я вернулся из твоей памяти

«… вознесшись на небеса после многих лет страданий, он стал одним из самых могущественных богов Войны, получив имя Хэй Шенью, что означает – Черный Буйвол…» Он был высок, статен, златоглаз и очень мужественен. За перенесенные тяготы жизни его наградили необыкновенным могуществом и возвели в ранг одного из сильнейших небожителей. Поговаривали, что в гневе его шаг сотрясает небеса, но в такое состояние он впадает лишь тогда, когда видит несправедливость. Он столь же справедлив и рассудителен, сколь суров и печален. В искусстве владения саблей ему нет равных и его дворец из черного мрамора и золота славится своей аскетичной красотой. Даже в ранге небожителя он остался неприхотлив и скромен в своих желаниях, довольствуясь лишь самым необходимым. Довольно часто Хэй Шенью отлучался в мир смертных, чтобы помогать тем, кто молился ему о победе в войнах и сражениях, оттого он стал одним из тринадцати известнейших богов Войны. Многие небожители уважали его, однако же он был нелюдим, хоть и вежлив, поэтому практически не имел близких друзей. Но все же был кое-кто, с кем он готов был беспрепятственно общаться… Его руки были унизаны серебряными кольцами, а белые радужки глаз подчеркнуты красно-черной подводкой. Высокий и тонкий, он носил белое ханьфу и убирал серебряные волосы в высокий хвост. Лунный демон по имени Дуджен Чу – Ядовитый Жемчуг, с легкой грустью на красивом лице наблюдал за тренировкой Хэй Шенью. Сейчас уже выпал снег, но бог Войны стоял босиком на холодной земле и по его широкой мускулистой спине скатывались капли пота. - Ты совершенно пренебрегаешь своим статусом небожителя. - Как и ты своим статусом демона, - острейшая небесная сталь вошла в землю на расстоянии мизинца от кончика сапога Дуджен Чу. Тот только поднял белую бровь и ухмыльнулся. - Зачем ты сдерживаешь свою силу? Неужели в предыдущей жизни ты и впрямь был монахом? - Может и был. – одно движение и сабля взлетела вверх, сверкнув золотом в рассеянном зимнем свете. - Тебе совершенно не интересно узнать о себе? Обычно небожители помнят, за что вознеслись. - А я – нет. У мира были на это свои причины. Хватит точить меня, словно жук корни дерева. - Как скажешь, - Дуджен Чу сощурился и почесал длинным ногтем переносицу. Их дружба была столь странной и невозможной, как невозможно мирное сосуществование волка и кота, однако же, вопреки их собственному мнению, они уживались друг с другом. Дуджен Чу освобождал Шенью от необходимости быть вежливым и обходительным, а тот, в свою очередь, не пытался его убить и даже до определенной степени позволял себя развлекать. Их знакомство произошло около трехсот десяти лет назад, когда бог Войны спустился в мир людей и встретил израненного белого демона. Возможно, если бы не это обстоятельство, то Чу не выбрался бы оттуда живым, но благородство Шенью было столь велико, что он приютил у себя врага на пороге смерти. Проведя с ним в мире смертных около года, он сблизился с ним сильнее, чем с кем-либо другим из небожителей. «Ты раздражаешь меня своей слабостью и отсутствием амбиций» Чу принимал столь длинную фразу за комплимент. Он действительно был скорее неправильным демоном, потому что интересовался домашней алхимией и наукой куда больше, чем выполнением своих прямых обязанностей. В каком-то смысле это делало его более правильным в строгих глазах Хэй Шенью, чем всех остальных. Было в них обоих что-то слишком правдивое, слишком человечное и оттого быть может оба они проводили в мире смертных времени больше, чем в своих юдолях. Затерянное в горах поместье Шенью было когда-то дворцом одного из исчезнувших орденов заклинателей, упоминания о котором были практически стерты. Туда никто из никогда не забредал, словно это место было проклято. Но сейчас, шестьсот лет спустя, в нем временно останавливались белый демон и черный небожитель. - Я согрел для тебя чай, - Дуджен Чу выглянул во двор и усмехнулся, увидев исходящий от тела Шенью пар. Тот остановился и посмотрел в небо. Они и не заметили, как уже начало темнеть и мороз в воздухе становился все крепче. Небожитель молча вошел в дом, оставляя за собой мокрые следы. Чай пили в тишине. Сабля лежала тут же, рядом, угрожающе повернув острие в сторону белого ханьфу. Серебро колец тихонько позвякивало на худых длинных пальцах, сжимавших чашку с горячим напитком. Вдруг Шенью неожиданно заговорил: - Не расспрашивай меня больше о моей прежней жизни. - Почему? Тебе самому разве не хочется узнать? - Не знаю, – он тряхнул головой, - у меня нехорошие предчувствия. - Перед битвами у тебя всегда портится настроение. Что ж, не буду искушать. - Не тебе об этом говорить. Дуджен Чу вздохнул. В чем состояла его истинная слабость, так это в стремлении узнавать что-то новое. Он уже давно наблюдал за шрамами на шее и руках Шенью, которые были очень похожи на те, как если бы ему когда-нибудь отрубали голову. Но тот, по всей видимости, не желал вспоминать что-то слишком ужасное. Демон даже отчасти жалел его, потому что не мог представить, что нужно пережить смертному, чтобы даже после вознесения на его теле остались шрамы. Однако сейчас он понял, что лучше повременить с любопытством, потому как нрав небожителя был суров и острие сабли всегда было повернуто в его сторону. - Я пойду спать. Хэй Шенью поднялся и сабля тотчас же легла ему в руку. Он не расставался