***
Не прошло и недели, когда Зак услышал стук каких-то ящиков, хлопанье дверей и очередные истерики. Время было настолько позднее, что уже могло считаться за раннее утро — 4 часа утра, и небо уже начало светлеть. Он смотрел в потолок таким взглядом, будто своей усталостью, напряжением и злостью мог сжечь там всех и каждого. В той квартире скрипнула и хлопнула дверь, послышались шаги, и дальше говорил только один голос. Женский. — Рейчел, иди в комнату. Сейчас же! Малявка соврала ему.***
Зак не видел её до конца января. Они столкнулись в начале очередной недели. Он как раз возвращался домой после уже ставшего привычным променада до торговых автоматов на В1, как лифт остановился, пропуская её внутрь. Девчонка куталась в тёмно-синюю парку, на тощие ноги были натянуты уныло-серые легинсы и чёрные зимние ботинки. Он ждал, что она нажмёт кнопку, и когда малявка тупо отморозилась — сам указал этаж, даже не спрашивая, куда ей там было нужно. Двери и решётки захлопнулись, лифт начал спускаться. В воздухе стояла пыль и вонь от краски, музыку в лифт тоже никто не завёз — и единственными звуками были шарканье джинсов, когда Зак переминался с ноги на ногу, и шелест от упаковки Доритос. — Разве ты не должна быть в школе? Он сам не знал, почему спросил. Наверное, отчасти это имело отношение к её жуткой ауре и общему виду, как будто она с того света вернулась. Она ему напоминала жутких детишек из ужастиков: тех самых, которые начинали замыкаться в себе, слышать потусторонние голоса и в итоге малявки вроде неё всегда становились тупо туловищем для какого-нибудь стрёмного демона. — Сейчас каникулы, — монотонно ответила она и, медленно моргнув, зашуршала курткой, опуская подбородок под самый воротник. — Школа закрыта. — В честь чего каникулы? Зимой же только Новый год из праздников. — День Мартина Лютера Кинга. Он в душе не ебал, кто это такой, но раз уж она так легко ответила — может, такой праздник действительно есть. Зак вообще о многом в душе не ебал. Он не любил школы, слишком уж был для них тупой. Все воспоминания о школе были под красной галочкой «нахер я туда вообще пошёл». — А ты мне наврала, — внезапно припомнил он. — В Новый год. Шумели у тебя дома. Она даже глаза не подняла. — О. — Не «ойкай», — он резко к ней повернулся. — Я много чего не перевариваю, в том числе враньё. Он чувствовал, как кровь бьёт в висок. Она была такая апатичная, такая безразличная — как удар под дых. Он продолжал смотреть на неё, пока образ унылой малолетки не сменился образом его матери, затем парнем его матери, а затем ещё и той парочкой, которая владела приютом… «Да, просто соври ему. Он туповат, он не поймёт…» — …ните. Он непонимающе моргнул. — Что? — Извините. Я не хотела… Только не звоните в полицию, — тихо попросила она и посмотрела на него ярко-синим и холодным, как корка льда, взглядом. Почти сразу она снова уставилась на свои ботинки. Она не звучала нервной или испуганной — скорее, будто секрет выдавала. — Будет плохо, если полиция вмешается… Лифт резко остановился на В6. Дальше лифт не ехал — до квартиры в полуподвале он должен был топать по лестнице на своих двоих. Девчонка вышла первой. Зак ждал на случай, если она захочет сказать что-то ещё, сверлил взглядом тени от ламп на её лице, пялился на её ботинки, когда она явно уходила вперёд. Через какое-то время он прекратил попытки поймать её взгляд. Она не собиралась продолжать диалог. Он пошёл к лестнице, и удивился, увидев, что она не собиралась домой — пошла к парадному выходу, прямо на улицу. — Здесь, вообще-то, холодно, — сказал он, не отрываясь от своей очередной войны с говёной дверной ручкой. Та никогда не открывалась с первого раза. — Я знаю. — Температура минусовая. — Переживу. Пожав плечами, он скользнул в свою тусклую квартирку. Если она хотела отморозить себе все конечности и слечь с переохлаждением — на здоровье. Если ей хотелось прогуляться по такой холодине — он был не в праве её останавливать. Он сел на диван, когда на высокое окошко начал налипать мокрый снег. Спустя несколько минут в 6-10 квартире послышался уже знакомый стук чего-то тяжёлого, и звуки, как будто что-то били. Через минуту всё прекратилось. Раздались рыдания. Зак понял, почему она предпочла пойти гулять в такую погоду.***
С того случая в феврале, Зака никто не трогал. По соседству у него были квартира 7-23 слева и плохо освещённая лестница в подвалы, натурально построенная по всем канонам жанра хоррор справа. Впрочем, лестница его не интересовала, а вот мужик из 7-23 квартиры был противным лысым жиртрестом, от которого вечно воняло затухшим бельём. На вид ему было около полтинника, у него была шумная псина, и он, наверное, успел прирасти к тому халату, что носил, когда ему было не до рубашки-поло и растянутых бриджей. Самой выдающейся его чертой было полное непонимание намёков. Каждый понедельник, среду и пятницу — аккурат в те дни, когда Заку было в утреннюю смену — он оставлял свой сраный драндулет прямо перед его окошком и начинал мигать фарами, пока Зак не удостаивал его (весьма злобным) взглядом. Мужик поглаживал пассажирское сидение, рассказывал, какие у него удобные подушки в салоне и вечно присвистывал, когда видел Зака в униформе. Впрочем, из-за запущенной катаракты было тяжело воспринимать его подкаты всерьёз. В первый раз Зак оплевал ему лобовое стекло. Во второй — выбил фару. В третий — бросил этого старикана в его квартиру башкой вперёд, исцарапал ключом дверь, раскрошил водительское стекло и порезал все шины, не прекращая злобно-маньячно ржать. После этого мужик оставлял свою развалину с другой стороны здания. Но в тот день чей-то настойчивый стук прервал монотонное «кап-кап-кап» воды в душе, который Зак как раз принимал после двойной утренней смены. Сначала он игнорировал — никакой нормальный человек не стал бы обивать порог дольше минуты. Вот только этот визитёр, по ходу, был совсем отбитый. Этот человек добрых три минуты стучал в ритме «пять ударов — десять секунд ожидания». Зак от всей души позаботился, чтобы входная дверь выбила кусок штукатурки, когда он распахнул её и глянул через мокрую чёлку на этого неудачника. — Мистер Закари? — Кто, блядь? — Наверное, мне дали неверный адрес… Перед дверью стояла многострадальная малявка с унылыми глазищами, на этот раз ещё и обмотавшаяся голубым шарфом. В её руках были конверты — от альбомных листов до совсем мелких писем — и пара потрёпанных упаковок, перемотанных скотчем. — Столько времени выносила мне своим стуком мозг, и всё зря… — скрипнул зубами Зак. — Хуёвая работа. Уволена. — Я, вообще-то, не работаю почтальоном, — резво ответила она, впрочем, не переменившись в лице. Зак был озадачен и взбешён, и в основном взбешён. Он захотел хорошенько так на неё рявкнуть. Именно это он и сделал. — Никаких Закари здесь нет. Потеряйся. — Но почтовый ящик 7-24 квартиры был переполнен. Арендатор попросил меня доставить лично в руки. — В руки Закари? — Да, — кивнула она. — Лично Закари Фостеру. И тут до него доехало. — Боже, этот тупой старик неправильно понял моё имя. Ну да, ну да, с таким маразмом не стоит удивляться. Он закатил глаза от одного воспоминания от лебезящего хозяина, согласного сдавать квартиру даже с дополнительной скидкой в 100 долларов, если Зак оформит аренду на год. Ему это показалось подозрительным, но расклеивать объявления и курьерствовать на полставки не выглядело заманчивой перспективой, и любое место, которое не являлось скамейкой в парке или туалетом в метро, было Заку сущим раем на земле. Теперь паззл начал складываться. Действительно, мало кому улыбалось оставаться в комнате, над которой чуть ли не конец света еженощно разворачивался. — Ваша почта, сэр, — сказала она, вручая ему всю стопку, и Зак от неожиданности уронил часть листовок. — Извините за беспокойство. — В следующий раз оставишь под дверью. Мне из-за тебя горячей воды не хватило. — Надо было почту вовремя забирать, — равнодушно парировала она. Он громко хлопнул дверью прямо перед её лицом, чтобы увидеть, как она просовывает записку под его дверью. Там был оставлен номер телефона ремонтника и подпись «У вас отвалилась дверная ручка».***
