Hijack/Взлом

Хитоши, возможно, стоило это предвидеть. Проблема была в том, что он был с Сэнсэем и наивно полагал, что он в безопасности и ничего плохого с ним произойти не может. Хитоши теперь был про-героем и, отправившись в патруль с Сэнсэем вместо привычной тренировки с ним, в итоге он понял, что порыв тщеславия вскружил ему голову — когда, в конце концов, оба они оказались пойманы злодеем, который от них сбежал. Отвратительно. Итак, Хитоши был здесь, с Сэнсэем —  который выглядел на удивление потерянным, но невредимым. Запертый в очень маленькой комнате, в наручниках, застёгнутых за его спиной. Отлично. —  Твою мать! —  только и смог выдавить из себя Шинсо. Сэнсэй окинул его взглядом с тенью беспокойства на лице, которое он едва смог утаить. —  Ты в порядке? —  Да. Как долго я был в отключке? Сэнсэй пожал плечами: — Трудно сказать. Может, час, — он помрачнел. —  Моя причуда не работает. Хитоши постарался не дать страху проявиться на его лице. Причуда Сэнсэя была необходима им, чтобы выбраться отсюда — по крайней мере, часть, включающая в себя грубую силу. —  Вот дерьмо. —  Да уж. — Вы пробовали её использовать? —  Никто ещё не приходил сюда, так что нет, но я просто знаю, что не могу. —  Кто-то забрал её? —  Кажется, так оно и есть. Хитоши сосредоточился и вскоре почувствовал успокоившую его туманную тяжесть его собственной причуды где-то на задворках своего разума и сказал: —  Кажется, моя причуда в порядке. Руки Сэнсэя тоже были закованы в наручники. Это почему-то беспокоило Шинсо даже больше, чем его собственное положение. —  Тогда оставляю это на тебя, малец. Хитоши поморщился: —  Будет вам. —  Прости. Старые привычки. Хитоши поднялся на ноги —  с руками за спиной это вышло на удивление неловко — и осмотрел комнату: дверь (заперта), окна (тоже, слишком крепкие, чтобы выбить), стены. Он попытался как бы установить контакт своей причудой — то, над чем он работал последнее время — и почувствовал легкий отклик в ответ снаружи. Он тихо сказал Сэнсэю: —  У них тоже есть владелец психической причуды. Сэнсэй внимательно посмотрел на него: —  Откуда ты знаешь? —  Просто знаю. Сэнсэй ухмыльнулся ему с неподдельной гордостью во взгляде, и Хитоши почувствовал, как к его щекам приливает кровь. —  Ты действительно прошел долгий путь, малец. — Сэнсэй. — Ладно. Уже не малец, — пробормотал Сэнсэй, вздохнув, — очевидно. Хитоши выкинул это из головы, поскольку сейчас было не время думать об этом. Он продолжил ходить по комнате ещё около получаса, что-то болтая себе под нос, стараясь найти выход из положения. Сэнсэй просто наблюдал за ним, тихо сидя на полу. …Итак, у них есть психическая причуда, как минимум, у одного, вроде бы того же типа, что и у него самого, причуда, возможно, работает так же, как… О! Вот оно! Хитоши обернулся к Сэнсэю: — Я понял. Сэнсэй вопросительно поднял бровь. —  Знаете, как работает моя причуда, Сэнсэй? —  Это риторический вопрос? —  Нет же, как она работает… на физическом уровне? Сэнсэй нахмурился и покачал головой: — Вообще-то нет. Дыхание Хитоши немного участилось. Если это сработало… —  Она меняет химические процессы в мозге, — пробормотал Хитоши. —  Как наркотики, понимаете? Тормозит функции нервной системы и всякое такое, и его причуда работает так же. Всегда быстрый на подхват, Сэнсэй продолжил за него: — И ты думаешь, ты сможешь отменить её действие… Хитоши кивнул: — Если я… Он замолчал. Он никогда не делал подобного прежде, и это заставило его застыть в нерешительности. Странное предвкушение росло где-то внизу живота. Сэнсэй внезапно посмотрел на него растерянно, с выражением лица, почти переходящим в страх. Его голос прозвучал иначе, когда он продолжил за него: —  Если ты загипнотизируешь меня. Хитоши облизнул губы, почувствовав, как во рту вдруг пересохло. Почему его рот вдруг пересох? — Да. Сэнсэй глубоко вздохнул и тоже облизнулся. Хитоши поймал себя на мысли, что заметил это, и проклял себя за то, что заметил вообще. Во всём виновата комната. Слишком маленькая. Слишком тесная, и он был на взводе и, и… Это был сам Сэнсэй. Хитоши он нравился за это многие годы… Хитоши, соберись, мать твою! Сэнсэй спросил: —  Ты уверен? Хитоши подметил — просто не мог не заметить, снова — что голос Сэнсэя внезапно изменился: стал ниже, более хриплым, как будто он хотел прочистить горло кашлем, но не мог. —  В общем да. Мне… Я чувствую, что его причуда похожа на мою — в этом, по крайней мере, точно. Я думаю, — Хитоши замешкался, подбирая слова, — я думаю, если я использую свою причуду правильно, тогда… Он никогда не использовал свою причуду на Сэнсэе. Вообще. Ни разу, даже во время тренировок. —  Тогда я окажусь под твоим контролем вместо его, — Сэнсэй сглотнул слишком громко. Он отвёл взгляд от Хитоши. Хитоши продолжил: — Таким образом, когда я отпущу вас, это должно перезапустить ваши нейронные пути… вы… вам страшно? Голос Сэнсэя стал еще тише, чем прежде: —  Что кто-то взломает мой разум? —  Это же я, Айзава-Сэнсэй. С досадой, совершенно непонятной для Хитоши, Сэнсэй воскликнул: —  Я знаю! Хитоши моргнул. Он почувствовал странный укол предательства — Сэнсэй боится его причуды. Ему это не нравилось. Минуту спустя, Сэнсэй выпрямился и, собравшись с духом, произнёс: — Это хороший план, малец. — Это наш единственный план. Поколебавшись ещё некоторое время, Сэнсэй сказал: —  Хорошо. Сделай это. —  Вы уве… — Да! —  перебивая его, воскликнул Сэнсэй. Хитоши отвёл взгляд. Сэнсэй заметил это, и его голос стал мягче. —  Я не боюсь тебя, Шинсо. Хитоши взглянул на него, пытаясь понять, говорит ли он правду. Он не видел лжи. Только тёмные-тёмные глаза Сэнсэя и странный лёгкий румянец на его щеках. — Хорошо. — Хорошо? Хитоши кивнул. Он закрыл глаза и как бы позволил заполнить своей причуде его собственный разум на секунду. Когда он открыл глаза, Сэнсэй дёрнулся. Его зрачки расширились. Хитоши не знал, страх это или… Или ничего. Твою мать, Хитоши, соберись, тряпка. Он спросил: — Сэнсэй, вы уверены? Сэнсэй снова тяжело сглотнул, потом будто бы вздрогнул. Кажется, его закованные в наручники руки за спиной стали больше его беспокоить — он оглянулся на них и тогда ответил: —  Да. Хитоши сразу