Kissing Regina Mills / Целуя Реджину Миллс

Как оказалось, на самом деле нет ничего более мучительного, чем нынешнее положение Эммы. Или ее «лесбийского фиаско», как это любит называть Зелена. Она провалилась в скользкую дыру само осознания, и теперь все, что она может делать — это ждать. А после того, как она по собственной глупости, засунула записку с признанием в любви в чулок Реджины, ждать осталось совсем недолго. Эмма предполагает, что это начало — этой запиской она раскроет все свои карты, но при этом не рискует столкнуться с отказом в лоб. Может быть, тогда все наконец-то снова станет нормальным. Эмма фыркает. — Как будто мы вообще когда-то были нормальными. Как будто. Прошло два дня с момента ее грандиозного провала у Реджины дома. Наступил Канун Рождества. И теперь, когда фестиваль начался, город переполнен праздничным настроением и различными торжествами. За последние несколько лет, Эмма так и не смогла в полной мере оценить всю прелесть этого ежегодного события, поскольку это крайне сложно сделать с постоянными монстрами, проклятиями и всем остальным сказочным дерьмом, которое, кажется, перманентно-постоянно преследует Сторибрук. Сегодня же отовсюду сияют огни, которые повторяют контуры каждой остроконечной крыши каждого магазина, вдоль каждого дерева и забора. Музыка арфы наполняет воздух над колядующими жителями. Все гномы поют прямо на улице, за исключением Счастливчика, который был обвинен в нескольких случаях сексуального домогательства и изгнан в другую реальность несколько месяцев назад (разумеется, не без того, чтобы Реджина подожгла его задницу. Буквально). Эмма подумала, что это, возможно, самая странная вещь, которую она увидит за сегодняшнюю ночь, но потом она заметила Бабулю под деревом рядом с мэрией, одетую как Санта. Борода и все такое. Честно говоря, это просто чудовищно сюрреалистично. Эмма замечает, что в парке не менее празднично, но гораздо тише. Вот почему, когда Снежка в конце концов добирается до укромного местечка на скамейке в этом парке, где примостилась блондинка, Эмма тихо обреченно стонет. — Есть причина, по которой ты здесь сидишь одна? — спрашивает Снежка и опускается на свободное место рядом с ней. — Генри искал тебя. — Знаю, — буркает Эмма. — Именно поэтому я и здесь. Операция «Свон Квин», как ее недвусмысленно окрестили, в последние несколько дней нисколько не была забыта или отложена на праздники. Сегодня утром Генри запустил омелой ей в голову. Если Эмме придется пережить еще хотя бы одну подставу, относящуюся к этой безумной «ловушке для родителей», организатором которой является ее сын, то она может официально сказать, что ее жизнь — это одна большая гребаная издевательская шутка. — В Зачарованном Лесу, мы обычно праздновали Зимнее Солнцестояние, — без всякой надобности говорит вдруг Снежка. Эмма прикусывает язык. — Тогда зачем здесь вы празднуете Рождество? — После двадцати восьми лет жизни под проклятием все эти современные обычаи прочно укореняются в голове. Хотя это не слишком отличается от праздников, которые мы проводили в нашем Королевстве. По крайней мере, здесь хотя бы есть водопровод. — Ага, — кивает Эмма. — Водопровод — это крутое изобретение. — Угу. Эмма тяжело вздыхает. — Без обид, мам. Но почему ты здесь? Снежка встает. — Я подумала, что мы могли бы прогуляться. — Чего-то не хочется. — Я настаиваю. Это определенно обнадеживает. Эмма осторожно встает со скамейки. Солнце уже давно скрылось, окрашивая небо в черный цвет с проблесками бледного свечения между облаками. Какое-то время они молча идут рядом, не отходя слишком далеко от озера, где по замерзшим участкам уже катаются люди. Эмма даже может сказать, что это немного успокаивает. Разумеется, длится это не долго. Ровно до того момента, когда Снежка решает открыть рот. — Так как идут дела у вас с Реджиной? Эмма скрещивает руки на груди и прячет подбородок в шарф. — Ты даже не можешь притвориться, что стараешься быть деликатной? — Милая, деликатность с тобой не работает. В этой реальности нет такого