Зак вспоминал девчонку из 6-10 чаще, чем ему хотелось бы признавать. Наверное, дело было в бездонных синих глазах. В них можно было натурально человека утопить. Зак не мог сказать наверняка — в жизни никогда нигде не плавал — но иногда видел её во сне и не мог отвести взгляда. В её глазах скрывалось слишком многое. Теми редкими ночами, когда он мог забить на рыдания, крики и ссоры этажом выше, он забывался снами о приюте, снами обо всём том дерьме, которое его заставляли там делать, снами о том, чего ребёнок его возраста не должен был в принципе знать, как делать. Например, определять разницу между только-только окоченевшим телом и тем, которое успели закинуть на чердак и забыть дня так на два. Или рассчитывать, какая яма ему нужна, чтобы уместить пять тел, или семь, или десять — смотря сколько их будет в этом месяце. Он умел упаковывать околевшие тела в мусорные пакеты, укладывать незаметный слой свежей почвы. Он умел распределять место между трупами так, чтобы между ними было больше места, потому что складировать сверху уже пространства не хватало. Он умел опускаться на самое дно этой братской могилы и там и оставаться, пока не похоронит все тела — потому что тупые пацаны, толком не умеющие ни читать, ни писать, больше ни на что не годятся. У девчонки были такие же глаза, как у тех трупов. Пустые, остекленевшие. Тёмные, как морское дно. Но и этот синий цвет он помнил. Зак помнил, как на дне этих ям, окружённый трупами, грязью и зловонием, он смотрел на бесконечное голубое небо и вдыхал редкий глоток свежего воздуха.***
В те недели, когда зарплаты не было, Зак перебивался оставшимися в кафе булками на завтрак, чипсами из автомата на обед и готовыми сэндвичами из круглосуточного на ужин. Иногда он корчил из себя взрослого и шёл в продуктовый, брал корзинку и основательно затаривался: несколько упаковок бумаги, дешёвая зубная паста по доллару, хлопья для завтрака и всё остальное, что только приглянётся его желудку. Пару раз он не удосужился купить к хлопьям молока (после чего у него был незабываемо-отвратительный завтрак из хлопьев, залитых тёплой колой) и теперь выработал в себе привычку нормально закупать предметы первой необходимости. Впрочем, в его квартире колы всегда было больше, чем всего остального, и в будущем это сослужит ему плохую службу, но Зак предпочитал решать проблемы по мере их поступления. Он начал брать меньше утренних смен. Благодаря 6-10 его режим сбился к херам, так что, по ночам Зак смотрел телевизор, а днём в основном спал. Как-то он пошёл платить за аренду (чего он никогда не делал вовремя), и хозяин подсунул ему бутылку «Heineken», как самое лучшее на свете снотворное. — Закари, ты же совершеннолетний? — спросил он и задумчиво уставился в потолок, то и дело икая после ликёра. — Я помню, в нашем контракте прописано, что тебе… да, ты говорил двадцать пять. — Мне двадцать, маразматик старый. И я не Закари. — Ладно, ладно. Возьми пивка, я никому не скажу. Зак взял. Около трёх часов ночи, когда шум был наиболее невыносим, он откупорил бутылку и сделал маленький глоток… Только чтобы выплюнуть всё нахрен и от омерзения вылить всё содержимое в раковину. Он достал колу из холодильника и, решив, что вкуснее пойдёт с чипсами, вышел из квартиры, чтобы поехать на В1. После захода солнца В1 превращался буквально в другое измерение. Длинные коридоры, жуткое эхо, напрягающий зеленоватый свет. Кроме шума лифта и гудения автоматов не было слышно ничего лишнего — ни голосов, ни гудков сирены во дворе, ни даже вездесущей автомойки чуть ниже по улице. Это, наверное, было идеальным местом для съёмок сцены охоты маньяка из какого-то ужастика. Ботинки стучали до раздражения громко, когда Зак шёл от ярко-красного знака «Выход» мимо пожарной лестницы к залу с торговыми автоматами. Но там он почувствовал странное напряжение. Обернувшись, он глянул во тьму, но ничего не увидел. Зак чувствовал — он не один, и кто бы это ни был, этот человек рядом. Он вовсе не боялся, но прислушивался и шёл медленнее, скользя рукой в задний карман за долларовой купюрой. И только возле торговых автоматов он услышал отдалённую музыку. Девчонка из 6-10 спряталась в углу между стеной и торговым автоматом, покачивала головой, как будто пыталась уснуть, но не хотела здесь засыпать. Она тяжело дышала. На коленях её лежала консоль Nintendo Switch, и из динамиков доносился типичный звуковой эффект из игры про покемонов. Зак никогда в такое не играл, но судя по происходящему на экране, персонаж этой девчонки пытался побить дракона-переростка с горящим хвостом. Рядом были три других персонажа — наверняка она играла по сети, и из-за неё вся команда сейчас проигрывала. Пару секунд спустя она сонно откинула голову, и в свете автомата стало ясно видно синяк на её шее — совсем свежий, красноватый по краям и чуть ли не пурпурный сам по себе. Зак медленно вынул руку из кармана, в теле осела неприятная тяжесть. Время как будто застыло. Экран выдал мигающее «Игра окончена» и загорелся белым. Спустя секунду (которая ощущалась целой вечностью) она открыла глаза, и Зак всё так же продолжал на неё смотреть. Девчонка, которая в свете автомата казалась бледнее обычного, медленно сглотнула, поймав его взгляд. Он ощутил, как в животе неприятно потянуло — чувство можно было бы сравнить с прыжком в бассейн, который оказался куда глубже, чем казалось изначально, вода уже была ему по шею, но он всё ещё не мог нащупать ногами дно. И даже тогда он не отвернулся. — Что творится у тебя дома? — спросил он раньше, чем осознал само желание открыть рот. — Выглядишь хуже и хуже. Она медленно обхватила консоль и выпрямилась. Его взгляд невольно упал ниже, когда она специально старалась подтянуть ноги и спрятаться — колени были покрасневшие и огрубевшие, как будто она очень долго стояла на них. Смотреть на это было всё равно, что перематывать сцену взрывов в боевиках обратно — всё восстанавливалось и перекраивалось, весь ущерб исчезал слишком неестественно, как будто разруха была всего лишь плодом его бурного воображения. Она нажала какую-то кнопку. Игра включилась обратно, музыка заиграла резко и гораздо громче, слегка оглушая Зака, и девчонка уткнулась в экран, не намеренная ничего отвечать.***
Наступил день Святого Валентина, и Зак это понял только по тупой навязчивой рекламе шоколада и подарочной бижутерии, вечно прерывающей очередную серию «Американской истории ужасов». Для него праздник был прекрасным поводом сидеть дома, вдали от слащавых розовых шаров-сердечек, сопливых парочек и всего прочего, что ему не хотелось наблюдать независимо от дня в календаре. Он провёл кое-какое расследование (по сути, приставил хозяина к стене и угрожающе навис во все свои почти два метра роста) и узнал, что оказывается, на В6 в общем были заняты, наверное, только четыре квартиры. Все соседи на этаже проживали вообще в противоположной стороне от 6-10 и были защищены от ночного веселья барьером в несколько квартир. Квартира 7-24, будучи прямо под этими шумными дятлами, находилась к ним ближе всего, и весь шум уходил как раз туда. Ну, или с таким же успехом всем остальным с этажа В7 было просто поебать. Когда он интересовался — нет, допрашивал — почему они вообще орут каждую ночь, хозяин тупо пожал плечами: — Эй, это не моё дело. Я стараюсь не совать нос куда не следует и тебе, Закари, советую поступить так же. А вся соль была в том, что Зак хотел бы забить — но эти люди переходили все границы личного пространства и мешали ему нормально жить. Единственная приемлемая вещь в его сбившемся графике — все классные ужастики крутили по ящику после полуночи, а выспаться он мог и днём. В два часа ночи Зак, как обычно, смотрел телевизор (как раз началась реклама iHOP), когда под брошенной толстовкой раздалась вибрация телефона. В принципе, его номер знали всего четыре человека, и все они Зака раздражали, так что он даже не подумал реагировать, пока в голову не закралась мысль, что на работе могло что-то случиться. Будь это Грей (который бесил меньше всего) — наверное, стоило бы ответить. Зак бросил толстовку с кровати на пол, уставился в экран… И, в принципе, был готов забить хер. Ему пришло сообщение от Денни. [Можешь сегодня выйти за меня с пяти утра до четырёх вечера? Мне нездоровится.] За все проработанных девять месяцев Зак никогда не видел, чтобы Денни пропускал смены. Было дело, что тот уходил пораньше, но никогда не