговорил он. Его поглощающий грубость тон, словно колыбельная, действовали на Гаару, отчего тот повторно моргнул, с ног до головы осмотрев Учиху. - Мистер… - запнулся юноша. Ведь имени он не знал, но его больше остудил громкий смех собеседника. - Не «мистер», попрошу, господин, не стоит. Мадара, - склонив голову набок, ответил он, засунув руки в карманы брюк и встав в немного нелепую позу. - Значит, Мадара-сан, - почтительно обратился красноволосый, не совсем понимая, какого лешего происходит в этом месте. И кстати… - Могу ли я узнать, куда нам следовать? - Простите? Ох, да, прошу, - выкинув жест рукой в сторону толпы, брюнет прошел вперед, шепнув напоследок о том, чтобы юноша не оглядывался ни на кого из стоящих перед ним, дабы не потеряться вновь. Очередной тык в плечо отвлек Гаару от спины брюнета, и его маршрут оборвался. - Брат? А мы-то думали, что ты от занудства сего занятия отправился почивать на верхних этажах, - смеясь в один голос со своей спутницей, молодой человек обнял красноволосого, после чего девушка звонко чмокнула его в щеку, сняв маску. - Все такой же ворчливый, братец. Пора бы невесту найти, которая усмирит твою безэмоциональность. Тогда, увидев глаза цвета меда и ее пшеничного цвета волосы, юношу словно кипятком облили. Никаких воркований и злых взглядов. Дружелюбная улыбка играла на их лицах, вместо потрепанного и обкуренного шмотья его брат и сестра стояли в таких же нарядах, как и все присутствующие, мило отшучиваясь и говоря о том, как прекрасен вечер и какова луна. В одно и то же время вокруг царил хаос, но и соблюдалась мертвая сцена истинного порядка среди всякого лживого и бесчестного гражданина. В мгновение ока они промелькнули и так же бесшумно исчезли, сказав на прощанье о том, что будут сидеть на каких-то верхних рядах рядом с мадмуазель Такахаши и ее супругом. Понять, кто это, он так и не смог - на него повторно кто-то налетел, но тут же извинился и пробежал прочь, еще задев и официанта. Стоя на месте, Гаара наблюдал, как красивый хрусталь на тонкой ножке сливался с дорогим позолоченным полом, кусочками разлетаясь по разные стороны под ноги девиц. Одна из них, взяв бокал у другого официанта, сделала несколько шагов, таким образом обогнув зал. - Сегодня, господин, - приподняв подол платья одной рукой и поклонившись красноволосому, сказала девушка. Ее лица он так и не смог разглядеть, одни только волосы цвета едкой тины, собранные в аккуратную прическу, и ее багряного цвета платье. «Отвратительный вкус», - не подав виду, подумал Собаку. Споткнувшись на месте, он поднял глаза, видя, как толпа разошлась по разные стороны, освобождая ему путь, но не это задело его зрение, а летящие на пол лепестки. Еще удивительнее показалось то, как они порхали из ниоткуда, плавно ложась и выстилая дорожку. Не колеблясь, он пошел вперед, куда звали кровавые лепестки. Подняв ногу на первую ступеньку, парень замер в ожидании того шума, что мешал ему услышать людей, что мешал увидеть, но все смолкли, и, развернувшись, Гаара прирос ногами к полу. Зал оказался пуст, будто ни единая душа не была здесь мгновение назад. Но едва стоило шевельнуться, как в воздухе начал витать какой-то новый посторонний шум, улавливаемый лишь им. Кажется, кто-то отсчитал секунды, и свет исчез, оставив после себя дрожащие огоньки тонких свечек. Новые лица поочередно заполняли зал, непонятным образом становясь ближе к юноше, ближе к середине, образовав круг и остановившись в ожидании чего-то важного. Их лица были искажены, с какими-то темными и необъятно грустными глазами выискивая ее. Там, в самом центре блеснула тонкая фигура, продолжая кружиться в своем водовороте чувств. Каждое