***
— Уимби поможет молодому господину Малфою! — воскликнул домовой эльф, волоча за собой багаж. — Леди Малфой просит об этом Уимби, и Уимби повинуется! — Ну, если ты действительно хочешь произвести впечатление на мою мать, то брось эту чепуху типа «Уимби делает это, Уимби делает то», — выплюнул Драко. — Ты говоришь как полный идиот. Уимби побледнел. — Слова Уимби расстраивают Леди Малфой? — Это расстраивает всех. Любой, у кого есть уши, может сказать тебе, что это раздражает. Серебристые глаза Драко метались по платформе 9¾. Как он и подозревал, к нему были прикованы гневные взгляды людей, которых он даже не знал. Он мало кого узнавал, некоторые были на год или два младше его, другие приехали, чтобы сдать свои Ж.А.Б.А. так же, как и он. Фэй Данбар болтала со своей подругой возле железнодорожных путей, время от времени указывая прямо на него. Эрни Макмиллан тоже казался особенно обеспокоенным его присутствием; Драко слышал, как он что-то раздраженно вопил. Даже Гринграссы, которые, как он думал, были к нему расположены, бросали сердитые взгляды в его сторону. Он не удивился, увидев Гарри Поттера, который сжимал ладони Джинни Уизли, пока вел ее в сторону поезда. Судя по одному чемодану на двоих, в Хогвартс поедет только она. Похоже, они были единственными, кто не обращал на Драко никакого внимания, и за это он был им благодарен. Вряд ли ему хотелось слухов о том, что Драко Малфой и Избранный ведут светскую беседу на вокзале Кингс-Кросс. — Драко, — промурлыкал знакомый голосок. — Пэнси. Не ожидал тебя здесь увидеть. — Моя мать, вроде как, заставила меня, — пожаловалась она. — Необразованная невеста — это недостойная невеста и все такое. А вот ты… Я потрясена, что твоя мать позволила тебе выйти за пределы поместья после того, что ты сделал. — Я уже совершеннолетний. Моя мать не указывает мне, что делать. Смешок вырвался из ее маленького ротика. — Бред. Я слышала, что после одного-двух Круциатусов можно свихнуться, а может быть, ты хочешь загладить вину? Ты способен чувствовать вину, Драко? — она бросила на него последний, полный отвращения взгляд, прежде чем повернуться к своему домашнему эльфу. — Пошли, Гальдрон. Мне кажется, я вижу Дафну. Затем девушка, с которой они когда-то были близки, развернулась на каблуках и направилась к Дафне и ее младшей сестре. Через несколько секунд она и Дафна махнули ему рукой, а чета Гринграссов неодобрительно покачала головами. Когда он был ребенком, чистокровные родители хотели только одного — чтобы их дети дружили с ним. После событий, произошедших во время войны, он стал изгоем, стоящим меньше, чем грязь на его собственном ботинке. Студенты продолжали юркать по платформе. Большинство из них были рады вновь встретиться со своими друзьями; другие выглядели довольно напряженными, неуклюже разбираясь со своими чемоданами. Девочка, которую Драко принял за первокурсницу, отчаянно пыталась приручить свою огромную сову, а почти такая же девочка тащилась за ней, громко хвастаясь, что ее жаба достаточно хорошо воспитана, чтобы удобно сидеть на ее шляпе. Молодость — такое простое время. — Гарри! Джинни! — окликнул гриффиндорцев знакомый голос прямо позади него. Непослушная копна кудрявых каштановых волос привлекла его внимание, когда мимо промчалась Гермиона Грейнджер с широко раскрытыми руками и улыбкой на загорелом веснушчатом лице. Как обычно, рыжая и грязнокровка заискивали перед Поттером. Драко был один, просто спектакль для тех, кто не мог поверить, что у него хватило наглости вернуться в Хогвартс. Было совершенно очевидно, что Драко Малфой не был героем войны. Он был злодеем.***
Никогда еще Хогвартс-Экспресс не был таким пустым. Сначала Драко был вне себя от радости, что у него есть отдельное купе, но когда два первокурсника вошли вовнутрь и начали болтать между собой, он понял, каким ужасным будет его возвращение в Хогвартс без друзей. Его шестой год был мучительным, а этот будет еще хуже. С недавних пор весь магический мир считает, что он воплощение зла, только юридически невиновное из-за подавляющего сочувствия Гарри Поттера. Если его старые друзья не смогли принять его, было логичным, что никто другой тоже не примет. — Никогда раньше не ездила на поезде, — сказала круглолицая первокурсница мальчику напротив нее, заправляя свои темные локоны за ухо. — Я так понимаю, это и у тебя первый раз? — Нет, — ответил мальчик. — Мама каждое лето отправляет меня поездом к бабушке. — Хм, понятно. Ты знаешь, на какой факультет хочешь попасть? Драко пожалел, что не может перемотать назад всю свою жизнь, полную ошибок, и вернуться к своему первому году, когда задавать такие тривиальные вопросы было не только приемлемо, но и поощрительно. — Ну, не знаю. Лицо мальчика побагровело, как сам поезд. — Э-э… А как насчет тебя? — Моя мама говорит, что я должна попасть на Гриффиндор, как и она, — похвасталась девушка. — Думаю, она права. Я очень храбрая. Судя по тому, что Драко узнал о девушке до сих пор, Гриффиндор казался идеальным вариантом. Амбиций, исходящих от нее, было бы достаточно, чтобы предоставить ей выбор факультета, если бы не ее самопровозглашенная храбрость. — Мои родители ничего не знают о