отпрашивался на весь день. Наверное, дело реально было плохо, поэтому Зак ответил. [чо я проси крашеную] Какое-то время на экране мигало троеточие, как будто Денни стирал и набирал одно сообщение несколько раз. [У Кэти завтра своя смена.] Зак нащупал рукой пульт от телевизора, чтобы поставить ужастик на паузу. Сама просьба порядочно его взбесила, так что он оставил Денни ждать ответа, пока шагал за очередной банкой колы. [ок проси мелкого] Теперь Денни набирал ответ куда резвее, и Зак уже мог представить, как он сидит перед телефоном в своих роскошных апартаментах, потому что две работы уж точно могли ему себе такое позволить. Денни в основном работал психотерапевтом и только подрабатывал в кафе в свободное время — наверное, дружил с Греем и договорился о сменах отдельно? [Вообще-то, Эдди — кондитер. Он не берёт смены официантов.] Зак прикончил банку в один присест, скомкал и бросил на ковёр в компанию двух других пустых жестянок. [походу чел те не фартит] Он уже был готов включить телевизор обратно, но телефон снова завибрировал. Зак практически решил забить, но Денни отправил сразу два сообщения. [Тебе оплатят сверхурочные.] [Сможешь купить себе нормальную еду, а не фаст-фуд из автомата.] Он раздражённо зарычал на свой телефон. [динах читос пища бохов] [Но тебе же нужно ещё оплачивать аренду и телефон.] [ты чо за меня заплатиш] [Технически, да. Денег с моей смены тебе вполне хватит.] И не подкопаться, блядь. Зак представил, как протягивает руку через экран и хорошенько отвешивает Денни по его же очкам. Он хотел было взять ещё одну банку колы, но заглянув в холодильник — только сильнее взбесился от сообщений: ни хрена там практически не было, а до зарплаты жить ещё пять дней. [чо с тобой] [Думаю, у меня грипп.] [маску одень] [Это противоречит рабочему кодексу и опасно для здоровья.] [а языком виртеть над хавкой знач те норм да?] [Зак.] [ты мне три часа спать предлагаеш] [Вообще-то, у тебя есть два часа поспать. Сейчас 3 часа ночи.] Зак уставился на часы в верхнем углу телефона и, дважды проверив время на микроволновке, устало застонал. Действительно, 3:03. [ты мне должен будеш ублюдак] Денни ответил быстро, безукоризненно и не менее раздражающе. [Правильно будет «ублюдок». Спасибо, я не забуду.]***
Ровно через два часа и четырнадцать минут спустя откровенно сонный Зак пришёл в кафе: галстук скосило, фартук был с прошлой смены испачкан в раскрошившемся безе. За главной стойкой в кофеварке уже настаивался свежий кофе, разнося по заведению приятный ореховый аромат. За окнами — далеко до рассвета, и даже звёзд на чернильном ночном небе было не сыскать. — Добро пожаловать! — раздалось из комнаты для персонала. — Присаживайтесь, я обслужу вас сию ми… — Заткнись, это я, — закатил глаза Зак и поправил низкую кепку, чтобы помассировать переносицу. — Кто вообще припрётся в это время? В зале появилась Кэти, сверкая фарфоровой кофейной чашечкой на вылизанном чистом блюдце и своей поганой улыбочкой (прекрасно ж знала, как его бесит). Она недавно обновила причёску — Зак после стольких месяцев тесного общения мог сказать наверняка — и буквально минуту назад закончила краситься. Даже духи ещё не успели хоть как-то выветриться и теперь неприятно били в нос. — О, я не припомню тебя в сегодняшнем расписании, — сказала она. — Ты, наверное, взял дополнительную. — И что, ты теперь будешь сидеть в интернете весь день, пока я хуярю за двоих? — Хам! — впрочем, оскорблённой Кэти не выглядела. Она убрала рабочий кофейник из машинки, чтобы поставить туда свою чашку и когда та наполнилась свежим кофе — вернула кофейник на место. Она держала идеально ровную осанку, когда добавляла себе сущие капли миндального молока и маленькую ложечку сахара. — В такие холодные дни, моя работа в первую очередь — торговать лицом. И да, в зале есть клиент. Когда Зак осмотрелся и никого не увидел, Кэти указала на дальний столик, скрытый за искусственными цветами. — Двенадцатый столик, — она прервалась на глоточек кофе, — Его заняли минут пять назад. Будь так добр, прими заказ. — Пять минут? Кэти взяла свой кофе левой рукой, чтобы правой вручить Заку свой блокнотик и ручку. — Я красилась. Ты же не думаешь, что я буду встречать гостей с одной тушью? — Я тебя прибью. — Помогите, убивают на рабочем месте! Зак вырвал блокнот из её руки, пнул барный стул и в принципе не собирался отвечать на издевательское «Спасибо большое!», когда шёл в дальний угол кафе. Вместо скучного старика с газетой или бизнес-леди на телефоне его ожидала девчонка из квартиры 6-10, сидящая за круглым столиком у окна. В последний раз они виделись на В1, у торгового автомата, и в её стеклянных глазах кроме пустоты ничего не было. Он плохо спал после этой встречи. На ней была стрёмная юбка в клетку явно не в её стиле и тёмно-синий свитер с длиннющими рукавами ей по пальцы. Парка висела на спинке стула, рядом валялся рюкзак с самодельным вязаным брелоком-птичкой. На её шее был простой чёрный чокер. Зак тупо смотрел на неё, пока не понял, что уже откровенно пялится, а она даже глаз не поднимала, пока он не подошёл вплотную. — Будешь так рано вставать — вообще не вырастешь, — сказал он вместо приветствия. У неё на столе уже стоял высокий стакан с водой (значит, Кэти всё же подходила) и распечатка с лабудой под названием «Экспоненты и радикалы». Он решил не комментировать собранные волосы или внезапный чокер — неизвестно, ради её спокойствия или же своего собственного. — Заказывать что-нибудь будешь? Она медленно покачала головой. — Мне денег не хватает. — Что ты в кафе без денег забыла? — Я пришла позаниматься. Он глянул на наполовину исписанный лист и на рюкзак, покосившийся от веса всех её школьных учебников и тетрадей. Девчонка снова взялась за карандаш, и Зак не стал стоять над её душой. Кофемашина как раз запищала, и он прекрасно знал, что Кэти не собирается ничего выключать.***
Она просидела за тем столиком все три часа. Зак подходил дважды, чтобы налить ей ещё воды и открыть ставни на окне. День был солнечный, но холодный и, как предполагалось, кафе заполоняли одни розовые парочки, которым то и дело надо было подать пирожные «Красный бархат» и капучино с сердечком на пене. Эдди пришёл на работу в половину седьмого и из кухни так и не выходил, Грей отправился помогать ему, когда заняли больше половины мест в кафе, а Кэти обслуживала свою половину столиков. Около восьми часов утра наступило временное затишье, и Зак как раз протирал столы, когда девчонка выпила третий стакан воды. Грей начал обходить столики, спрашивать о качестве угощений и обслуживания, в кафе заиграло «Sugar, sugar». Зак не преминул закатить глаза, оставляя за стойкой салфетку, чтобы взять кувшин с водой. — Эй, старик, включи нормальную музыку! Мы же не в каменном веке. Грей как раз общался с какими-то двумя тётками и только улыбнулся, прежде чем пойти в свой кабинет. К тому времени, как девчонка была готова получить уже четвёртый стакан с водой, музыка сменилась какой-то песней Эда Ширана, что было ненамного лучше, но Заку уже было плевать. Он потянулся к её пустому стакану, но девчонка покачала головой и протянула долларовую купюру. — Что это? — тупо спросил он. — Чаевые. — Ты ничего не заказывала. — Вы мне воду наливали. Она впервые за утро посмотрела на него. На фоне тёмных кругов под глазами её глаза казались ещё светлее и голубее. Зак никогда не видел детей с таким взглядом, как у взрослых. Впрочем, эта подруга наверняка не знала, что натянула свой свитер задом наперёд, и эмблема её школы с нечитаемыми буквами красовалась в районе правой лопатки. Она убрала свои странные записи в папку и сунула в рюкзак. — Уходить собралась? — Через полчаса, — ровно ответила она, доставая учебник английского. Зак ушёл к стойке, включил кофемашину на одну чашку кофе без кофеина и пошёл на кухню со свежим заказным листом. Эдди, прежде скучающе подпиравший щеку, нахмурился при виде заказа на блинчики с черникой. — Мне казалось, от двенадцатого столика заказов не будет. — Креститься надо. Вот заказ. — Ты же сказал, у неё денег нет. — Она не платит, — сказал Зак, пробивая десерт на кассе своей карточкой сотрудника. Сумма к оплате показала ноль. — С чего это? — выгнул бровь Эдди. — Так, просто приготовь. У тебя час пик только к девяти начнётся. Эдди