ее движение было красиво для взора каждого смотрящего на хрупкую фигуру, прильнувшую к своему партнеру и вновь ускользнувшую из его рук, как обычно ветер проходит сквозь любого человека, но непременно оставляет от себя напоминание на коже. Такое холодное… такое неуловимое, но столь желанное и чувственное, что кажется, словно весь мир остановился на секунду, которая длилась целую вечность. Тяжелое платье цвета морской волны особо выделяло ее среди всех этих серых, одинаковых людишек, напоминающих о своем существовании только тем, что стояли, прибив ноги к золотому полу. Ее тонкая шея, на которой висело ожерелье, контур губ, аристократичный носик и каждая частичка, каждый сантиметр ее тела светился безграничным светом, льющимся из девичьего сердца, удары которого он слышал своими ушами. Зал вновь стал пустеть, и, оторвавшись от танца, не удостоив и взглядом своего партнера, девушка двинулась навстречу красноволосому. Его ноги налились свинцом и, держась одним духом, но боясь чего-то неизведанного и чужого, юноша опустил глаза. Ее шаги казались неслышными, но под ними он чувствовал импульс. Некое приближение и пышное платье, подол которого она слегка приподняла, склонившись пред ним. - Сегодня, - в который раз за день услышал парень и утонул в ласковом голосе. Мягкий, легкий, как шелк, щекочущий его слух, голосок. Его милая, сладко пахнущая вишней, принцесса в ответ посмотрела в глаза своего господина, растопив его сердце от всех преград и невзгод. И никакой алмаз не стоял в сравнение с ее глазами, насколько прекрасна она была для него в тот миг, расцветая бесценным бутоном, который он держал в своих руках, прикоснувшись к миниатюрной ручке губами. Во взгляде читалась забота и любовь, направленная на него, но стоило девушке податься вперед, как она в самое ухо едва слышно прошептала: - Запомни, Гаара, нам… нельзя встречаться, - ком подступил к горлу, и красавица отпрянула, выпрямившись во весь рост, повернулась к парню спиной и, сделав шаг вперед, застыла на месте. - «Прятки» помнишь? - Но почему? – немного приблизившись к ней, Собаку, не обратил внимания на последние слова, его что-то оттолкнуло с такой силой, что он почувствовал острую боль во всем теле. Зал отдалялся от парня так же, как и силуэт розововолосой становился все дальше, и каждый луч, касавшийся ранее юноши, превращался в лед. - Они найдут нас… и тогда… - не расслышав последней фразы, он обнял себя, сжавшись в клубочек и открыв рот, пытаясь закричать, но немой звук наполнил вакуум пустоты, в которой Гаара находился. Его вновь откинуло в сторону под оглушающий голос. Очередной толчок - и он распахнул глаза, оторопев от страха. Все тот же яркий свет, но другое место предстало юноше. - Господин? – наклонившись вперед, одарил его обеспокоенным видом Мадара. Поперхнувшись, Гаара съежился, повернув голову в другую сторону. Парня все еще била дрожь, отдельными частичками засев в сердце. Его вибрации равномерно расходились по телу, едва отличимым осадком успокаивая парня. «Я ведь был только что… - билась в голове мысль, но его будущие размышления прервала знакомая для ученика мелодия. В ошарашенных глазах отражалась она. Средних лет женщина, разводящая в стороны руки, жестом и словами передавая суть. Париж, о котором мечтали все девушки и шушукались на уроке. Постановка, от которой весь зал рыдал. И голос, от которого все нутро трепетало, а свобода обретала свой смысл в нескольких тяжеловесных нотках. Незабываемая партия оперной певицы. - Кар…мен?» - Ее голос изумителен, - восхищенно смаковал на языке каждое слово брюнет, чем привлек внимание Собаку. Кивнув в ответ, он наградил юношу мягкой улыбкой. - Галли-Марье, разве