прочувствовал это. Это ощущалось иначе, когда кто-то делал это добровольно. Глубже. Единственный, на ком ещё он пробовал подобное, был Денки, но это было совершенно другое чувство. Он не мог о таком и помыслить. Сперва он проверил двигательные функции. — Сэнсэй, встаньте. Выражение лица Сэнсэя стало тревожно опустошённым, он смотрел сквозь Хитоши, как будто бы его здесь не было. Он поднялся — куда более изящно, чем Хитоши прежде. Он всегда был таким — он всегда удивлял Хитоши тем, насколько грациозно он двигался, дрался. Казалось, никто больше этого не замечал. Верно. Он должен проверять свою догадку, а не стоять тут и глазеть. — Скажите мне, чувствуете ли вы свою причуду? — Нет, — ответил Сэнсэй. Странная волна власти прошла сквозь Хитоши, когда он почувствовал, что Сэнсэй ответил ему без колебаний, он ощутил полную самоотдачу в разуме и теле Сэнсэя. Он почувствовал, как он краснеет. Сердце забилось чаще. Итак. Настал черёд памяти и когнитивной деятельности. — Сэнсэй, расскажите мне о любом вашем воспоминании. Первое, что придёт вам в голову. Тёмные глаза Сэнсэя не выражали ничего, когда он ответил: — Твой выпускной. Нечто очень тёплое коснулось груди Хитоши. О. Хорошо, соберись, Хитоши. Просто пройди через все части разума Сэнсэя, которые могут быть затронуты чужой причудой, и отпусти его. Это же так просто. Эмоции. — Что… вы чувствовали на выпускном? — Счастье. Недостаточно. Нужно достать и до других эмоций. — Расскажите мне, что ещё. — Гордость. Большую гордость. Волнение, грусть, облегчение. Хитоши пропустил гордость, которая заставила его чувствовать себя так, будто он сейчас отключится, и спросил: — Облегчение? Сэнсэй не ответил. Верно. Ему нужно формулировать вопрос правильно — он владел своей причудой всего-то каких-то долбанных 22 года… Соберись, Хитоши. Вообще-то ему не стоило заходить дальше. Он проверил эмоциональный отклик; сила испытываемых эмоций не должна иметь значения, ему стоило двигаться дальше, но… Но Сэнсэй был прямо перед ним, в его полном распоряжении. Он мог спросить его о чём угодно, всё, что он только пожелает. Осознание этого пробежало сквозь него тёплой, вскружившей его голову волной, которая словно бы передалась через его причуду. Сэнсэй как будто бы почувствовал это и дёрнулся, подняв затуманенный взгляд на лицо Хитоши. Вкладывая в вопрос больше силы, обращаясь к своей причуде, Хитоши приказал ответить: — Скажите мне, почему вы чувствовали облегчение. —  Мне не пришлось бы больше видеть тебя каждый день. Хитоши вдруг ощутил себя так, будто его ударили под дых. К горлу подкатила тошнота. Он почувствовал себя ужасно, по-настоящему ужасно, как будто кто-то выпотрошил его. Кажется, он вложил в вопрос слишком много силы, потому что Сэнсэй продолжил говорить: —  Мне бы не пришлось так усердно стараться не прикасаться к тебе. Хитоши замер. Он пялился на Сэнсэя в неверии. — Сэнсэй… вы…? Боже. Сердце Хитоши выплясывало блядский спринт в его груди. Внезапно всё, всё, что раньше мучало его неопределённостью, без всякого предупреждения стало… Мог ли он? Мог ли… Хитоши сглотнул, сделал шаг ближе и приказал: — Скажите мне, почему вы боялись моей причуды прежде. —  Я не боялся. — Что вы тогда чувствовали? —  Предвкушение. Голос Хитоши превратился в шёпот: — Что ещё? —  Возбуждение. Стыд. Боже милостивый. Не применяя причуду, Хитоши спросил: — Сэнсэй, вам нравится… это? Он не ответил. Хитоши почувствовал, что его член как будто сейчас взорвётся — оттого настолько быстро он стал твёрдым. Он вложил слишком много силы, когда приказал: — Посмотрите на меня. Его взгляд встретился с глазами Сэнсэя — тёмными, пустыми, с невероятно расширенными зрачками. Его щёки были залиты краской, как и его шея и уши. Хитоши сделал шаг навстречу, и их лица были ближе друг к другу, чем когда-либо до этого. Хитоши грезил об этом бесконечное, бесчисленное количество раз. Он мечтал об этом годами. Он просыпался с болью, опустошённый и пристыженный, мечтал об этом, когда был в постели с другими людьми, дошло до того, что как-то он трахнул незнакомца только потому, что его глаза были столь же тёмными, а теперь… — Вам нравится, — выдохнул Хитоши, — ебануться. Он не сдвинулся с места — не мог — но его дыхание участилось. Хитоши снова облизал губы. Он чувствовал себя так, будто вот-вот сорвётся вниз с отвесной скалы. — Вы… Сэнсэй, вы хотите меня? Ответа не было, только тёмная вспышка в груди Сэнсэя, которую Хитоши инстинктивно распознал как стыд. — Сэнсэй, скажите мне… Он не был уверен, как это сформулировать. Его грёбаные руки тряслись. Он терял контроль над своей причудой. Он мог чувствовать, как много собственных эмоций он вложил в неё в этот раз. Насколько хорошо Сэнсэй должно быть ощущает его волнение, его неверие и насколько крепко у него стоит, несмотря на то, что они оба буквально находятся в заложниках. — Скажите мне, что бы вы хотели сделать со мной. Сэнсэй ответил мгновенно. Он едва ли дал Хитоши закончить вопрос. Он выпалил слова на одном дыхании без запинки, даже не успев задуматься об их смысле: — Всё, о чём я думал, всё, что я хочу, держать тебя, хочу целовать твои волосы и лоб, и уши, и твой блядский рот, я думал о твоих губах каждый чёртов день, когда ты мучал меня, я хочу трахать тебя, пока ты не заплачешь, я хочу видеть твоё лицо, когда ты кончаешь, я мечтал об этом и я чувствую, как мне тошно, я хочу, чтобы ты сосал мне, пока не начнёшь задыхаться, я хочу душить тебя, я хочу заботиться о тебе и сделать тебе больно, я хочу поиметь тебя, я хочу всё… Хитоши рухнул на колени. Он просто больше не мог держаться на ногах. Разум Сэнсэя выскользнул из его ослабевшей хватки, и он отпустил его. Его кожа горела. Он чувствовал себя так, будто кто-то использовал на нём причуду. Как будто бы он принял блядское экстази. В его ушах стоял звон, его руки тряслись, его сердце билось так часто, что кому-нибудь, возможно, стоило вызвать скорую. — Сэнсэй, — проскулил он, и не узнал свой собственный голос. Сэнсэй тоже стоял на коленях и просто пялился куда-то в пространство немного ошарашенным взглядом. Тень стыда на секунду промелькнула на его лице, после чего он посмотрел на Хитоши с таким выражением, которое тот