я вернулся из твоей памяти

«… ты являешься мне во снах, в свете лунных лучей, танцующая на ковре персиковых лепестков. Я играю тебе, но не смею поднять глаза, только вижу шаги твои, замирает сердце мое , словно лисица, заслышавшая охоту…» Вскоре Хэй Шенью и вовсе забыл об этой странной встрече. Много больше его занимал вопрос о влиянии мелодии искажения на душу после перерождения. Против обыкновения, он даже прочитал несколько трактатов на эту тему, однако в них ничего не было сказано ни про «Искажение души», ни про то, как бороться с этим недугом. Бархатные ночи цвета индиго в юдоли небесной точно сладостный терпкий дурман. Тьму бездонную пронизывает хрустальный луч и богиня Снов начинает петь свою песню. Ее голос не слышим ухом, но сердце откликается на него, как туго натянутая струна. В райских чертогах небожители наблюдают ночь и повторяют, что она особенно хороша. Время цветения персика – вся долина сплошь море из лепестков. В тиши созерцают бессмертные… И вечность приоткрывает вновь завесу: смотрите, как мимолетно прекрасное. Хэй Шенью сидел у себя в покоях и сквозь открытое окно слушал монотонное стрекотание насекомых. Перед ним лежал открытый трактат Лун Цзи, достопочтенного в свое время мастера медицины. Он стал известен, в первую очередь тем, что изучал духовную энергию и свойства ее раскрытия, но ничего, что могло бы хоть немного помочь Шенью, там не было. Он устало захлопнул книгу и встал, потягиваясь. Бог Войны никогда не страдал от одиночества, но в последнее время его одолела меланхолия. Неясное чувство внутри тревожно зудело, как напоминание о чем-то важном, а о чем – не вспомнить. Вдруг он краем глаза заметил совсем рядом тонкую бледную руку, сжимающую нежно-розовый веер с пионами. Шенью резко повернул голову в ту сторону, но там ничего не было. «Показалось», подумалось ему. Однако вскоре это повторилось. И на следующий день, на собрании богов Войны у Цзюнь У, он везде видел этот веер. В совершенно случайных местах, казалось, он видел его, но на поверку оказывалось, что там его нет. Хэй Шенью начал уж думать, что сходит с ума. Этот веер выжигал сознание, как свеча бумагу, и он уже начал вспоминать… Что-то смутное, мимолетное чувство в душе которое никак не поймать. Он вспомнил. Несколько дней назад в мире смертных они встретили какого-то призрака с этим веером. Шенью не мог объяснить, но этот веер отчего-то казался ему очень важным, как… как памятная вещь, подаренная много лет назад. В свежих потоках ночного воздуха чувствовался сладковатый привкус цветущего персика. Он опустил дрожащие веки и сглотнул. «Он ведь любил время цветения…» Мысль резко вспыхнула в голове, как разорвавшийся снаряд фейерверка. По всему телу Хэй Шенью пробежала ледяная дрожь. Он сам не знал, что именно ищет. Узкая тропа практически заросла, ведь в мире смертных время шло куда быстрее, чем в небесной юдоли. Несколько дней прошли здесь как несколько месяцев, и зима уже сменилась весной. Все дышало жизнью и трепетало под теплыми порывами ветра. Бог Войны поднял глаза и увидел чернильное небо , откуда на него глядел сияющий диск луны. Что-то внутри сжалось и сердце заскулило, словно побитая собака. - Кто здесь? -раздался тихий, печальный голос. - Это я пришел спросить у тебя. Хэй Шенью остановился. Призрак смотрел на него так, как если бы они были очень и очень давно знакомы. Тот чуть медлил, но не смог сдержать чувств и, со слезами на глазах, кинулся к нему. - Мин Цзюэ! Я… Я ждал тебя так долго! Я не могу ошибиться, потому что это и есть ты! Разве… Разве ты меня совсем не помнишь?! - Нет. – Шенью покачал головой. – Но твой веер… Он кажется мне очень знакомым… - Мне подарил его брат. – Не Хуай Сан, вытирая призрачные слезы рваным рукавом ханьфу, улыбнулся. – После первой ночи. - Первой… Ночи? – он вздрогнул, отстраняясь. - Да… Видишь