Картинки Златограда

       Все началось здесь.        С глупой мечты, постучавшейся в живое сердце. Все, что могло бы свести ее образ легендарной, неприступной воительницы-драконоборицы, Героини Орлея, принцессы неваррского престола, на нет, было глупым: нежно обожаемые любовные романы и ванны с лепестками роз, сладкая выпечка и демонова сенная лихорадка из-за цветущих деревьев. А теперь к этому добавилась еще одна непрошеная гостья-фантазия: пожалуйста, пусть он споет своим медовым голосом что-нибудь только для нее. Что угодно.        Кассандра прекрасно знала, как жизнь любит выбирать предметы поувесистее, чтобы мягко и ненавязчиво вернуть ими замечтавшихся на место. Нет, ферелденский кучерявый малыш не будет для нее петь хотя бы потому, что ее нельзя было назвать мечтой поэта. Волосы короткие и вечно всклокоченные на затылке, как мочало, далеко не мягкие черты лица («Кассандра, твоими скулами можно резать бумагу!»), да еще и шрам в пол-физиономии. Сейчас бы набежали советчики, вроде Вивьен да Дориана, с длинным списком процедур по наведению «красоты» и кучей платьев, один взгляд на которую навевал бы мысли об ограблении чьей-то лавки. «Дорогая, эта маска для волос ускоряет их рост и укрепляет у корней», «тебе бы пошло красное платье, но с неглубоким вырезом», «как бы тебя украсили вкрапления золота в броне», словом, все, что могло взбесить Кассандру раньше с первых звуков, теперь бесило ее вдвойне. К отторжению всей своей сущностью прибавилось осознание того, что… возможно, не так уж Вивьен и Дориан неправы насчет нее. Возможно, в какой-то другой реальности, будь она красивее, привлекательнее как женщина, она бы и решилась подойти к поющему мальчику и спросить…        Нет. Ни в той, ни в этой, ни в какой другой реальности Кассандра этого не сделает. Не подойдет, не переоденется, не отрастит волосы, не накрасится. За исключением разве что черных, как смоль, теней, которые делали ее и без того убийственный взгляд еще убийственнее. А в таком виде… что за анекдот: женщина в броне без единого намека на женственность подходит такая к поэту и просит посвятить ей что-нибудь. Да ни в одной книге такого абсурда не встретишь, уж на что Варрик себя и свой любовный роман критикует, но ему и то в голову не пришло бы такого, хотя он тот еще любитель посочинять сказки, гном демонов. Нет, ферелденский менестрель никогда не выказывал, по крайней мере, при всех злобы, раздражения, недовольства, Кассандра и представить его не могла таким, но прочесть в его глазах недоумение, непонимание, неловкое извинение и в итоге логичное «нет»… стучаться в закрытую дверь сложнее, чем победить дракона.        Дракон проще. Несмотря на огненное или морозное дыхание, острые как колья зубы и когти. Знать слабые места и иметь хорошее снаряжение — все остальное решает мастерство и немного удача. Но когда дело касается хорошо подвешенного языка — «Кассандра, ты не подходишь» — немного другими словами говорила ей предельно вежливая, обходительная Жозефина. Встречи можно отложить, на приемы не пойти, а что делать, если это стало личным вопросом?..        Поэтому все, что оставалось — слушать, как Кэссиди поет, в таверне ли для всех, пытаясь перепеть Мариден в шутку, или же наедине с собой, иногда забывая слова и просто мурлыча под нос «ла-ла-ла» — даже тогда он звучал божественно. Кассандра, конечно, не преследовала его — второе вышло случайно, когда юный певец каким-то образом перебрался в кузницу, и его было слышно гораздо лучше. Тогда ей подогнали новый доспех, и она проверяла сочленения на крепость и гибкость и даже наградила довольной улыбкой помощника кузнеца — говорят, после этого он весь светился от радости. Но тогда не это ее волновало. Сердце ухнуло вниз, едва только до ушей донесся знакомый чарующий голос, и на мгновение показалось, что время вокруг застыло — и для этого не была нужна магия. «Я слышал сам, как ты ушла, Я думал, в том моя вина. Твой поцелуй понять мне дал, Что жить в сомнениях ты не стала б никогда…»        Мысли в голове скакали галопом не хуже чистокровных орлейских рысаков. Как он здесь оказался?.. «Проспорил Маришке», — со смехом в ответ на заданный одним взглядом вопрос скажет кузнец. Знал ли он, чья там спальня, на втором этаже? Судя по тому, как потом Кэссиди вылетит с самым перепуганным видом с лестницы, нет, и над ним еще и работяги подшутили. И наконец… видел ли он «позорные» книги Искательницы? Тут уже для Кассандры