бросил в Зака чернику и надулся, когда вполне ожидаемо не попал. Впрочем, он всё равно принялся взбивать яйца с мукой и молоком. Одна из конфорок плиты включилась ярко-синим огнём. — Эй, молокосос, — начал Зак и вгрызся зубами в очевидно сворованный кусок бекона. — Здесь рядом есть школы? Из этих, кате… катла… — Католических? — Ага. — Ты даже выговорить не смог. Эдди был слишком занят, выкладывая тесто на сковороду, чтобы увернуться от оплеухи. Миска чуть не выпала из его рук. — Эй! Охренел! — Тебе пора бы научиться держать рот на замке. Зак мог буквально видеть, каких усилий Эдди стоило держать рот на замке прямо сейчас. Хотя ему было по барабану — он мог ударить и во второй раз. Попятившись на всякий случай, Эдди притушил огонь. — Напротив моей школы как раз есть католическая, — он сделал паузу, чтобы перевернуть блинчик. — Мы иногда вместе играем в футбол и ездим на экскурсии. А что, в школу хочешь? — Да я скорее на электрический стул присяду. Меня же копы загребут за то, что малявок напугал. Он украл ещё один кусок бекона с подноса и даже бровью не повёл, когда жир капнул ему на фартук. Эдди тем временем дожаривал блинчики, складывал их в идеально ровную стопочку на тарелке, и едва был готов последний — настолько щедро сбрызнул их ягодным сиропом, что на дне тарелки образовалась приличная лужа. — Готово! Зак тупо забрал тарелку и без единого слова благодарности унёс десерт в зал. За двенадцатым столиком было пусто. Кэти сказала, что девчонка ушла в уборную, и Зак, не став её дожидаться, ушёл на перерыв. К его возвращению за тем столиком уже сидела какая-то парочка.***
Смена закончилась в четыре, но Зак задержался на полтора часа, потому что Кэти не соизволила разобраться с грязной посудой, и, наверное, только ленивый и безногий не пришёл поужинать именно сегодня именно в это кафе. К тому времени, как он освободился, небо было слишком розовым, слишком золотистым и слишком прекрасным для типичного зимнего заката. Тротуары были чисты, последняя слякоть скопилась у водостоков. В горизонт уплывали тонкие облака, температура была вполне умеренной, даже комфортной, когда не было ветра. А вот когда он был — дул Заку прямо в шею, от чего появлялась мысль найти куда-то заброшенное оливково-зелёное пальто, которое было ему единственной зимней одеждой. Ему перепал целый одноразовый пластиковый контейнер с ужином — тремя идеальными канноли и порцией баварского крема с клубникой и персиками — и он медленно смаковал свой десерт, пока шёл до пригорода. Справа от него как раз начинался парк, а слева, под крутым холмом, открывался вид на озеро. …И аккурат перед ним шла девчонка из 6-10 с велосипедом. Наверное, из школы возвращалась. Велосипедная цепь слетела и шумно гремела о переднюю шину — и девчонка, наверное, прекрасно об этом знала, потому что постоянно смотрела вниз. Она шла довольно-таки медленно и держалась в стороне от вымощенной дороги, чтобы не мешать другим, и едва Зак собирался пройти мимо — подняла голову. — Извините, сэр, вы можете починить мой велосипед? Он внезапно застыл на месте и обернулся. Девчонка пошла прямо к нему, неприятно звеня сраной цепью, и Зак прикусил так и оставшуюся во рту одноразовую ложечку с кремом. — Чего? — Вы можете починить цепь? Он вытащил ложку изо рта, чтобы указать на велосипед. — Натяни её на эту передачу, и всё. Она склонилась над великом и просто потянула цепь. — Вот так? — Нет, тебе нужно придерживать эту штуку, чтобы цепь правильно зацепилась. — Какую штуку? — Ну, вот эту. Он даже указал свободной рукой, но она всё равно не въехала, так что Зак присел на корточки и положил свой контейнер на тротуар. — Я про эту штуку, — тыкнул пальцем он. — Это передний переключатель. — Да хоть Папа Римский. Натягивай цепь, я придержу. Она накинула цепочку на зубья диска и защёлкнула переключатель обратно. Едва они отодвинулись, чтобы проверить работу, ветер внезапно усилился, руль покосился вбок и ветер погнал колёса вперёд. Девчонка издала самый тихий вздох удивления, что Зак слышал в своей жизни, когда они наблюдали, как велосипед весело катится вниз по склону прямо в озеро. Он врезался в какую-то кучу грязи на дне и рухнул на бок. Содержимое передней корзины свалилось прямо в желтовато-мутную воду. Несколько секунд они тупо молчали, а потом девчонка спустилась к озеру и полезла на мелководье, подбирая какую-то книжку в мягкой обложке и пенал. Пока она складывала свои пожитки обратно в велосипедную корзину и закатывала его обратно на тротуар, Зак приметил, что цепь снова слетела, а налетевшее на какие-то камни колесо и вовсе лопнуло. «М-да, от плохого к ужасному», только и подумал он. Она прокатывала велосипед туда-сюда, но шина была слишком плоха, чтобы в принципе делать какие-то обороты. — М-м-м, можно вас попросить? — тихо спросила она, на этот раз стараясь смотреть ему в глаза, пусть даже в сравнении с ней белая стена — и та была выразительнее. — Вы поможете мне его донести до дома? Зак от охреневания почти проглотил свою ложку, но сдержал лицо и сделал вид, будто он это специально. — Ты меня… просишь? — Нам же по пути. Он нарушил все границы личного пространства, подошёл чуть ли не вплотную, и его тень накрыла её с головой. — В твоей хате один пиздец происходит, вы мне каждую ночь мозги парите своими криками. Бесите. Она и бровью не повела. Зак не понимал, то ли это она — чемпион по покерфейсу, то ли просто лично он ей не нравился. — Не хотите — не надо. Я не за просто так прошу. — О, так ты заплатить собралась? — выгнул он бровь. — Тебе утром бабок даже на кофе не хватало. — Я бы могла зашить вам рубашку, — сказала она, указывая ему за спину, где он при всём желании бы дырку не увидел. — Или… так и задумано? — Что за… С какого перепугу в рубашке будет задумана дырка? — он даже обернулся, но ничего не увидел. Заметил, только ощупав ткань сзади, и действительно — по шву была дырка достаточно большая, чтобы он мог средний палец просунуть. И все ж, суки, промолчали. Ему бы, наверное, только Денни и сказал бы, когда они попали бы в одну смену. Он раздражённо зашипел. Его свободные деньги — то есть, всё, что оставалось после оплаты аренды, телефона и коммуналки, а так же питания — были сродни Лох-несскому чудовищу: в общем, их не существовало. Впрочем, ему было бы заметно проще, умей он составлять бюджет. Он знал, что новая классическая рубашка обошлась бы ему максимум в десятку баксов, но сейчас у него была возможность и это сэкономить, просто оказав услугу с велосипедом. До дома идти было не более десяти минут. Зак снова глянул на это душераздирающее зрелище мокрого велосипеда со спущенным колесом и пожал плечами. — Ладно, договорились. Давай сюда свою развалину. Пусть она и не думала переменяться в лице — но он мог почувствовать её облегчение. Хотя, наверное, это было просто воображение. Было трудно понять, что она там испытывает. Он выплюнул многострадальную пластиковую ложку, вручил ей свой ужин и закинул велосипед себе на плечо. Рукав залило водой в считанные секунды. — Погнали. Она потопала за ним ну точно, как брошенный щенок, и их тени слились воедино в свете медленно заходящего солнца. И она держала рот закрытым ровно пока они не прошли парк с озером и не вышли на дорогу к дому. — Штаны тоже подшить надо. — Хватит до моей формы придираться, — глянул он через плечо. — Столько умничаешь, а сама, по ходу, не заметила, что носишь свитер задом наперёд. — Ой… — она отодвинула края парки, чтобы перепроверить. — Не заметила… — Ну, и? — саркастично выдал он, стараясь максимально незаметно прощупать штанину свободной рукой. — Там не дырка, — всё-таки заметила она. — Я имела в виду, что внутренний шов болтается, штаны надо по размеру подогнать. Ну да, форму ему выдавал Грей после какого-то другого парня — понятно, что она сидела не идеально. — Зашить сможешь? — только и спросил он. — Смогу, — она выдержала паузу. — А вы мне велосипед почините? — Бог с тобой, починю. Тогда договорились? — Договорились. Она догнала его и постаралась идти рядом, вот только её хиленькие ножки совсем не помогали держать его скорость. Она по-детски перешагивала все трещины на тротуаре и почему-то Зак знал, что даже шаг у неё спокойный, точный и размеренный. — А у вас есть велосипед? — внезапно спросила