отбойного молотка, который мог бы пробить твою толстую черепную коробку, — небрежно замечает Снежка. Эмма даже не знает, воспринимать это как комплимент или как повод для драки. — Я хочу, чтобы вы были счастливы, — продолжает Снежка после долгой паузы, слегка сжимая руку Эммы. — Вы обе. — Не все могут получить свой счастливый конец, как вы с папой. — Может быть, и нет. Но ты не можешь упустить свой шанс только потому, что слишком боишься попробовать. И первый шаг — признать это. Они постепенно останавливаются. До них доносится успокаивающая музыка, когда Эмма поворачивается лицом к матери. — Признать что? — Что ты чувствуешь, — уточняет Снежка, но это не помогает прояснить ситуацию. — Признай, что любишь ее, Эмма. Эмма хмурится еще больше, и с упреком смотрит на Снежку. — Вот не надо. Не буду я этого делать. — Ты должна перестать бояться. — Я не… боюсь, — врет Эмма сквозь сжатые зубы. — Нет в этом никакого смысла! Я засунула записку ей в чулок, мама. Записку, в которой написала… ай, да без разницы. В любом случае, она прочитает ее завтра утром. У нас состоится неловкий разговор, во время которого она скажет мне, что этого никогда не случится. Таким образом, она отошьет меня во второй раз. Тогда, может быть, мы все сможем. Спокойно. Жить. Дальше. Снежка спокойно наблюдает за ней, слушая эти разглагольствования. Взгляд брюнетки при этом мягкий и понимающий, отчего Эмма ненадолго успокаивается. Очень ненадолго. — Я все еще жду, — произносит Снежка. — Господи, ладно! Я люблю ее, окей? — огрызается Эмма. — Я влюблена в нее. Я влюблена в Реджину. Это ты хотела услышать? Довольна теперь? — Очень, — удовлетворенно отвечает Снежка, после чего движением головы указывает куда-то за их спины. — А теперь иди и пригласи ее на танец. — Что? Эмма поворачивается так быстро, что чуть не сворачивает себе шею. Примерно в сорока метрах от них сидит Реджина. Брюнетка вроде еще не заметила их в толпе, но одного взгляда на нее достаточно, чтобы у Эммы перехватило дыхание. — Ты ведь все это спланировала, не так ли? — обвиняюще шипит Эмма. — Ты тоже во всем этом участвуешь? Снежка остается невозмутимой. — Это просто совпадение. Вот, возьми на удачу. Она вытаскивает из хрен-знает-откуда маленькую фигурку и сует ее в автоматически подставленные руки Эммы. Эмма в шоке таращится на предмет в своих ладонях. — Это на удачу? Твоя статуэтка младенца Иисуса? Совсем чокнулась? Снежка машет на нее обеими руками, показывая, что ей пора. — Иди! — Да ни за что блин на свете… Снежка легонько подталкивает ее. — Ох, да божежтымой. ИДИ. — Может перестанешь это говорить? В конце концов, Эмма сдается и идет. Она заставляет себя шагать вперед, хотя колени у нее подгибаются, и она почти уверена, что Снежка следит за каждым ее движением. Каким-то чудом она не падает моськой в снег. Когда она подходит к Реджине, та что-то увлеченно печатает в телефоне и даже не поднимает голову. Эмма прочищает горло. — Мадам мэр. Если Реджина и удивлена тем, что ее прервали, то она этого не показывает. Она смотрит на Эмму и на ее губах появляется улыбка, прежде чем ее взгляд падает на статуэтку младенца Иисуса, которую блондинка все еще держит в руках. Она поднимает брови. — Ты собираешься подарить мне одну из уродливых статуэток своей матери? — Я… э-эм… — Эмма поспешно ставит ее на землю. — Не обращай внимания. Попросили присмотреть за ней. — Понятно. Эмма так не думает. Реджина бросает на нее немного подозрительный взгляд, который заставляет блондинку замешкаться. — Не то, чтобы я не рада тебя видеть, Эмма. Но ты подошла ко мне с какой-то целью? — спрашивает Реджина. — Просто хотела узнать, не будет ли тебе нужна какая-то помощь, когда фестиваль закончится. — Генри уже предложил взять всю уборку на себя. Удивительно, но Зелена тоже изъявила желание в этом поучаствовать, — отвечает Реджина, даже не подозревая о том, как ее слова расстраивают Эмму. — Хотя ты можешь передать Снежке, что ее монахини снова буйствуют. Одна из них угрожала Бабуле лопаточкой для еды. Она бормотала