***
Я присела на землю копаясь в сумке в поисках еды, когда на лицо упали короткие теперь волосы. Я привычным движением откинула их с глаз, а потом заправила мешающие пряди за уши. Рядом со мной стоял Инугами, и он, неожиданно застыл, будто увидел призрака. Недоуменно посмотрев на приблизившегося ко мне и застывшего памятником самому себе шиноби, я нервно сглотнула. Мужчина уже потянул ко мне руку, как в секунду, передо мной появился Итачи, который перехватил кисть шатена. Оказалось, что Учиха сидел прямо за мной так, что не пришлось даже ускоряться с помощью чакры. — Ваша работа сопровождать нас, — холодно произнес Итачи сжимая чужую руку. — Девушка… она напомнила мне… — пытаясь словить мой взгляд, не успел ответить Инугами, как Итачи снова его перебил. — Безразлично, кого она вам напоминает, — откинул чужую кисть Учиха. — Вы командир группы сопровождения? — вопросительно выгнул бровь Итачи, и стал ко мне спиной, закрывая от шатена. — Да, позывной Инугами. — По приходу обратно в Кири, получите выговор, за нарушение субординации, во время выполнения миссии. Свободны, — холодно произнес Учиха и присел рядом. Постояв несколько секунд — переваривая, Инугами едва дернул уголком рта, и отошел к своим сокомандникам. Я удивленно смотрела на профиль Итачи и еще больше путалась. И сам не ам, и другому не дам…? Я закатила глаза и недовольно хмыкнула. Вспомнив устав шиноби, который я перелистывала, когда только попала в этот мир, то в памяти и вправду всплыл подобный пункт. За излишнее внимание, на команду сопровождения можно было написать жалобу. Этим часто пользовались чиновники. Поэтому ниндзя, сопровождающие богачей, обычно, напоминали отмороженные селедки. Воины и сами не хотели лишний раз привлекать внимание господ, а то потом еще штраф плати. Этим правилом пользовались редко. Хотя, похоже Итачи решил вспомнить свое АНБУшное прошлое. Правда уже со стороны клиента. Чистой воды ребячество. Инугами отступил, но напоследок холодно сверкнул глазами. А когда уже стоял, переговариваясь со своей командой, все же обернулся, и кинул на меня взгляд, обещающий поговорить. Я отвернулась в другую сторону и сделала вид, что не заметила требовательного внимания шатена. Увы, мысленно, я смирилась, что мне предстоит разговор с командиром группы. Ведь сопровождать меня обратно в Кири из храма, будут они же. Я еще раз выдохнула и не замечала рядом со мной никого. Ни недовольного Итачи, ни будто ужаленного под хвост Тенгу, бешено размахивающего крыльями. Настроение вокруг стало немного напряжённое. Если раньше, команда Инугами периодически перекидывалась шутками, то теперь, все ели молча. Только отчетливый стук палочек о тарелки был слышен на поляне. Вскоре, мы должны были выйти в горную местность и начать подъем в сторону храма. Тот находился в дне пути отсюда, но из-за трудности дороги и нас с Итачи — «гражданских», время увеличится минимум вдвое.***
На ночном привале, мы остановились в небольшой пещере рядом с водопадом. За пределами ее моросил мелкий противный дождь, который до этого был просто сильным туманом. Я поежилась от холода и сырости. Мало того, что дождь снаружи, так еще и брызги от водопада долетали. Курорт просто… минус одной звезды. Откинувшись на холодные плиты, и постаравшись устроится более менее комфортно, подложив под себя сумку, я наблюдала за мужчинами. Команда Инугами разместилась поближе к выходу, охраняя от незваных гостей, а нас с Итачи распределили глубже. Был разведен костер, над которым радостно булькал какой-то бульон. У меня уже зуб на зуб не попадал так, что я ждала горячего ужина, как манны небесной. Учиха сидел недалеко от меня. Иногда, я замечала, как трясется его спина — кашель, и сама вздрагивала. Когда мы уже придем в этот чертов монастырь? Чтобы поесть, мы сместились ближе к огню. Я ловила едва уловимые потоки теплого воздуха, и сжав ладонями пиалу с горячим супом, старалась не двигаться. От еды, по внутренностям прошла волна тепла, и я старалась не потерять это ощущение. Итачи присел рядом, разместившись чуть позади меня. Все эти шинобивские штучки — парень сел специально так, чтобы иметь лучший обзор. Сзади каменная стена — тыл прикрыт, а все остальные как на ладони. Закончив есть, я еще некоторое время сидела, зажав еще теплую посудину в руках. Больше в меня уже не лезло, так что приходилось довольствоваться уже пустой. Увы из-за холода, керамика начала быстро остывать так, что вскоре я оставила ее, и спрятала руки под тонким походным пледом. Шиноби сидели как ни в чем