He is my world.

В маленькую комнату задувает холодный ветер, заставляя ёжиться и кутаться в тёплый свитер, что не сильно спасает, ведь мальчик сидит на подоконнике с раскрытым окном. Из соседней комнаты снова доносятся крики, из-за чего ему приходится сжаться сильнее, пока по щекам текут обжигающие слёзы. Он ненавидел, когда рядом кто-то ругался, ненавидел, если это хоть как-то касалось его. Сейчас причина была более чем ясна. Ровно три года назад умерли Мэри и Ричард Паркер, оставляя своего сына единственным родственникам. Поначалу всё шло прекрасно, пока не понадобилось искать больше часов работы, ведь маленький ребёнок — немаленькие траты. Нет, ему ни разу не говорили, что от него есть проблемы, но Питер не слепой и, как многие думают, уже не глупый. Уставшие и иногда нервные, они срывались друг на друге, извиняясь после и перед ним, только из памяти всё это так не сотрёшь. Сегодня как раз один из таких дней, когда смены выдались напряжёнными, а дома было сказано что-то не то. Наверное, наложило отпечаток ещё и то, что день не простой. Тринадцатое октября — проклятое для семилетнего ребёнка число. Три года прошло с момента смерти его родителей, причину которой ему так и не сказали. Да это и неважно, ведь какая разница, как именно? Главное лишь то, что теперь он один. Пусть у него есть и дядя Бен, и тётя Мэй, одиночество внутри разрастается всё больше. Да, они делают всё для него, желая обеспечить, но не это важно. Ему было бы лучше, спроси у него кто-нибудь из них, как же прошёл этот школьный день, и откуда синяки на плечах и основании шеи. Только всё это остаётся незамеченным, как и сам ребёнок. Вздохнув, Паркер выбирается на пожарную лестницу, по ней забираясь на крышу. В последнее время это место становится для него почти родным, ведь здесь можно успокоиться и не слышать ужасных криков и ругательств, которые приносят разочарование. Нет, не в дяде и тёте, в себе. Он должен был быть тогда с родителями, но у него поднялась температура, из-за чего его оставили с Мэй. По крайней мере ему так рассказывали. И, если так посмотреть, то здесь не должно быть никакого Питера Паркера. Так стало бы легче остальным, а школьные задиры не дразнили бы его из-за того, что он сирота. Так почему бы?.. Додумать мальчик не успевает, вставая на край крыши и глядя вниз, где виднеются спешащие с работы люди. Наверное, в будущем его ждало бы это же. Нервная работа, семья, как во всех сказках и книгах, но нет. Ему это не нравится. Да и какое у него будущее, если даже простых криков взрослых вынести не получается? И можно избавиться от всего этого, сделав один маленький шажок вперёд. Больше не будет криков, не будет боли, обзывательств. Только покой и темнота. Остальным тоже станет легче. Так почему бы?.. Всё решается за него, делая, возможно, правильный выбор. Почему «возможно»? Определённо, да. Наверное, ему стоит испугаться, пока он камнем летит вниз, упав из-за того же камня, на который так не вовремя встал. Только страха нет, есть лишь смиренность. Ужасная такая, печальная, ведь Питер так и не успел сказать Железному Человеку, как сильно благодарен за своё спасение на Старк Экспо, не успел сказать Тони Старку, что восхищается его гениальными изобретениями, не успел окончить университет, о чём так мечтал. Теперь всё становится неважным, потому что ещё секунда, и на асфальте останется лишь мокрое пятно от него. Секунда. Не минута, а секунда, которая длится слишком долго уже. Приоткрыв глаза, не помня, когда успел их закрыть, Паркер замечает вокруг себя зелёное свечение, что будто замедляет падение, хоть и не полностью, ведь падает он на кого-то, надеясь, что этот «кто-то» не пострадает из-за него. — Разве человеческие дети умеют летать? — сдавленно звучит из-под него, из-за чего мальчик испуганно поднимает голову, натыкаясь на изучающий взгляд изумрудных глаз. Таких ему ещё не удавалось никогда видеть, поэтому испуг почти исчезает, давая место интересу и любопытству. — Почему вы так странно говорите, сэр? — спрашивает неуверенно Питер, продолжая сидеть на его ногах, и не может отвести взгляда от него. Интересно, а волосы жёсткие или мягкие, ведь с виду они кажутся шёлковыми? — Странно говорю? Если мы говорим о странностях, то, может, обсудим твой полёт с той крыши? Насколько мне известно, дети не выживают, падая с такой высоты, — усмехается он, садясь на асфальте и чуть морщась от неприятного ощущения в спине. — Ты специально выбрал мою голову, чтобы упасть? Паркер смущённо улыбается и сползает с него, пытаясь встать на ноги, но терпит поражение и снова падает