***
Серëжа вернулся в комнату лишь в час дня, когда Олег уже ушëл к реке, оставив рыжего одного в пустом доме. Это было самое непривычное утро за последние пару недель. Их разговор не был многословным, скорее информативным. Разум узнал эту хватку сразу, даже не по голосу или выражению лица Волкова, в такие моменты он начинал иначе дышать, менялась походка и положение рук. Он видел это ещё тогда, там, в замке, когда отправлял Олега выполнять свои капризы, словно избалованный принц, который получил власть над рыцарем королевской стражи и теперь гонял его в зелёный лабиринт, заставляя нырять в фонтаны и лезть на старые статуи. Рыцарь терпит, хмурится, но выполняет все «миссии». Следующие пару дней это будет не Олег, а Волк. Волк, который появился далеко от этого места. Волк, который в любой момент готов выхватить оружие и прикончить любую угрозу. Волк, который приспособился не вздрагивать от звуков выстрелов и взрывов. Волк, который не привык спать на мягкой постели. Сейчас, лёжа на мягкой постели, Сергей думал обо всём этом с затаённой тревогой. Волков, как всегда, взял на себя всю ответственность, позволив Разуму лишь предоставлять необходимую информацию. Собранный, серьёзный, но в то же время мягкий к Сергею, он общался с ним, как полицейские психологи общаются с пережившими нападение маньяка. Следил за голосом и после каждого произнесённого слова молчал, ожидая ответа, не перебивал того новыми вопросами, хотя видно было, как прятал ладони, сжатые в кулаки, скрывал истинные реакции, стараясь оставаться нейтральным. От такого обращения было одновременно тепло внутри и неприятно. Старые воспоминания из тюрьмы снова вставали в голове, и рыжему каждый раз приходилось заставлять себя не видеть в Олеге психолога. «Они боялись тебя, а он нет.» Голос, незаметно пробравшийся в сознание, был тихим и, кажется, вопреки обыкновению, чересчур мирным. Разум сел на пледе и оглянулся по сторонам, ища взглядом галлюцинацию. «Идиот.» Подал голос Птица, заставив Сергея вздрогнуть и повернуться. Он сидел на подоконнике, почти статичный, не моргающий, с смурным спокойным взглядом, поджав одну ногу к груди, Птица действительно выглядел не таким угрожающим, как было практически всегда. Сергей отполз к стене, не упуская из виду сутулую фигуру на окне. Резкое появление выбило из колеи. Разумовский поджал губы и попытался вспомнить хотя бы один раз, когда их встреча не заканчивалась неприятностями разного масштаба, и не смог выбрать из всей череды последних. Уже давно у них не случалось простых разговоров, это настораживало. — Что тебе нужно? — Разум убрал упавшую на глаза рыжую прядь за ухо и подумал о том, как же он сейчас выглядит, нащупав пальцами кубло чуть выше шеи. «Успокойся.» Птица положил подбородок на колено и, словно подумав о чём-то неприятном, потёр переносицу. «Ты идиот, если считаешь, что я всегда прихожу, чтобы ссориться.» Ссориться. Это было слишком приуменьшено сказано. Сергей опустил глаза и провёл пальцами по мягкому пледу, пытаясь отвлечься. Может быть, так Птице станет скучно и, он сам исчезнет. Ворс приятно проходился по подушечкам, щекоча их, это было, словно гладишь странное синтетическое животное. «Ничего не замечаешь?» Прервал его второе я, поджимая и вторую ногу к груди в несвойственном ему закрытом жесте. Сергей посмотрел на него непонимающе. «Твоя голова.» Разумовский задумался, не сразу понимая, о чём говорит Птица. Коснулся висков, растёр их, сморгнул пару раз и снова посмотрел на свою чуть более устрашающую копию на окне. Острый нос, чёрные перья, спокойно лежащие на плечах, словно проросшие сквозь рубашку, длинные ногти, схожие со стилетами, постукивающие по коленям, обтянутым чёрной кожей штанов, а вокруг очерченного линиями теней лица солнечный ореол из рыжих небрежных локонов. Он всегда был такой: слегка более развязная версия самого Серёжи, открытый, дерзкий... Ореол. Разумовский сбился с мысли и, вздëрнув в непроизвольном жесте