ли, в прошлый жизни мы были… Чуть больше, чем братьями, - то ехидно усмехнулся, закрывая лицо веером. - Расскажи мне о своем брате. - Что ж… Ты ведь не помнишь даже моего имени… Меня зовут Не Хуай Сан, а моего брата – Не Мин Цзюэ. Ты очень на него похож, даже смотришь на меня с таким презрением… Мы были очень близки. Мой брат был сильным и мужественным. Ему пришлось стать главой ордена после смерти отца, когда ему было всего восемнадцать. Он заботился обо мне и пытался воспитывать, как умел, но увы, я оказался плохим учеником и плохим братом. Из меня не вышло ни воина, ни заклинателя, ни главы клана. Я… оказался слишком слаб и труслив, даже перед ликом смерти. Между ними воцарилось молчание. Хэй Шенью внимательно вглядывался в бледное, тревожное лицо и не узнавал. Совершенно. Вздохнул. Подошел поближе и тяжело опустился на землю. - Расскажи мне все. И Не Хуай Сан начал свой рассказ. Он говорил очень взволнованно, прерывисто, иногда вдруг начинал плакать и тогда Шенью раздраженно на него покрикивал. Ночь обняла их, погрузив в мягкий теплый кокон. Он с удивлением, гневом и грустью слушал этот рассказ о чужой жизни, но все это так и оставалось для него далекой, может быть, вымышленной историей. Однако когда призрак поведал о том, как именно умер Мин Цзюэ, Шенью все же заподозрил неладное. Он мог понять помешательство потерянной души, влачившей свое остаточное существование в мире смертных в ожидании близкого человека, но сейчас, услышав о смерти брата Не Хуай Сана и печати, сдерживавшей его душу двести лет, начал сомневаться. Ведь он действительно ничего не помнил. И разве казался бы ему столь знакомым этот старый, потускневший веер с пионами, если бы не имел к нему никакого отношения? Не Хуай Сан смотрел прямо в глаза Мин Цзюэ и видел, что тот не узнает его. Однако все, даже то, как, раздражаясь, небожитель морщил лоб и прикрывал глаза, все было в точности так же, как и у Мин Цзюэ. Каждый вздох, поворот головы, привычка говорить коротко, словно отдавая приказ и… просто лицо. У него было лицо Мин Цзюэ. Даже волосы он убирал точно, как он, и Хуай Сан попросту не мог заставить себя думать о том, что это – совершенно другой человек. Просто не мог. У него на это сил, спустя столько лет. Он дождался его. Увидел. Его брат, его возлюбленный брат сидел прямо перед ним, в черно-золотых доспехах бога Войны, с ярко-желтыми глазами, сидел, и не узнавал. - Ты… Ты совсем меня не помнишь? – чуть слышно проговорил призрак. Бледная, тонкая рука коснулась запястья Хэй Шенью и тот дернулся всем телом. В этот момент что-то внутри перевернулось. Оборвалось. Взрыв в пустоте. Стало очень больно. До безумия. Что-то закололо в глазах. Он сглотнул, не смея пошевелиться. Не Хуай Сан подсел к нему совсем близко и вдруг поцеловал. Предрассветный холодный ветер зашевелил кроны деревьев над ними. Где-то далеко уже начинало светлеть небо, а у скалы, под тяжелыми ветвями ивы сидели двое. Мгновение растянулось в вечность. Шенью медленно, неохотно осознавал происходящее и… это было … это было неправильно. Нечто поднималось внутри него, росло и ширилось , словно поток бурлящей лавы. В нем вспыхнули чувства, которых он испугался, потому что не мог обуздать. - Ты! -он вскочил, отталкивая призрака. В золотых глазах бушевала ярость на грани безумия. Он обнажил свою саблю и наставил острие к самому горлу Хуай Сана. - Мин Цзюэ… - Я не Мин Цзюэ! Мое имя Хэй Шенью, презренный! Его сильное, могучее тело била дрожь. Некоторое время он тяжело и яростно дышал, раздумывая, что делать, затем все же взял себя в руки и, развернувшись, зашагал обратно. - Куда ты? – Не Хуай Сан побежал за ним, с непривычки запинаясь о драные подолы серого ханьфу. Нагнав небожителя, он с воплями и плачем повис у него на руке. - Отцепись! – Шенью затряс плечом, пытаясь