***
— Нормально, — заключил Седой, таращась по сторонам. — Угу, — пробормотал Серега. Только что вся группа вылезла из минивэна, который привез их прямиком на территорию учебной базы. Напротив «мерседеса» расположился КПП: две небольшие кирпичные будки, а между ними широкие серые ворота — с виду, подозрительно хлипкие. В сторонке, видимо, чтобы не загораживать проезд, стояли «газель» без тента и микроавтобус «фольксваген». Слева и справа тянулся высокий бетонный забор. Из-за него выглядывали тощие сосны. Под ногами серел асфальт в мелких трещинках. От КПП расходились три пути: по прямой, влево и вправо. Впереди виднелись побеленные поребрики и что-то вроде деревянных летних домиков. Слева вдалеке тянулось длинное здание, которое могло быть и столовой, и пристанищем командования, и спортзалом, и чем угодно еще. Пока группа вглядывалась и раздумывала, куда идти дальше, к Чайке подошел загорелый коренастый капитан с короткой шеей и по-азиатски прищуренными глазами, едва уловимым движением отдал честь, и они обменялись рукопожатиями. — Капитан Кораблев, — представился он для всех и повел по территории базы. По пути он хмурился, молчал и, кажется, не собирался проводить экскурсию. Впрочем, Сереге было все равно. Он не сомневался, что большую часть времени ему, как и всей группе, придется шататься по лесу. Поэтому покажите, пожалуйста, куда можно рухнуть на передых да где помыться — остальное без надобности. Одно радовало: они попали не в отсыревший лагерь с прохудившимися палатками — бывало и такое! — где ни связи, ни удобств, а в цивилизованное место. Стало быть, возможно, получится иногда — если командировка затянется — связываться с Верой. По обе стороны широкой дороги стояли небольшие одноэтажные деревянные казармы. Они мало походили на армейские: скучные и унылые. Сереге они напомнили треугольные домишки с большими окнами, какие были в детском лагере, куда он попал лет в одиннадцать-двенадцать. — Прошу. — Капитан остановился возле одной из казарм и махнул рукой, мол, заходите. Внутри домик оказался достаточно просторным и тоже мало походил на классическую казарму, какую помнил Серега. Стены обшиты вагонкой, пол выкрашен в светло-коричневый — и судя по едва уловимому запаху, недавно. В два ряда стояли железные койки — по пять штук. А между ними проход. — Располагайтесь пока, — велел Чайка, бросил спортивную сумку на ближайшую ко входу кровать и вышел с капитаном. — Нормально, — повторил Седой и растянулся на одной из кроватей, та под ним даже не скрипнула. Серега занял соседнюю с ним койку, задвинул спортивную сумку, которую замучился уже держать в руке, под кровать и еще раз огляделся. Ему вроде бы все нравилось. Рассчитывал он на гораздо менее приятные условия. А тут тебе и кровать не скрипучая, и пара окон, и пол чистый, и лампочки горят. Но что-то мешало расслабиться. Опять Студент?.. Серега покосился на него. Тот возился возле одной из коек и с любопытством рассматривал прикроватную тумбочку. Да нет, тоже тихо-мирно обживался — и никакой ухмылки. Тогда что? Машинально Серега потянулся в карман за телефоном. Было почти восемь. Внезапно мелькнула в общем-то несвойственная ему мысль: а может, позвонить?.. — Есть охота, — протянул Седой над ухом. — А я не взял ничего. Только жвачку. Ну и рыльно-мыльное, труселя, все такое… Серега рассеянно кивнул. В его сумке тоже не было ничего съестного, а до поедания зубной пасты он еще ни разу за годы службы не докатился. Не хотел бы и теперь. А ведь Вера предлагала положить хоть что-то, когда он отказался перекусить перед отлетом. Серега лишь умилился и не стал объяснять ни про сухой паек, который, по-хорошему, раздадут только тут, на месте, ни