Доверие

Матч Гриффиндор — Слизерин 1999 года был одним из самых важных событий в истории Хогвартса. По крайней мере, так сказала Джинни Уизли утром в день игры. Теперь уже не так часто все собирались вместе в Гриффиндорской гостиной, но даже Гермиона, которая всю неделю избегала всех, присоединилась к ним, чтобы послушать предматчевую речь гордого капитана команды. — Мы их раздавим! — закричала рыжая. Она стояла во весь рост на груде потрепанных учебников, ее голос звучал громко даже без заклинания Соноруса. — Отсрочка просто дала нам больше времени, чтобы привести себя в идеальную форму, больше времени, чтобы сосредоточиться, и больше времени, чтобы попробовать каждую стратегию. Норак, ты ловишь снитч так же быстро, как и Гарри. Корбин и Уэллс, вы не позволите бладжеру пройти мимо вас. Слейсетт, ты быстр как молния, чтобы поймать квоффл! Ничто не может пройти мимо тебя! Я так горжусь всеми вами, и все в Гриффиндоре должны быть такими же. Наша команда достигла многого за последние две недели. Кроме того, у Слизерина почти не было времени тренироваться на поле с тех пор, как была объявлена отсрочка, так что я думаю, что у них нет ни единого шанса! Весь факультет взревел от возбуждения, которое продолжалось на протяжении всего матча. — А вот и Бланк с квоффлом! Он идет к центральному обручу…и Слейсетт блокирует его! Недовольство слизеринцев быстро заглушили радостные возгласы из гриффиндорцев. Пэнси Паркинсон была единственной Слизеринкой, которая казалась невозмутимой, потому что даже с высокого места Гермионы рядом с Лидией Клэппорд она могла видеть темноволосую девушку, лениво указывающую палочкой на свои ногти. Казалось, они меняют цвет. — Сифтуэлл видит снитч! — девушка-комментатор из Когтеврана с кукольным носиком завизжала в рупор объявления. — Он тянется… о, он так близко! Похоже, он потерял его, когда уворачивался от бладжера! О, и его ударил собственный товарищ по команде, Каллум Догерти! Держу пари, Догерти не доживет до завтрашнего дня! Гермиона внимательно наблюдала, как Сифтуэлл начал кричать через все поле. Он и Каллум Догерти были так заняты, перекрикивая друг друга, что юный ловец Гриффиндора бросился вниз в погоню за снитчем. Она повернулась и широко раскрытыми глазами посмотрела на Лидию Клаппорд. — А он… — А СНИТЧ У НОРАКА! ГРИФФИНДОР ВЫИГРЫВАЕТ С ТРЕМЯ СОТНЯМИ И ДВАДЦАТЬЮ ОЧКАМИ! Гриффиндорцы зааплодировали так, как Гермиона никогда раньше не слышала. Девочки визжали, мальчики затевали ссоры со Слизеринцами, а несколько других студентов бежали вниз по трибунам, чтобы поцеловать своих парней и девушек. Самое примечательное, что Джинни направлялась прямиком к трибуне комментатора. К удивлению Гермионы, ни Макгонагалл, ни Зигг даже не попытались остановить ее. — Слизеринцы-это кучка скользких, вонючих неудачников! Эти слова, казалось, наконец насторожили директрису, которая серьезно посмотрела на Джинни. — Гриффиндорцы, будут праздновать в общей гостиной! А проигравшие слизеринцы в поземеьях… — Ладно, ладно. — она была прервана Макгонагалл, которая протянула руку к сигнальному рожку. — Никто не является неудачником! Ладно, ладно! Я ухожу! Гермиона не помнила, чтобы когда-либо видела Джинни такой счастливой без Гарри. Решив, что будет лучше, если она снова присоединится к своему факультету, она вышла с трибун, проходя мимо двух младшекурсников, одного гриффиндорца и одного слизеринца, которые очень громко спорили о том, подстроил ли Догерти это или нет. На самом деле, Гермиона задавалась тем же вопросом… Едва она вошла в замок, как кто-то потянул ее за руку. Сбитая с толку, она огляделась вокруг, но студенты, окружавшие ее, казалось, даже не обраали на нее ни малейшего внимания. А потом это повторилось. Драко. Его безупречные дезиллюминационные чары скрывали его пальцы, даже когда они переплелись с ее. Убедившись, что не видит никого знакомого, она шагнула в ту сторону, куда ее тянули. Они прошли через множество извилистых коридоров, и только подойдя к портрету ухмыляющегося домового эльфа, она поняла, куда он ее ведет. — Драко, — прошипела она, совершенно уверенная, что они наконец остались одни. — Мне нужно в общую гостиную! — Ладно. Тогда я подожду в твоей комнате, пока ты не закончишь. Казалось, голос доносился из воздуха. — Ну, я не хочу, чтобы ты… — она замолчала, когда в коридор вошла группа хихикающих студентов. Как только они оказались вне пределов слышимости, он сказал: — Присоединись к празднованию позже. — Драко, — простонала она. — Грейнджер. Гермиона вздохнула. — Прекрасно, но мы должны действовать быстро! Джинни заметит, если я не появлюсь. Не успела она опомниться, как ее снова потащили по коридорам. Серебряное сияние его магии вспыхнуло, когда солнечный свет проник через окна и через кажущееся пустым пространство, где он стоял, и Гермиона не могла не улыбнуться. Когда она была маленькой девочкой, она задавалась вопросом, станет ли ее жизнь сказочным романом, и она стала. Смысл приглашения его в ее комнату больше не имел значения. По правде говоря, это вошло у нее в привычку. Во время их совместного перерыва в нечетные дни, перед зельями, после арифметики —Драко Малфой почти стал ее соседом по комнате, и она обнаружила, что