сбросить его с себя. - Не пущу! Второй раз я тебя не пущу! Бог Войны прорычал что-то невнятное. Он ускорил шаг и практически перешел на бег, как вдруг что-то резко дернуло сзади. На мгновение оглянувшись, увидел, что призрака отбросило назад. Их бурлящие от эмоций взгляды встретились, но небожитель поспешил отвернуться. Его колотило и он бежал и бежал, пока не осознал, что находится уже далеко от той скалы. Он провел здесь целую ночь и солнце, сияя алым теплом, медленно поднималось по небосклону. Мысли кипели в голове, а сердце билось сильнее, чем в разгар самой страшной битвы. Ему казалось, что он стремительно сходит с ума. Проклятие из прошлой жизни, безумный призрак, который… Шенью отказывался это принимать. Он старался не думать о произошедшем вовсе и, вернувшись в небесную юдоль, в свой дворец, углубился в самые тяжелейшие тренировки. Шенью танцевал с саблей несколько часов, пока не понял, что даже так не может отвлечься. Мысли, тяжелые, острые как яд отравляли рассудок, кровь билась в жилах бешеным потоком и он, словно бешеный зверь, не находил себе места. Несколько дней провел так, хватаясь то за одно, то за другое и не ложился спать, чтобы сильнее вымотаться и хоть немного отвлечься от того, что терзало его душу. В конце концов, он не выдержал. Когда Дуджен Чу навестил его в следующий раз, то с удивлением застал в спальне с двенадцатью пустыми сосудами. Хэй Шенью был смертельно пьян. - Что с тобой случилось? – демон, сияющий и изящный, подсел к нему за столик. - Ничего, - Шенью покачнулся и икнул. - Знаешь, за все триста лет я ни разу не видел тебя в таком состоянии, - в спокойном голосе проскользнула нотка сомнения. - Ммм… - Это из-за того проклятия? Я кое-что узнал об этом, если тебе интерес… - Не Хуай Сан… - он смотрел сквозь него как-то особенно задумчиво и сосредоточенно, словно вовсе не замечал. - Что? – демон напряженно встрепенулся. - Этот Не Хуай Сан и его брат… Веер… - Какой веер? Мой друг, я бы на твоем месте лучше лег спать, - Дуджен Чу попытался дотронуться до него, но небожитель резко махнул рукой, сбив его с ног. - Убирайся… Уходи… Оставь меня! – он зарычал и попытался встать. Это удалось ему не с первого раза, но как только демон попытался приблизиться к нему снова, тот вскочил и замахнулся на него. - Хэй Шенью! Ты… - удар, тяжелый и жесткий. Чу снова упал на пол и, еле сдерживая от боли слезы, обернулся на своего возлюбленного. Того словно охватила дикая бессознательная ярость и он навис над ним, готовый ударить еще раз. - Хорошо, - дрожащим от обиды голосом произнес демон, медленно поднимаясь, - я уйду, как ты хочешь. Если… если тебе так будет лучше. – он, пошатываясь, побрел к выходу. Горечь обожгла ледяное сердце. Единственный, кого он по-настоящему любил и для кого он был готов пойти абсолютно на все – тот сейчас, казалось, ненавидел его сильнее, чем самого злейшего врага. Боль физическая ничто, по сравнению с болью души. Он бы стерпел от Шенью все, даже если бы тот попытался его убить… Но… Тот захотел, чтобы он ушел. И демон подчинился. С неохотой. Но подчинился. Ночь была пряной и сладкой. Он шагнул, покачиваясь, в сад и с трепетом огляделся. Все произошло слишком быстро, чтобы осознать это. Слишком много событий. Слишком. Раздиравшие его чувства рвались наружу, но он слишком хорошо понимал, что сейчас некому его выслушать. Он сел на каменные ступени и прислонился к колонне. Серебряные волосы укрыли трясущиеся плечи. Демон плакал. Беззвучно. И в его слезах отражался свет луны. - Пожалуйста… Что я опять сделал не так? Что? – в тихом голосе Дуджен Чу послышалось раздражение. – Почему не я? Почему?! Ответа не было. Ночь тиха, только позвякивают серебряные подвески в волосах. Райские птицы поют вдалеке, и печаль отравляет душу. Белый демон плачет от безответной любви на крыльце