она не прекрасна, господин? – закрыв в предвкушении конца глаза, мужчина расслабился, отдаваясь сладостному пению. - Ах, быть в девятнадцатом веке - значит, иметь счастье и высшую точку кульминации, которую достигла эта опера. Париж. О, Париж, я никогда не забуду это место, возвращаясь обратно в Японию. Пусть она и совершала не благие поступки, но ведь женщина на то и женщина. Она - хищница и обольстительница, Вы согласны? Любовь, преступление, прошу простить меня, но не такова ли жизнь? Складывается ощущение, словно я сам стою рядом с ней и до последней минуты внимаю и понимаю, что все нужное мне крутится вокруг этой женщины. Господин, как глубок тембр и как глубоко понимание! – воскликнул он, привлекая тем самым чужое внимание, но, видимо, «Кармен» оказалась не против, продолжая свое выступление. Топот ножкой… клац каблучка прошелся по помещению, пробудив рассудок юноши. - Какой век, Мадара-сан? – дважды моргнул Собаку, оглядев место, в котором находился. Что-то подсказывало ему нечто плохое, но что, черт побери, здесь творилось?! Похлопав Гаару по плечу, Учиха рассмеялся. - Вы сегодня сам не свой! Тысяча восемьсот семьдесят пятый, голубчик мой, аль Вы потеряли счет времени? Понимаю, но все же дела не так сложны и тяжелы. Разве Вы не отдали бы все, что у Вас есть, лишь бы слушать… - вознеся руки к сцене, взмолился он. - Ее? Среди лепета и перепалки с самим собой, брюнет и не заметил состояния собеседника, невинно, словно дитя, жалуясь на иного, без остановки трещал о своем. Но он совершенно не замечал или просто не хотел видеть того, что видел Гаара, стоило ему поднять голову и оглядеть купол здания. Вонзив ногти в обивку своего места, красноволосый поднялся на ноги, совершенно проигнорировав чужие нашептывания. Крюки? «Что творится в этом месте?» - шумно выдохнул Собаку, забравшись обратно и поднявшись, пытаясь дотянуться до холодного металла. Разве? Над головой каждого висел отдельный, почти упирающийся в макушку крюк, стоило только сделать одно неверное движение. Последняя высокая нота, и зал подал овации, не смея встать со своих мест. «Подождите-ка…» - пораскинул мыслями Гаара и резко развернулся, оглядывая каждого и ища свой цветок. Уверенный взгляд по ярусам, среди тысяч и тысяч людей, где, может быть, промелькнет светлый образ и проснется солнце. Расползающиеся по стенам колючие розы, по шипам которых стекал кровавый яд и огромные трещины, откуда проходил черный дым, словно смола, заливающая и нещадно сжирающая никому ненужные квадратные метры. Сочные и насыщенные жизнью краски остыли, сменив свои наряды на серый и глубоко-синий цвета, осыпаясь мелким снегом с потолка. - Сакура, - тихо позвал он ее, но голос не был слышен среди криков и шума, что поднялся в зале. И не один не придал сути тому, как театр таял на глазах, превращаясь в совершенно отчужденное от реальности место. - Харуно, - громче сказал парень, но толпа горланила, как вдруг глухой удар сердца остановил всякий шум, и как-то пусто стало под ногами. Треск стекла поднялся по обе стороны от него, и все окна в помещении зазвенели мольбой о пощаде. Театр сходил с ума, пугая с каждой секундой, где-то в потаенном уголке души Гаары минуты отсчитывались до последнего танца. - Господин? – вскрикнув, запаниковал Учиха, вскочив со своего места. Голос был настолько громок, что первые ряды, ближние к ним, развернулись, и каждый из граждан поочередно вздымал руки, пытаясь достать юношу хотя бы пальцем. - Господин! Собаку не слушал их голоса. Ни Темари, ни Канкуро и даже Наруто, невесть откуда появившегося. Он кричал, отталкивал и старался прыгнуть выше, но железный крюк поймал его, и теперь блондин мертво