про то, что летать он предпочитал с пустым желудком. Он ушел от нее вечером, когда времени на сборы осталось совсем впритык. Ворвался в свою спартанскую служебную берлогу вихрем, сгреб в сумку зубную щетку, пасту, бритву, кое-что из одежды, зарядник для телефона, компактную походную аптечку, немного денег — ну, а вдруг? Вроде бы ничего особенного не взял, а руку сумка все равно оттягивала. Затем был скоростной душ и дорога до базы. Муторное ожидание, новые знакомства, полет, минивэн… Серега опять почувствовал волну сонливости и быстро-быстро потер лицо ладонью. Глянул на Седого — он уже успел задремать. Серега последовал его примеру и прилег, хотя знал, что по уставу это не очень-то приветствовалось. Но… Но им же сказали — располагайтесь! В руке по-прежнему лежал телефон — и пальцы покалывало от желания набрать выученный назубок за считанные секунды номер. Вспомнился такой неоднозначный утренний разговор.***
Они сидели на кухне и пили кофе. Серега мыслями, как бы ему ни хотелось, уже был одной ногой в Крыму. Вера выглядела совсем не так, как вечером. То ли растерянно, то ли встревоженно. Она не сводила глаз с его голого плеча, и Серега, перехватив ее взгляд, поначалу испугался: увидела шрамы? Надо было футболку надеть! Но потом понял: дело в чем-то другом. Неужели… Неужели она пожалела о своем предложении? Однако Серега тут же жестко отдернул себя. Какая сейчас разница? Через несколько часов вертолет унесет его в Севастополь — а там думай-не думай, гадай-не гадай, все без толку. Вот вернется… Если вернется, мигом поправил внутренний голос. И если она его дождется. Если вернется, тогда спросит, не передумала ли. И почему все-таки позвала жениться. Должна же быть причина — хотя бы плевая, смешная, идиотская. На спор, фиктивный брак, родственники замучили с расспросами, ради работы, ради… А кстати… Серега словно кипятком ошпарился и вытаращился на Веру как на инопланетянку. Он ни разу толком не спросил, где она работала. А она сказала туманно: по-прежнему в журналистике. По телевизору он видел ее лишь раз, даже слушать не стал, переключил. Журналы он не читал. Может, она журналист-международник?.. Тогда это очень плохо. Это крест на их едва реанимированных отношениях. — Ты в порядке? — вдруг спросила Вера, и Серега догадался, что его, похоже, нехило перекосило. — Все нормально, — сказал он. — Просто небольшой мандраж. Зря он это сказал. — Там… опасно? — прошептала Вера. — Нет, — твердо заверил Серега. — Море, солнце, пляжи, люди хорошие… Ночью он хотел сказать о многом, потому что считал неправильным, нечестным уехать вот так, без объяснений, совсем не раскрывая себя. Не службу, а именно себя: как он жил, в какие неприятности влипал, как никогда не забывал ее, хотя воспоминания давались очень болезненно. Серега никогда не прокручивал в голове все их злоключения, не пытался воссоздать их разговоры. Только держал Верин образ в укромном уголке, доставал совсем-совсем редко, любовался, смаковал. И снова убирал, как сокровище, о котором никому нельзя говорить. Хотел сказать о многом, а смог лишь о командировке. И то приврал, мол, солдатики из части удрали, местные просят помочь. Вера будто бы поверила. Только заметно поникла, и Серега ощутил тяжелый кулак совести. Ну, а что он мог сделать? Пойти к Пригову и с порога заявить, что он случайно встретил девушку — единственную, кто однажды поверил в то, что никакой он не предатель, и плевать он теперь хотел на Грека, Крым, взрывчатку, и пошло оно все лесом? В лучшем случае после такой тирады генерал позвонит в дурдом, а в худшем… выхватит со стены нож собственного изобретения и… Сереге не поздоровится. — А звонить тебе можно будет? — как-то