Однажды утром ты проснёшься, и твой старый мир умрёт для тебя...

солнце — здесь. солнце всходит, каемка его желтеет, говорят, будто жизнь — очень легкий, веселый танец; может быть. только прошлое ляжет багровой тенью: это — множество страхов, и шрамов, и повреждений, это — множество, множество, множество испытаний. ᴡʀᴛ: parasitichunter

Совсем рядом слышится щелчок зажигалки, едва различимый бы в любой другой момент, но сейчас, в царящей тут тишине, он ощущается громче раската грома. Поворачиваю голову на этот звук и вижу мужчину в белом медицинском халате, накинутом поверх светло-голубой футболки. Взгляд моментально цепляется за длинные пальцы, что подносят сигарету ко рту. Такими пальцами бы сжимать клюшку для гольфа или держать за тонкую изящную ножку хрустальную невесомость, полную пузырьков, что нос щекочут, а не жизни спасать. Меня завораживают те струйки дыма, что он выпускает спустя мгновение. Они вьются вокруг него словно змеи, и окруженный этой сигаретной дымкой он и вовсе кажется нереальным. Не думала, что сюда кто-нибудь поднимается из персонала больницы. По крайней мере, до этого момента мне тут никто не встречался, хотя прихожу сюда практически после каждой смены. Он был первым. Ловлю момент, когда он затягивается в очередной раз, прикрыв глаза то ли от усталости, навалившейся на его плечи за смену, то ли от мимолетного удовольствия, что несет с собой никотин, и внимательно его рассматриваю. Кажется, уже доводилось встречать его и раньше в больничных коридорах, но во всей это рабочей суматохе и суете как-то совсем не до знакомств с персоналом. Не знаю, можно ли назвать его красивым, но привлекательности ему точно не занимать. Он высок, подтянут, тонкая ткань халата натянута на широких плечах. Не юнец, виски уже слегка тронула седина, но эта мелочь придает ему лишь еще больше шарма. В треугольном вырезе футболки замечаю небольшую часть татуировки, что вычерчивает витиеватые узоры на ключице, а потом убегает под воротник халата. Я не успеваю отвернуться, продолжая разглядывать его, когда он вдруг распахивает глаза и подмигивает мне, слегка ухмыльнувшись при этом. Чувствую, что вспыхиваю от этого словно школьница на первом свидании с понравившимся ей старшеклассником. Но ведь я давно уже не школьница, да и не свидание у нас тут. Отчего тогда такая реакция? Отворачиваюсь, чтобы скрыть смущение и не видеть больше этих льдисто-голубых глаз, что так пристально меня изучают. Докурив сигарету, от резкого запаха которой у меня начинает слегка кружиться голова, или это все же от голода (не могу вспомнить, когда ела в последний раз), он и не думает уходить, вместо этого садится напротив меня на бетонное ограждение, легким щелчком отправив окурок вниз с крыши. — Ты можешь прятаться здесь вечно, но поверь мне, это совершенно бессмысленно. К такому невозможно привыкнуть, — у него приятный, с легкой хрипотцой голос. Говорит так, словно продолжает прерванный когда-то разговор. — Всегда кажется, что это мог бы быть кто-нибудь другой. Кто-то не такой молодой, не такой красивый, но не мы выбираем, кому жить, а кому умереть. Но побороться за каждую из этих жизней мы просто обязаны, даже если проиграем в итоге. Мне нечего ему ответить. Понимаю прекрасно, что он прав, но смириться с таким положением вещей очень сложно. Мы ведь отнюдь не Боги, что даруют жизнь и отбирают ее тогда, когда пришло время, мы всего лишь люди в белых халатах, сражающиеся за тех, кто ежедневно проходит через нас. Слегка передергиваю плечами, пытаясь отогнать от себя эти мысли. Он тут же снимает халат и набрасывает его на меня и крепко сжимает предплечья. Даже сквозь ткань халата ощущаю тепло, что исходит от его ладоней. Это немного успокаивает. Хочется забыть обо всем, что случилось сегодня, или это было вчера? Я совершенно потеряла счет времени, прячась на этой крыше, словно она способна была защитить меня от всех бед и несчастий этого мира. Только сейчас понимаю, что просидела здесь достаточно долго: небо на горизонте уже подернуто легкой розоватой дымкой, а город внизу постепенно просыпается, возвращаясь к своему бешеному ритму. Все тело от длительного сидения в неудобной позе затекло, и теперь каждая мышца ныла, давая знать о себе. Мне бы домой пойти и постараться уснуть, но только знаю, что мысли, что сейчас роятся в голове, не дадут этого сделать. Так и буду ворочаться с боку на бок или смотреть в потолок в надежде на то, что сон окажется сильнее. Но ловлю себя на том, что не хочется сегодня быть одной. Только не сейчас. Хочется в толпу, чувствовать людей рядом, наслаждаться их теплом, видеть блеск сотен глаз. Мне просто необходимо прочувствовать ритм этого вечно неспящего города, стать его частицей, затерявшись среди сотен и сотен таких же потерянных душ. И для начала мне не помешало бы выпить кофе. Крепкого, бодрящего, чтобы вернуть себе желание жить, чтобы если не забыть обо всем, то хотя бы забыться ненадолго. — Кофе в больничном кафетерии так себе, — вновь заговаривает он. Вздрагиваю от звука его голоса, успев позабыть, что не одна здесь. — Но совсем рядом есть небольшая кофейня. И она работает круглосуточно. Он встает и протягивает мне руку. Несколько мгновений, показавшихся мне вечностью, смотрю на него, пытаясь понять, скольких вот таких же несчастных девочек-практиканток он уже утешил. Но сейчас мне плевать на это, мне не хочется быть одной. Протягиваю ему руку, позволяю поднять себя и увлечь в едва-едва зарождающийся день. И будь что будет. Я бы пошла сейчас за самим Дьяволом, только бы стало немного легче.