она. — Не-а. Я стырил один, когда был в твоём возрасте… Кстати, сколько тебе? — Откуда тогда вы знаете, что были в моём возрасте? — Ну, понять нетрудно. Ты же в средней школе? — он хотел посмотреть на эмблему школы ещё раз, но та была скрыта под пальто. Утром он плохо рассмотрел надпись, и единственное, почему он был уверен, что она не в начальной школе (хотя это было его первым тупым предположением) — они с Эдди были примерно одного роста. — Сколько тебе, десять? — Тринадцать. — Почти угадал. — Получается, когда вам было десять лет, вы украли велосипед? — ей даже как будто было интересно. Как будто. Он не мог представить её полной живого интереса. Она была похожа на воплощение белого шума — такая же тихая, пустая и одиноко гудящая в темноте. Но даже так это была самая длинная фраза, что он от неё слышал. — Какой-то соседский пацан свистнул кое-что у меня, так что я забрал его велик и немного научился на нём ездить. Помню, часто в нём ковырялся. Потом перерос. Сейчас они стоят целую кучу бабок, и я всё равно, кроме работы, никуда не хожу. — Работа… — еле задумчиво повторила она. — А блины утром… это от вас? — Да, а что? — Но зачем? — Понравились? Она молча кивнула и поправила ремешок рюкзака. — Значит, оно того стоило. На самом деле он и сам не знал, зачем купил ей утром поесть. Просто захотелось. Или, наверное, решил, что стоило отплатить ей той же монетой — она же, всё-таки, дала ему чаевые за тупое подливание воды в стакан. Да и он всё равно немного потерял за тот завтрак. — Спасибо, — сказала она, глядя себе под ноги. Пальцы на ремешке рюкзака то сжимались, то разжимались. — Было вкусно. — В следующий раз приходи с деньгами, закажи себе какой-нибудь маффин. Мне же надо за что-то зарплату получать. Пока они дошли до своего жилого дома — на небе поднималась полная луна. Было слишком светло для ночи, но температура уже упала достаточно, чтобы не стоять на улице лишние пять минут. — Подождите, у меня есть замок для велосипеда, — сказала она и вынула из рюкзака резиновую обмотку на серебристом цифровом замке. — Оставьте его возле велосипедных стоек. — Хватит уже выкать, звучит жутко. Зови меня Зак, — он опустил велосипед аккурат возле полукруглой стойки и отошёл, чтобы она смогла закрепить замок. Впрочем, она не ответила на его слова и в принципе не подала никакого вида, что услышала, пока он не пнул её носком ботинка. — Эй, для знакомства, так-то, должны представиться два человека. — А, — тупо открыла рот она, как будто завтыкала. — Я Рейчел Гарднер. Он почти ожидал, что услышит что-то на уровне «Рабочая единица серии Ноль-Ноль» или какую-то другую абсурдную хрень из шуток про роботов. Но Рейчел было вполне нормальным именем. Даже вдыхало какую-то жизнь в эту девчонку-робота, и теперь она казалась гораздо более похожей на человека. В полном молчании она закрепляла свой велосипед, Зак рылся в заднем кармане в поиске ключа, и они пошли ко входу. На лестничной площадке она вручила ему контейнер со сладостями. И тут они тупо друг на друга уставились. Говорить «спокойной ночи» было бы слишком интимно, «до свидания» — слишком по-дружески, так что Зак просто пожал плечами, открыл дверь своей квартиры и тупо кивнул на прощание, как бы говоря «наверное, увидимся». Она выглядела не менее потерянной, когда махнула ему в ответ рукой.***
Зак мог надевать форму пять раз, прежде чем её приходилось стирать. Может, даже шесть, если смены были полуденные. Обычно после трёх часов дня в кафе были только три человека, включая его самого, Грея и Эдди. Грей в основном торчал в кабинете, подсчитывая дневную выручку, а Эдди убирался на кухне и готовил немногие десерты для тех несчастных, которые всё же забрели на ужин. Зак, не считая официантской части работы, подметал в зале. Он знал, что выжидать пять дней до единственной за неделю стирки — плохая идея, но пятна на рубашке всё равно не были так уж заметны, и личной стиралки у него в квартире не водилось. Вот только он откладывал стирку до самого последнего дня до новой рабочей недели, и карма решила хорошенько за это на нём отыграться. Теперь он, с мусорным пакетом, набитым грязными шмотками подмышкой, ловил собой первый весенний ливень. Грянул гром, в небе сверкнула молния, и Зак, накинув на голову капюшон, побрёл по тротуару. Общественная прачечная была всего в минуте ходьбы, но это не помешало ему вымокнуть насквозь к тому времени, как он добрался до места и получил добрую порцию яркого света в глаза. Вахтёрша у главного входа подняла голову, причмокнула и вернулась к какой-то книге. Рядом на стойке заваривалась свежая лапшичка прямиком из бичпакета, хотя до обеда было далеко. Зак пошёл к первой попавшейся стиральной машинке и пошарил в карманах на предмет монеток. Больше всего в походе в прачечную он не любил выбирать программы: у машинки было девять программ, и ни одна из них не имела ни малейшего смысла. «Горячая стирка с предварительным полосканием»? «Сверхделикатная стирка»? «Деликатная стирка»? «Деликатная стирка в холодной воде с предварительным полосканием»? Да хуле так сложно-то? В общественной прачечной всё должно было быть простым как пять центов: закинул шмотки, добавил порошок, нажал «старт» и вперёд. Он запихнул форму вперемешку с грязной толстовкой и джинсами, сунул несколько монет в приёмник и наобум установил «горячая стирка с предварительным полосканием» — просто потому что оно было первым в списке. — Нельзя стирать повседневную одежду и хлопковую на одном режиме. В форме больше дыр появится. К его гордости, Зак даже не подпрыгнул, не ругнулся и вообще не подал никакого вида, что Рейчел его своей внезапностью до усрачки перепугала. Обернувшись, он увидел её на одном из пластиковых кресел за учебником по алгебре на коленях и с упаковкой M&M’s на ручке кресла. Она была в одном наушнике, и в тишине между ними можно было услышать смутный мотив «Summertime Sadness» (он помнил название только потому, что в кафе эту песню начали постоянно крутить за три сраных месяца до лета). — Тебе на шею надо колокольчик сообразить, — фыркнул он. — Ты чего так подкрадываешься? — Я здесь сидела ещё до твоего прихода. — Ты чего тут забыла вообще в такое время? — У меня стирка. — Ты прекрасно поняла, о чём я. Она перевернула страницу блокнота, клацнула механический карандаш и продолжила что-то записывать. — Сокращённый рабочий день. Школа работала до полудня. Они не виделись со дня Святого Валентина, когда он донёс её велосипед, но это не помешало ему постоянно её вспоминать. В 6-10 прекратили шуметь каждую ночь, но пару раз в неделю инциденты всё же происходили, и именно этими ночами Зак ловил себя на том, что пялится в потолок, как будто сейчас сквозь штукатурку, как привидение, проплывёт Рейчел и расскажет, что там происходит. Он вспоминал её даже когда её саму в спорах не упоминали, как навязчивая идея, с которой он понятия не имел, что делать. Он посмотрел ей в блокнот. Красивый почерк. Гораздо приятнее, чем когда-либо будет у него. — Ну, и? — Что? — она даже не подняла глаза. — Ты скажешь, что мне делать, или мы здесь в «двадцать вопросов» играем? Она оторвалась от блокнота, но карандаш не отложила. — Форму нужно стирать на «деликатной стирке в холодной воде с предварительным полосканием». Повседневную одежду положи в другую машинку и установи «горячую стирку с предварительным полосканием». — В чём разница между обычной стиркой и горячей? И с чего обычные шмотки надо на горячей стирать? — Горячая стирка… — она запнулась и уставилась в пол. — Для действительно грязных вещей. Он был просто обязан повернуться к неё спиной, потому что теперь его лицо горело от румянца. Зак знал, что нахамил ей просто так, но он просто был раздражён, потому что какая-то пигалица разбиралась в стиралке лучше, чем он, взрослый обалдуй. Так что, Зак захлопнул круглую дверцу машинки, установил нужную программу и устало плюхнулся на стул рядом с ней. M&M’s почти упали на пол, но Рейчел вовремя придержала упаковку и положила на второй подлокотник. — У меня вторая рубашка порвалась. Ты сказала, что зашьёшь. — Ты ничего не давал мне с собой и не сказал, когда приходить, — отрезала Рейчел, вводя уравнение в свой графический калькулятор. Она наверняка знала, что бесит своими тупыми ответами, но не была намерена что-либо с этим делать. — Приходи сегодня, — сказал он. — А велосипед? — Сказал же, что починю. — Сегодня? — Завтра. За окном дождина, не видишь, что ли? — Завтра тоже будет дождь… — Значит, послезавтра. Это её, вроде бы, удовлетворило, потому что она кивнула и вернула упаковку конфет обратно на подлокотник между ними, как бы предлагая перемирие. Зак сожрал добрую половину упаковки, прежде чем пойти и купить в торговом автомате ещё одну (которую они тоже схомячили вместе).***