скрывался самый большой сюрприз. Но сейчас, когда ничего не было ясно, она так и застыла у балки на ступеньках, будто бы оперевшись на нее рукой, чтобы не упасть, и смотрела куда-то между половых досок, где сквозь просветы виднелась чернота — казалось, Кэссиди принципиально не носил одежду никаких других цветов, кроме черного, но… это ему безумно шло в сочетании с темным облачком его буйных кудрей. Казалось, еще один пролет — и… и что было бы потом? Ну вот предстанет она перед ним. Руки в боки, кыш отседова? Это точно лучше, чем выпалить, заикаясь, свою мечту. Это не разрушит легенду и не представит Кассандру в плохом свете. Но тогда он будет ее за версту обходить, не иначе. Но она ведь не чудовище, не истеричка какая-то, чтобы шарахаться от нее как от прокаженной… Почему все настолько сложно. Почему книги способны окунуть в мир грез и подарить незабываемые впечатления — ну вот, она уже даже мысленно штампами заговорила! — но не могут дать ответов на простейшие вопросы?        Но Кэссиди, конечно, не мог услышать мысленных воплей Искательницы. Закончив чиркать что-то и мурлыкать под нос, он взял бумажный лист (как Кассандра поняла по шороху), и снова этот удивительно глубокий, пронзительный тембр усладил ее слух. «Уходит вдаль от лодок след, И новых троп, как видно, нет, И каждый путь уже знаком — Тогда напомню я тебе про дом».        Черничная сладость с легкой кислинкой на языке. Старший брат пробрался на кухню и стащил булочки с начинкой из ягод черники, поделившись с сестрой. Они выпачкались в соке, пальцы слипались, а потом детям здорово попало, но это была их маленькая шалость, и тогда эти булочки казались самым вкусным лакомством на свете. Сейчас, даже если бы самые прославленные кондитеры Орлея съехались в Инквизицию и испекли черничные сдобы по неваррскому рецепту, Кассандра все равно не нашла бы того вкуса. Но когда во рту и маковой росинки не было, одно лишь пение напомнило ей о той сладости… и вернуло в воспоминания не хуже магии времени Алексиуса. Живые, яркие… светлые.        На мгновение показалось, что за углом мелькнула тень убегающего проказника-ребенка, но это был всего лишь танец огней в кузнице. Кассандра моргнула, отгоняя навязчивое видение. Дом… где служба заставала, там и дом, говаривала Искательница, надеясь, что тот, настоящий, дом остался далеко в прошлом. Что ж, видимо, не время прощаться с прошлым и делать вид, что оно далеко позади. Если одна песня способна вновь проехаться по застарелым рубцам и снова их раскроить… не маг ли ты часом, Кэссиди? Что такого в твоем голосе, который по технике уступил бы именитым орлесианским оперным певцам, но который хватает за самое сердце и болезненно-сладко сжимает его, пока на глазах не выступят слезы?.. «Лишь позови, И я верну Тебя одну к сегодняшнему дню…»        Но куда возвращаться, если в сегодняшнем дне только скорбь по ушедшим да справедливость для неотмщенных? Рука воительницы сама опустилась с балки, безвольно повисая вдоль тела. Взрыв. Сожженные до угольков тела, догорающие посреди каменной пустоши на месте некогда величавого Храма Священного Праха. Искаженные в вечной гримасе ужаса, неузнаваемые лица. Неузнаваемые…        Это настоящее? Это то настоящее, куда надо возвращаться?! Дремавшая ярость все более начала закипать в груди, клокотать в горле, огонь, пепел, смрад, пустота, ничто, смерть — мысли накатывались одна за другой, как волны-убийцы, Кассандра вперила яростный взгляд в бедную деревянную подпорку, будто желая прожечь ее одними глазами, сжала пальцы в жесткой перчатке в кулак, а руку аж одернула судорога в ожидании удара, но… вдох. Тс-с. У тебя есть цель, Искательница. Создателю бы не понравился твой безрассудный гнев. Он привел тебя в сегодняшний день не для того, чтобы его испортить. У тебя. Есть. Цель.        Последний взгляд сквозь дощатый пол в сторону поющего менестреля. Разжатая ладонь. И единственный путь — в маленькую молельную комнату со статуей Невесты Создателя в окружении плачущих свечей. Это все, что Кассандра могла сделать для тех, чьи голоса навсегда затихли в Храме Священного Праха. Месть уже не вернет их, но воззвать к Создателю и его пречистой невесте, дабы они приютили навсегда ушедших в своем чертоге — вот где нужна пылкость Кассандры; пусть она каждое слово опалит праведным огнем, пока сердце пламенеет, пока не затих глубоко внутри отзвук сладчайшего голоса — ниспосланного из Золотого Города дара Андрасте.