подбородок, посмотрел за плечо Птицы, только сейчас замечая, что шторы на нём распахнуты, а за стеклом мерно густеет лес. Внезапное озарение заставило Сергея ошарашено помотать головой из стороны в сторону. В последнюю неделю он не смог бы себе такого позволить: любое движение отдавалось тупой болью в затылке. Но не сегодня. От понимания, что мигрень совершенно разжала тиски над его разумом, он не смог сдержать счастливую улыбку. У него не болела голова. Мысли не путались, были чистыми и прозрачными, как проточная вода. «Уж не знаю, что сделал твой дружок, но лично я не могу объяснить подобный фокус.» Птица тяжело выдохнул, хотя, насколько помнил Сергей, дышать ему было не обязательно, и отвернул голову в сторону. «К сожалению, даже я не совсем понимаю происходящее.» — Олег вчера дал мне таблетки, — задумавшись, произнёс сидящий на кровати. Тёмная фигура на окне хмыкнула. «Ты пьешь их по несколько штук в день и без его помощи.» — Но... «Давай, разбирайся.» Спрыгнув с окна, Птица прошёл мимо кровати к двери, скрываясь в коридоре, откуда послышалось: «Если я не знаю ответов, то тебе можно лишь пожелать удачи.» Оставшийся наедине с самим собой, Сергей смог только заглянуть в тумбочку, выпить одну из оставшихся в его скудных запасах таблеток и лечь. Птица редко говорил подобные вещи. Стоило подумать.***
Набирая номер Василия, Олег не мог перестать думать о других вариантах, которые могли бы помочь им с Сергеем. Ввязываться в незаконное мероприятие, находясь в международном розыске, было по самым скромным меркам глупо, а если говорить честно — неебически тупо. Волков редко матерился даже у себя в голове, в школьные годы при любом употреблении ненормативной лексики в речи Разум морщил тонкий нос и неодобрительно фыркал, вот он и привык. Но всё происходящее не могло быть описано как-то более цензурно. Получив список нужных препаратов, Олег спрятал его в карман и, наконец оказавшись у реки, сразу нашёл все их в Интернете. Как Волк и опасался, ни один из них не продавался в открытом доступе. Порывшись на сайтах перекупщиков, он и там не обнаружил ни одного предложения. Либо подобный товар слишком быстро скупали, либо модераторы сайта, если он правильно помнил это слово, работали слишком хорошо. Нажав на вызов, он привалился к стволу сосны и прикрыл глаза. Только бы Василий не успел поменять номер...***
Олег уехал. Кажется, он что-то говорил о кастрюле в холодильнике и сковороде на плите, но Серёжа особо не вслушивался: мигрень, оказывается, не собиралась покидать его навсегда и отступила лишь на день, и вот уже почти вторые сутки мучила уставшего Сергея с удвоенной силой. Единственным, что он смог уловить из всех слов Волка, было имя «Василий». Что за Василий, кто он такой, чем занимается и когда стал знакомым Олега, тот не упомянул, но воспалённый мозг таки смог дать объяснение, заставившее, правда, ощутить неприятный укол беспокойства. Это человек из его прошлого, какой-то наёмник... Возможно, сам Птица нашëптывал это слабо соображающему после очередной сессии боли после спуска по лестнице Разумовскому, но вдумываться не было ни сил, ни желания. Прямо сейчас, лёжа на диване и слушая мерное тиканье часов, Сергей пытался унять непривычное, скребущее рёбра чувство. Страх был липким, именно поэтому Разум ненавидел его как-то по-особенному. Страх за себя можно было ещё хоть как-то успокоить, та же бравада помогала ему не раз и не два в данном деле, но страх за близкого человека... Он позволил себе так называть Олега вчера, но только в мыслях и изредка. Возможно, это было слабостью, но, когда почти любое действие приносит боль, начинаешь в конце концов давать себе поблажки. Разумовский не любил это, ещё в студенческие годы он стал держать любые проявления «тряпки» внутри себя на коротком поводке, особенно те, из-за которых когда-то в далёком детстве появился Птица. На тот момент, правда, почти полностью бессознательно. Сейчас же, зная куда больше своей самоуверенной молодой