возлюбленного. Ночь тиха… И полна страданий. Ему снился… гроб. Обычный деревянный гроб, заполненный паучьей лилией. Во тьме ярко-алые цветы чуть покачивались, как живые. Там, средь них, сложив бледные тонкие пальцы на раскрытом веере, лежал Не Хуай Сан. Мертвый. Кожа осунулась и посинела, спутанные волосы разметались вокруг. Вдруг, точно по щелчку, он резко открыл глаза. Ярко-желтые, ядовитые, они смотрели на него с укором и болью. «Предатель» «Где ты был так долго?» «Я ждал тебя, братец» Кап. Кап. Кап. Капает его собственная кровь. Он смотрит на нее и не понимает, почему… Рук нет. Шенью пытается поднять голову и видит, как Не Хуай Сан садится в гробу и его голова, точно от удара, вдруг отрывается от тела и летит прямо в его руки. Тот улыбается и, что-то невнятно прошептав, страстно целует. Поцелуй режет губы, как лезвие клинка. Ему хочется вырваться, но он не в силах. Боль. Бледные пальцы залезают в глазницы и вырывают глаза. «Братец, почему ты не хочешь меня видеть?» «Ты ведь не забыл меня» «Ты… Все еще любишь меня?» Пустота. Он проваливается куда-то вниз, вниз, и вдруг что-то теплое, светлое охватывает его целиком… Он Мин Цзюэ, глава ордена Не. Сейчас лето и в горячем мареве воздух дрожит и сверкает. Вода в пруду теплая и карпы уходят практически на дно, туда, где таится прохлада. В шуме сочной зелени деревьев, они сидят вдвоем. Его широкая, мозолистая рука твердо сжимает тонкие длинные пальцы. Из-за белого веера послышался смешок. Большие светло-серые глаза мягко глядели на него и вдруг он почувствовал дикое, непреодолимое желание … « Я хочу обладать тобой» Не приказ. Констатация факта. Как и все слова, которые он когда-либо произносил. Он хватает брата за рукав и ведет внутрь дома, туда, где в углах еще держится ночная свежесть. В свете солнца, падающего из окна, губы Не Хуай Сана точно мед, сладкие, чуть влажноватые, с робкой улыбкой. Он заваливает его на пол и грубо целует. Тот шевелится под ним, но Мин Цзюэ пресекает все попытки вырваться. Удушающая сладость, граничащая с откровенной жестокостью. «Брат, мне больно!» «Тебе же это нравится, ленивый бездельник?» «Нет!» Мин Цзюэ как будто не слышит. Он входит в плоть брата резко, как наносит удар. Тот стонет от боли и по бледным щекам текут горячие слезы. Их связь продолжается долго и воздух вокруг становится все жарче и слаще, и уже трудно дышать, до того им плохо друг с другом, но никто из них не в силах отпустить другого. От удушья Не Хуай Сан только сильнее возбуждается и тихо стонет, царапая широкую шею. Брат не может остановиться и пьет его, как жаждущий странник чистейшую ледяную воду из чаши. Острые колени чуть подрагивают на могучих плечах от напряжения, и каждый нерв поет, как струна гуцина. Все быстрее и быстрее бегают пальцы по струнам, оба дышат в неведомый, их собственный такт, Хуай Сан запрокидывает голову и кричит, а он душит, душит его, и стальные клещи сжимают тонкую пульсирующую жилку, кровь стучит в висках, сердце колотится, бьется зверем, быстрее, быстрее, пока струны не рвутся с оглушающим звоном и не рассыпаются в прах… Не Хуай Сан крепко обнимает его и их поцелуй так горяч, словно камень, раскаленный солнцем. На румяных щеках Мин Цзюэ дрожит солнечный блик. Брат тяжело дышит и чуть вздрагивает от прикосновений. «Я тебя ненавижу…» «И я тебя…» В каждом их поцелуе расцветают пионы. Их запах дурманит и сводит с ума… По дорожке, усыпанной пионами, он идет в холодную тьму и слышит свой собственный голос, который кричит: « Бесполезный, ленивый идиот! Позор клана, кусок ослиного дерьма! Лучше бы ты вообще никогда не рождался!» Он бьет Не Хуай Сана по лицу и тот с диким плачем, как ребенок, падает перед ним на колени. «Я не хочу! Почему ты не понимаешь! Почему тебе плевать на меня! Я… Я… Я всего лишь…» «Всего лишь что?» Он пинает его в живот