На часах было одиннадцать вечера, и дождь продолжал уныло барабанить по стеклу, когда Зак открыл дверь, чтобы увидеть перед собой огромный бело-голубой зонтик, и полминуты спустя — Рейчел под ним. Рукава её куртки намокли, и из-за влажности её светлые волосы начали виться. — Опоздала, — проворчал он. Она тупо моргнула, и в тусклом свете фонарей он заметил, что у неё даже ресницы вымокли. — Ты не сказал, во сколько приходить. — «Тринадцатилетка посреди ночи в гостях у взрослого соседа» даже звучит отвратительно, — нахмурился Зак. — Я не хочу за решётку. — Мне нужно было закончить домашнюю работу, — сказала Рейчел. — И где твои родители? — спросил он и тут же прикусил язык, потому что прозвучало слишком ужасно даже по канонам жанра. — Спят. — Ты что, из дома сбежала? — Да, — и молчала так долго, что Зак отчётливо слышал свист ветра в деревьях, а внезапным громом его и вовсе оглушило. — Мне нужен мой велосипед. — Да помню, помню. Заходи уже. Он распахнул перед ней дверь, и она, пройдя в квартиру, сложила зонтик. На пол тряхнуло дождевыми каплями. Ситуация складывалась довольно-таки странная, и теперь у Зака в голове подобно вихрю в стеклянном шарике вращались мысли, воспоминания и все маленькие факты, которые он о ней уже знал. Оказывается, у девчонки из 6-10 было имя (на самом деле, оно всегда у неё было, но теперь он мог её так звать и это было не просто очередной тупой ненужной информацией), и звали её Рейчел. Она была дотошной. От неё сейчас приятно пахло гелем для душа. Она умела шить и ездить на велосипеде. Ей нравились шоколадные M&M’s и черничные блины. Она слушала Лану Дель Рей. Она была не роботом, а живой человеческой девчонкой, и теперь стояла в прихожей, тупо осматриваясь в поиске места для своей обуви. Зак не знал, почему это выглядело настолько странно — может, потому что она столько недель была ходячей загадкой? — но до сих пор они почти не разговаривали, пусть он и встречал её то в лифте, то возле торговых автоматов, то у мусорки. Сейчас то стекло, которое вечно их разделяло, как будто разбили, и теперь они могли друг до друга дотянуться. Буквально, руку протяни. — Не Закари, а Айзек, — внезапно пробормотала она. Зак обернулся, чтобы обнаружить её у входной двери (она так и не пристроила кроссовки), изучающую какое-то предложение от банка завести их кредитку. Он держал всю ненужную почту в куче другой макулатуры у двери, и обещал себе рано или поздно выбросить всё к чертям. — Получается, Зак… уменьшительное от «Айзек»? — как-то вопросительно протянула она. Он понятия не имел, что означает слово «уменьшительное». — Ну, Айзек, и что с того? Мне всё равно это имя не подходит. Айзеками обычно старых пердунов называют. С таким же успехом ребёнка можно обозвать каким-нибудь Джорджем или Альбертом, а потом ждать лет так сорок, пока имя не будет звучать не тупо, — Зак как раз припомнил братьев Эдди, которые часто наведывались в гости и никогда не выходили с кухни без десерта в зубах. Чёртовы Мейсоны, наплодившие рыжих конопатых спиногрызов со стариковскими именами. Он добавил: — «Зак» в любом случае проще. «Айзек» как-то слишком хитровыебанно пишется. Мелькнуло давнее воспоминание — как он в первом классе подписывался «Аиек» или ещё как-то неправильно. Он был единственным в своём классе, кто не мог ни прочитать, ни написать, ни в принципе узнать в тексте своё имя, и над ним вечно ржали. Он неосознанно сжал руки в кулаки. — Кроссовки можешь хоть обратно обувать, — сказал Зак, разминая напряжённые пальцы. — Здесь не особо чисто. — Но они мокрые. — Значит, кинь их там. Она аккуратно устроила обувь у двери и босиком прошлёпала в гостиную. Пусть Рейчел ни на секунду не менялась в лице — исходящая от неё аура уж точно излучала «мда, ты и правда живёшь в свинарнике», настолько очевидно она старалась не бросать взгляд на разбросанную по полу одежду и валяющиеся упаковки из-под закусок, которым было не суждено найти вечный покой в мусорном баке. Ощущая лёгкий стыд, Зак пихнул сморщенную упаковку из-под чипсов под диван. — Хватит так осуждающе глазеть. — Я не осуждающе. — Ой, да неужели? — он засунул руки обратно в карманы. — На случай, если ты не догнала: у меня здесь нет никаких швейных машинок. Я рассчитывал, что у тебя нитки с собой. — У меня есть набор, — сказала она и продемонстрировала свою чёрную сумку на длинном ремешке, которую Зак вообще не заметил. — Много времени не займёт. Усевшись на пол, она принялась разгружать причиндалы, и Зак, притащив свежевыстиранную одежду, пялился как Рейчел безупречно орудует иглой. Впрочем, ему скоро надоело. Под звуки дождя и грома Зак включил телевизор и принялся клацать каналы один за другим в поиске чего угодно помимо «Доступа в Голливуд» или всеобщего помешательства на новом баскетбольном сезоне. Они при всём желании не смогли бы пропустить момент, когда в квартире 6-10 внезапно громыхнуло. Зак не смог проигнорировать, как резко Рейчел напряглась: она не шевелилась, не дышала, не издавала ни единого звука. Только смотрела невидящим взглядом на пол и прислушивалась. Он не знал, как называется то, что он сейчас чувствовал. Наверное, это было что-то вроде мучительного ожидания, как будто он сидел на пороховой бочке, готовой взорваться в любую секунду. Мгновения казались вечностью до тех пор, пока сверху не послышался уже привычный шум и раскат грома не разбил повисшую тишину. Рейчел вернулась к шитью. Зак ничего не спрашивал — знал, что она не ответит. Она закончила за полночь и, потянув Зака за рукав, продемонстрировала работу, как будто он был приставленным к ней начальником. Он уже представил, как она вкалывает, как проклятая, по четырнадцать часов в сутки, не разгибаясь, а он был её хуёвым боссом, который платит всего двадцать центов в час — но решил не зацикливаться и просто любоваться результатами её рукоделия. Если бы он не знал, в жизни не сказал бы, что там вообще какая-то дырка была. — Ты что, с иголкой в руке родилась? — восхищённо спросил он. — Выглядит здорово. — Я с детства шить умею. — Детство? Сложно представить тебя ещё меньше. — Наверное, в то время я могла бы полностью пролезть в вентиляцию. — Да ты и сейчас сможешь, — он бросил зашитые штаны куда-то в середину комнаты и начал потягиваться, пока спина не хрустнула. Когда он обернулся, Рейчел тут же отвернулась, как будто прямо сейчас на него не пялилась. — Как пройдут дожди — починю твой велик, — сказал он. — Хорошо, — кивнула она. Она снова сидела с этим своим отстранённым видом, и Зак вообще не знал, как это комментировать. Как будто он играл с ней в крестики-нолики, но не мог предугадать её следующий ход и не мог придумать какую-либо стратегию, пока не проиграет. Хотя, он в любом случае не был мастером стратегии. Но не успел он забыть об этой мысли — в животе заурчало. Рейчел проследила за его взглядом на недавно закончившуюся упаковку попкорна, которая теперь покоилась под носками и форменным галстуком. — Мне что-нибудь приготовить? — Умолять не буду, — покосился на неё Зак и вернулся обратно к телевизору. — Но если хочешь… Кивнув, она ушла на кухонную часть комнаты. Он остался клацать каналы. Через несколько минут со стороны кухни послышалось клацанье плиты, шипение масла, а там и Рейчел вернулась с двумя одноразовыми тарелками, предлагая сэндвичи с жареным сыром. Наверняка она сварганила из оставшихся после смены булочек и той закуски с плавленным сыром. Вручив порцию, она села рядом на полу — достаточно близко, чтобы он ощущал её тепло, но на достаточном расстоянии, чтобы их колени не соприкасались. — Ты ищешь фильм? — спросила она. — Ага, здесь как раз годнота начинается, — откинув пульт в сторону, он не сдержался от улыбки. — Ты когда-нибудь смотрела «Пятница, 13-е»? Следующие полтора часа они наблюдали, как Памела Вурхиз кошмарит подростков и наслаждались простецкими сэндвичами (которые Рейчел какой-то магией превратила во вкуснейший ужин, что был у Зака за последние месяцы). Гроза затянулась до поздней ночи, и когда на микроволновке часы показывали два часа ночи, Зак обнаружил Рейчел, уснувшую с крошками на лице и укрытую его форменной рубашкой, как одеялом.***
