***
Мы брели в этом пылающем аду долгое время, пытаясь спастись. Родители смогли вытащить нас из эпицентра, но самим им оттуда выбраться уже не удалось. Пламя опалило и поглотило их, а многотонные обломки рухнувшего здания погребли под собой. Тогда-то я и вспомнил своих первых родителей, спасших меня от гибели ещё тогда, в далёком мире. История повторялась: и эти родители покинули меня, спасая от смерти… Почему судьба так жестока со мной? Чем же я был грешен перед ней? Такие мысли одолевали меня тогда, когда я взвалил на себя ослабевшую Хакуно, которая пыталась что-то сказать. Что-то вымолвить. Что-то выдавить из себя. Она пыталась закрыть глаза и уши, чтобы внезапно оказаться у себя дома вместе с родителями и любящим братом, но этому было не суждено случиться, ибо мы всё так же ползли вперёд, едва избегая пляшущих и словно глумящихся над нашей бедой снопов чёрного пламени. После того, как тёмная жидкость полилась с неба, сестра внезапно ослабела. Поэтому, взвалив её на свои плечи, я побрёл в сторону предположительного спасения, однако чем дальше шёл, тем больше моё сердце омрачал страх. Страх смерти. Но не только своей, а ещё и маленького создания, которое я тащил на себе, отчего сердце сжималось лишь сильнее. — Потерпи ещё немного… Мы почти выбрались… — мой шёпот был еле слышен в криках гибнущих людей. К сожалению, как бы мне ни хотелось им помочь, я не мог останавливаться и помогать каждому, даже не имеющему шанса на спасенье, ибо тогда даже наши с Хакуно жизни, ещё ласкаемые скупым лучком надежды, будут обречены. — П-почти… пришли… Мои лёгкие обжигало смрадным огнём, сковывая дыхание. Силы постепенно покидали тщедушное тельце, но я упорно шёл, не замечая этого. За все свои шесть лет жизни в этом мире я так и не понял, что мне делать как Нефилиму… Что мне нужно было сделать? Я так и не смог найти ответа. «Была бы у меня та сила, что я видел в видениях отца, я бы смог спасти всех?» Эта мысль, неожиданно крепко засела в голове… — Б-братик… Где мама и папа?.. — прошептала Хакуно мне. Я практически не мог её расслышать, и, скорее, догадался, чем услышал, о чём она спрашивала. Моё тело становилось всё более слабым, поэтому я не хотел тратить силы на разговоры, но всё же смог выдавить пару слов в ответ: — Он… Они… остались… там… Не знаю, услышала ли меня сестра. Надеюсь… В глазах начало темнеть, однако сквозь мрак наступавшей темноты я всё ещё мог медленно переставлять ватные ноги. Меня начало, откровенно говоря, клонить в сон, но я понимал одно: это был явно не он, а нечто более страшное… «Я ведь говорил, что выживу, и вы будете гордиться своим сыном». — Мысли лениво плелись в моей голове. Всё казалось таким тягучим и медленным… Казалось, что мне отказало моё же собственное сознание и я сейчас… Казалось, что моя последняя мысль принадлежала и вовсе не мне. «…вы… будете… гордиться… сыном…» Отсюда не было выхода. Нам не сбежать из этого красного, объятого огнём, мира. Даже ребёнок способен понять, что вокруг царил сущий ад. Следующее, что я услышал, был звук падения, чувство боли в спине и тяжесть на груди. Последнее, скорее всего, из-за Хакуно… Что удивительно, боли или хотя бы импульса от падения на землю я не ощутил. Темнота перед глазами расступилась, и я смог увидеть небо. Дыра, из которой лилась тёмная жидкость, уступила место яркой луне, застеленной едким красным дымом. Мои руки были безжизненно раскинуты в разные стороны, а на моей грудной клетке лежала сестра, которая обеспокоенно рассматривала моё изнеможённое лицо. «Вы… будете… гордиться… сыном…» — то ли сказал, то ли подумал я. Сейчас уже точно не скажу. Да и важно ли оно? Запах гари и дыма ошпаривал лёгкие, напрочь лишая возможности дышать. Тогда мне казалось, что всё подходит к концу. И почему-то мерещилось, что я мог коснуться рукой луны, парящей где-то за далёкими-далёкими небесами, смахнуть её — и этот день, в конце концов, закончится, оказавшись страшным сном. Собрав последние остатки сил, я попытался воплотить задуманное, но моя рука застыла, так и оставшись протянутой в необъятные небеса. «Это лишь то, что я желаю, но это не то, что можно назвать реальностью… — мысли медленно текли, пока я смотрел на висящую луну. — На самом деле, моя жизнь подходит к своему логическому концу. Концу, от которого меня пытались сберечь родители… До чего же обидно, что судьба следует за мной по пятам вместе с тёмным роком, столь жадно желающим моей смерти». Тело перестало подчиняться мне, рука, вытянутая в бескрайнее небо, начала падать, словно тряпичная кукла, лишённая ниток, с помощью которых