Хогвартсе, — признался рыжий мальчик, скрестив крошечные ручки. — Они не волшебники. — Ты магглорожденный? Что ж, это интересно, не так ли? Я никогда раньше не встречала магглорожденных. Драко прикинул, что будет дальше, и воздержался от одного из многочисленных замечаний, которые хотел сделать. К счастью, ведьма с тележкой остановилась перед купе прежде, чем он успел что-либо сказать. — Что-нибудь из тележки, дорогие? Она оторвала взгляд от тележки со сладостями и побледнела, явно не ожидая увидеть печально известного Пожирателя Смерти. — А… что-нибудь? Юная гриффиндорка с благоговейно рассказывала про каждое сладкое угощение своему новому другу, чем зарабатола полный мольбы взгляд от ведьмы с тележкой, которая явно хотела убраться как можно дальше от Драко. Пока девушка объясняла механику приготовления бобов Берти Ботта, Драко вытащил из кармана галеон и бросил его на тележку. — Пять сахарных перьев, пожалуйста. Ведьма в ужасе уставилась на него. Наслаждение сладостями было таким безобидным поступком, но перед ней стоял опасный темный волшебник, требующий сахарные перья. — Вы же принимаете галеоны? Она слегка подпрыгнула и откашлялась. — Э-э… да. Да, конечно. Пять сахарных перьев, говоришь? Э-э, сейчас. Дрожащими пухлыми руками женщина выудила конфету из маленькой синей коробочки, стоявшей на тележке. Как только он взял свое любимое угощение, она дрожащими пальцами начала рыться в кошельке. — Оставьте сдачу себе, ладно? Почему-то это испугало ведьму еще больше. Пропищав крошечное «спасибо», она умчалась в соседнее купе, чем заслужила несколько протестов со стороны разговорчивых первокурсников.***
Праздничный пир послужил лишь еще одним ненужным напоминанием о том, что теперь все было совсем не так, как раньше. Вместо громких слов Альбуса Дамблдора или медленного протяжного голоса Северуса Снейпа студентов приветствовала усталая, истерзанная войной версия Минервы Макгонагалл, которая была лишь оболочкой профессора, которого он когда-то знал. Вместо того, чтобы сидеть с теми, кого он мог бы считать друзьями, он сидел далеко от остального факультета, наблюдая за новой директрисой, тщательно подбирающей слова. Должно быть, она повторяла их дюжину раз. Церемония распределения подарила всем четырем факультетам несколько новых учеников, большинство из которых были слегка напуганы и все по-детски наивны. Перешептывания остальной части Слизеринского факультета отбили охоту у новичков сидеть рядом с Драко, хотя ограниченное пространство на скамьях заставило одного несчастного мальчика неохотно занять это место. Узкоплечий юноша задрожал. Немного осталось сторонников дел Темного Лорда, если не считать нескольких третьекурсников и четверокурсников, чьи родители были достойными сочувствия, но далеко не печально известными Пожирателями Смерти. И все же младшие ученики не осмеливались приблизиться к Драко. Как и все слизеринцы, они были убеждены, что он приложил руку к убийству многочисленных ведьм и волшебников, и хотя это, возможно, сделало его популярным в некоторых кругах, те, кто вернулся в школу чародейства и Волшебства Хогвартс, считали это унизительным. Проголодавшись, почти все в Большом зале высоко подняли свои тарелки. Чмоканье губ и скрежет столового серебра заставили Драко поморщиться, но от запаха еды у него заурчало в животе. Со времен войны он ел только для того, чтобы прокормиться. Эта привычка сделала его бледным и истощенным, но даже когда кости его грудной клетки начали проглядываться сквозь кожу, у него не было желания есть. Пока Драко подавлял рвотный позыв, Пэнси хихикала на другом конце длинного стола. Два пятикурсника и Дафна хихикали вместе с ней, и Драко задавался вопросом, как они могли продолжать жить, как будто все вернулось на круги своя. Студенты за другими столами, казалось, тоже не беспокоились. Он понимал, что первокурсники мало что помнят о войне, но те, кто учился в Хогвартсе во времена правления Кэрроу, все еще должны были ощущать на себе воздействие широко распространенной темной магии. Они могли бы избежать встречи с ним, но избегать того, что случилось, было невозможно. Однако за Гриффиндорским столом сидел один человек, который казался таким же взволнованным, как и он сам. Джинни Уизли сидела рядом с ней и что-то бормотала, но взъерошенная героиня Войны не обращала на нее внимания. Вместо этого она тыкала вилкой в тарелку. В отличие от всех остальных, она решила полакомиться только одним блюдом: одной жареной картофелиной. Хотя пир был уже наполовину окончен, она все еще не откусила ни кусочка. Ведьма выглядела такой радостной перед тем, как сесть в поезд. Он мог бы предположить, что что-то произошло перед ужином. Но увы, ему было слишком хорошо знакомо мрачное выражение ее лица. Он видел его в зеркале много раз. Немногие принесли такие жертвы, как Драко во время войны, но если кто-то и мог с ним в этом посоперничать, то только Гермиона Грейнджер. Он многое знал о безумии Беллатрисы Лестрейндж, и о ее умелой руке, когда дело доходило до Круциатуса, которого магглорожденная получила сполна. Внезапно Драко почувствовал еще большую тошноту. Возможно, возвращение в Хогвартс оказалось ошибкой.