висел на одном из множества подобных. Кто только пытался возвыситься и схватиться за его светлый луч – не знал опоры, истекая кровью и задыхаясь от боли, среди которой поднялся дикий крик «Кармен» и пониженный в звуке плач, ничуть не скрасивший ужаса ночи. Гроза уже ударила по гниющему зданию и молниями вырезала отдельные куски, все сокращая и сокращая жизни, а с ним и попытки исчезнуть в надежде выжить. Красноволосый нашел ее, когда кто-то подал свой крик, и все разбежались, спрыгивая вниз, пока он буквально летел к своей мечте, что тянула к нему руки. «Иди, иди ко мне, Гаара», - словно кричали глаза девушки, и он коснулся, переплетая ее пальцы со своими и подаваясь вперед. Собаку чувствовал ее теплое дыхание на своих губах, но не посмел коснуться их, поймав тихое и насмешливое: - Ты проиграл… Тогда все потухло, и людей не стало, только ее руки оттолкнули его в неизвестность. В черную бездну, которая поглотила весь вечер и все волшебство этого дня. Заката не было, как предвещало небо, единственные уловимые холодные объятья, принявшие его разгоряченную и тяжкую душу. Слуха коснулась отчетливая строчка, от которой глаза расширись и сердце забилось в сто крат сильнее. По щекам безостановочно текли слезы, а он продолжал падать, пытаясь вдохнуть полной грудью, но воздуха катастрофически не хватало. Гроза нещадно била по молодому телу, и, достигнув высокого слога, капли застыли, испаряясь на глазах, и слабый свет полился на выступающий ярус, где его принцесса пела колыбельную, словно похоронный марш для своего принца. Осколки стекол медленно-медленно вальсировали в танце и отражали золотыми лучами на ее прекрасном личике. Неведомое для парня притяжение сыграло свою последнюю роль, смягчая падение, окутав в собравшуюся темную массу, и последний свет потух в бирюзовых глазах, оставшись в его памяти ослепительной улыбкой.... Та самая секунда, которая длилась столь долго, коснулась горизонта, и красноволосый, резко сев, распахнул в ужасе глаза, уставившись в тошнотворную белую стену напротив жесткой койки. Те же окна и та же атмосфера вперемешку с ужаснейшим запахом медикаментов. Частое дыхание не покидало его на протяжении остатка ночи и горящие азартом глаза медбрата, преспокойным образом сидящего в углу без своей глупой маски. Якобы старый сотрудник больницы на самом деле оказался мужчиной лет двадцати трех. И если бы не та самая рыжая маска и потрепанная одежда, которую, собственно, трудно было назвать рабочей, так как состояла она из черных штанов и неброского серого свитера с горлом, и к чему-то длинный, такого же едкого как маска оранжевого цвета шарф, он бы не признал в нем своего мучителя. - Не тревожься, спи спокойно, Гаара, - тихо смеясь, сказал Тоби, покручивая в руках пустой шприц. *** Возвращаясь с ночной смены, Асума сделал повторный обход, в очередной раз остановившись у палаты пациента, беспокоившего его совесть целый месяц. - Какаши, - тихо произнес он и пригнулся, заметив, как брюнет повернул голову в его сторону. Сарутоби был готов поспорить на все, что угодно… Он видел. Отчетливо видел, как парень вкалывал третий за этот день укол. Норма была превышена в разы, но никто так и не посмел обратить внимания на страдающего пациента. «Я должен. Я обязан сделать хоть что-то!» В ту ночь Хатаке спал неспокойно, не зная причины своей бессонницы, пока кто-то скреб ногтями дверь, стуча кулаками и сползая от безысходности на пол. На руках появились новые царапины и следы от порезов, свежие синяки и довольная садистская улыбка главврача, который на пару с брюнетом ворковал о ставке и сроке скорого срыва красноволосого. Жизнь – не значит счастье. Смерть – не значит покой.