ею и управлял незадачливый марионеточник. Веки налились тяжёлым свинцом, сознание становилось мутным, но я пытался удержать его… Не отпускал его, ведь, отпустив, я отпущу также и свою жизнь. Да уж, что только не может произойти перед смертью… Сейчас надо мной нависло лицо. Оно почему-то казалось очень знакомым мне, такое чувство, будто я видел это лицо очень часто, будто жил с ним. Сознание всё пыталось потухнуть, но я, отвлёкшись, смотрел на лицо взрослого юноши, нависшего надо мной. Он улыбался тёплой понимающей улыбкой. Своими золотисто-карими глазами он смотрел в мои, будто бы читая мысли. Его каштановые волосы, почти что рыжие, трепетали от слабого ветра. Сам же он, его силуэт, будто бы растворялся в близлежащей тьме, исчезая из памяти этого мира. Всего на мгновение моё сознание потухло, но уже после этого силуэта не стало, он растворился во тьме, уступая своё место другому. Новое лицо появилось над нами и выражало оно крайнюю степень облегчения. Этот человек плакал. Человек, счастливый до глубины души. Он выглядел таким счастливым, что можно было подумать, будто спасены не мы, а он. Тогда-то я и понял, кто держит мою руку, руку, что должна была упасть, когда я увидел тот силуэт. Но она, словно в нелепой насмешке, не коснулась земли. — А?.. — всё что тогда я смог сказать, смотря на свою пойманную мужчиной ладонь. Он проливал слёзы, они катились по его щекам и падали вниз, прямо на нас. Сестра также наблюдала за мужчиной, её состояние было подобно моему. Поэтому в тот миг в наших душах был запечатлён этот момент. Момент, когда наша жизнь изменилась в одно мгновение. В мгновение нашего спасения… — Вы живы! Вы живы! Вы живы! — повторял он себе снова и снова слова, исходящие из глубин его души. Но после я увидел в его глазах нечто новое… Необычное. Пусть мы были на грани смерти, но мне показалось, будто он завидовал нам. Искренне. Он был нам за что-то благодарен, я тогда ещё не понимал за что, но эти мгновения… Они надёжно въелись в мою душу, оставляя свой отпечаток, созданный из чернил страдания и боли. — Спасибо, — говорил он снова и снова, утирая слёзы моей рукой. «В тот момент он спас самого себя». Ослеплённый внезапно появившимся ярким светом, я поддался искушению подчиниться Морфею.***
— А-а? — я зажмурил глаза от внезапной яркой вспышки. «Что это?» — промелькнула мысль в моей голове. Как ни странно, но это был солнечный свет, ослепивший меня в первые минуты пробуждения, и к которому глаза, к сожалению, ещё не привыкли. Я даже не сразу понял, откуда он взялся. Когда же зрение адаптировалось к свету, я увидел, что лежу на незнакомой мне койке, в комнате, которую видел впервые в своей жизни. Сначала я испугался, но её белоснежная чистота и какое-то даже… настроение? Что-то положительное, словно витавшее до сей поры в воздухе, почти сразу вселило в меня чувство умиротворения и безопасности. — Где я? — спросил в пустоту, надеясь услышать откуда-нибудь ответ на заданный мною вопрос, но никто так и не ответил. Тишина. Оглядевшись по сторонам, я увидел, что нахожусь в большой комнате, заставленной больничными койками. На каждой из них лежали люди, перевязанные, стонущие от боли. Но всё же это была обычная человеческая боль, которая не несла угрозу их жизням. Теперь эти ранения не довлели дамокловым мечом над судьбами этих людей. Они всё же смогли спастись. — Хех… — облегчённо вздохнул я, расслабившись и позволив своим глазам самим выбрать объект для наблюдения. Остановились они на окне, а именно — на бескрайней дали чистейшего голубого неба. Тогда оно мне показалось невероятно красивым… Именно в этот момент я понял одну вещь: мои воспоминания из прошлого померкли, оставаясь туманной дымкой где-то далеко, глубоко в голове. Тогда я понял ещё одно: подобные вещи не происходят бесследно. По прошествии нескольких дней ко мне вернулись кое-какие воспоминания. Да, я смутно помнил о случившемся со мной в тот день. Но, несмотря на это, я был в этом мире, словно новорождённый младенец. Именно так я себя ощущал после пожара. Пусть для многих эти слова будут простой метафорой, но для меня это было совсем не так. Я чувствовал ЭТО на самом деле. Перевязанный бинтами, лишившийся родителей, я чудом смог избежать страшной участи. И хотя я не совсем понимал текущую ситуацию, но всё же смутно осознавал, что мама с папой больше не придут за мной. Вскоре я в этом окончательно убедился. Ведь вокруг меня были такие же дети, как я. Без родителей, без дома, терзаемые теми же мыслями. Никто к ним таки не пришёл. Рыдая, скитаясь безжизненными куклами, закатывая