не бывало. Неужели они не чувствуют этой промозглости? Я лениво разглядывала то лица, скрытые масками, то своды каменных стен. Вскоре, разморенная дорогой и каплей тепла, после сытного ужина, я заснула, как сидела. Сквозь сон, я почувствовала, что тело качнулось назад и уперлось во что-то. Я сильнее прижалась к источнику тепла и потом, по телу начал волнами расходиться жар. Меня будто обтянули горячим обручем. От контраста температур, по коже пробежали мурашки, и я рвано вздохнула. Приоткрыв глаза, я увидела, по бокам от себя две мужские ноги. Похоже я спиной лежала у кого-то на груди. Поперек моей талии лежала рука. Чужая ладонь зарылась между полами пледа и плаща, прикасаясь к тонкой ткани водолазки. Именно оттуда по телу распространялось тепло. Сдвинувшись, я улеглась поудобнее, ладонь Итачи в этот момент тоже немного сместилась, и теперь посылала тепло куда-то в район живота. Я снова поежилась от мурашек, но закрыла глаза и провалилась в спасительный сон. Мне, наконец-то, было тепло.***
Итачи сидел в углу и разглядывал команду сопровождения, которую послали с ними. Вспоминая свою бытность АНБУ, он помнил, какими иногда были заказчики. Так что сейчас, он искренне считал, что они с Ниию, явно были образцами чуть ли не идеальных клиентов. Разглядывая изменившуюся внешность девушки, сейчас блондин, ничего не мог с собой поделать. В голову, вместо мыслей о Саске, войне, долге… все больше приходили мысли о его невольной попутчице. Он помнил, как изменилось ее лицо, которое он смог наконец рассмотреть поближе, в палате после операции. Его раздражал сам факт, того, что он больше не мог принадлежать самому себе, поэтому сорвался. Да и к тому же, теперь, на него грузом легла ответственность за Ниию. Прав был его младший брат, когда силой приковав к постели, оставил ее у Тоби. Учиха усмехнулся. Деятельность Ниию порой заставляла его терять самообладание. Ведь с ним, она поступила почти так же, как и его брат с ней. Приковала к постели, и заставила лечиться. Он понимал, что если бы хотел вырваться, то его ничто не остановило бы…, но принимать этот факт не хотел. Итачи не обращал внимание на детали, и на то, что ситуации, в которых они находились немного отличались друг от друга. Иногда ему казалось, что все, что делает Ниию, происходит безо всякого плана. И кажется, он был недалек от истины. Итачи думал, что девушка, порой и сама не знала чего хотела. У нее не было какой-то финальной цели — то к чему нужно стремиться на протяжении всей жизни. Она жила по принципу движение ради движения, а куда в конце ее приведет это все…? Это Ниию и не интересовало. У него, всегда была цель. Сначала, это была защита семьи, потом защита деревни, а последний десяток лет, это была защита Саске и желание, чтобы последний стал достаточно сильным для их встречи. Учиха не задумывался, и никогда даже не представлял себе (зачем было бередить душу?) «Как все могло бы быть?» или «Как бы он жил, если бы выжил после встречи с Саске?». По факту, оказалось, что он был не готов встречаться с этим миром, где теперь ему нужно было делать выбор и куда-то двигаться. Одно время, он даже думал, а не зря ли он сбежал от Тоби? Там, по крайней мере, все было ясно и понятно. Он был слепым пленником, который был нужен ниндзя в маске для давления на Саске, ну и как источник лишней пары глаз. И со временем, он бы тихо-мирно умер где-то в пещерах Акацуки. Шиноби усмехнулся, и пальцами потер глаза. Как и говорил медик, они нормально прижились. Он давно не ощущал в себе отсутствие головной боли и такой ясности зрения. Это было странно. Наверно, там в палате, его взбесил сам факт того, что кто-то посмел нарушить его налаженный за долгие годы быт, и отвлечь его от постоянного чувства вины. Ведь, сражаясь за собственное здоровье, он будто давал себе разрешение на то, чтобы жить дальше. К этому он был не готов! Убийство собственного клана, его отца и матери, покореженная психика Саске и поруганная честь — навсегда стали теми якорями, которые держали его вину. И сейчас, он сопротивлялся чужому желанию снять его с этих якорей, и продолжить жизнь дальше. Он не винил Ниию, уже не винил…. Хотя, порой внутри него проскакивало раздражение. Девушка слушала только себя и свои внутренние мотивы. Иногда хотелось применить Цукуеми и залезть ей в голову, выпотрошив ее личность, добравшись до ее сути. Но Учиха понимал, что никогда не сможет так поступить с ней. Там в пещере, был момент какого-то озарения. Странно звучит, с учетом того, что он был абсолютно