Истина Нефилима

      Два года спустя я смог уговорить отца сделать меня его учеником и обучить магии, как, собственно, и мою сестру Хакуно, активно донимавшую его на пару с моими просьбами. Всё началось с того, что, когда я стал достаточно взрослым, чтобы оставаться одному в нашем новом доме, Кирицугу начал регулярно отлучаться из дома по каким-то делам. Он самым что ни на есть обычным тоном говорил, что отправляется «путешествовать по миру». И на следующий день исчезал ни свет ни заря.       Сколько помню себя, он всегда был таким.       Для него было в порядке вещей покидать дом на месяц, а бывало, он отсутствовал и по полгода.       У нас был большой дом, скорее, даже поместье, построенное в традиционно японском стиле, но жили в нём только мы с сестрой и Кирицугу. Размеры дома были просто громадны для ребёнка. Помню, я часто терялся в нём и часами плутал по комнатам сего исполинского лабиринта, пытаясь найти одну, нужную мне, из плеяды всего этого домашнего обилия, комнату.       И всё же мне нравилось жить здесь.       Когда отец возвращался домой, он мог часами радостно и самозабвенно рассказывать истории из своих путешествий, и в такие моменты он словно сам вновь становился ребёнком. А мальчик и девочка, носящие его фамилию, всегда с нетерпением ждали своего отца и его новые рассказы. Большую часть времени в этом огромном пустом доме я был с Хакуно, но стоило Эмии Кирицугу переступить порог, как мы, словно по волшебству, тут же забывали о скуке и грусти…       Кирицугу, несмотря на свою внешнюю неказистость, был человеком очень и очень образованным, умным и смышлёным. Он запросто мог найти ответ почти на любой вопрос, всегда мог помочь советом или же делом, мог рассказать много чего интересного.       Жаль только, в плане дел домашних, таких как готовка и уборка, он был отнюдь не мастером — пусть и не совсем профаном, — из-за чего нам с сестрой пришлось в промышленных скоростях развивать в себе эти навыки как для выживания в отсутствие отца, так и для того, чтобы порадовать уставшего и только-только вернувшегося издалека после своих дел мужчину чистым домом и вкусным ужином.       Отец... Он всегда гнался за своими мечтами, будто ребёнок; со стороны он казался человеком со странностями, но меня его сияние всегда ослепляло. Может быть, поэтому я и захотел стать таким же, как он.       Не совру, если скажу, что он был моей истинной путеводной звездой, что привела меня к тому, где я есть сейчас.       А самое главное — это то, что, глядя на своего вечно витающего в облаках отца, я чувствовал, будто сам должен быть более приземлённым, более реалистичным. Должен стать сильнее… Поэтому тогда я попросил отца научить меня магии, сделать своим учеником. Он лишь мотал головой, отклоняя любой мой аргумент, что я только ни приводил ему в пример, но после одного из них он всё-таки замер и серьёзно взглянул в мои глаза, словно начав что-то там выискивать. Словно проверяя меня на искренность.       — Широ. Зачем ты хочешь стать сильнее? — обычным тоном спросил он, сидя на веранде и наблюдая за моими глазами.       Тон его был нарочито спокойным, равнодушным, расслабленным, но мне более чем полностью казалось, что ныне отец взведён, словно пружина, готовящаяся в случае чего распрямиться в едином порыве.       С каждым днём отец, казалось, слабел, а его присутствие становилось всё незаметнее и незаметнее, словно он готовился куда-то исчезнуть, но именно тогда, после моего вопроса, сидя на веранде, он показался здоровым и серьёзным, как никогда.       — Я хочу стать сильнее, чтобы защищать всех! Стать таким же, как ты, — без тени колебаний ответил я, на что он приподнял свои тёмные брови, выражая удивление.       — Широ, я вовсе не герой… — вздохнув, сказал он. В голосе мужчины была такая гамма эмоций и чувств, что мне даже пытаться в неё вникнуть было сложно. Эмоции эти, явно не положительные, были для меня подобны неподъёмному грузу, наиболее запутанному шифру.       — Нет! Для меня ты самый настоящий герой. И я хочу стать таким же, как ты! — возбуждено воскликнул я тогда, просто проигнорировав то, чего явно не мог понять.       В тот вечер он мне отказал, хоть и явно был вынужден несколько задуматься. Следующие долгие вечера были точно такими же, но через два года он всё же сдался под натиском двух детей и пообещал научить нас магии. Правда, на следующий день он снова исчез. Но мы не были расстроены, мы верили, что он сдержит своё обещание и всё же сделает нас своими учениками.       Отец просто не мог нас обмануть. Кто угодно иной, но только не Кирицугу.       Так и случилось. Через месяц он вернулся со множеством книжек, которые послужили спусковым крючком в нашем обучении. Сам же Кирицугу многое рассказал нам о магии как таковой.       Так и текло время — прошло пять лет с моего усыновления. Мы как всегда сидели вместе с Кирицугу и Хакуно на веранде, смотря на звёзды. Голова сестры доверчиво покоилась у меня на коленях. Не знаю, возможно, это наш отец привил нам тягу к такому занятию, но, как ни странно, такие вот разглядывания царящей на небе луны очень хорошо успокаивали. Я бы сказал, что эта привычка присуща всем людям в самых разных жизненных ситуациях, они просто не замечают её до определённого момента. Когда я спросил отца о его причине сидеть на веранде и смотреть на звёзды, он мне ответил так: «Просто это напоминает мне о том, что происходило со мной в прошлом. Помня свою жизнь, я могу следовать вперёд. Потеряв прошлое однажды, я стану простой куклой».       И вот, сидя на веранде, мы втроём смотрим на звёзды. Кирицугу кажется сегодня слишком сонным и усталым. Тогда я и начал разговор, оставшийся со мной в памяти на всю жизнь.       — Эй, пап! — позвал я Кирицугу. — Если спать хочешь, шёл бы в кровать.       — Верно… — ответил он мне тогда, но через секунду, словно передумав, продолжил: — Да нет, не хочу…       Словно борясь со своим сном так, будто от этого зависит нечто гораздо более важное, чем простое наблюдение за луной, отец отринул моё предложение отдохнуть, показав нам с сестрой тонкую успокаивающую улыбку самыми уголками губ.       Я внимательно смотрел на него, на то, как он смотрит на чистое небо, расстелившееся высоко-высоко над нами. В таком ракурсе, в котором я на него смотрел, его поза показалась мне грустной и обречённой. Его глаза обычно были ясными, но сейчас они словно бы потухли…       — Когда я был маленьким, я хотел стать героем, — сказал он после краткого молчания, разорвав своим немелодичным голосом царящую тишину.       — Чего? Ты хотел им быть? А потом сдался?       — Да. К сожалению… — вздохнул он, после чего продолжил. — Нельзя вечно быть героем. Когда вырастаешь, называть себя им так трудно. Если бы я только понял это раньше… — медленно затихало его дыхание, словно гаснущий костёр в ночи.       — Вот как. Не повезло тебе.       — И не говори.       — Папа. — Хакуно, ловко привстав и подняв голову с моих коленей, обняла плечи отца, выражая таким образом своё сочувствие.       Зачастую одни только простые объятья могут сказать даже больше сотни слов.       — Не повезло, — тяжело выдохнул он, всматриваясь в серебряную луну. — Какая красивая луна.       — Ага. Но что поделать… Придётся тогда мне им стать, — принял я решение, последствия которого преследовали меня всю жизнь. — Ты взрослый, у тебя уже не выйдет. А у меня получится. Доверь мне свою мечту.       