что-то о запятнании мужского образа Святого Николая. Уверена, что это превратилось бы в кровавую бойню, если бы я не… — Потанцуй со мной. Слова вылетают изо рта Эммы так быстро, что в какой-то момент она даже не уверена, произнесла ли их вообще. Но широко раскрытые глаза Реджины мечутся между глазами Эммы, брови удивленно хмурятся, и Эмма понимает, что брюнетка ее слышала. — Что? Эмма сглатывает. Играй по полной или проваливай домой, верно? Она протягивает руку. — Потанцуй со мной, — снова говорит Эмма, на этот раз более уверенно. Реджина смотрит на протянутую руку со смесью шока и неуверенности, как будто Эмма в любую секунду может на нее напасть. Это настолько выбивает блондинку из колеи, что она почти отдергивает ладонь. Но, в следующее мгновенье, Реджина тянется к ней, сжимая ее пальцы своими. Когда она встает и ее взгляд встречается с глазами Эммы, блондинка видит в нем что-то, чему не может дать подходящее название. — Хорошо. * * * Хорошо. Чуть дальше по дорожке расположен небольшой дворик, более уединенный. На нем стоит белая терраса, укрепленная на сваях высоко над землей и переходящая в мост. Эмма ведет их туда, иногда останавливаясь, прислушиваясь к музыке, доносящейся издалека. Итак. Эмма начинает жалеть о том, что начала все это. Ибо все это — ужас как страшно. — Я ушла с этой уютной скамейки не для того, чтобы просто стоять здесь, Свон, — подкалывает Реджина. В ее голосе слышатся нотки волнения, почти граничащего с нервозностью. Именно это маленькое проявление уязвимости застает Эмму врасплох. — Знаю. Я просто жду подходящего момента. Реджина поджимает губы. — Подходящего момента для чего? Вместо ответа Эмма делает идиотский маленький поклон, который заставляет ее саму чувствовать себя нелепо, но она снова протягивает брюнетке руку. — Сначала, проводи своего партнера на танцпол. Это дословная отсылка к тому моменту на кухне, много недель назад, когда все было так хорошо и просто. Когда Эмма еще не мечтала каждую секунду своего бодрствования, чтобы все пошло по-другому. Реджина, кажется, тоже это вспоминает, потому что ее губы растягиваются в более искренней улыбке. Ни секунды не колеблясь, она вкладывает свою руку в протянутую ладонь Эммы. — И? — неожиданно застенчиво произносит брюнетка. Эмма усмехается. — Дальше мы размещаем наши руки. Вот так. Она демонстрирует нужную позицию, направляя руки Реджины, укладывая их на свои плечи, притягивая тем самым ближе. — А потом мы… — Раскачиваемся? — вставляет Реджина. — Ты ломаешь весь мой сценарий, — фыркает Эмма. Мягкий смех Реджины обволакивает блондинку, как шелк. Ее улыбка всегда заставляет сердце Эммы учащенно биться. Она не исчезает даже тогда, когда Реджина прижимается ближе, расслабляется рядом с Эммой и утыкается лбом в ее плечо. Этот жест посылает теплое покалывание вниз по позвоночнику Эммы. — А потом мы раскачиваемся, — тихо подтверждает блондинка. Музыка меняется. Минуту назад на заднем плане играла какая-то ужасная вариация «Бубенцы Звенят», сейчас же начинается более медленная мелодия. Что-то в воздухе меняется вместе с музыкой — Эмма чувствует это по тому, как Реджина буквально тает рядом с ней. Пальцы брюнетки осторожно вплетаются в волосы Эммы. От давления тела Реджины легкие Эммы готовы взорваться под ребрами. Все это слишком интенсивно. Наэлектризовано. А еще это чертовски глупо. Они танцуют, как две половозрелые школьницы, но Эмма ни за что на свете не пропустит ни секунды этого действия. — Снег снова начался, — говорит Реджина, ее голос понижается до глухого шепота в волосах Эммы. Шериф вздрагивает. Она чертовски хорошо знает, что эта дрожь не имеет никакого отношения к холоду. — Ага, — выдыхает Эмма. Она смотрит на летающие вокруг них хлопья снега и вдруг широко улыбается. — У тебя снежинки… в волосах. — Какая досада, — сухо отвечает Реджина. — Хочешь дам тебе свою шапку? — Эмма. Неужели похоже, что я могу натянуть на себя что-то настолько нелепое? Эмма игнорирует ее подкол. — Вообще-то, да. Я думаю, ты бы смотрелась… Она резко замолкает. На