по-детски поинтересовалась Вера чуть погодя и отодвинула от себя опустевшую чашку. — Не знаю. — А это надолго? — Не знаю. На пару секунд тревогу во взгляде Веры сменили удивление и немой вопрос: издеваешься? Серега лишь виновато пожал плечами — служба. И тут же вспомнил, как давным-давно долго, нудно и тяжело вдалбливал родителям, что «не знаю» в его случае — норма. Отец сдался первым, поцокал, нахмурил серебристые брови и махнул рукой, мол, не маленький, не переделать уже. Мать продержалась подольше и так жалостливо протестовала, что каждый раз после разговора с ней Серега чувствовал себя сухарем, скотом и неблагодарным сыном. Но в итоге оба смирились с вечной неопределенностью и пообещали не требовать того, чего дать и гарантировать Серега не мог. Пока он размышлял о родителях, к Вере вернулся встревоженный вид — и он донельзя напрягал Серегу. Что же у нее в голове-то? После вчерашнего — такого свойственного для Веры! — фортеля ожидать можно было что угодно. — А проводить тебя можно? Куда, кстати? В аэропорт? Аэропорт. В голову занозой снова ввинтилась недомысль о профессии Веры. Если она и правда международник — даже в пределах СНГ! — то… Нет, до конца командировки Серега ни в жизнь не дотерпит! Надо узнать сейчас, а взамен честно ответить на любой ее вопрос… — Вер, а где ты работаешь? Я понял, что в журналистике, а конкретнее?.. — А ты конкретнее расскажешь? — парировала Вера. …на любой вопрос о себе, но не службе. Военная тайна, чтоб ее! И так ведь рассказал вечером и ночью между делом: спецназ, террористы всякие иногда и совсем редко маленькие, несерьезные взрывные устройства. Серега многозначительно зыркнул на нее, мол, я уже раскололся, и она отмахнулась, а затем аккуратненько почесала веснушчатый нос. Время тянет, раздумывает, догадался Серега, и эта коротенькая пауза неприятно уколола. — Я работаю на телевидении. На петербургском канале, — наконец сказала Вера, и Серега собрался облегченно выдохнуть, но она добавила: — пока. Серега был догадливым и понял, это «пока» не означало, что Вера разочаровалась в профессии и захотела уйти в совершенно новую сферу. Нет, это означало, что в ней кипели амбиции, и она рвалась выше — еще и еще. В Москву, например. Тогда это немногим лучше журналиста-международника. Или Серега все-таки ошибся и, как всегда, все усложнил? Вера ведь понимала, когда огорошила его своим «женись», что он все такой же боец, каким был несколько лет назад. А это значило, что жизнь полна жирных и суровых ограничений. Он же в форме был, когда из машины выскочил, вытаскивать ее из лужи. Не подался в бизнес, не трясся за шкуру какого-нибудь олигарха или губернатора в роли личного телохранителя, не просиживал штаны в службе безопасности жутко дорого и успешного банка. Да он даже в звании не преуспел. Как был старлеем, так и остался. А рассказывать, почему так произошло, Сереге неожиданно резко расхотелось. Вера вдруг спросила: — Ты никогда не думал уйти из спецназа? Серега обязательно опешил бы, если мог. Но этот вопрос частенько звучал у него в голове. Гражданские профессии, в которых многие его боевые товарищи нашли приют, вовсе не были ему противны. И порой — то валяясь в госпитале с простреленным плечом, то чувствуя вечно неспокойный взгляд матери в их редкие встречи, то поднимая молчаливый третий тост, он задумывался. Что его держало в спецназе? Бывало, Серега даже порывался уйти по собственному, но затем уговаривал себя: вот закончится контракт — не станет продлевать. И всякий раз планы шли наперекосяк. Раньше его худо-бедно сдерживал «Смерч» и, наверное, больше всего Кот с Мурой. Первый фантастической способностью калечиться на ровном месте — Сереге хоть иногда