с ней ни на минуту и даже во сне его рука всегда сжимала золотую рукоять. Невнятное, невыразимое чувство тревоги преследовало его все время, заставляя тренироваться с огромным усердием и просыпаться ночами с криками в ледяном поту. Он не помнил ничего, но был уверен, что, возможно, лучше и не пытаться вспомнить. Даже если он стал небожителем, он чувствовал, что в его прежней смертной жизни было слишком много тьмы и боли, намного больше, чем выпадает на долю обычного человека. Где-то в глубине сердца Шенью знал, что пострадал не только телом, но и душой настолько, что даже после смерти и вознесения кошмарные фантомы прошлого продолжают посещать его. За стеной послышались чьи-то нарочито громкие шаги и раздался стук в дверь. - Уходи. - Не уйду. Я ведь слышу, что ты не спишь. - Все равно уходи. - Хочу составить тебе компанию. В темноте поблескивали серебром одежды. Шенью молча ждал. Дуджен Чу положил себе на ноги темно-алый гуцинь и уже приготовился коснуться нежными пальцами струн, как вдруг меньше чем за мгновение сабля рванула вверх и срезала все струны. - Что происходит? – в голосе демона послышалась недовольная нотка. – Знаешь, сколько стоил этот гуцинь? Я ведь всего лишь хотел сыграть для тебя. Небожитель ничего не ответил. Сабля вернулась к нему и теперь лежала, как ни в чем не бывало, но он-то знал, что это было… Что он сам отдал ей приказ. Быстрее, чем мысль успела оформиться в слова, один лишь взгляд, до безумной боли знакомый взгляд и… и все. Сабля подчинилась хозяину. Шенью сел, потирая лоб трясущейся рукой. Чу было поднялся, но он так рявкнул на него, что тот пошатнулся. - Уходи! Оставь меня в покое, демон! Он вышел во двор и с шумом вдохнул холодный зимний воздух. Луна светила в черном безоблачном небе. В звенящей тишине биение сердца разносилось эхом и Шенью долго прислушивался к нему, замерев у стены. Что-то внутри него отзывалось такой дикой, неистовой злобой, что он вдруг испугался. Наделенный небесным могуществом, он мог бы причинить столько несчастий, сколько не смогла бы и стотысячная армия демонов. Хэй Шенью огляделся. Черные волосы, собранные в хвост с золотой заколкой трепал ледяной ветер. Вокруг них были останки чьего-то дворца, частично восстановленного им несколько столетий назад. Неудобства обстановки совершенно не волновали его в отличие от многих других бессмертных, отвыкших от жизни смертного. Возможно, если бы не беспамятство и безумие, находившее на него временами, он бы тоже все эти шестьсот лет провел в своем холодном дворце в юдоли небожителей. Шенью не мог понять, что так влечет его сюда, вниз, что заставляет его раз за разом возвращаться в этот полуразрушенный древний дворец и часами танцевать с саблей до боли, до бессознательных приступов неистовой ярости, когда ничто живое не смело приблизиться к нему. Он чувствовал в себе разрушительное начало и боялся, что однажды не сможет его контролировать. Возможно, поэтому он избегал людей и бессмертных, возможно поэтому вечно что-то искал и сам не мог понять – что именно… Его пожирало заживо внутреннее одиночество и неясное ощущение потери чего-то дорогого, чего-то… Близкого… Шенью сел на каменные плиты и обхватил голову руками. Черный Буйвол, небесная кара. Бог Войны, танцующий с саблей. Таинственный и молчаливый, забившийся в самую глушь в мире смертных вместе с демоном-отравителем… До чего же смешно и забавно, хоть плачь. Плачь… В голове вдруг всплыло что-то, похожее то ли на воспоминание, то ли на призрачное видение. Слезы, катящиеся беспрерывно по чьим-то щеках и резкая боль в груди, да такая, что невозможно дышать… Он закричал. Дико и болезненно. В комнате дворца этот крик настиг Дуджен Чу и тот вздрогнул, выронив костяной гребень из рук. Он сидел в одном только ханьфу на голое тело, взволнованно прислушиваясь. Серебряные колокольчики позвякивали над входом и от двери тянуло холодом. Демон поежился и облизнул верхнюю губу. Жизнь Черного бога Войны занимала его в последнее время куда сильнее, чем все остальные сплетни богов и демонов. Когда, в далекой прошлой жизни, когда он был еще бедным учеником аптекаря, он все свободное время проводил на рынке собирая свежие сплетни, а потом выгодно продавал их нуждающимся. В молодости Чу не особенно заботился о том, чтобы приносить людям благо. От его лекарственных экспериментов умерло так много людей, что когда открылось, кто стоял за всем этим, Дуджен Чу, несмотря на юный возраст, хотели четвертовать, но он отравил «дьявольской пылью» своих охранников и сбежал. После долгих скитаний он затаился в одной дальней деревне, где назвался странствующим целителем и некоторое время действительно лечил людей, пока не случилось нечто, о чем он предпочитал не распространяться, но именно после этого, умерев от проклятия холодного сердца водяного дракона, он переродился в облике белого демона. Ночь была беспокойна. Шенью вернулся только под утро и сразу же завалился в кровать. Сон его был глубок, но тревожен. Почти на рассвете белый демон пришел к нему и бесшумно, точно невесомый дух, лег рядом. Он не мог ни коснуться, ни поцеловать того, кого однажды полюбил, и ему оставалось лишь смотреть на суровое лицо в холодной испарине. Жестокие белые глаза никогда не знали слез при жизни, но сейчас, в тишине утра, под звуки тяжелого дыхания демон беззвучно плакал и до крови кусал бледные губы.