Все следующие четыре дня шли дожди, и Рейчел ему ни разу не попадалась. Правда, велосипед он ей всё же нашёл время починить — обещал же — правда, у него не было ни единого воспоминания о том, что делать с цепями или спущенными шинами, и процесс занял довольно много времени. Но зато к тому времени, как он закончил, велосипед выглядел неплохо даже после того, как Зак объехал на нём пару кварталов. Следующие четыре дня он только и делал, что предавался воспоминаниям о Рейчел на его полу, закутанной в его рубашку как в свою собственную. Она даже тарелку с колен не убрала, её мелкие пальцы так и лежали на ободе, и Зак, наверное, целую минуту — шестьдесят ёбаных секунд — взглядом очерчивал её лицо. Он действительно не знал, что с ней делать. Если его спросить — он бы признал, что лицо у неё хорошенькое. Сама по себе она была донельзя хрупкая и миниатюрная, слишком светлая и непорочная в сравнении с ним. Её волосы были настолько светлые, что переходили практически в стерильную белизну, лицо — таким бледным, что его не скрытые повязками пальцы на её щеке дали бы ошеломительный контраст. Впрочем, примерно полминуты от этого Зак искал что-то более определённое. Она до сих пор носила этот чокер, так что шею он не рассмотрел, но не было ни царапин на руках, ни синяков, ни шрамов на запястьях. Она была худой, болезненно худой, но не выглядела так, как будто она сама себя изморила. Скорее, как будто она родилась таким человеком-призраком: слишком бледная, слишком унылая и слишком незаметная, чтобы о её существовании можно было легко забыть. В её глазах можно было увидеть бескрайнее синее море и каждый одинокий потерянный в нём корабль. Она вела себя так, будто не знала, как ей жить на этом свете — двигалась слишком точно, слишком рассчитано, чтобы выглядеть естественной. Как кукла, которую поставили на сцену играть в человека. Но Зак всё равно был впечатлён — начиная с того, каким же, всё-таки, ребёнком она была на самом деле и заканчивая сном в незнакомом месте рядом с каким-то левым парнем, с которым её связывала одна неловкая просьба. Она доверяла ему достаточно, чтобы не считать убийцей (ну, или быть уверенной, что её не убьют вместо починки велика). Или, наверное, ей просто было плевать, убьёт он её или нет. Он, так-то мог легко перерезать ей глотку или удушить подушкой. Может быть, где-то в её фантазиях это звучало сносной идеей, но у Зака одна мысль о том, что его попросят убить, вызывала тошноту. В половине третьего ночи она повернулась во сне, уткнулась своей тёплой щёчкой ему в руку, и их колени соприкоснулись. В тот момент он разбудил её и сказал, чтобы она шла к себе домой. Он помнил мутный непонимающий взгляд, с которым она проснулась — то потерянное ощущение, когда ты просыпаешься не у себя дома — и любые намёки на него исчезли, стоило ей протереть глаза и посмотреть на Зака. Они не сказали друг другу ни слова. Чуть шатаясь после сна, она вышла через парадную дверь, и Зак не ложился спать, пока не услышал, как этажом выше хлопает дверь. Спустя четыре дня он всё-таки заметил, что она забыла у его двери свой зонтик и по сути, пошагала на свой этаж под дождём. В животе постоянно оседало смутное чувство вины, когда он оглядывался и видел сложенный бело-голубой пластик у стены. В следующий раз они увиделись на выходных. Дождь лил весь день, кафе было забито и работы на всех хватало. Она снова сидела за дальним столиком у окна, но теперь не в дурацкой школьной форме, а в парадном наряде: миниатюрном чёрном платье и балетках на ленточках. Кто-то убрал её длинные волосы в высокий пучок на макушке (впрочем, пряди всё ещё выбивались). В целом, она сейчас походила на куклу-переростка для переодевалок, которую кто-то нарядил в мамино платье (потому что она сама явно так не оделась бы). Когда Зак, поигрывая блокнотом, подошёл, стало ясно, что она изучает какую-то тонкую книжицу. В начале страницы каким-то витиеватым шрифтом было написано «Дух Святой, Дух Благодати», чуть пониже значилось «Программа церковного хора», и он вспомнил «ну точно, католическая школа». — Кто тебя так вырядил? — спросил он и облокотился на подоконник. — Как вырядил? — в замешательстве моргнула она. — Как на встречу одиноких баб «за тридцать». Она механически опустила руки на колени. Зак знал подобных вымуштрованных по натуре людей, вроде Денни, но даже он иногда скрещивал ноги, или играл пальцами, или хоть как-нибудь показывал себя нормальным живым человеком. Тем временем Рейчел потянулась к затылку, чтобы распустить пучок. Примятые волосы тут же упали ей на лицо и плечи, открывая взгляду редкие мелкие колтуны и секущиеся кончики. — Церковь, — просто, но с уважением сказала она. — В хоре все одеваются одинаково. Зак попытался представить её поющей на сцене, с обычными кругами под глазами и в компании таких же боговерующих малявок. Он не знал, похихикать или скорчить гримасу, так что просто поржал про себя. — Сегодня заказывать что-то будешь? Он помялся, наблюдая, как Рейчел берёт меню в центре стола и изучает с то ли задумчивым, то ли привычно пустым лицом. — Порекомендуешь чай с жасмином? — Боже, блядь, тебя на жидкую диету посадили? В ответ на её очередной тупой взгляд он скрипнул зубами, перевернул страницу на раздел с закусками и принялся раздражённо постукивать ногой. Рейчел тупила в меню так долго, что уже пробивалась мысль, что она уснула, и едва она показала на какую-то строчку, Зак тут же подошёл и посмотрел ей через плечо. — Кокосовое молоко с тапиокой и… рогалик, пожалуйста. — Ещё что? — Я больше не съем. Он набросал какой-то шифр, который Эдди уже волей-неволей выучил (потому что «тапиока» даже звучала слишком раздражающе, чтобы понимать, как оно там пишется) и убрал блокнот в карман. Когда он убирал со стола меню, Рейчел снова уткнулась в свою программу. — Спасибо, — пробормотала она. — За велосипед. — Как я понимаю, он не развалился по пути в школку? — Нет, целый. — Ну и ладушки. Я охренел, пока искал тебе насос на ту штуку. Зак покинул её столик, чтобы вернуться через десять минут, но уже с заказом — булкой и тем молочным десертом, в который Эдди втыкнул тупых бабочек и цветочки (он постоянно их так украшал). Он поморщился в отвращении, когда Рейчел приправила свой рогалик соусом «табаско», но не комментировал — вместо этого записал это в список других бесполезных мелочей, которые он успел о ней узнать. Она играла в «покемонов». Она поёт в церковном хоре. Она любит острое. Он оставил ей подставку с салфетками и ушёл, вспоминая последнее: она не боится умереть.***
Ночью того же дня он пошёл с ней домой. Они не договаривались заранее — просто так получилось. Зак остался на уборку в кафе, она осталась последним клиентом, и всё так же сидела за тем столом в компании пустой чашки из-под жасминового чая, которую она прикончила ещё в обед. Грей ушёл последним. Он, как полагается, посчитал выручку, выключил музыку и кивнул Рейчел на прощание, позволяя ей остаться в кафе до половины девятого, когда оно окончательно закроется. А когда Зак проверял часы, времени было как раз десять минут «до». Рейчел задумчиво пялилась в окно. — Ты кого-то ждёшь? — спросил он, закидывая на плечо мини-ванночку для посуды. — Нет, — отвлеклась она. — Тогда домой иди. — Я почти закончила. Он подошёл ближе, чтобы признать на краю стола новый исписанный лист. — Опять домашку делала? — Здесь тише. Он посмотрел на неё. Кружевная лента, которой были подвязаны её волосы, теперь покоилась на запястье, и Зак вспомнил о том чокере, который она сегодня не надела. На её шее не было синяков, но то, что он видел, наверняка зажило недавно. — Я закрою кафе через десять минут, — сказал он. — Давай сюда чашку. Получив последнюю посуду, Зак отправился загружать последний заход посудомойки. К тому времени, как он вернулся, Рейчел уже стояла у входа, натягивая лёгкий кардиган, который наверняка помогал согреться не лучше, чем пульверизатор с водой помог бы