удавалось уберечь его от очередного шрама. Интересно, как он до сих пор не умер в Мурманске? Звонил и даже приезжал как по расписанию! Удивительно! Ах да, там ведь Бизон и Багира — уж они-то приглядят. Вторая… Чем цепляла Женя — до конца Серега так и не понял. Тем, что девушка? Тем, что симпатичная? Тем, что невинные голубые глазенки и длинные ресницы гармонично уживались с бойким нравом? Пожалуй, нет, ему просто казалось, что, если он не будет рядом, в ней что-то сломается, как в игрушечном солдатике. И только это странное ощущение скрытного покровительства отступило, только Кот и Мура наконец — более-менее — научились выживать, только Серега в очередной раз задумался об уходе!.. И Пригов вручил ему Евсея и еще нескольких юнцов — разве что ярким бантом не повязал для торжественности. Пацаны глядели на Серегу как на Терминатора, и у него не хватило духу отказаться. Поэтому не ушел. Хотя иногда очень хотелось. Может, после Крыма стоит попробовать еще раз? — Да как-то не до того было, — пробормотал Серега сдавленно.***
— Физик! Фи-зик! Фи-и-и-зик! Шрамированная пятерня сильно сжала Серегино левое плечо, и только после этого, глухо охнув, он будто бы опомнился. Над ним возвышался Седой и озадаченно чесал затылок. — Ну ты, Серег, даешь. Я тебя зову-зову на все лады, а ты, — протянул он удивленно и укоризненно. — И не спал вроде, лежал, зенки вытаращив. Ты чего? — Ничего, задумался, — буркнул Серега и торопливо встал с кровати. — Чего хотел? — Так это… — Седой указал пальцем на распахнутую дверь. — Вызывают. Конкурирующие фирмы ушли только что. Пойдем догонять? Серега кивнул и хмыкнул: надо же было так глубоко задуматься. Студента и Волчка они нагнали на полпути к двухэтажной коробке из желтого кирпича, которая выполняла роль штаба. Возле входа неприкаянно, сложив руки за спиной, как арестованный, шатался человек в форме цвета «зеленки» и с майорскими звездами: сухое худощавое лицо, светлые волосы, осунувшиеся плечи. Он мазнул по ним серыми стылыми глазами и чуть махнул головой в сторону двери, мол, проходите. Все четверо привычным жестом отдали честь, благо кепки не забыли, и скрылись внутри здания. Через две минуты вся компания поднялась по угловой лестнице на второй этаж, и Студент с важным видом постучал маленьким кулаком в тяжелую деревянную дверь. Серега вдруг вспомнил, что такая — толстая, на пружине — стояла на входе в его школе, и класса до седьмого открыть ее было чертовски трудно. За дверью скрывался небольшой кабинет, который, по большому счету, не отличался от десятка подобных, что Серега успел повидать за годы службы. Серый, невзрачный, с казенной мебелью: длинным столом да десятком стульев. Окон нет, а на стене, на самом видном месте, фотография президента в тонкой коричневой рамке. Посчитав, сколько в кабинете стульев, Серега предположил, что, должно быть, тут настоящий проходной двор. Правда, сейчас за столом сидели лишь трое. Во главе, в черном кресле на колесиках, — полковник лет шестидесяти: с сединой в кучерявых волосах, широким, толстым носом и тяжелым взглядом из-под густых седоватых бровей. Поближе к нему расселся чернявый и очень загорелый лейтенант. Он легко годился полковнику в сыновья. И, глядя на его расслабленную долговязую тушку, Серега подумал, что между ними точно было что-то родственное. Иначе бы он не сидел как дома перед телевизором. Вот только лихорадочно «бегающий» взгляд никак не вязался с вальяжным видом. Третьим был Алексей Чайка, он сидел почти у самой двери, будто боялся, что полковник его покусает, и выглядел подозрительно хмурым. Молчаливый капитан Кораблев исчез. Серега вдруг почувствовал, что, пока группа обживалась, произошло что-то нехорошее.