никогда не видел прежде. Голос Сэнсэя был тихим — но теперь в нём была только его собственная воля. — Хитоши, — прошептал он, и этот шёпот словно послал сноп искр вдоль по позвоночнику Хитоши, — мы выберемся из этого здания, попадём домой, и ты снова меня загипнотизируешь. Несмотря на неверие, шок и страх, которые Хитоши ощутил, понимая, с какой скоростью развиваются события, он всё еще мог ухмыляться: —  Вам так понравилось это, Сэнсэй? —  Как и тебе, я чувствовал это. Ухмылка Хитоши переросла в оскал, и он ощущал себя странно, глядя на Сэнсэя так. Взгляд Сэнсэя скользнул по его губам, груди, ступням и снова вернулся к глазам. —  Хватит флиртовать со мной, Шинсо, это странно, — сказал Сэнсэй, активируя свою причуду и вынося дверь с петель ударом из боевой стойки. Хм. Похоже его план сработал. Хитоши даже не обратил на это внимание. Хитоши проследовал за ним, возвращая своему лицу обычное выражение и сказал: —  Вы буквально две минуты назад сказали, что хотите заставить меня плакать, Сэнсэй, я думаю, уже поздно. —  Эй, — выдохнул Сэнсэй со странным блеском во взгляде, вырубив охранника так изящно, что человек даже не заметил, что падает, — я был сам не свой. —  Да-да, конечно. Сэнсэй усмехнулся, и оба они продолжили зачищать убежище злодеев B-класса, что было для них вопросом всего нескольких минут. Хитоши не был точно уверен, как они добрались до дома Сэнсэя, но они были на месте. Он никогда не был внутри. Он колебался, чувствуя, что, наверное, должен спросить разрешения или… — Шинсо, чего ты там застыл? На улице холодно. Верно. Он чувствовал себя, будто под кайфом: тревожно и на пределе, в то же время, словно болтаясь где-то в космосе. Он даже не позволял себе помышлять о чём-то подобном прежде, и теперь это было прямо перед ним — так близко, будто способно было уничтожить его. Он буквально дрожал в предвкушении. Он не стал ждать ни секунды, прежде чем спросил, чувствуя, как волоски на его загривке поднимаются. —  Мне нужно снимать обувь? Сэнсэй удивлённо посмотрел на него через плечо и ответил: —  Конечно, ты… Хитоши оскалился, как только Сэнсэй застыл на месте и его глаза остекленели. — Попался. Это было даже больше, чем слишком много — прилив власти, что он чувствовал, делая это с Сэнсэем. В его собственном доме. По его собственной просьбе. Хитоши почувствовал, как его колени стали ватными. Он обошел Сэнсэя и посмотрел на него. Его волосы были забраны в высокий хвост —  в последнее время он стал делать это чаще, чем когда Хитоши был его учеником, и это так чертовски ему шло, что пальцы на ногах Хитоши впились в ковёр. Его глаза были так темны, что Хитоши едва ли мог различить, где заканчиваются зрачки. На его щеках играл лёгкий румянец, и с этой его вечной щетиной у челюсти он выглядел более реальным, чем Хитоши когда-либо видел его прежде. Он всё еще был его Сэнсэем, но так же немного и Айзавой. От идеи о том, что он был Шотой, Хитоши всё еще пробирала дрожь, так что он старался об этом не думать. Очень тихо и без использования причуды он сказал: — Я никогда ещё не имел возможности так смотреть на вас. Айзава посмотрел на него затуманенным, но всё еще осознанным взглядом —  по крайней мере пока. — Вы сказали прежде, что хотите чтобы я… —  мягко прошептал Хитоши, — хотите меня… Айзава ожидаемо ничего не ответил. — Скажите мне, что это правда. — Это правда. Хитоши сделал глубокий вдох, как будто перед прыжком в воду: — Как давно это стало правдой? —  Как только я застукал вас с Каминари на третьем году обучения. Хитоши зажмурился, чувствуя, как его член дрогнул в его штанах. — Боже, Сэнсэй… Он сделал паузу, снова открыл глаза и спросил: —  Почему вы хотели, чтобы я использовал промывку мозгов на вас? Он немного подождал, а затем приказал: — Отвечайте. —  Я не доверяю себе. Хитоши поднял бровь: —  Вы что, хотели, чтобы я сдерживал вас? — Да, — без колебаний ответил Айзава. Хитоши не думал ни секунды, мысль обдала его волной жара, словно удар молнии, и сказал: —  Я не собираюсь этого делать. Зрачки Айзавы затопили радужку, и Хитоши снова ощутил, как его член дрогнул. Он шагнул ближе, опуская голос почти на октаву — это умение сослужило ему хорошую службу в прошлом — активировал свою причуду и спросил: — Вы думали обо мне, Сэнсэй? Даже под действием причуды, когда его голос не должен был выражать ничего, голос Сэнсэя дрогнул. — Да. — Как часто? —  Каждый день. — Вы фантазировали обо мне? —  Да. — Вы представляли, как заставляете меня умолять вас? — Да. — Плакать? Голос Сэнсэя вновь дрогнул и он ответил: — Да. Просто потому что он хотел и потому что теперь умел отлично читать людей, он вложил больше силы в свою причуду и спросил: — Как я вас называл? Глаза Айзавы как будто на секунду сощурились, словно он пытался бороться с причудой Хитоши, и он не ответил ничего. Его губы дрогнули. Хитоши никогда прежде не чувствовал, как кто-то настолько сильно противостоит его силе. — Скажите мне. — Сэнсэй. Шота. Папочка. Все три слова заставили Хитоши густо покраснеть, послав сонм мурашек в основание его черепа позади шеи, но последнее слово потрясло его больше всего. Боже милостивый. Хитоши начал расстёгивать рубашку Сэнсэя, мягко приказав ему не двигаться, и потом расстёгивая штаны Сэнсэя, он спросил: — Сэнсэй, когда вы представляли, что я называю вас так… где я… Боже, даже сама мысль об этом заводила и смущала его так сильно, что он думал, что просто свалится с ног. Его колени тряслись. Он едва мог себя контролировать. Он прочистил горло и попробовал произнести это снова. — Когда вы представляли, как я зову вас папочкой… Несмотря на то, что он был под гипнозом, лицо Сэнсэя вновь дрогнуло, кончики его пальцев дёрнулись. То же самое произошло с телом Хитоши — всеобъемлющая волна покалывающей дрожи охватила его, переходя в жуткое, почти пугающее чувство предвкушения. Вкладывая в причуду больше силы, чем когда-либо, даже в бою, даже против врага, Хитоши навалился всей тяжестью своего разума и воли и сказал: — Трахните меня так. Он видел, как сила его первого настоящего Приказа сбила Сэнсэя, словно поезд. Даже когда Хитоши ослабил хватку своей причуды, казалось, будто разум Сэнсэя утопает. Хитоши чувствовал, как