истерики, эти дети словно бы пытались создать максимального много шума, дабы привлечь родителей. Но они так и не приходили, ибо родители этих детей навсегда остались погребены в том огненном аду. Бедные сироты, всячески привлекая к себе внимание, пытались выплеснуть всю свою боль и добиться немного внимания хоть от кого-то взрослого, ибо они… Боялись. Были одиноки. Спали в одной кровати иногда по пять человек и почти не отходили от нянечек и воспитательниц, которые всячески сопереживали и пытались утешить людей, потерявших всю свою жизнь. Но ко мне, в отличие от них, однажды, когда я уже начал бояться, что всю жизнь проведу в этой палате, пришёл он… Незнакомец появился как раз в тот день, когда с меня сняли последние бинты и я уже мог есть без посторонней помощи. Мятое пальто и взъерошенные тёмные волосы. Человек был возрастом чуть младше навещавшего меня врача. Тогда он сказал: — Здравствуй. Тебя ведь зовут Широ? Тут я поспешу прояснить одну вещь. После того, как я смог более или менее прийти в себя, я понял, что моё имя, как и прошлое, было забыто. Тогда я чуть не впал в отчаяние… Многие дети, обвязанные в бинты, помнили свои имена, но я такой возможностью похвастаться не мог. Один доктор увидел моё настроение и предложил несколько вариантов, одним из которых и стало «Широ». В тот момент спросивший меня незнакомец улыбнулся мне; казалось, от него исходило тепло, как от летнего солнца. Голос его немного дрожал, но, в то же время, был чрезвычайно добр. Дети, лишённые должного им в виду возраста внимания, смотрели на нас глазами, полными враждебности и зависти. Маленькие бусинки юных глаз отражали эти эмоции каждый раз, когда за какими-то редкими счастливчиками приходили взрослые, предлагавшие им уехать с ними. Дальние родственники, близкие друзья покойных родителей, хорошие знакомые, просто добрые люди – все они до сей поры забрали лишь пяток детей, которым в спину каждый раз, по уходу, было обращено столь много жадных и завистливых взглядов... — Я не умею красиво говорить, поэтому спрошу прямо. Что бы ты предпочёл? Отправиться в сиротский приют или быть усыновлённым человеком, который стоит перед тобой? Этот мужчина… Он сказал, что хочет сделать меня своим приёмным сыном. На вопрос, связаны ли мы с ним узами родства, он ответил отрицательно… Вообще он производил впечатление легкомысленного и бесперспективного человека. Но тогда для меня это не имело ровным счётом никакого значения, ведь я равно одинаково ничего не знал ни о нём, ни о приюте. Однако я сразу же захотел остаться с ним… — Ясно, я рад. Тогда быстрее собирайся. Чем быстрее ты освоишься на новом месте, тем лучше. — В тот же момент он начал торопливо и неловко собирать мои вещи. Он хотел мне помочь, но, кажется, даже я сам справился бы лучше. Наконец, разбросав вещи по сумкам… — Ох, кажется, я забыл упомянуть кое-какие важные вещи. Ты обязательно должен это узнать перед тем, как отправишься вместе со мной. Хорошо? Повернувшись ко мне как ни в чём ни бывало, он сказал: — В общем… скажу прямо, я — волшебник. — Он сказал эти слова на полном серьёзе и очень торжественным тоном. Как бы странно они ни звучали, но внутри меня что-то зашевелилось и, ни секунды не сомневаясь, я поверил ему. Для меня он уже был самым настоящим волшебником, поэтому я искренне поверил его словам. — Ух ты, здорово! — воскликнул тогда я, смотря на человека в тёмном пальто. Мне даже казалось, что в тот момент мои глаза буквально сияли фанатичным огнём. — Но ещё осталось кое-что, что я хочу тебе сообщить… — замялся он, взглядывая куда-то в сторону дверного проёма, что вёл в коридор. Оттуда выглядывали длинные каштановые волосы. — У тебя должна быть также и сестра. Взгляд на девочку породил странное ощущение в груди. Я не понимал почему, но мне казалось, что она была мне знакома, однако я не мог вспомнить откуда. Девочка же тоже смотрела на меня, но в её глазах читалось узнавание. А я не смог вспомнить. Но так же быстро, как и принял мужчину, я принял и эту девочку как свою сестру. И с того самого мгновения я стал сыном этого человека. На самом деле я уже не помню, что тогда ответил, но он всегда рассказывал мне об этом дне. Он вспоминал и пересказывал события этого дня снова и снова. Для моего отца, Эмии Кирицугу, этот день, вероятно, был самым счастливым в его жизни. И всё же, я думаю, мой отец поступил очень странно, сразу сказав, что он волшебник. Но ещё более странно то, что я ни на секунду не усомнился в его словах. Таким образом, я стал приёмным сыном и получил фамилию Эмия. Теперь меня зовут Эмия Широ.