наслаждается каждым моментом этого. В то время как их первый раз был нервным и неловким, второй был медленным и страстным. Потом был третий раз. Драко был ненасытным и уверенным в себе, и все, что она представляла себе в романах для взрослых, предполагало, что мужчины должны быть такими, и именно эта его сторона напоминала ей, каким ужасно холодным он был когда—то, и как он позволил этой части себя растаять только для нее. В течение многих лет она была слепа к Драко под покровом жестокости и гнева. В течение многих лет ей не хватало его остроумия, обаяния и всего того, что она всегда хотела видеть в мужчине. Если бы только мир был менее порочен для них обоих. Если бы только они были двумя другими людьми, людьми, которые могли бы вырасти и узнать друг друга без ненависти и принуждения. Увы, не такова была их судьба. У них оставалось совсем немного времени, и они собирались воспользоваться каждой его секундой. — Опять посетитель, знаешь, я не уверена, что должна впускать сюда мальчиков.  — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я одна, — быстро солгала Гермиона. — О, пожалуйста! Дезиллюминационные чары не производят на меня впечатления. Кроме того, Мисс Грейнджер, несмотря на мое воспитание, я француженка. Это в моей природе — показывать другую сторону любви в случаях запретной романтики. Сильно покраснев, Гермиона сказала: — Ну, я ценю это, но… — Зачем продолжать отрицать это? Вы и ваш друг, единственные, кто совокупляется в пределах этой школы. Подростки такие… — Улисс! Мы не… я не… совокупляемся! Я не могу поверить… у меня нет на это времени. Printemps! Рамка скользнула на место позади Драко, когда он отменил чары. Его расплавленные серебряные глаза притягивали взгляд, и прежде чем он успел вымолвить хоть слово, Гермиона впилась в него губами. Она отчаянно дергала его за одежду, пока он не остался без рубашки. В блеклом свете свечей поблескивали шрамы на его груди. Шрамы от его родственников, шрамы от его собратьев — Пожирателей Смерти. Среди всех них были шрамы от ее друга — Гарри Поттера. Она почувствовала укол вины. Ее любовь к Гарри ослепила ее от его сомнительных действий, но теперь одна из его худших ошибок смотрела ей прямо в лицо, и доказательство было заклеймено на ком-то, кто был ей дорог. — Было больно, правда? — прошептала она, ее губы были такими же разбитыми и опухшими, как и его. — Мы никогда не говорили об этом раньше, но когда Гарри сделал это с тобой… это было… это было ужасно, не так ли? — Ты хочешь знать правду? — Да. Он изучал ее несколько секунд. — Ты знаешь, сколько раз Темный Лорд использовал на мне проклятие Круциатуса? У Гермионы свело живот. Будучи жертвой проклятия, она не могла себе представить, какую боль Драко должен был испытывать под воздействием темной магии Волдеморта. Это должно было быть мучительно. — Нет, не знаю. — Шестнадцать раз, — пояснил он. — По одному на каждый год с момента моего рождения. Беллатриса и Долохов использовали его на мне гораздо чаще, и у них это хорошо получалось, но Темный Лорд был могущественным волшебником. — Драко, прости меня.—» — Правда в том, что я предпочел бы десять раз подвергнуться пыткам со стороны Темного Лорда, чем когда-либо снова стать жертвой проклятия Поттера. Гермиона взяла его за руку. — Знаешь, Гарри… он…он не знал… — Предоставьте такому человеку, как Поттер, возможность плеваться проклятиями, не зная, что они делают, — усмехнулся он. Его глаза блуждали по собственной руке, пока не остановились на чернильно-темной отметине, оставленной на ней. — Забавно, я всегда думал, что ты будешь больше беспокоиться об этом, чем о них. Гермиона сглотнула, заставляя себя посмотреть на него. — Это неудобная тема. — Но это часть меня. Так будет всегда, потому что я не знаю, заметила ли ты, но все эти истории о том, как метки исчезли после того, как он потерял свою силу, очевидно, это сработало только в первый раз. Она смотрела, как он сгибает руку. С тех пор как она решила быть с ним, она знала, что метка там, и все же это был первый раз, когда она действительно смотрела на нее. — Клеймо чернилами, клеймо кровью, в конце концов, я думаю, все это не имеет значения. — она улыбнулась ему. — Мы выбрали это. Зная, что я магглорожденная, ты выбрал меня, и зная, что когда-то ты был Пожирателем Смерти, я выбрала тебя. Это очень сильно, понимаешь? Маглы пишут о таких вещах. На его губах не было улыбки. Его глаза, однако, передавали все, что Гермиона когда-либо хотела от него. *** — Где ты была? — прошипела Джинни. — Вечеринка началась час назад! — Да, я знаю, извини, я училась. — Избавь меня от оправданий. Хагрид смог достать нам немного сливочного пива. Если тебе нужно выпить, все лежит у лестницы в спальню мальчиков. Рыжая свирепо посмотрела на нее. — Я собираюсь отпраздновать это со своей командой, ну, знаешь, той, с которой я сегодня выиграла, той, о которой ты, кажется, совсем не заботишься. С этими словами Джинни развернулась на каблуках и встала в круг у камина. Гермиона оглядела комнату в поисках кого-нибудь, с кем она могла бы поговорить, но встретила лишь насмешливые взгляды и стреляющие радужки. Гриффиндорский факультет ненавидел ее, и когда она думала об этом, ей было все равно.