этот раз она даже не утруждает себя попыткой скрыть свою реакцию, когда замечает парящую над ними омелу, которая вполне может символизировать то, что ее жизнь сейчас превратится в полный отстой. Реджина молча прослеживает за ее взглядом. Она тщательно старается сохранить нейтральное выражение лица, пока Эмма пытается придумать, что сказать. Но она даже не представляет, какими словами выразить свое мнение о том, что все в этой семье — назойливые мудаки. — Ну и? — произносит Реджина после долгого молчания. Она пристально смотрит на Эмму. — Я жду. Эмма моргает. — Ты… хочешь, чтобы я тебя поцеловала? — Чего я хочу, так это чтобы наш сын и моя чокнутая сестра перестали шпионить за нами вон из-за того куста, — парирует Реджина, в то время, как Эмма и понятия не имела, что за ними следят. — Но это не такая уж и ужасная идея. Правда? Снова та же самая вспышка уязвимости. Лицо Эммы озадаченно морщится. И даже несмотря на то, что сама мысль о поцелуе Реджины заставляет колени Эммы дрожать, она должна уточнить… — Так… ты не хочешь, чтобы я тебя поцеловала? Вот не надо было это говорить. Выражение лица Реджины мрачнеет, переходя от трогательно уязвимого к раздраженному. — Знаешь, иногда ты бываешь настоящей идиоткой, — вздыхает Реджина. Она делает шаг назад, отстраняясь от объятий Эммы. — Нам пора возвращаться. Уже поздно. И боже, нет. Это полная противоположность тому, чего хочет Эмма. Все шло так хорошо, но она за такой короткий промежуток времени умудрилась все проебать. Снова. Паника, которая обрушивается на блондинку, практически ломает ей кости. Она хватает Реджину за руку. — Подожди. Если есть слово, чтобы описать лицо Реджины прямо сейчас, это определенно было бы слово «устрашающий». Она нацепила свое устрашающее лицо. Эмма вздрагивает. — Мисс Свон. Отпусти меня, или да поможет м… м-м-мф… М-м-мф. Этот звук навсегда останется в памяти Эммы. Это — звук потенциально опасных для жизни идей: губы Эммы, жестко прижатые к губам Реджины, мешают брюнетке закончить предложение. И тут… — Ну, блять, наконец-то!!! Тормознутые идиотки. Затуманенная часть сознания Эммы даже не принимает во внимание, что на заднем плане кто-то кричит. Одна рука обхватывает талию Реджины, другая поднимается, чтобы нежно накрыть ее щеку. Поначалу поцелуй получается неуклюжим. Жесткое столкновение губ, за которое Эмма отчаянно цепляется. Реджина выдыхает в него, издает мягкий, нуждающийся звук, который заставляет Эмму практически воспарить. Брюнетке требуется несколько долгих секунд, чтобы среагировать. Она погружается в этот долгожданный контакт, позволяя своим рукам снова обвиться вокруг плеч Эммы, приоткрывая губы, безмолвно сдаваясь. Хриплый стон, который Реджина выпускает в ее рот, заставляет все тело Эммы вспыхнуть. Черт. Она не может вспомнить, когда в последний раз ощущала себя такой живой. Чувства Эммы переполнены всем, что является Реджиной. Ее духи. Мягкое, влажное прикосновение ее губной помады. Тепло ее тела. Эмма готова поклясться, что чувствует биение сердца Реджины сквозь слои одежды. Она скучала по этому. Уму непостижимо, насколько отчаянно невыносимо ей не хватало возможности снова целовать Реджину. — Я действительно чертовски скучала по этому, — выдыхает Эмма в пространство между их губами. «Я скучала по тебе» остается невысказанным, но Эмма видит в глазах Реджины, что брюнетка правильно ее поняла. В широко раскрытых и невообразимо темных глазах. Эмма опускает голову, чтобы покрыть поцелуями подбородок Реджины. Ответом Реджины является хриплый смешок. Этот звук согревает Эмму до глубины души. Пальцы Реджины рассеянно царапают короткие волоски на затылке Эммы, и блондинка не может сдерживать жгучее желание целовать ее снова и снова. Ей и не приходится это делать. Реджина обхватывает ладонями ее щеки, притягивает обратно, соединяя их губы. Теперь в этом поцелуе есть нечто животное. Глубокое и требовательное. Она не может, не может, перестать целовать Реджину, даже когда ее руки уже совсем выходят из-под контроля, блуждая по телу