Однажды утром ты проснёшься, и твой старый мир умрёт для тебя...

Дрожащими не то от дикого холода, не то от волнения пальцами набрать номер, давно отпечатавшийся в памяти настолько, что разбуди посреди ночи, вспомнит. — Ты просил не звонить, знаю, но мне одной не справиться, — через томительные секунды ожидания, растянувшиеся на целую вечность. Скороговоркой, на выдохе, чтобы не передумать, чтобы не успел прервать звонок. И из последних сил искусанными в кровь непослушными губами назвать адрес. Онемевшие от мороза пальцы разжимаются, и телефон падает в снег. Она не слышит даже, ответил он или нет. Ей остается только надеяться на то, что он не бросит её здесь одну и приедет. И, кутаясь сильнее в куртку, натягивая капюшон, пряча руки в карманы, опускается на покрытые тонким снежным налётом ступеньки и ждёт. Время перестаёт существовать, все окружающие звуки сливаются в одну сплошную оглушающую какофонию, от которой хочется только как можно сильнее зажать уши, только бы не слышать. К ней кто-то подходит, трясёт за плечо и что-то говорит. Но это не те руки, не тот голос, что может спасти. От них она просто отмахивается, не позволяя увести себя отсюда, иначе он никогда её не найдет. Сложно сказать, сколько времени проходит, пока сильные руки, теперь она точно знает, что они принадлежат ему, не подхватывают её и куда-то несут. Она утыкается носом ему в шею, позволяя его теплу окутать её, позволяя его запаху успокоить натянутые как струны нервы. И моментально проваливается в сон, такой глубокий, что даже не ощущает, как он осторожно укладывает её на заднее сиденье машины, а потом долго куда-то везёт. Когда она выныривает из забытья, то за окном уже стемнело, лишь несколько лучей закатного солнца проникают сквозь задёрнутые шторы, вырисовывая на стене причудливые узоры. Оглядываясь по сторонам, не понимает, где она и как тут оказалась. Это место ей совсем не знакомо, но отчего-то не выглядит чужим, словно когда-то давно ей уже доводилось бывать в этой комнате. Выбирается из-под тёплого пледа и бредёт на тихие звуки, доносящиеся откуда-то из глубины дома. Звуки приводят её на кухню, где на плите тихо шкворчит ужин и одурманивающе пахнет свежезаваренным кофе. Она не помнит, когда ела в последний раз, и от этих запахов голодными спазмами тут же сводит желудок. Он сидит за высоким барным стулом возле окна, держа в руках чашку с кофе. — Твои таблетки в верхнем правом ящике, — бросает он ей через плечо, даже не обернувшись. Баночка с бело-зелёными таблетками находится именно там, где он сказал. Она высыпает на ладонь две штуки и долго смотрит на них, словно решая, стоит их пить или нет. Эти таблетки дарили чувство защищённости и безопасности, но они всегда туманили разум, не давая волю эмоциям, подавляя любые переживания. Она будто в вакууме оказывалась, выбраться из которого не представлялось возможным. — Я их выпью, только если ты пообещаешь выслушать меня и не перебивать, — таблетки вместе с банкой оказываются на столе. Она медленно подходит к нему и взбирается на соседний стул. Её движения плавные и осторожные, будто боится зверя дикого спугнуть. Он по-прежнему не смотрит на неё, высматривая что-то на дне своей чашки, лишь молча кивает, давая понять, что согласен. Она так долго представляла себе этот разговор, что теперь просто не знала, с чего начать. Все составленные до этого фразы и подобранные слова казались сейчас до нелепого смешными и абсурдными. — Боль. Между нами слишком много боли, — начинает она. Слова даются с трудом, эта исповедь будет стоить ей очень дорого. — Я поняла, что когда мне больно, я причиняю боль другим. Тем, кто рядом, тем, кто дороже всего. Вся моя жестокость оттого, что глубоко внутри страдаю сама. Мне хочется выплеснуть эту боль, и я выбираю самый опасный путь для этого, раня тех, кто хочет мне помочь. Ты всегда был рядом, поддерживал и помогал, а я лишь отталкивала тебя, заставляла страдать и проживать мою боль вместе со мной. Знаю, что не заслуживаю ещё одного шанса, слишком много ты уже их мне давал, но прошу только об одном: позволь быть рядом. Просто быть в твоей жизни. Мне большего и не надо. Я готова пить эти таблетки постоянно, пусть с ними и не чувствую себя живой. Но если они вернут мне тебя, то я готова попробовать. Она протягивает руку и забирает у него чашку, чувствуя, как по руке пробегает волна дрожи, когда пальцы их соприкасаются. Кофе давно уже остыл, но она всё же делает глоток, чтобы хоть чем-то себя занять, чтобы заглушить те слова, что рвутся наружу. Ей не предстало унижаться и просить помощи, но без него она уже не выплывет, её окончательно засосёт в эту пучину безумия. Он так и не произнес ни слова, по-прежнему глядя в окно на раскинувшийся внизу город, утопающий в лучах закатного солнца. — Если тебе нужно время, то я пойму и уйду. Спрыгивает осторожно со стула, стараясь не расплескать содержимое чашки, и подходит к столу, на котором всё ещё лежат таблетки. Теперь уже не мучается сомнениями, проглатывая сразу две и запивая их остатками кофе. — Мы справимся, выплывем вместе, — тихий слегка с хрипотцой голос, от которого всегда по коже мурашки, останавливает её на пороге кухни. Она оборачивается и ловит на себе его взгляд. Кажется, он немного растерян и сам не до конца ещё осознал, что сказал. Но отступать уже некуда. Он прекрасно понимает, что сказанных слов не воротишь, не сделаешь вид, что она неправильно его поняла. Он пропускает момент, когда она бросается к нему, успевая лишь обхватить её покрепче. Её горячее дыхание опаляет шею, и он понимает, что проиграл. В очередной раз не устоял перед натиском того вихря эмоций и чувств, что она неизменно в нём вызывала. И он касается носом её волос, запечатлевая на макушке невесомый поцелуй. Как обещание быть рядом. Как клятва не оставить и бороться вместе с ней.