глубоко эта мысль сидит в его мозгу и насколько потрясающе ощущать себя настолько глубоко в разуме Сэнсэя. Ощущения настолько поглотили его, что Хитоши не сдержался и пробормотал: — Я хочу поиметь вас, Сэнсэй. Голос Сэнсэя был нереальным — надрывным, требовательным, грубым и низким— когда он, наконец, смог вымолвить: — Потом, ты нужен мне сейчас. Потом?.. У Хитоши не было времени подумать над этим, когда Сэнсэй вдруг поднял его, перебросил через плечо и понёс в комнату. Он бросил Хитоши на кровать — небрежно —  и повернулся, чтобы закрыть дверь. Хитоши почувствовал, как пальцы его ног впились в покрывало. Хитоши ощущал целеустремлённость в разуме Сэнсэя своей причудой — и это его почти пугало. По крайней мере, настолько, что заставило его член дрогнуть. Обычно он ощущал сопротивление, когда приказывал кому-то сделать что-либо — они думали в это время о чем-то другом или пытались вырваться из-под контроля, но Сэнсэй… Каждая частичка его разума была сфокусирована на том, чтобы трахнуть Хитоши. Осознанно и неосознанно. Каждая клеточка его мозга кричала об этом. Даже для Хитоши, даже снаружи, сила этого намерения была оглушительна. Сэнсэй рухнул на колени около кровати, дрожа всем телом — настолько сильно он хотел коснуться Хитоши. Хитоши чувствовал, как острое желание захлёстывало его волнами. В порыве возбуждения Хитоши спросил его: —  О чём вы думаете? Сэнсэй не ответил, его нереально тёмные глаза блуждали по лицу Хитоши, его волосам, груди, рукам. Хитоши снова обратился к своей причуде, всё ещё достаточно ощутимой: — Расскажите мне, Сэнсэй. Расскажите мне всё. Сэнсэй закатил глаза и произнес: — Блядь… это как… Когда Сэнсэй выругался, Хитоши почувствовал мурашки по всему телу. Сэнсэй дотронулся до него и подтянул его к краю кровати, раздвигая его ноги так, будто он был чертовой шлюхой, и наклонился к Хитоши, чтобы прошептать ему на ухо — всё ещё с той же целеустремлённостью, которая граничила с отчаянием. Слова, подкреплённые воздействием причуды, выходили из его губ с яростным исступлением: — Ты нужен мне, я хочу быть в тебе, мне нужно, как будто я сейчас умру, если не поимею тебя, малыш, мальчик мой, ты нужен мне, пожалуйста, я… Хитоши посмотрел Сэнсэю в глаза и приказал: — Сэнсэй, успокойтесь. Сэнсэй перестал дрожать. Он присел на пятки, откинул голову назад и медленно выдохнул. Когда он вновь посмотрел на Хитоши, он выглядел так нереально лениво и хищно, что Хитоши ощутил это где-то в основании своего позвоночника. —  Шинсо, — тихо проговорил Сэнсэй, дотягиваясь до его лодыжек и просто держа их в руках, — это просто охуительно. Боже. Хитоши был так возбужден, что это почти граничило с болью. Он прикусил губу и прикрыл глаза, стараясь взять себя в руки. Сэнсэй взглянул на него, изучая его обдолбанное выражение лица. — Мой малыш, — пробормотал он, разглядывая лицо Хитоши. Его голос звучал одержимо: — Мой малыш. После чего без всякого предупреждения стянул с Хитоши штаны и перевернул его, так что его лицо уткнулось в кровать, а задница свисала с края. Он достал смазку из бокового шкафчика — как будто бы он точно знал, где именно она лежит, будто он привык ее использовать, и мысль об этом заставила Хитоши покраснеть. — Слишком тихо. Боже. Какое-то время Сэнсэй просто стоял на коленях на полу, положив свои руки на бёдра Хитоши и смотрел. Разводя его ноги и просто пожирая его взглядом. Глубоким и приглушенным голосом он сказал: —  Эта причуда, словно наркотик, Шинсо, ты знаешь это? Хитоши не особо мог думать о чём-либо с руками Сэнсэя на нём. Как и не мог думать, слыша этот голос, или когда Сэнсэй произносил «мой малыш», почти издевательски щёлкая языком. Так что он просто кивнул, и тогда Сэнсэй начал вводить в него два хорошенько смазанных пальца разом. Он c шумом втянул воздух и головокружительно застонал, когда ощутил неровность одного из шрамов Сэнсэя изнутри. Он на секунду утерял контроль над своей причудой, почти что выпустив разум Айзавы из своей хватки, но нет. Он всё ещё держался. Сэнсэй заметил это и сказал, голосом таким тягуче-сладким и низким, что это отдавалось в груди Хитоши: —  Мой малыш собирается меня отпустить? Я почувствовал это. Ты почти потерял меня. У Хитоши перехватило дыхание. Пальцы Сэнсэя продолжали покидать его мучительно медленно и снова погружаться в него, как будто в его распоряжении было всё время мира. Он делал это вечно. Просто трахал Хитоши в этом ужасающем ритме, всего лишь двумя пальцами и с огромным количеством смазки, все время комментируя, как легко его пальцы проскальзывают внутрь, насколько сильно ему это нравится, насколько сильно это нравится Хитоши, и издавал эти довольные ласковые шикающие звуки каждый раз, когда Хитоши стонал. После только богу известно скольких минут Хитоши начал пускать слюну на покрывало Сэнсэя. Он, наконец, позволил своей голове упасть. Его ментальная хватка в разуме Сэнсэя была тоньше проволоки. — Ох, какой же ты сладкий, — пробормотал Сэнсэй. Невероятно глубоким голосом. Хитоши думал, что он вот-вот вырубится. Он хотел, чтобы это никогда не прекращалось. Чтобы Сэнсэй никогда не прекращал говорить. Он никогда не думал, что Сэнсэй может говорить так, даже если Хитоши заставит его. Пальцы просто продолжали трахать его, медленно, тепло и влажно, недостаточно глубоко или быстро, в то время как Хитоши терял рассудок. Возможно, это было ошибкой. Возможно, ему стоило использовать свою причуду, чтобы заставить Сэнсэя наконец продвинуться дальше, пока его бедный член не отвали… —  Собираешься отпустить меня прежде, чем прикажешь мне ускориться, да? Чёртов телепат. Хитоши пролепетал что-то в ответ. Сэнсэй успокаивающе погладил свободной рукой Хитоши по спине и сказал: — Сэнсэй знает тебя, малыш. Боже. Боже милостивый. Ужасно заплетающийся под действием наркотической причуды, невероятно низкий голос Сэнсэя проворковал: — Тебе нравится это? Нравится быть моим малышом? Его пальцы внезапно толкнулись глубже, убийственно медленно и, наконец, наконец, коснулись его простаты с лёгким нажимом, отчего Хитоши с досадой ударил кулаком по кровати. Он едва ли слышал Сэнсэя, когда тот говорил, смакуя подробности так непринуждённо, будто это