на землю, когда правую ступню сводит от боли. — Простите, Мистер… — Локи. Зови меня просто Локи, — говорит Лафейсон, поднимаясь на ноги и протягивает ладонь ребёнку, который пару мгновений мнётся и принимает помощь, но ошибок своих больше не повторяет, опираясь лишь на левую ступню. — Мистер Локи? Интересное имя. Прямо как у одного Бога в той книге по скандинавской мифологии, — улыбается Питер и отводит взгляд, когда приходит понимание того, что он чуть не умер сейчас. По своей же глупости. — Простите, пожалуйста. Я не хотел падать на вас. Просто… крыша была скользкой. Локи вскидывает брови, глядя на него с удивлением. В книге? По мифологии? Однако цепляет его не это, а последние слова. Этот мальчишка точно врать не умеет, ведь кончики ушей, выглядывающие из-под вьющихся волос, алеют и совсем не от холода. — А кто тебе сказал, что я не тот самый Бог? — спрашивает Лафейсон, присаживаясь на корточки перед ним, чтобы сравняться ростом. — И что ты вообще делал на крыше? Разве твоим родителям всё равно, что ты можешь случайно упасть, как и случилось? Это было ошибкой, но понимание этого приходит поздно, когда в больших карамельных глазах напротив собираются слёзы, а сам ребёнок шмыгает носом и виснет у него на шее. Голова перестаёт работать окончательно, пытаясь переварить реальность того, что сейчас происходит. Его, Бога хитрости, обнимает маленький человеческий мальчик, марая слезами чёрную рубашку. — Хэй, ребёнок, ты так и не сказал, как тебя зовут. — М-меня зовут… Питер Паркер, — заикаясь, произносит он и отстраняется от него, чувствуя скользнувшие ладони по спине. — Простите, Мистер Локи. Снова. И вы правы почти. Моим родителям не всё равно, но их нет уже три года. Я остался один, — нет, Питер не хотел ещё больше нагружать своего спасителя, просто… три года молчания, отрицания того, что ему всё ещё больно и теперь он один. Нет сил терпеть это, и нужно убежать, по сути, сейчас, чтобы ещё сильнее не разреветься, только крепкие руки снова проходятся по его спине, прижимая к сильной груди. — Я совсем не мастер в успокоениях, тем более людей, но, думаю, что тебе необходимо выговориться и отдыхать, — тихо говорит Лафейсон, выпрямляясь с ним на руках, и осматривается. Люди продолжают проходить мимо, не обращая внимание на молодого человека с ребёнком. Благо, вовремя использовал иллюзию, иначе всё могло бы стать хуже. — Покажешь, где ты живёшь? И как ты оказался босиком на крыше в октябре? — Я вылез из своей комнаты. Там лестница рядом и ведёт прямо на крышу. Я часто на ней бывал, когда дядя с тётей ругались, ведь не люблю этого, поэтому убегал в спокойное место, — бормочет, чуть успокоившись, Питер, цепляясь ногами за его торс, чтобы не упасть, и показывает открытое окно в свою спальню. — Вы ведь не собираетесь меня нести туда? Я тяжёлый, Мистер Локи, да и Мэй с Беном явно не будут рады этому. — Сегодня снова был такой день, да? — спрашивает он, подходя к стене дома, и осматривается. — Хм, нет. Я не буду нести тебя туда, да и твои родственники об этом даже не узнают. Только доверься мне, ребёнок, и прикрой глаза. Паркер чуть отстраняется от него, чтобы посмотреть ему в глаза. Это всё слишком подозрительно и странно, ведь невозможно добраться до его комнаты, не поднимаясь по пожарной лестнице, а по ней с ребёнком не поднимешься. Но что-то было в этих изумрудных глазах, подталкивающих довериться, да и усталость как физическая, так и эмоциональная, даёт о себе знать, поэтому мальчик кивает и прикрывает глаза, тыкаясь носом в его шею. — Да, сегодня снова такой день, ведь очередная годовщина смерти мамы и папы. Они думают, что я не понимаю, кто причина их криков, а мне уже надоело быть таковой. И… им кажется, что мне нужны какие-то игрушки и книжки, хоть их можно взять в библиотеке, но нет. Мне не нужно всё это. Я хотел всего лишь друга и поддержку, ведь сейчас есть только одиночество, — шмыгает носом Питер, чувствуя странное покалывание на ладонях, и натягивает рукава свитера на них, из-за чего шея и плечи сильнее оголяются, открывая вид на синяки. — А это откуда? — тихо интересуется Локи, осторожно выходя из портала и направляясь к кровати, куда опускает ребёнка. Такого маленького, но уже побитого жизнью и, кажется, не только ею. — Можешь открывать глаза, Пит, — произносит он, на что получает лишь покачивание головой и более сильную хватку на шее. — Мы у тебя в комнате. Не бойся. Здесь уже тихо. — Я не боюсь этого, — бормочет мальчик, жмуря глаза. — А чего ты тогда боишься? — Боюсь, что ты исчезнешь, а это окажется сном. — Я ведь рядом, кроха. Проснись.