потушить пожар. — На улице снег, — сказала она. — Надолго. — Посреди марта? Она только кивнула. Он прошёл у двери, чтобы закрыть ту изнутри, и всмотрелся в окно. Посреди кромешного чёрного неба горел одинокий уличный фонарь, подсвечивая летящие белые хлопья, и те тут же таяли на тёплом тротуаре. Зак сунул руки в карманы пальто и чихнул, выводя Рей на улицу. — Холодно! Рейчел было нечего ответить. Ветер хлестал её волосами по лицу, на что она толком не реагировала, но скоро даже повела себя, как нормальный человек и потёрла замёрзшие руки. Впрочем, другого от бумазейного кардиганчика Зак не ожидал и пошёл быстрее. — Бля-я-ядь, ну и холодина! — Ага. — Пока домой дойду, у меня с конца сосульки висеть будут, — выдал он, пока не понял, что как бы, идёт домой не один. Рейчел подарила ему смутный мимолётный взгляд, и было вполне понятно, что она прекрасно всё услышала. К тому времени, как они дошли до дома, у неё покраснел нос, а на голове царил взрыв на макаронной фабрике, который она попыталась причесать одними пальцами. Она стояла на лестнице лицом к нему — на бледных ресницах скопился снег, губы потрескались от мороза — и Зак мог поклясться, что она хочет что-то ему сказать. — Что ещё? — нахмурился он, шаря в карманах в поиске ключей. — М-м-м? — Ты же спросить что-то хочешь? — он выжидающе уставился на неё и принялся открывать свою дверь. — Только резче, здесь не месяц май. — Сегодня дома никого… — она подняла глаза к тёмным окнам своей квартиры, как раз выходящим на эту сторону улицы. — У меня нет ключа. Замок на двери, наконец, щёлкнул. Он отправил ключ обратно в карман и стряхнул мокрый снег с ботинок, пока дверь открывалась с поистине жалким скулящим скрипом, к которому за несколько недель Зак успел привыкнуть. Он даже не удосужился обернуться. — Заходи быстрее, хата промёрзнет. И Рейчел поспешила внутрь.***
На этот раз всё складывалось очевидно иначе. Зак честно старался не вникать, даже когда осознал себя убирающим с дивана упаковки из-под чипсов и старые журналы, но скоро стало ясно, что вникнуть, всё-таки, придётся. Она пришла на пару часов? Останется до утра? Он в принципе не обдумывал, что именно ей предложил и чем всё должно теперь закончиться. — Тебе ключи от собственной хаты не дали? — спросил он, плюхаясь на диван. Одной рукой он ослабил форменный галстук, второй — уже схватился за пульт. — Попроси запасной. — Запасной потерялся. — Шутишь? От этого хозяина толку ноль. Она что-то согласно промычала и оставила обувь, как и в прошлый раз, у входа. Поклацав несколько каналов, Зак обернулся, чтобы обнаружить её так и стоящей у входной двери. Складывалось ощущение, что она там хоть всю ночь простоит, пока он ей ничего не скажет, как сраный робот. — Хочешь что-нибудь глянуть? — А? — Выбирай, что смотреть будем. Он кинул пульт на соседнюю подушку и теперь внимательно наблюдал, как она вышагивает по минному полю из пустых жестяных банок, прежде чем сесть рядом на диван. Она приняла пульт и неловко на него покосилась. — Я могу выбрать что угодно? — Только не надо очевидную хуйню выбирать. «Холодное сердце» мне не нравится. — Как насчёт фильмов «Марвел»? — Не смотрел их. Зак по жизни был человеком простых удовольствий — например, колы, слэшеров и сладостей — но он никогда не выходил из зоны комфорта достаточно, чтобы узнать о других своих возможных предпочтениях. В принципе, всё, что ему нравилось в детстве, нравилось и сейчас. Раньше ему попадались трейлеры этого кинца про супергероев, но там было не про мускулистых мужиков в трико, как в его детстве, а что-то серьёзное, с металлическими доспехами и щитами. Они на самом деле не особо его привлекали (он предпочёл бы лишний раз посмотреть, как маньяк крошит тупых подростков в капусту), но даже такой, как он, мог оценить постановку взрывающихся зданий или погони на спорткарах. — Тебе такое нравится? — спросил Зак, откидываясь на диване. — Они сейчас популярны. Я не против посмотреть. — Что ты вообще смотришь? Рейчел выбрала канал и отложила пульт в сторону. — «Холодное сердце».***
За следующий час они посмотрели уже половину «Мстителей», и никто из них даже не осознал, как близко они сидели на диване. В какой-то момент Зак принёс своё одеяло, чтобы они укрылись, Рейчел соорудила из сложенного кардигана подобие подушки. Когда случился перерыв на рекламу какого-то итальянского ресторана, она так и продолжала тупить в телевизор вместо обычной перемотки. — Эй, чего застыла? — подтолкнул коленом Зак. — Красиво сняли, — она сжала диванную подушку у груди. — Мы часто ели спагетти. — Кто «мы»? — Мы с родителями. Зак ждал, что она скажет что-нибудь ещё. На периферии он вспомнил её, спрятавшуюся в темнотище возле торговых автоматов, и возник вопрос: а сколько ночей она так проводила, когда он этого не видел? Это напоминало ему старое странное высказывание, достаточно заумное, чтобы он переборол себя и спросил у Денни, что оно значит. Слышен ли звук падающего дерева в лесу, если рядом никого нет? Существует ли девчонка, буквально ломающаяся на части, если этого никто не замечает? Зак сам поставил телевизор на паузу и взял телефон. — Закажу пиццу. Какую будешь? Рейчел хлопнула ресницами, как будто вернулась в реальность, и уставилась на него, как на новые ворота. — Я? — Здесь больше никого нет. — Но у меня нет денег. — И что? Мне дали денег, и я хочу жрать. — Стандартную, — буркнула она, поигрывая с только что обнаруженной лентой на запястье. Он заказал две пиццы пепперони — большую и маленькую — и они продолжили смотреть фильм, пока в дверь не постучали с доставкой. Рейчел быстро сбегала на В1 за парой банок колы (те вроде бы бесконечные запасы из холодильника Зака внезапно иссякли), и уже тогда они торжественно принялись за еду. — Что, теперь без «табаско»? — спросил Зак, вытирая томатный соус с рабочих брюк. — Или ты поехавший гурман только когда дело касается булок? Рейчел забыла, что жевала свой кусок пиццы, и между ней и её ломтиком так и остался висеть кусок растопленного сыра. Она выглядела как сущий ребёнок. — «Табаско» к пицце не подходит, — пробормотала она. — Ассоциация поехавших гурманов официально признала «ширачу» лучшим соусом для пиццы. Она посмотрела на него с таким торжеством в глазах, с таким умным и осмысленным лицом, что Зак не смог бы сдержать улыбку, даже если бы попытался. — Боже, Рей, да ты, оказывается, умеешь понимать шутки? Не ждал, не ждал. — «Рей»? — переспросила она. — Ну, тебя же так зовут, да? Её рука с новым куском пиццы так и застыла в воздухе, и на лице отразилось смутное удивление. — Д-да… так и зовут. После этого в ней проснулся куда больший аппетит, чем Зак рассчитывал, так что он отдал ей два своих куска и сходил за новой банкой колы. Времени было едва за полночь, они посмотрели первых десять минут «Эры Альтрона», и Рей осоловело облокотилась на диване. Зак уже был вполне привычным к ночным посиделкам за теликом (спасибо, 6-10), чтобы не спать, но всё равно подтолкнул её. — Эй, ты засыпаешь? Я думал, дети как раз-таки любят повтыкать в телик посреди ночи. — Здесь легко уснуть. — Даже с включённым телевизором? — Ага… Вроде бы, она так и собралась спать на диване, и его это вполне устраивало. Он так и не понял, до скольки она собиралась оставаться, но теперь было ясно, что раньше утра она никуда не пойдёт. Она натянула одеяло до самого носа. — Моя мама раньше звала меня Рей. Я так обрадовалась, что ты меня тоже так назвал. Он повернул к неё голову, но она уже спала, так что он не позволил себе пялиться лишний раз. Зак долго думал, что он мог на это ответить, но ни один ответ не казался достаточно приемлемым. Он смотрел в телевизор, погружённый в свои мысли, и не осознавал происходящего на экране. Через две минуты он тряхнул головой и продолжил смотреть фильм. Он смотрел телевизор до четырёх утра, потом пошёл в кровать, чтобы немного вздремнуть, и в восемь начал собираться на работу. Рейчел так и спала там, где он её оставил, на её щеке остались линии от диванной подушки. На улице не осталось ни единого следа прошедшего снега. Небо светилось синевой с белыми пятнами облаков. Зак нацарапал на стикере-напоминалке «ушол на работу. хлопья в шкафу. поеш перед уходом» и наклеил ей на лоб, прежде чем уйти в обманчиво тёплое первое весеннее утро.