бы не уничтожало мир Хитоши. — Я почувствовал, как твоя идеальная маленькая дырочка трепещет, когда я говорю это, Хитоши, ты мой, ты знаешь это? Ты, блядь, всегда был моим. Какого чёрта… Эти длинные покрытые шрамами пальцы снова дразнили его около того самого местечка, и Хитоши издал отчаянный напряжённый звук, когда они продолжили мучать его. Сэнсэй бормотал: — Да-да, я знаю, знаю… —  Блядь… —  Ммм, скажи это снова, — мягко и неторопливо, но властно произнёс Сэнсэй. Хитоши закрыл рот, и пальцы Сэнсэя сотворили нечто поистине ужасающее, что послало молнию вдоль позвоночника Хитоши. —  Ну же, — сказал Сэнсэй таким успокаивающим, немного дразнящим тоном, как будто бы подзывал бродячего кота. —  Давай же. Блядь. Скажи это снова. Теперь пальцев было уже три, и смазки было так много, что Хитоши слышал это. Сэнсэй ворковал: — Ох, мой малыш такой влажный внутри, — и Хитоши яростно выругался почти что инстинктивно. — Блядь. Блядь! —  Мой хороший мальчик. Контроль над причудой Хитоши натянулся, словно резиновый жгут, и глаза Сэнсэя на секунду остекленели и рот приоткрылся, после чего он вернулся в реальность и прошептал: —  Ты хочешь этого? Ты хочешь, чтобы я заставил тебя плакать, дорогуша?.. Чёрт, эта промывка мозгов просто нечто. Мне бы стоило позаимствовать тебя для этого. Хитоши почувствовал, как из его горла вырывается стон, распространяя жар вокруг его лица и сзади шеи. Пальцы Сэнсэя продолжали безжалостно его дразнить. —  Тебе нравится это? Для чего ещё мне бы стоило тебя позаимствовать? —  Блядь… да… Сэнсэй проворковал: —  Блядь? Ты хочешь стать маленькой шлюшкой? Как это грязно, Хитоши. Контроль Хитоши полетел ко всем чертям, и он отпустил Сэнсэя своей причудой, но кажется, что никто из них двоих этого даже не заметил. — Блядский рот, Сэнсэй, блядь… Хитоши никогда не дума… нет, конечно, он думал об этом. Он думал, что Сэнсэй будет нерешительным с ним и думал о том, что он не будет колебаться вовсе, представлял его нежным и представлял, что он будет грубым, но он никогда не представлял, что он будет говорить ему такое. Он не знал, что Сэнсэй вообще способен на такой пиздец. —  Ну, конечно, мне бы стоило использовать тебя ради этого, только посмотри на себя, посмотри на это, боже, мой малыш так хорош, ты бы просто принял в себя любого, кого бы я попросил, не так ли?.. Кожа Хитоши пылала. Он был покрыт испариной. Эта сладкая пытка была бесконечной, мучительной, и переливистый воркующий голос Сэнсэя был просто… Сэнсэй держал пальцы так глубоко, что это было просто ужасающе, боже, Хитоши хотел, чтобы это никогда не прекращалось. — Сэнсэй… Не вынимая пальцев, Сэнсэй резко шлёпнул Хитоши по заднице другой рукой, сильно. Действительно сильно. Его голос понизился почти на октаву. —  Грязный мальчишка, не могу поверить, что тебе такое нравится. Ради всего, блядь, святого. Хитоши не мог сделать вдох. Он не мог думать ни о чём. Он чувствовал, как будто его мозг выворачивают наизнанку. Он чувствовал себя так, будто Сэнсэй использовал его собственную грёбаную причуду на нём самом. Он чувствовал, как будто ему промыли мозги, и Сэнсэй был прав: это было просто охуенно. Хитоши не узнал свой собственный голос, когда заговорил. Он беспомощно дрожал. —  Сделайте это снова. Пальцы Сэнсэя внутри него дёрнулись. Он спросил: —  Сделать что? Хитоши зарылся лицом в кровать, оно невыносимо пылало. —  Ударьте меня. Сэнсэй издал горловой звук, тёплый стон удивления, который Хитоши ни за что не забудет, и огладил пальцами свободной руки зад Хитоши. —  Попроси папочку действительно хорошо, Хитоши. Хитоши прошипел «твою мать» и почувствовал, как он краснеет от щёк и до самой груди. Это было даже… —  Ох, малыш, твоя дырочка пылает, это так блядски мило, господи, блядь, малыш, тебе нравится, когда я говорю с тобой так? Хитоши начал часто дышать — пальцев, касающихся простаты внутри него, вдруг казалось уже недостаточно, и он начал извиваться. —  Ну же, малыш. Хитоши зажмурился и почувствовал, как кровь снова приливает к щекам, и прежде чем он сумел что-либо ответить, Сэнсэй, наконец, надавил пальцами сильнее. Его позвоночник горел огнём. Он чувствовал, будто его член сейчас взорвётся. Мурашки разрывали его тело, когда он, наконец, смог вымолвить, задыхаясь, ощущая жжение в груди: — Папочка, ох блядь, ох… Папочка, пожалуйста, ударь меня снова, блядь… Дыхание Сэнсэя перехватило. Он прошептал «блядь» сквозь зубы так тихо, что Хитоши едва ли мог услышать это сквозь шум собственного сердцебиения в его ушах. Он вытащил пальцы и Хитоши ощутил, как тонкий протестующий стон формируется в его горле. —  Нет, нет, нет пожалуйс… Что бы он дальше ни собирался сказать, его слова были прерваны шлепком по нежной коже его задницы— настолько сильным, что Хитоши почувствовал это зубами. Прежде чем он смог задуматься об этом, вслед пошли еще три хлёстких удара, один за другим, сильнее, чем кто-либо когда-то ударял Хитоши и сильнее, чем ударял он сам, и боль была обжигающая, словно лёд, а потом — невыносимый жар, пускающий дрожь через всё его тело вплоть до самых пальцев ног. Мозг Хитоши опустел, словно ебучий волшебный экран. Сэнсэй что-то успокаивающе бормотал, пока Хитоши задыхался, и он снова ударил его. Хитоши мог поклясться, что он на секунду ослеп. — Идеальный блядский, идеальный малыш, я знал это, всегда знал… И ещё раз — и Хитоши был абсолютно уверен, что следующий удар его добьёт, а потом был ещё один, который вызвал мороз по коже, слепоту и жжение до самых костей внутри него, и не колеблясь ни секунды, Сэнсэй развёл его ягодицы и наложил небрежный неистовый жадный поцелуй на блядскую дырку Хитоши, как будто бы он умер, если бы не сделал этого. Хитоши плакал. Он ощущал это: всхлип вырвался из его груди, словно приступ икоты. Это был почти писк. Его глаза слезились. Потом Сэнсэй вдруг начал целовать его раскрасневшуюся невероятно чувствительную кожу задницы так нежно, разговаривать с ним так ласково: —  Мой хороший мальчик, мой любимый мальчик, это всегда был ты, ты всегда был моим любимым, весь мой, весь мой. Я бы никогда не позволил никому другому коснуться тебя, малыш, мой блядский ангел, боже, пожалуйста, позволь мне поиметь тебя. Грудь