брюнетки, а сама Эмма начинает задыхаться от нехватки воздуха. Реджина гортанно мурлычет ей в рот, и вибрация, пульсируя, пробегает сквозь тело Эммы, побуждая ее обвести языком контур губ Реджины, которая замирает, позволяя ей это, после чего захватывает нижнюю губу Эммы и нежно посасывает ее. Кусает. Это действие отдает горячей вспышкой в животе Эммы. И именно по тихому стону, который издает Реджина, по совсем недвусмысленному движению ее бедер, Эмма понимает, что она полностью, бесстыдно возбуждена. В конце концов, Эмма отрывается от ее губ. Она быстро и тяжело дышит, а горячий блеск в глазах Реджины совершенно никак не помогает успокоить пульсацию между ее ног. — Нам пора, — повторяет Реджина. Ее взгляд из-под тяжелых век перемещается с глаз Эммы на ее губы. И, как будто этого недостаточно, она придвигается ближе, касаясь губами мочки уха Эммы. — Пойдем со мной домой. Домой. То, как многозначительно, низко и гортанно были произнесены эти слова, полностью останавливает дыхание Эммы. — Хорошо. * * * Эмма обычно не относит себя к той категории придурков, которые предполагают или загадывают, когда у них будет секс. Она всегда была сторонницей взаимности, не говоря уже о том, что существует слишком много переменных, которые нужно учитывать, поскольку они могут измениться в течение вечера. Но она совершенно уверена, что сегодня именно та ночь, когда ей повезет. Ей повезет в том, что у нее будет секс. Последние сомнения развеивает то, что Реджина переносит их обеих в особняк, молча вешает пальто и при этом ведет себя просто невероятно спокойно… А потом резко прижимает руку к груди Эммы, с силой толкая ее к ближайшей стене и целуя так яростно, что Эмма действительно видит звезды. Эмма тяжело выдыхает прямо в рот Реджины, чувствуя, как дрожат ее колени, когда женщина глубоко проникает языком ей в рот и проводит по ее небу. Пальцы брюнетки нетерпеливо срывают с Эммы шапочку и запутываются в ее волосах. А потом и шарф летит следом. Эмма, не колеблясь, подается вперед, всем телом прижимаясь к Реджине, и издает протяжный стон, наслаждаясь таким родным теплом. Поцелуй грязный. Глубокий и пошлый. Эмма не может вспомнить, чтобы ее когда-либо так целовали. Как будто единственный способ для Реджины выразить свои эмоции — это прямо сейчас трахнуть ее прямо в рот. Они целуются пока у Эммы не начинает болеть челюсть и гореть легкие. И, когда Реджина отстраняется, она выпускает дерзкий, непристойный смешок, обжигая губы Эммы своим дыханием. Блондинке приходится опереться рукой о стену позади себя, чтобы удержаться на ногах, потому что… Господи… Этот звук определенно, прокатившись по ее телу, излился влагой, испортив ее нижнее белье. — Наверх, — бормочет Реджина, ныряя ладонями под расстегнутое пальто Эммы, чтобы сбросить его. Эмма слишком дезориентирована, чтобы ответить. Она тянется вперед, чтобы снова завладеть губами Реджины, но рука брюнетки упирается ей в грудь, удерживая ее. — Реджина… — Я знаю, что ты мокрая для меня, — низким голосом произносит Реджина. Она прикусывает и чуть оттягивает нижнюю губу Эммы. — Я чувствую твой запах. — Черт. Реджина. Эмма изо всех сил сдерживается, чтобы не выгнуться дугой от стены, и вместо этого обхватывает рукой затылок Реджины, снова сталкивая их губы в еще одном почти болезненном поцелуе. Другая рука находит ладонь Реджины, все еще прижатую к ее грудной клетке, и направляет ее в свои расстегнутые джинсы. Под низкую резинку своих стрингов. Эмма чувствует резкий вдох Реджины, когда двигает бедрами вперед и прижимается промежностью к ее пальцам, позволяя им проникнуть во влажность, уже обильно скопившуюся там. Нечего тут отрицать. Эмма промокла насквозь. — Удовлетворена? — шепчет Эмма. Ее стон приглушается слиянием их губ, когда Реджина погружает пальцы еще глубже между складок Эммы. Они скользят прямо по ее клитору. Затылок Эммы ударяется о стену. — Очень, — отвечает Реджина, глядя на Эмму такими потемневшими глазами, какими блондинка их еще не видела. Она чувствует внезапное, расстраивающее