слеп. Но чужая, и, казалось, искренняя поддержка, которую он не ощущал уже очень давно, будто катоном прожгла дыру в его внутренностях. И оттуда, из этой ма-а-аленькой дыры, в его черной душе, будто фонтаном выстрелили какие-то светлые чувства. Наверно это была благодарность? За то, что не бросила, за то, что приглядывала за его братом? В природе их отношений он надеялся разобраться позднее. Это было слишком сложно в данный момент. Хотя, эпизод на поляне заставил его немного сомневаться, в том, а только ли благодарность и чувство признательности руководят им? За столько лет, было странно ощутить злость и эгоистичное раздражение, когда он заметил как сопровождающий их воин, потянул руки к Ниию. Это происшествие подтолкнуло его к тому, чтобы немного пересмотреть, свое отношение к ней. За время совместного пребывания в заключении, а потом путешествии в Кири, он успел привыкнуть к девушке. А особенно, в моменты наибольшей беззащитности, когда был абсолютно слеп и прикован к постели. Ниию, ни разу не заставила ощутить себя слабым или никчёмным. Даже беспомощным, она не относилась к нему, как к обузе. Учиха усмехнулся. Похоже девушка и сама понимала, что даже слепым, он был способен на многое. Когда они сбежали, и оказались в зале с дырой в потолке…. Наверно это было какое-то ребячество, а может проверка... — он бросил ее. Ему хотелось понять, как она будет вести себя в таких экстремальных условиях. Ему нужно было проверить ее. Ворон исправно докладывал Учихе, о каждом передвижении девушки в том зале, и отслеживал ее эмоциональное состояние. Итачи понимал, что своим уходом подрывает ее хрупкое доверие, но поделать ничего с собой не мог. Он слышал когда-то, что похоже ведут себя дети взятые в приемные семьи. Привыкнув к тому, что взрослые обычно предают, они начинают вести себя порой ужасно. Это своеобразная проверка. На сколько, взрослый готов принять ребенка таким, какой он есть и не бросить? Где находится эта грань? По этому, дети часто вываливают на новых родственников всю свою черноту — проверяя почву и свое доверие. В этой ситуации, он и сам показался себе таким вот брошенным ребенком, которого вдруг пригласили в дом. За столько лет, у него все же осталось что-то от подростка. Детства у него, можно сказать, не было. Подготовки в клановом особняке, академия, война, потом АНБУ, убийство родных и побег из деревни и становление нукенином. Вряд ли, в череде этих событий, он мог себе позволить хоть какую-то слабость и ребячество. Учиха порой сам себе удивлялся. Как он еще не сошел с ума или не перерезал себе глотку или живот — устроив сеппуку? Ведь лица его родителей, всегда будут стоять перед его глазами. Вспоминая их, на Итачи, как обычно, накатывал перекрывающий дыхание ком. Это было незаметно для других, за холодным выражением лица, но внутри ему корежило органы. А когда, воспоминания совпадали с приступом кашля, ему казалось, что сама Ками так заставляет расплачиваться его за учиненные зверства. В те моменты, он думал, что вместе с кровью он выхаркивает собственную душу, а точнее то, что еще от нее осталось за столько лет болезни. И теперь, сидя в этой пещере, на пути в какой-то богами забытый монастырь, где ему пообещали излечение, он чувствовал, что предает собственные убеждения и то, к чему он стремился столько лет. Итачи все еще сложно было отпустить мысль о собственной смерти. Эта мысль настолько вросла в его нутро, что чужие попытки искоренить этот триггер из его личности, вызывали злобу и желание причинить боль в ответ. А с Ниию, это было сделать довольно просто. Шиноби откинулся на стену, притянув заснувшую девушку к себе. Та заворочалась, когда он направил тепло в ее тело — согревая, но устроившись удобно, вновь провалилась в сон. Он неплохо разбирался в психологии людей. И найти болевую точку девушки, ему не составило труда. Ниию привязалась к нему, это было понятно, даже когда он был абсолютно слепым. Ее постоянное желание прикасаться к нему, говорило само за себя. И там, в палате, он понял, что наибольшим ударом для нее будет его отчужденность. Он пока не мог разобрать, были ее чувства искренние или все это было навеяно теми обстоятельствами и адреналином, который кинул их друг к другу. Сильнее сжимая руку на талии девушки и уперевшись подбородком ей, в уже темноволосую макушку, он решил, что подумает об этом потом. Впереди была война. Что будет с ними потом? Имел ли он хоть какое-то право на будущее? Еще и Саске… проблема с братом никуда не делась, и ему предстоит решить ее. Может именно это означает быть шиноби? Нести ответственность за свои поступки, а не то, что в подростковом возрасте, ему втирал Шисуи про "безымянного шиноби из тени"? Учиха вздохнул и сам прикрыл глаза. В голове был сумбур, и пока, разобраться с этим он не мог. Так что он дал себе немного времени, и смирился с теперешней ситуацией. И через несколько минут провалился в поверхностный сон. Итачи будет решать все проблемы, по мере их поступления.***