Хитоши сдавило отчаянием, и его голос был таким громким, слишком громким, когда он сказал: — Да, папочка, трахни меня, пожалуйста, выеби меня. Член Сэнсэя был наготове и Хитоши даже не заметил, что сам он был распластан по кровати, пока большие ладони Сэнсэя не приподняли его бёдра. — Скажи это еще раз, милый. — Трахни меня, трахни, трахни… Дыхание Хитоши перехватило, когда Сэнсэй вновь развёл его ноги, беспечно возложив горячие ладони на вспухшую в форме отпечатков кожу, которые он оставил прежде, и вошёл в него одним длинным медленным движением. Хитоши чувствовал, словно его грёбаная душа разверзлась. Он издал невнятный звук, который донёсся до его ушей клокочущим бессвязным стоном. Сэнсэй неистово ругался позади него, оставаясь глубоко внутри, и водил ладонями по его спине, обхватывал за талию, возвращался к позвоночнику и зарывался в волосы, оглаживал челюсть и засовывал пальцы в его рот. Плечи и руки Хитоши крупно дрожали. Он уронил голову и вздохнул, чувствуя головокружение, ощущая горячее покалывание этого слова даже до того, как он выдохнул его: — Папочка. После всего, что с ним произошло, удивительно, что он вообще продержался так долго. Сэнсэй не прикасался к его члену, но угол, под которым он трахал его, был настолько совершенен, что это ужасало — как будто он компенсировал всё то время, пока он дразнил его, и Хитоши заливал кровать слюной и смазкой из своего бедного обделённого вниманием члена. Сэнсэй трахал его так, как будто он его обожал. Он касался его везде, входя и выходя медленно и размеренно, глубоко и идеально, шепча вещи вроде «боже, это мой блядский малыш» и «любимый мальчик, ты принимаешь меня так легко» и «боже, я хочу кончить в каждую долбанную часть тебя». Хитоши уже не осознавал, какие звуки он издаёт, только его горло саднило, и его рот настолько пересох, что он уже не мог его закрыть. Сквозь туман он слышал свой ломающийся безумный голос, когда говорил: —  Блядь… трахай меня так, да… так… Когда Сэнсэй, наконец, прижался грудью к его спине и обхватил его одной рукой за грудь, как будто возвращая его в реальность, Хитоши почувствовал, что он не сможет остановить накрывающую его волну оргазма, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Это было… боже… это был чёртов Сэнсэй. Хитоши мог вдыхать его запах. Он мог чувствовать его руки, его волосы, его грудь, его член — и это было слишком. Тогда Сэнсэй обернул свои пальцы вокруг лилово-красного, скользкого от смазки члена Хитоши и тепло прошептал в его ухо: —  Покажи папочке, как ты кричишь, когда кончаешь. Его голос надломился, когда он сделал это. Стон вырвался из него, пройдя путь от самых яиц через весь позвоночник, как долгий удар молнии. Его пальцы на ногах так поджались, что ступни свело судорогой. Всё его тело как будто взорвало изнутри белой вспышкой. И когда он выдохнул, весь затраханный и скулящий: — Папочка, Сэнсэй, ну же, пожалуйста, пожалуйста, я мечтал об этом, я хочу чувствовать это... Сэнсэй укусил его в шею, стиснул его бёдра, оставляя синяки, и кончил, дрожа и испустив сдавленный стон, такой невероятно высокий и порнографический, что это послало волну жара сквозь измотанное тело Хитоши. Он просто лежал какое-то время, задыхаясь, чувствуя звон в ушах и странное гудение белого шума в мозгу. Сэнсэй мягко похлопал его по шее сзади, перед тем как аккуратно выйти из него, и начал целовать спину Хитоши, снова и снова. Разум Хитоши становился яснее с каждым поцелуем. Он как будто снова вплавлялся в комнату. После чего Хитоши передвинулся ближе к центру кровати, весь покрытый семенем, внутри и снаружи, зарываясь в покрывала, и махнул рукой Сэнсэю, когда тот попытался возразить против уничтожения его простыней. Включился свет. Сэнсэй дёрнулся, чтобы подняться, и Хитоши молниеносно схватил его за запястье. — Останьтесь. — Мне просто нужно… — Сэнсэй, идите сюда и ложитесь спать. Хитоши почувствовал ласковую вспышку раздражения сквозь свою причуду и ухмыльнулся, прежде чем закрыть глаза. * * * Он проснулся ранним утром. На улице всё ещё было темно. Сейчас, наверное, было около 4 утра, и Хитоши чувствовал приятную боль и покалывание после пробуждения, а обе руки Сэнсэя были обёрнуты вокруг него. Похоже, тот ещё не понял, что Хитоши не спит. Он продолжал мягко целовать волосы Хитоши, почти бесшумно — крошечные лёгкие прикосновения его губ и движение воздуха в волосах— и от этого дыхание Хитоши перехватило в груди. Пальцы Сэнсэя путешествовали вдоль плеча Хитоши, спускаясь к бицепсу и вновь поднимаясь вверх. Болезненно нежно. Хитоши почти что не хотелось его прерывать. — Сэнсэй. Сэнсэй легко вздрогнул и снова расслабился: — Ммм? Его губы были прижаты к голове Хитоши, так что он говорил в его волосы, тепло и успокаивающе. Хитоши ещё никогда в своей жизни не чувствовал себя в такой безопасности. —  Как давно вы не спите? —  спросил Хитоши, в тайне желая знать, когда он успел выключить свет. В комнате было темно —  абсолютно темно. Чудна́я комната, темноту которой не нарушал ни один луч света. Это было так необычно для него, эта обволакивающая темнота — интересно, Сэнсэй специально обустроил своё жилище таким образом? —  Некоторое время, — наконец, ответил Сэнсэй. Его голос звучал тепло и мягко в темноте. Кожу Хитоши покалывало, когда он касался его кончиками пальцев. —  Ты в порядке? —  Просто охрененно, Сэнсэй. Сэнсэй коротко усмехнулся, и Хитоши улыбнулся в темноту и продолжил: —  Я только что пережил около 15 своих личных недостижимых фантазий, я вполне уверен в том, что я в порядке настолько, насколько вообще могу быть. —  Да… мне знакомо это чувство. Хитоши сглотнул, тепло разлилось в его груди. —  Правда? Голос Сэнсэя был таким ласковым, когда он ответил, что это вызвало у Хитоши физическую боль: —  Да. Хитоши улыбнулся в грудь Сэнсэя, надеясь, что тот не заметит этого. Он чувствовал головокружение: почему-то слышать такое от Сэнсэя было ещё более шокирующе, чем чувствовать его член внутри себя. Он пах так же, как всегда: дешёвым мылом, слегка — сигаретным дымом и чем-то тёплым, вроде чистого пота. Это заставляло в Хитоши что-то замирать, вызывало обожание и привязанность, и ностальгию, что-то только