***

Питер распахивает глаза, глядя невидящим взглядом на него какое-то время, и только после третьего встряхивания за плечи осознает, где он, и кто перед ним. — Неужели кошмар? — обеспокоенно спрашивает Локи, нависая над ним и откидывая волосы назад, чтобы не мешались. — Хуже, — нервно смеётся Паркер и расслабляется, когда Лафейсон возвращается на постель, а его голова ему на плечо. — Наша первая встреча. — Значит, наше знакомство для тебя хуже, чем кошмар? Потому что ты так даже на кошмарах не дёргался, — осторожно произносит он, поглаживая его по спине, и грустно улыбается, ведь знает всё. — Наше знакомство стало моей жизнью, и тебе это известно, — фырчит Питер, выводя непонятные знаки пальцами на его груди. — Мне известно лишь то, что крыша не была скользкой, и ты ужасный лжец, — говорит Локи и прижимает парня к себе сильнее, чувствуя, как тот вздрагивает. — Я всегда это знал, кроха, и это ничего не изменит. — А Стефан? Он тоже знает это? — Да, я не мог не сказать ему, почему просил присмотреть за тобой, пока меня нет на Земле, — кивает Лафейсон, поднимая его голову за подбородок и заглядывая ему в глаза. — Кроха, что тебя так пугает? Пойми, что это ничего не меняет уже, хоть тогда и поменяло. Навряд ли бы мы познакомились с тобой, не упади ты на меня. — Этот сон был слишком реалистичным, — начинает Питер, облизывая пересохшие от волнения губы, и смотрит виновато в ответ. — Я будто снова стал семилетним мальчишкой, потерянным для мира. Снова это одиночество, снедающее меня, снова крики, снова боль. И желанное спокойствие на крыше, с одной лишь мыслью: «А почему бы нет?». Для меня это казалось выходом, ведь я считал себя лишним в доме, в классе, в жизни. Знаешь, я правда тогда поскользнулся, но на остром камне, из-за чего тебе пришлось меня нести домой. Только… не окажись там камня или тебя, меня бы уже не было. — Пит, — тихо зовёт его Локи, касаясь пальцами щеки, и мягко улыбается, стараясь успокоить парня. — Теперь ты здесь, под боком у двух магов и меня. И, поверь, даже если ты захочешь сейчас ощутить одиночество, то у тебя не получится. Знаешь, почему? Потому что мы тебя никогда не бросим по собственной воле. Иногда я даже ревную, ведь ты чаще с ними, чем со мной. Паркер посмеивается, прижимаясь к прохладной ладони разгорячённой щекой, и качает головой. Да, Питер больше не один и не будет никогда, но из памяти не уберёшь всего этого, потому что в тот день случилось самое важное для него событие. Он умер и воскрес, чтобы прожить жизнь не зря. — Ты сам в этом виноват. Нечего исчезать на пять месяцев, пока Стефан познаёт со мной все прелести опекунства, — фырчит парень, показывая ему язык. — И я не рассказал тебе главного, что напугало меня. — И что же это? Пожарная лестница? — бормочет Лафейсон, щёлкая его по носу. — Нет. Твоё исчезновение. Я боялся, что открою глаза, а тебя не будет. И, знаешь… — неуверенно шепчет Питер, отводя взгляд, и выдыхает. — Я до сих пор боюсь этого. Открыть глаза и понять, что всё это сон, а я один. Локи хмурится, продолжая задумчиво поглаживать его по щеке. Нет, это определённо не то, что им нужно снова проходить, потому что за девять лет знакомства он так и не научился справляться с этим ребёнком. Каждый раз попадается что-то новое, что нужно понять, а ему приходится сразу на практике пробовать успокоить его. И не всегда удачно. Поэтому можно попробовать проверенным способом. — Помнишь, что я тебе обещал вчера? Я рядом и как бы долго ни пропадал, всегда приду к тебе, — еле слышно произносит Лафейсон, целуя его в лоб, и снова накрывает обоих одеялом, зарываясь после пальцами в кудряшки на затылке. — Ты от меня не отделаешься, кроха. Никогда. — Кто ещё от кого не отделается? — слабо улыбается Паркер, прикрывая глаза, и медленно засыпает под бормотания Локи и его поглаживания. — Спасибо, что стал моей подушкой безопасности. — Спасибо, что свалился мне на голову, ребёнок, — хмыкает он, снова целуя парня в лоб, и расслабляется, надеясь, что остальные пять часов сна пройдут спокойно. Но нет, ведь прошлое так любит приходить к ним во снах.