Повернув голову в сторону отца, сказал я, вглядываясь в его, только что обращённые в мою сторону, глаза.       — Если Широ хочет стать героем, то тогда и я стану! Доверь нам свою мечту, папа, — сказала Хакуно.       Отец, казалось, даже как-то смущённо-удивлённо начал вглядываться ещё и в сестру, нелепо переводя взгляд с неё на меня и обратно.       Словно в первый раз увидел…       — Вот как, — ответил он, умиротворённо закрывая глаза после нескольких секунд очень и очень длительного молчания. — Да. Теперь я могу отдохнуть.       Тогда, закрыв глаза, он больше их не откроет. Наш отец, Кирицугу Эмия, спасший нас из пожара, умер с улыбкой на устах именно в тот день. Но таким образом жизнь преподнесла мне ценный дар. Дар, который мне передал отец. Он дал мне цель: стремиться вперёд, несмотря ни на что… Он поселил во мне семя того, кем в будущем я стану, защищая других. В тот вечер он породил в этом новую историю.       Прошло некоторое время после смерти Кирицугу. Некоторое время, оставаясь одни, мы с Хакуно скитались, словно ходячие мертвецы, по нашему некогда столь родному дому, пытаясь найти того, кого уже с нами нет. Мы прекрасно осознавали произошедшее, но «принять» и «осознать» — это совсем разные вещи. Тогда-то нас и навестила одна девушка, взявшая на себя опеку над нами. Её звали Фуджимура Тайга. Она стала нам сестрой, поддерживала в трудные минуты… Пускай она только и делала, что дурачилась, но мы понимали, что за её проделками можно было почувствовать заботу, направленную прямо на нас.       Так в нашем доме и появился постоянный визитёр, ставший кем-то, сродни новому члену семьи. ►Три года спустя       Передо мной простиралось поистине бескрайнее небо. Открыв глаза из-за яркого слепящего солнечного света (это уже какая-то дурная тенденция: за всю свою жизнь в подавляющем большинстве случаев я открывал глаза именно из-за какого-то источника света, а не по своему желанию, и это, скажу я вам, мне не совсем нравится), я ощущал себя так, словно спал на мягкой водяной подушке. Странное ощущение скажу я вам, но довольно приятное, такое… успокаивающее.       Стоп.       Какая ещё водяная подушка? Что-то не могу вспомнить, дабы мы с Хакуно покупали эти новомодные водяные матрасы. Или как они там правильно называются?       — Это что ещё такое?.. — непонимающе спросил я в пустоту, окружавшую меня. Вокруг расстилалась безграничная водная гладь невиданных просторов, в центре которой, на самой поверхности воды, словно неправильное подобие какой-нибудь водомерки, лежал я.       Аккуратно попытавшись встать на ноги, я сразу был настигнут одной проблемой: категорическим неумением стоять на воде. Отсюда последовал и закономерный исход: я провалился под эту самую воду.       — Эх, только пришёл, а уже буянишь… — проговорил мужской голос откуда-то сверху. — Тебе помочь? — спросил мужчина, протягивая руку, закутанную в красную плащаницу с неизвестными мне чёрными узорами на ней.       Когда я схватился за руку, меня одним рывком вытащили из воды, поставив ногами на водную гладь. В этот раз, значится, я не провалился.       Вот и где, спрашивается, тут логика, а?       — Спасибо. Думал уже, что потону… — облегчённо выдохнул я, поднимая голову. На меня смотрел мужчина… Очень сильно похожий на меня мужчина.       — Всегда пожалуйста, — улыбнувшись, ответил он на мою благодарность.       Незнакомец, стоящий передо мной, был очень сильно похож на меня, только намного старше меня нынешнего. На нём были старые штаны с элементами самурайской брони, а на ногах — длинные стальные сапоги. Левая его рука, которой он меня вытащил из воды, была облачена в ранее упомянутую красную плащаницу со странными узорами на ней. Торс же был полностью обнажён, а к спине мужчины крепился белоснежный плащ, на внутренней стороне которого, на синем фоне, были изображены разного рода цветы.       — По глазам вижу твой вопрос, — усмехнулся он, прикрыв глаза. — Поэтому отвечу тебе на него заранее, чтобы сэкономить нам немного времени. Меня зовут Сэнго Мурамаса. Может, слышал обо мне в учебниках истории?       — Сэнго Мурамаса… — всплыло это имя у меня в голове. — Знаменитый мечник и кузнец, живший в Японии в XV-XVI веках?       — Ага. Верно. Тогда, если понял, принял и поверил, слушай меня дальше, я должен рассказать тебе ещё кое-что... Я задам тебе вопрос, а ты на него ответь: как ты считаешь, колесо Сансары существует?       — Странный вопрос. Конечно нет, не существует. Это лишь религиозный миф, — не сомневаясь, ответил я.       Сансара, или иначе его называют «круговоротом рождения и смерти в мирах кармы». Философия, пришедшая к нам из иудаизма, означающая, что человек после своей смерти перерождается вновь. Индусы твёрдо верили, что душа человека бессмертна, и после смерти тела она вселяется в человека. Хотя обычно данное понятие и означает что-то плохое... Говорят, что из этого круга люди должны стремиться вырваться, чтобы обрести вечный покой.       — Хех, ты знаешь про существование магии, но думаешь, что над ней ничего нету? — задал он риторический вопрос, после чего продолжил. — Ты не прав, Широ. Сансара существует, правда, доказать это сможет лишь тот, кто пережил смерть… то есть некто, такой вот свидетель, как я. — Он раскинул руки в стороны.       — То есть я — это ты в прошлом?       — Ты правильно мыслишь, но это не всё. Верно рассуждаешь, что мы с тобой — один и тот же человек. Только здесь есть одно «но», и это «но» заключается в том, что в тебе находится лишь половинка от твоей души, второй половинкой которой являюсь я.       — Эм, но как это возможно?       — Всё просто… Ступив на пьедестал, созданный нашими родителями, мы начали процесс перерождения. Ты должен понять, что перерождение — это не что-то настолько лёгкое, как ты можешь подумать. В начавшемся перерождении наша душа была насильно разорвана, и перерождение оставило нам по одной сущности, — отнюдь не лекторским тоном, несколько заунывно, пусть и стараясь выдержать некий накал эмоций, выдал «Я из Прошлого».       — Стоп. Это сделали наши родители, погибшие в огне? Сущности?.. — непонимающе спросил я «себя», и в ту же секунду, застыл соляным столбом, этаким памятником самому себе.       Что-то, ныне непонятное мне, словно молот, ударило в голову, из-за чего я несколько пошатнулся. Казалось, что меня только что на полном ходу сбила машина. В голове… будто что-то сплыло в моём сознании, но…       Тут же, словно дымка по утру, это «что-то» неуловимо развеялось. Такое чувство, будто я только что попытался вспомнить то, чего не помню и не даже помнить не могу по определению.       Словно моё сознание только что попыталось дозваться до той части себя, что ныне валяется где-то бесполезным, безвольным, отрезанным рудиментом там, до куда я просто не могу дотянуться.       — Ты не помнишь, ведь так? — с какой-то грустью спросил он. — Наверное, тут всё же есть моя вина… Спасая твою жизнь из того пожара, я вселился в твоё тело, чтобы стабилизировать в нём магические цепи. Но, видимо, моя душа взяла главенство над твоей памятью, поэтому ты и не можешь вспомнить. Давай тогда я тебе помогу исправить это, — ответил он, прикоснувшись к моему лбу ладонью. Кончики пальцев его засияли ярким обжигающим светом, после чего у меня в глазах начало появляться множество картинок, словно слайд-шоу, проигрываемое на телефоне. Тогда-то я и начал вспоминать всё…       — Э-это же мои воспоминания… — сказал я, упав от нахлынувшей слабости на колени.       