лично для него — а потом он вдруг вспомнил всю ту откровенную пошлятину и грязь, что Сэнсэй нашёптывал ему несколько часов назад, и его чувство ностальгии переродилось во что-то ещё. Сэнсэй, должно быть, слышал, как дыхание Хитоши изменилось, или почувствовал, как кровь прилила к его щекам— или что-то ещё, потому что он мягко погладил его по волосам и тихонько прошептал: —  Тоши? Его имя, произнесённое этим ласковым голосом, заставило его член дрогнуть. Он поначалу даже не осознал, что тот уже был твёрдым. —  М? —  Ты всё еще хочешь меня трахнуть? Весь воздух как будто сразу покинул лёгкие Хитоши. —  Боже, Сэнсэй. Голос Сэнсэя звучал в темноте так, будто он улыбнулся: — Это означает «да»? — Блядь, да! — Вот это уже больше похоже на тебя. Хитоши ухмыльнулся и встал, чтобы оседлать бёдра Сэнсэя, держа его за запястья и вдавливая его в кровать. —  Что, — прошептал он куда-то в шею Сэнсэю (блядь, он мечтал наложить свой рот на шею Сэнсэя уже чёртову вечность), — все эти «да, пожалуйста, папочка, трахни меня» не было на меня похоже? Дыхание Сэнсэя дрогнуло, когда он выдохнул, и Хитоши почувствовал, как член Сэнсэя дёрнулся под его бёдрами. —  Ну, — Сэнсэй засмеялся, — это было потрясно. Просто охрененно. —  Вы так хорошо позаботились обо мне, — мягко пробормотал Хитоши, отнимая руки от удивительно изящных запястий Сэнсэя, чтобы провести по его крепко сложенным покрытым шрамами рукам. —  Вы позволите мне позаботиться о вас, Сэнсэй? Сэнсэй вздрогнул под ним, и это был пиздец. Просто пиздец. —  Я… А ты позаботишься?.. —  спросил Сэнсэй очень тихо. Хитоши отчаянно хотел видеть его выражение лица, но учитывая, как его собственное лицо исказилось в ответ, он был благодарен темноте. В горле Хитоши внезапно сформировался ком: —  Вы доверяете мне? — Свою… —  начал было Сэнсэй, дернувшись под руками Хитоши и сказал — Да. —  Что вы хотели сказать, Сэнсэй? Он сделал паузу: —  Я доверяю тебе свою жизнь, малец. Хитоши согнулся и уронил голову на грудь Сэнсэя, переполненный этим странным чувством ностальгии/обожания/оцепенения, которые смешались внутри него в нечто вроде острого желания обладать, которое почти пугало его. Он попытался ответить, но смог только что-то тихо прорычать, словно животное. Это снова заставило Сэнсэя вздрогнуть, и Хитоши, наконец, выпал из забытья. —  Хорошо, а где?.. —  В верхнем ящике слева. Хитоши потянулся, нащупывая искомое, почувствовал под пальцами нечто, что ощущалось, как бутылёк со смазкой, схватил его и бездумно бросил куда-то в центр кровати. Он услышал глухой стук, и Сэнсэй удивлённо хмыкнул, а потом начал смеяться. Срань господня, Сэнсэй смеялся. Сначала он просто фыркнул, тихо и мягко — но потом вся кровать затряслась, как будто Сэнсэй смеялся всем телом — и Хитоши захлестнуло внезапной, переполняющей его волной преданности, которая угрожала поглотить его целиком. —  Прилетело мне в лицо, — пояснил Сэнсэй, всё ещё хохоча; Хитоши нашёл его в темноте по голосу, схватил его лицо обеими руками и отчаянно его поцеловал. Он все ещё улыбался — Хитоши чувствовал это, и он ощущался таким родным, и он жадно поцеловал Хитоши в ответ, издав этот мягкий горловой звук, похожий на стон. Хитоши продолжал его целовать, физически не в состоянии прекратить, и когда он протянул руку, чтобы коснуться члена Сэнсэя и провести ниже, он буквально выдохнул в шоке. Сэнсэй снова мягко фыркнул: — Я же говорил тебе, что не сплю уже некоторое время. Хитоши выругался, и кончики двух его пальцев легко вошли внутрь, потом он добавил к ним третий и прошёптал: — Так вы трахали себя пальцами прямо рядом со мной, пока я спал? —  Ага. — Просто пиздец, Сэнсэй, — сказал он, всё ещё мягко ощущая тремя пальцами зад Сэнсэя, не погружая их внутрь. — Я просто не мог перестать думать об этом, — пробормотал Сэнсэй, и Хитоши почувствовал, как чудесное тепло разливается в его груди. —  Плюс, тебе так будет проще. Хитоши замер. —  Проще? —  Не знаю, как часто ты… Я хочу сказать, вряд ли Каминари так уж сложно удовлетворить. Он снова почувствовал улыбку в его голосе, и понял, что тот дразнит его, но это и правда сработало — приятное тепло в его груди было вытеснено возмущённым негодованием. Он отдёрнул пальцы, как будто их обожгло. —  Идите нахер, я просто могу уйти, — сказал он, блефуя. Сэнсэй усмехнулся и безмолвно обвил Хитоши ногами за талию. Боже, ноги Сэнсэя были вокруг него. Он ждал, когда Хитоши трахнет его. —  Или я просто могу промыть вам мозги и поиметь вас так, как мне захочется, — тихо сказал Хитоши, понижая голос. —  Вы не можете меня видеть. Вы не сможете меня остановить. Сэнсэй дёрнулся, напрягаясь всем телом под руками Хитоши, и тихо выругался. Очень-очень тихо он прошептал «сделай это», но это было так тихо, что едва ли можно было услышать вообще. Хитоши проигнорировал просьбу. Вместо этого он огладил свой член скользкой рукой и вставил его в Сэнсэя по-настоящему медленно. —  Едва ли сложно удовлетворить… не смешите меня. Сэнсэй издал лёгкий смешок, переродившийся в стон, когда Хитоши вошёл глубже. Блядь, какой же он горячий внутри. —  ...Было 6 лет назад, — злобно прошипел Хитоши, но на самом деле ему это нравилось. — Позвольте, я покажу вам всё, чему научился, Сэнсэй. —  Шота, — прохрипел Сэнсэй, извиваясь и, блядь, покрываясь испариной под руками Хитоши. —  Думаю… думаю, ты можешь звать меня по имени, Тош. Он почти боялся попробовать. Несмотря на то, что буквально погружал свой грёбаный член в чёртову задницу Сэнсэя. Потом Хитоши немного сменил угол бёдер, перестраиваясь, прислушиваясь к изменениям в дыхании Сэнсэя в ожидании подтверждающего вздоха и… И когда головка его члена мягко и тепло толкнулась во что-то, что, должно быть, было простатой Сэнсэя, он издал этот звук — высокий, почти хнычущий стон, который звучал так непохоже на него, совершенно иначе — то все сомнения Хитоши вдруг отпали сами собой. —  Блядь, Шота, этот звук… — Ох чёрт. Хитоши вновь двинул бёдрами и сказал. —  Сделаешь это снова? Я помогу. Боже, вот оно снова. Такой высокий. Он не знал, что Сэнсэй вообще способен на такое. Но Шота продолжал. Он издавал его снова и снова, пока, наконец, не выругался в очевидном разочаровании и