К вечеру следующего дня, мы пришли к храму. Нас вышел встречать настоятель монастыря. Низкий, сухопарый старик с длинной седой бородой, который опирался на клюку. Мужчина представился как Акихиро-сама и сразу же отправил сопровождающих нас ниндзя куда-то в гостевой дом. А меня и Итачи он пригласил в главную резиденцию. Возле входа я, следуя примеру Акихиро-самы, сняла обувь и босыми ногами прошла по деревянному полу куда-то вглубь здания. Учиха сделал то же самое, и уже через несколько минут мы сидели в традиционной позе для чайной церемонии, на жестких циновках. С непривычки у меня сразу затекли ноги и как назло свело стопу. Но я не показала дискомфорта. Только вежливо улыбалась, когда настоятель передавал мне чашку с горячим чаем. Итачи, в отличие от меня, выглядел полностью расслабленным. Непривычная для меня поза не вызывала у него никакого дискомфорта. Он сидел справа и мерно попивал такой же как у меня чай, но из кружки побольше. — Теруми-сан передала мне просьбу, заняться вашим здоровьем Учиха-сан, — услышав название своего клана, Итачи дернулся было к старику. Но монах остановил его, резко выкинув руку и толкнув ниндзя в плечо, зажатой в ней тростью. Силой удара, брюнета, с которого из-за сильного толчка слетело хенге, отбросило назад так, что он упал. — Держите себя в руках. Смотрю, последние представители вашего клана совсем распоясались и забыли о манерах. Я нервно переводила взгляд со старика на Итачи, готовая, не смотря на онемение, кинуться разнимать обоих, если вдруг те устроят драку. — Постыдились бы Итачи-сан, девушка, уже готова кинуться спасать вас, — настоятель насмешливо изогнул губы в улыбке и стрельнул на меня глазами. Я, от его едкого комментария зарделась, и поспешила отвести взгляд от Учихи. — Так вот, давайте продолжим чаепитие, — потянул Акихиро-сама указывая Итачи на место, где он сидел до этого. Было видно, что брюнет борется с собой и желанием активировать шаринган. Но сдержался, и тихо сел рядом, как и до этого. Откашлявшись, Акихиро-сан улыбнулся куда-то себе в усы и прикрыл глаза, делая глоток чая. Я тоже нервно потянулась к чашке. Это успокаивало. — Так вот, Итачи-сан, на протяжении месяца, вы походите на процедуры… — кинув быстрый взгляд на лицо Учихи, старик добавил. — … и помедитируете… вам будет полезно. Так и болезнь отступит и ваше ментальное тело восстановится. Брюнет, слушая настоятеля, сидел с каменным лицом. Ему явно не нравилась вся эта затея, но он стойко молчал. А потом, даже усмехнулся чему-то. Заметив едва обозначившуюся улыбку, Акихиро-сама и сам расцвел, уже не такой язвительной, усмешкой в ответ. Я сидела молча, тихонько разглядывая интерьер. Все было очень аскетично, но мне даже нравилось. Из-за раздвинутых седзи виднелся сад. Я порой отвлекалась на шевеление веток ветром, и похоже пропустила кусок диалога мимо ушей. Очнулась я, когда Акахико-сама недовольно позвал меня несколько раз. — Да, простите… — я склонилась в поклоне. — Ниию-тян, останешься тут на неделю, — уверенно произнес монах. Я удивленно посмотрела на настоятеля. Мэй сказала мне вернуться сразу же… об этом я и сообщила мужчине. — Я сам свяжусь с Мизукаге. А тебе будет полезно подучиться… — кинул на меня испытующий взгляд Акахиро-сама, заставив меня отвести свой. — … и помедитировать тоже…. Еще раз окинув нас взглядом, он сделал непонятный знак рукой. В эту же секунду, в зале появился один из послушников. — Мастер Ли, проводит тебя в покои, Ниию-тян. Видимо, таким тонким образом, мне намекнули, что больше со мной разговаривать никто сегодня не будет. — Итачи-сан, — обратился старик к брюнету. — Прошу остаться. Нам следует обсудить детали вашего месячного пребывания в храме. Я поднялась со своего места и поклонившись, направилась в покои, выделенные мне настоятелем. Только в самый последний момент, когда мой сопровождающий задвигал седзи, отделяя нас от зала, где мы пили чай, я встретилась с настойчивым черным взглядом. Кивнув мне, Итачи отвернулся продолжать разговор с Акихиро-саном. Я едва улыбнулась, и поплелась за мастером Ли.