и, жестко хватая за волосы, заставляет посмотреть себе в глаза. Чуть оголенные узкие плечи дрожат, а заплаканное лицо выглядит столь жалким, что Мин Цзюэ начинает злиться еще сильнее. «Ты так бесишь меня своей слабостью!» «Прости… братец…» Не Хуай Сан беззвучно рыдает. Тот отпускает его, и младший валится на пол, словно безвольный раб. Ярость. Жестокая, слепая ярость. «Почему ты не защищаешься?! Почему?! Тебе что, нравится?! Неужели ты хочешь, чтобы над тобой все так издевались?!» Тот слабо улыбнулся сквозь слезы. «Я… Я просто… Я не хочу сражаться… Я не воин… Про…просто дай мне быть художником…» Он не может на это смотреть. Когда пытается прикоснуться к брату, чтобы помочь подняться, тот инстинктивно закрывается и вжимает голову в плечи. Ждет удара. Мин Цзюэ становится противно от самого себя. Плюнув, он уходит, оставляя Хуай Сана одного. Пусть тот делает со своей жизнью, что хочет… Только вот… Стальная леска затягивается все сильнее. Не Хуай Сан повзрослевший, чуть сощуренными глазами глядит на него. Они пьют вино и тот хвастается своими веерами. Мин Цзюэ ничего в этом не понимает, но слушает очень внимательно, потому что голос брата такой легкий и успокаивающий… Узкая бледная спина сплошь покрыта шрамами и синяками. Меж ними все еще случаются ссоры, но все чаще они находят примирение и утешение в друг друге. Хуай Сан все еще своенравно упрям в своем нежелании учиться, но он, как может, закрывает на это глаза. За теплой улыбкой прячутся острые ковки, а на дне испуганных глаз – бездонная всепоглощающая пропасть. «Я не собираюсь этого делать» «Почему?» «Потому что у тебя достаточно вееров» «И что? Я хочу еще один» «Ты его не заслужил» «После Ци Шань Вэнь я заслужил что угодно» «Когда это ты стал таким наглым?» «Когда… Когда тебя не было рядом» «Прости» Его губы коснулись бледной, полупрозрачной кожи на острых ключицах. «Прости, что не смог тебя защитить» Улыбка. Отравленная тоской и горечью улыбка. Он сложил веер и принялся медленно снимать с себя ханьфу. Мин Цзюэ положил голову ему на колени и позволил расчесать свои волосы. В последнее время им нравилось проводить вечера вот так, за вином, чаем и книгами. Тонкие пальцы ласково гладили его напряженное лицо и он целовал их, бесконечно, преданно, чуть ли не с легким трепетом. Не Хуай Сан владел им полностью. После жарких и страстных ночей, когда они, лежа в одной кровати, оглашали стонами сад, он готов был пойти на все ради брата. За один только взмах веера готов был убивать. Если бы только Хуай Сан кивнул, он бы… Он бы в одиночку расправился со всеми врагами! Но брат был тих и скромен. Месть за себя не интересовала его точно так же, как и все, что не касалось изящных занятий. «Думаю, я создан для другого» - он неловко улыбался и пожимал плечами. Мин Цзюэ практически не настаивал. Теплый, весенний вечер… Вдруг резкая боль. Черная, беспросветная тьма застилает глаза, внезапно скрывая еще только что бывший таким живым, таким реальным мир, дикий звук проникает в голову и мозг плавится. Кровь вытекает из глаз и чистая, первородная ярость концентрируется в острие иглы, нацеленной на… Брата. В одно мгновение перед ним открытое, как всегда, слишком доверчивое лицо… Он хочет его убить А тот… Не противится. «Я люблю тебя, братец…» Шепчет одними губами. Сквозь густое, липкое безумие на доли секунды к нему возвращается разум и он хочет крикнуть: «Я люблю тебя больше жизни, брат!» Но не успевает. Слишком быстро приходит смерть. Хэй Шенью резко подскочил на кровати. Сердце бешено колотилось под ребрами, пот градом струился по телу. Он медленно огляделся, с трудом пытаясь выбраться из состояния сна. Все это было таким реальным и таким настоящим, что он еще несколько минут не мог понять, где же брат. Сглотнув, прохрипел: - Хуай Сан… Ты жив, Хуай Сан? Ответом ему была тишина.