Вода под нами приятно холодила стоящие на ней колени, но плевать. Сейчас было явно немного не до этого…       Мои чувства… мои эмоции… моя память…       Всё это в едином потоке нахлынуло на меня вновь, бесцеремонно похоронив под собой разум. Мои мысли, некогда острые, обратились пылью. Песком. Песком на ветру.       Что я сейчас чувствую? Не знаю. Не могу описать.       Было ощущение, словно моя личность только что, громко раскрошившись стеклянным полотном, обратилась в прах. Прах, начавший теряться где-то там под влиянием игривых ветров, уносящих всю эту пыль куда-то туда, вдаль.       Но, вместо того, чтобы рассеяться, этот прах стал крепчать и собираться вновь. Прах обратился мелкой пылью. Пыль та, спрессованная, обратилась песком. Песок — стеклянной крошкой. Стекло превратилось в осколки. Осколки стали единой картиной, изъеденной многими и многими, словно живыми и двигающимися швами, что кое-как ныне сдерживают полотно от того, дабы оно в очередной раз распалось.       Стеклянная картина держится, медленно заживая, и кажется даже, обращаясь чем-то иным, более крепким, чем простое стекло.       — Хох, да, тут была моя вина… — с горестной улыбкой сказал он. — Ладно, раз ты осознаёшь, кто я, думаю, нужно перейти к главному. Этот мир очень опасное место, нежели ты привык думать. Здесь существуют не только люди, но и другие расы и существа, способные сеять разрушения и смерть, лишь взмахнув ладонью. Поэтому я, прошедший свой путь, должен тебя обучить тому, что знаю я, после чего сольюсь с твоей душой, и мы вновь станем едины, станем сильнее.       — Сильнее?.. — я уловил последнее его слово, а в моей голове тут же начали всплывать слова Кирицугу: «Широ, почему ты хочешь стать сильнее?». — Верно. Я стану сильнее, — начал подниматься на ватные ноги я. Выпрямившись, я взглянул в глаза частички своей души, смотрящей на меня сверху вниз с улыбкой на устах.       — Вот это настрой! Тогда начнём прямо сейчас… — ещё шире улыбнулся он, после чего мои ноги перестали ощущать твёрдость под собой и тело окунулось в воду. — И ты не уйдёшь отсюда, пока моя душа не сольётся с тобой. Даже не рассчитывай, что твоя сестрёнка сможет тебя разбудить. Твоё время в реальном мире остановлено мною.       Вынырнув из воды, я вопросительно взглянул на этого садиста, который назвался мною. Как-то я и не думал, что «во мне» может крыться такая недоброжелательность…       — Ты умеешь управлять временем? — спросил я его немного шокировано.       — Ну, я не могу им управлять… — почесал он затылок, смотря на меня в воде. — Мне помогает один знакомый, гордо носящий имя Балор.       — Э-это тот самый, из ирландской мифологии, противник бога Луга? — ошарашено спросил я, на что Сэнго криво улыбнулся и кивнул.       Что-то мне вся эта перспектива с «тренировками» начинает казаться всё менее и менее привлекательной, знаете ли…       — Надеюсь, что больше с ним не встречусь… — шёпотом сказал он, закрыв глаза. — Первым делом тебе надо научиться стоять на воде, иначе мы тут застрянем надолго.       Так и началось моё обучение у легендарного мечника и кузнеца Сэнго Мурамасы. Тренировки заняли около года в мире, который был заклинанием, называемым «Зеркало Души». В течение этого длительного времени я обучался множеству ремёсел, которыми при жизни владел «я», а также фехтованию и правильному дыханию. Тогда я начал становиться сильнее…       Не спеша. Медленно и аккуратно. Методично и уверенно….       Однажды Сэнго мне сказал одну маленькую истину о легендах и героях:       «Через подвиг — человек становится героем.       После потери — герой становится мифом,       Спустя время — миф становится легендой,       В которой главную роль — играет человек»*