копии, он умышленно отпускал привязь. Какой смысл она имела здесь, в глубокой чаще, в старом, пропахшем пылью и статическим электричеством от ламп накаливания доме. Страх за Олега заставлял нечто, казалось бы, давно убитое самим же Разумовским в далёком прошлом, ныть и пускать искры, обжигая внутренности. Даже не зная новостей о происходящем в мире, он был уверен: их ищут, по крайней мере, его. Олег после сцены, которую разыграл Разумовский перед Громом, вероятно, считался мёртвым со стопроцентной вероятностью. От этих мыслей разум привычно кольнуло чувством вины, но Сергей оборвал себя: сейчас было вовсе не время для самобичевания — главное, что сейчас всё в порядке, по крайней мере, относительно. Вряд ли Волк мог совершить такую глупую ошибку и обнаружить себя, чтобы сейчас Разумовскому требовалось беспокоиться — он был профессионалом. Самому Разуму было бы сложно это сделать, соцсети, куча информации на разных сайтах, огромное количество ниточек по всему миру в виде подписей на разной серьёзности документах. Олег же... Сергей мог бы поспорить, что информацию о нём можно было найти только в Интернете, при том в связке с его именем или в парочке личных дел, из роддома, детдома, школы и армии, вряд ли люди, которые нанимали его, хранили потом об этом хоть сколько-то личную информацию Олега. Лёжа неподвижно в полутёмной комнате, окно которой было заботливо закрыто плотной шторкой, избегая любого движения, даже на уровне поворота глазных яблок, он думал. «Самобичевание тебе не идёт.» Появление тёмной фигуры где-то около зеркала, что можно было понять, ориентируясь на слух, даже не стало неожиданностью. Сергей только на мгновение сжал губы и снова принял вид свежего трупа — хоть сейчас в морг вези и делай вскрытие, промелькнула мысль. Птица подошёл ближе, шелестя по ковру перьями, и присел на корточки около своего оригинала. Очерченные брови с надломом, обычно не находящиеся в покое на остром лице и минуты, были странно неподвижны. «И что же нас так в нём цепляет?» Вопрос был задан словно самому себе, он не предполагал какого-то ответа. Птица прекрасно знал, что сейчас Сергей бы не раскрыл рта и под угрозой лишиться головы, поэтому говорил скорее по наитию. Хотя произносить что-то вслух было и не обязательно, общение с собственным вторым я имело свой ряд особенностей. Поэтому мысль о странности употреблëнного местоимения — только та успела проскочить в мозгу Разума — заставила Птицу в один миг скрыться в коридоре, словно он забыл выключить утюг или газ в соседней комнате. Действительно. Почему «нас»?***
Табличка с названием города промелькнула справа, и Олег сбавил скорость, проезжая мимо первого жилого комплекса. Кучка одинаковых домов с серо-белыми фасадами, окружённые лесным массивом, вроде бы это называлось парком, но ни фонарей, ни прогулочных дорожек между деревьями не было видно. Ехать оставалось не так много: если судить по навигатору, ему нужно только пересечь почти всю, так называемую, Древлянку, и выехать на Сыктывкарскую улицу. Это было действительно малым расстоянием по сравнению с тем, которое он уже преодолел. Василий сказал, что будет ждать его в небольшом автосалоне. Олег хмурился, но ехал, стараясь подавить желание пойти на обгон белой Мазды, которая тащилась впереди, словно у водителя было слишком много свободного времени, уже пять минут он не мог ничего сделать с этой проблемой. В какой-то момент Волк даже задумался: «А не дурной ли это знак?», но быстро отогнал мысль. Суеверным он не был, а чуйка молчала. Очередной поворот, и, к великой радости, Мазда сворачивает в жилой район. Олег чувствует, как от этого даже слегка поднимается настроение. Но мысли о том, что уже через пару километров его встретит небритая весёлая морда Василия, снова опускают его на ту же планку. Как-то слишком быстро тот согласился помочь, как-то странно задумался перед озвучиванием цены за свои услуги и, что более важно, какую-то чересчур низкую цифру назвал. Честно говоря, Олег опасался, что в «чеке» будет больше семи нулей, он бы, конечно, смог заплатить, но пришлось бы здорово заморочиться, чтобы незаметно снять деньги. Назначенная ему сумма была подозрительно маленькой, чуть ли не символической для подобного рода дела. Что-то глубоко внутри тихо подвывало, но и можно было бы порадоваться, что и сейчас его предчувствие осталось чутким к всякого рода подставам, но беспокойство на самом деле относилось к совершенно иным мыслям.***