выдохнул: — Выеби меня. Хитоши скалился в темноту. Он чувствовал себя невероятно дерзким. Это осознание пронеслось по нему, как волна кайфа — абсолютно иная, нежели ранее ночью, но всё ещё столь потрясающая. —  Да, да, — сказал он, подхватывая Шоту под колени и бесстыдно поднимая их наверх, не вынимая член. —  Разве никто не учил тебя, что терпение — это добродетель? Шота простонал. Хитоши начал трахать его медленно, задевая то самое правильное место. Это было так потрясающе, что он чувствовал, будто теряет рассудок, что странным образом мешало ему кончить слишком быстро. Он издал задумчивый вздох и сказал: —  Кто-то говорил мне об этом, но я никак не могу вспомнить, кто. Шота чертыхнулся, и Хитоши засмеялся, лёгко и непринужденно отпуская смех из груди. —  Злобный маленький ублюдок, — прошипел Шота, пытаясь его заставить нарастить темп. —  Эй, — тихо сказал Хитоши, — я думал, я твой любимчик. Стон, который издал Шота, был одновременно разочарованным и разъяренным. Хитоши улыбнулся. Хитоши положил ладони на обратную сторону коленей Шоты и прижал их к подушке рядом с его головой. —  О, Сэнсэй, а ты гибкий для своих… — Клянусь богом… если ты заикнёшься о моём возрасте… Хитоши почувствовал, как он снова смеётся. Он был уверен, что не смеялся так много за несколько месяцев. Он положил руки на член Шоты, и его мозг коротнуло: от его открытости, от того, как это ощущалось в его руках и какой стон покинул губы Шоты. — Ты чувствителен, Сэнсэй? — Пошёл… —  Когда дело доходит до возраста, я имею в виду. — …нахер. —  Ворчун, — сказал Хитоши, снова ухмыляясь, сжимая член Шоты, пожалуй, даже слишком сильно, чтобы услышать этот сдавленный стон, а потом отдрачивать ему и трахать его в такт встречными движениями, немного быстрее. —  Не волнуйся, Сэнсэй, вся эта ворчливость всегда заводила меня. Каждый раз, когда он говорил «Сэнсэй» теперь, это казалось издёвкой и звучало точно так же, и он чувствовал, как Шота сжимается вокруг него крепче и крепче. Он позволил себе раствориться в ощущениях. В звуках, срывающихся с великолепных губ Шоты; в том, насколько пиздецки он был возбуждён, что едва мог думать; в том, как Шота отчаянно хватал его дрожащими руками. Он трахал его столь усердно, что Шота переставал издавать звуки вовсе, и бездумно, бесстыдно задыхался под Хитоши, измотанный и переполненный, испуская лишь тихие едва слышные стоны на каждом выдохе. Он трахал его медленно, пока Шота не начинал извиваться и проклинать его, оставляя синяки на бёдрах Хитоши в попытке заставить его ускорить темп. Воздух покидал его грудь снова и снова, когда Хитоши ускорялся. Он хотел, чтобы это никогда не заканчивалось. Он продолжал доводить его до края и снова отпускать, и каждый раз Шота издавал глубокий разочарованный стон, что пробуждало в груди Хитоши нечто тёмное и властное. Это было даже чересчур: рот Шоты, звуки, которые он издавал; насколько горячим и тугим он был вокруг члена Хитоши; сам факт, что он трахал Сэнсэя, неистово драл его на его собственной кровати — всё это было слишком для него. Он чувствовал свой оргазм, как прибывающий поезд. Он наклонился вперёд и прошептал в ухо Шоты: —  Знаешь, Денки никогда не называл мою причуду промывкой мозгов, как все остальные. Шота издал ещё один разочарованный стон, который явно означал «заткнись и трахай меня», и Хитоши улыбнулся. —  Он всегда называл её «мозготрах». Он подался бёдрами вперед, медленно и глубоко входя, отпустил член Шоты и положил ладони на его лицо. —  Хочешь увидеть? Шота начал задыхаться, его задница вдруг сжалась вокруг Хитоши настолько, что это было почти больно, и он прорычал: —  Да, да… Хитоши захватил контроль над ним. Разум Сэнсэя как будто трепетал в его хватке, и короткий стон вырвался из его груди, который Хитоши не мог остановить. — Кончи для меня, Шота. Шота выгнулся и закричал, и это был не всхлип, как делал Денки, но вопль, как будто он был ранен — его голос надломился, когда он кончил без рук на его члене — Хитоши чувствовал это и добавил: — Не останавливайся. Голос Шоты стал выше, громче, невероятно утробным, постепенно превращающийся в серию длинных содрогающихся всхлипов, и он просто продолжал кончать, физически не в силах остановиться. Хитоши пришлось удерживать его, пока он продолжал его трахать, сам почти на грани… и эти блядские звуки, что издавал Шота: —  Ты можешь прекратить когда я… ох, блядь, чёрт, блядь… Пальцы Шоты впивались в запястья Хитоши так сильно, что казалось, они могут сломаться, и, боже, он всё ещё кончал. Это продолжалось уже около 2 минут — и, блядь, оргазм накрыл Хитоши, будто разорвавшийся фейерверк — взрыв белого и голубого перед глазами в темноте. Он отпустил Шоту своей причудой, и тот, наконец, кончил, тяжело дыша и хватая воздух, покрываясь потом, и его конечности обрушились на кровать. Хитоши ухмыльнулся, уткнувшись в его шею. Секунда тишины. Когда Шота заговорил, его голос звучал так, словно его вытащили из горящих углей. —  Это. Я. Не учёл. Хитоши издал смешок, вышел из Сэнсэя и перекатился к краю кровати, потянувшись, чтобы включить освещение. —  Ну да, ты начал дразнить меня этим «Денки вряд ли сложно удовлетворить» и я просто… Он замолчал, когда загорелся свет. Шота лежал на спине, распластанный по кровати, всё ещё тяжело дыша, как будто он пробежал чёртов марафон, его волосы были настоящим бедствием, его щёки и грудь были ярко-алыми, и он был полностью покрыт своей собственной спермой. Хитоши сглотнул и просто пялился с открытым ртом. Кажется, Шота слишком устал, чтобы обратить на это внимание. —  Блядь, Сэнсэй, ты выглядишь просто охуенно. Шота прикрыл своё лицо рукой. —  Заткнись и принеси чёртово полотенце, пока я не уничтожил свою кровать, — прорычал он, и его грудь ещё больше покраснела. —  Боже, и мои яйца болят, грёбаный ты садист. Хитоши рассмеялся, принёс ему полотенце и начал стирать абсолютно невероятное количество спермы с него. Немного погодя и ещё одно полотенце спустя, когда всё было почти чисто, Хитоши выключил свет и снова заполз в кровать. — Ублюдок, — мягко прошептал Шота ему на ухо. —  Всё еще твой любимый? —  устало спросил он, вымотанный и очень-очень счастливый. — Мой самый любимый.