Вечер не хотел наступать слишком долго. Сергей продолжал лежать на диване. Он так и не сдвинулся с места, замер, чувствуя только, как тени меняют своё направление, и солнце, до этого припекавшее руки, начинало ползти к лицу. Когда раздражающие лучи наконец исчезли и Разумовский смог расслабить веки, он заставил себя повернуться на бок и подтянуть одну из диванных подушек к животу. Так было гораздо удобнее, и внезапно накрывший его голод, сопровождавшийся лёгкими режущими ощущениями в животе, отступил. После разговора с Птицей Сергей несколько минут рассуждал о его словах, чем же был для них обоих Олег, или скорее кем, и почему для обоих, а не исключительно для слабого с детства Серёжи, привыкшего к заботе друга. Неужели под воспоминаниями из детдома и чувством втоптанной в душу годами привязанностью стояло что-то ещё? Что-то более сложное или необычное. Но очередная волна мигрени накрыла слишком резко, из-за чего пришлось оставить все разборы на потом. Разумовский точно собирался в ближайшее время снова вернуться к этому вопросу. Последние несколько часов, проведённые здесь, на первом этаже, слились в кашу из неприятных ощущений и редких проблесков полудрёмы. Сегодня Разум намеревался дождаться прихода Олега. Конкретной цели у этого желания не было: он не хотел поговорить или что-то ещё, просто проконтролировать, что Волк вернулся целым и невредимым. Что-то внутри подсказывало, что это очень важно. Что это нужно обязательно сделать. Сергей, решил не спорить. Всё-таки подобные вещи не были чем-то сложным, они не требовали больших усилий, нужно просто лежать и ждать. Когда у тебя есть энергия только на поддержание самого себя в бодрствовании, нет ничего сложного в ожидании. Всё равно ничем более интересным заняться нельзя. Окончательно ушедшее за горизонт солнце и занимающиеся звуки сверчков подсказали, что день почти подошёл к концу. Вокруг было настолько тихо, если не считать ветра и скрипа живности в траве. Сергей был уверен, он услышит приближающуюся машину, даже если Олег на подъезде выключит фары и сбавит скорость, в такой темноте любой шорох кажется громким, не то что приближение массивной Тойоты. Единственное, что не давало покоя — ощущение, будто стоит хоть на секунду прикрыть глаза, мозг отключится. Темнота совсем не помогала. Разум уместил руки у головы и стал массировать мочки ушей. Когда-то давно, ещё в институте, ему кто-то сказал, что это должно помогать снять сонливость. Оценить правдивость утверждения тогда так и не удалось, Сергей не хотел случайно заснуть за рабочим столом и по старинке закупался кофе и энергетиками — да, это было опасно, но молодому и бойкому бюджетнику было плевать на любые риски. Он посадил желудок и заработал бессонницу, зато сдал все сессии на отлично и более того, добился куда большего, чем все его сокурсники вместе взятые. Олег, наверное, был бы зол, узнай он об этом тогда... Сергей даже вздрогнул, осознав, что его мысли в который раз за день вернулись к Волкову. Это было похоже на море, когда громкие волны то и дело прибивают к берегу одну и ту же лодку.***
Машина подскочила на очередной кочке. На этот раз Волков даже не выругался, только вздохнул, прислушиваясь к тихому скрипу подвески. Он повредил её ещё в одной из первых поездок за продуктами: налетел подряд на пару глубоких канав, и вот на тебе — подарочек от русских дорог бесплатно без смс и регистрации. Олег даже сам себе хмыкнул, понимая, что процитировал фразу из старого бояна. Сзади на полу, почти под передним пассажирским сидением, лежал пакет с препаратами и новый комплект подвески; Олег надеялся самостоятельно установить её и забыть хотя бы об этой проблеме. Василий долго распинался, о том, что ему следовало бы быть более предприимчивым и заломить Олегу цену за таблетки раза в полтора больше, а он, добрый самаритянин, их чуть ли не по себестоимости продаёт. А потом, пересчитывая деньги, похрюкивал, шмыгая носом: «Эх Волк, никогда старых знакомых не вспомнишь, только если что-то надо. Кому берёшь хоть? Мне же интересно». И заржал, сжимая купюры меж мозолистых пальцев, словно ненужную брошюру: «Не делай такую морду, сам знаю кому, но на твоё счастье, я добрый, и не с кем этой информацией не поделюсь». Волков до сих пор помнил, как сильно хотел схватить Василия за шею и припечатать носом о стол, чтобы заткнулся и не паясничал. Он этого не сделал, но кулаки так и чесались. Стрелка на часах уже перевалила за девять, когда пришло время выехать на бездорожье, а сейчас и вовсе стремилась к половине одиннадцатого. Олег потёр большим пальцем руль, приглушил фары, это был последний поворот. Когда стали различимы очертания дома, он даже не удивился полнейшей темноте в окнах. Сергей спал, и это было хорошо. Волк не знал, что бы мог сказать, дождись его Серый. Возможно, это был бы один из тех диалогов, в которых люди долго и неуютно молчат. Олег был слишком измотан, чтобы в случае чего снова успокаивать соулмейта. Хотелось просто завалиться в постель и отключиться на парочку часов или больше. Руки уже начинали побаливать от постоянного нахождения на руле, а поясница ныть. Он провёл в дороге весь день и это было слишком даже для закалённого годами полевой жизни наёмника, не один нормальный человек, пожалуй, не согласился бы на подобное. Но позволить себе роскошь в виде паручасового отдыха где-нибудь в хостеле или прямо за рулём он не мог: слишком рискованно, слишком заманчиво для его тела, которое после такой поблажки могло взбунтоваться против неправильного режима. Нужно было просто доехать и подняться в свою комнату или вовсе лечь на диване. Ладонь наконец опустилась на передачу, и Волков почувствовал, как от облегчения по задней стенке шеи прокатилась волна приятных мурашек. Возможность поспать была слишком близко. Пришлось даже слегка напрячься, чтобы не дать себе вырубиться прямо сейчас. А стоило машине остановиться в нескольких метрах от порога, Олег откинулся в кресле, хрустя суставами, и резко открыл дверь, впуская в авто холодный воздух. Наконец-то этот бесконечный день закончился. Дом словно встречал пришедшего скрипом и ворчанием половиц. Олег вошёл на кухню и положил пакет в верхний шкафчик, и выгреб из карманов тонкой полуспортивной куртки сигареты, зажигалку и несколько бумажек, в которых чуть неровным, но всё таким же красивым, как в детстве почерком, Сергей вывел названия и дозировки препаратов. Очертив большим пальцем выпуклый рисунок надписи на задней стороне одного из листков, Волк улыбнулся. Он выполнил своё задание, смог, можно расслабиться и не беспокоиться о том, что уже завтра Серёжа может оказаться на грани разума и безумства. Они справятся. Уголки губ сами собой дрогнули, но, не задержавшись в приподнятом состоянии долго, снова приняли своё обычное положение. Олег зевнул и снова почувствовал, как сон подступает к горлу — пора было ложиться. Сопение, доносящееся из зала, отвлекло его от начинавших уже рассеиваться мыслей, заставив переступить порог комнаты. Тихий, спокойный, абсолютно умиротворённый Разум, вытянувшийся на диване на спине, вызвал табун приятных мурашек. Слишком домашний. Сергей просто лежал, одна его рука была поднята к голове и сейчас покоилась между ней и спинкой дивана, а вторая свисала к полу, согнутая в локте. Он был полностью одет и даже ничем не укрыт, хотя в комнате явно было прохладно. «Неужели он меня ждал» — проскочила наглая мысль, и Олег даже не стал себе в ней отказывать. Зверь внутри, который, Волк был уверен, до этого спал, вильнул хвостом и довольно заурчал. Подняв с кресла плед, мужчина лёгким движением накрыл им соулмейта, подоткнув колючую ткань в некоторых местах. Это был даже скорее не плед, а армейское одеяло, такие Разумовский не любил: они кололись, и после кожа неприятно чесалась, как он как-то раз выразился. Но подниматься наверх и снова спускаться — на это сил у Олега просто на просто не было.***
Тихий скрип половиц заставил дрёму ослабить свои объятья. Разум словно шагнул из пелены сна и, всё ещё оставляя глаза закрытыми, прислушался к звукам вокруг. Когда он успел заснуть? Неужели таки слишком расслабился и позволил естественным потребностям организма взять верх? Звук снова повторился, и с лёгким шелестом тело накрыло пледом. Ступни словно обожгло неприятным ощущением покалывания старого специфического материала, и Сергей поморщился. Это ужасное армейское одеяло, которое таковым у него бы язык не повернулся назвать — это было чем угодно: утеплителем, ковриком или переработанной щетиной, но не приспособлением для приятного и спокойного сна. Он специально не взял его, когда укладывался на диван, хотя прекрасно знал, что ночью в доме становится холодно из-за сквозняков. Не взял... Он резко открыл глаза. В комнате было ужасно темно, и зрение не сразу подстроилось под это, но Сергей практически сразу заметил Олега. Тот стоял почти вплотную к дивану и тёр переносицу, видимо, пытаясь хоть немножко взбодриться. Тёмные волосы и заношенный свитер непонятного цвета оттеняли его бледное уставшее лицо, словно маску из папье маше. — Олег. Голос оказался тихим и слегка сиплым ото сна, но Волк его услышал, замер и словно даже задержал дыхание. Он сделал шаг назад и повернулся, будто действительно мог хорошо видеть Сергея в слабом свете пробивавшейся сквозь деревья за окном луны. — Прости, я тебя разбудил, — проговорив это, он неопределенно махнул кистью и опустил руку, словно хотел сказать что-то другое, но не смог. Внезапное желание коснуться его ладони было очень сложно подавить. Оно, словно очередная капля воды из той самой жестокой китайской пытки. Что-то глубоко внутри Разумовского жаждало этого прикосновения, оно хотело взять Олега за руку, возможно прижать её к щеке или просто потянуть на себя, чтобы сократить нежелательную дистанцию. Только вынырнувший из сна разум, словно лишенный обычного фильтра, пропускал эти мысли и желания без какого либо сопротивления. Такие странные, в какой-то степени непонятные и словно чужие для Разумовского. Он ещё в подростковом возрасте научился контролировать подобные поползновения собственных чувств, отучил себя от тактильности, запретил многие мысли, хотя из-за привязанности к Волку это было сложно. Но сейчас, после тюрьмы, больницы и передозировки препаратами, внутренности чуть ли не сводило от подобных желаний. Они словно вернулись из далёкого прошлого, но с удвоенной силой, желая отвоевать свои права. Но так было делать нельзя. Даже не так. Он никогда не позволит себе даже допустить, что это возможно. Выдохнув и заставив себя приподняться на локте, Разум сказал то, что чувствовал последние пару часов. — Нет, я ждал тебя, — сглотнул и продолжил, словно ощущая, что следующие слова наждачкой проедутся по горлу, — надеюсь, с тобой всё хорошо. Глубоко в глотке запершило, но Сергей лишь прикусил язык, надеясь, что психосоматическое ощущение пройдёт. Он правда хотел это сказать, в подобном вопросе не было ничего странного. Олег, словно ожидавший совершенно иного, снова замер, подобно статуе, и его живость доказывало только громкое дыхание. Он открыл и закрыл рот. В темноте было сложно определить, в этот момент его черты как-то странно изменились, Сергей бы не смог ответить как, но был уверен, что не ошибся. — Всё хорошо. Лишь два слова. Всего два. И тихое — Спокойной ночи. Разум Сергея словно по команде снова отлетел в тьму дрёмы, и он успел только одними губами прошептать ответное пожелание.