отсутствие тепла Реджины, когда та отстраняется. Разочарование длится недолго, поскольку Реджина тут же хватает ее за руку, движением подбородка приглашая следовать за ней. — Наверх. Эмме не нужно повторять в третий раз. Каким-то образом, не разбирая дороги, они на ощупь пробираются в сторону спальни Реджины, не переставая шарить руками по телам друг друга, и ласкать кожу жадными ртами. В какой-то момент Эмма останавливается на середине лестницы, приподнимая Реджину и прижимая ее к перилам, ни на секунду не отрывая губ от ее шеи. Ее ладони обхватывают задницу Реджины, и брюнетка встречает это действие провокационным движением бедер. Реджина снова с яростью втягивает ее в поцелуй, который Эмма встречает с не меньшим пылом. От такой интенсивности, им не удается устоять на ногах и они заваливаются на следующую ступеньку, что вызывает хриплый смех Реджины, прямо в рот блондинки. Что-то в этом заставляет все в груди Эммы завибрировать от неподдающихся контролю эмоций. — Ни за что на свете я не позволю тебе трахнуть меня на этой лестнице, когда есть кровать, — бормочет Реджина. У Эммы перехватывает дыхание. Ну, она совсем не против. Оказавшись в спальне, Эмма понимает, что даже не заметила, как где-то по пути сюда, с нее уже сняли рубашку, и она осталась в простом зеленом хлопчатобумажном лифчике. Реджина, не колеблясь, снова сокращает расстояние между ними. Она просовывает руку в расстегнутые джинсы Эммы, стягивает их вниз насколько это возможно, а затем обхватывает губами мочку уха Эммы. Щиплет ее. — Раздень меня, — тихо говорит она. Эмма думает, что она могла бы кончить только от этих слов. Она нащупывает подол платья Реджины — потому что только Реджина Миллс может надеть гребаное платье зимой в штате Мэн — и тянет его вверх. Тянет до тех пор, пока оно не собирается на талии Реджины, после чего ладони Эммы становятся липкими, когда она зацепляет большими пальцами прозрачные чулки и кружевные трусики. Тянет их вниз. Эмма не совсем осознает собственные действия, пока Реджина не оказывается перед ней полностью обнаженной. Это видение она воспринимает как истинную божью благодать. В последний раз, когда Эмма видела ее настолько обнаженной — это было простой случайностью. Инцидентом в ванной. Теперь она раздела ее осознано, и у Эммы внутри все переворачивается. — Ты такая красивая, — почти шепотом произносит Эмма. От робкой, но сияющей улыбки, которую дарит ей Реджина, сердце Эммы сжимается. — Теперь твоя очередь, знаешь ли, — заявляет брюнетка, и шериф с готовностью истолковывает это как то, что сейчас ее очередь раздеваться. Отчасти она права. Только вместо того, чтобы избавить Эмму от ее последней одежды, Реджина толкает ее. Буквально. Эмма настолько не ожидает этого, что вскрикивает, когда ее спина сталкивается с матрасом. Реджина же стоит прямо рядом с кроватью, на коленях, торопливо стягивая оставшуюся одежду с блондинки. Ее джинсы летят на пол, за ними следует нижнее белье. При виде Реджины, стоящей перед ней на коленях, Эмме становится невыносимо жарко, от чего она даже не задумывается, в какой открытой и беззащитной позе оказывается. Это осознание приходит ей в голову только тогда, когда Реджина, не теряя времени, осыпает поцелуями с открытым ртом внутреннюю сторону ее бедер, сосет и покусывает нежную кожу, после чего мягко кладет руки на ее колени, раздвигая их. Раскрывая ее для себя. Тихий, непроизвольно вырвавшийся вздох, дает Эмме знать о том, что глаза Реджины теперь прикованы к ней, пристальный взгляд внимательно изучает ее промежность. Блондинка даже не успевает смутиться, когда Реджина наклоняется, прижимаясь губами к ее центру, горячо и жестко, и так… так… Реджина облизывает ее по всей длине одним движением. Эмма втягивает ртом воздух — громко — ее затылок вжимается в матрас. — Ох. Она не столько слышит ответный смешок Реджины, сколько чувствует его, когда он прокатывается вибрирующим ощущением по ее клитору. Эмме приходится сжать простыни в кулаках, чтобы сдержать себя, и не вздернуть бедра резко вверх, вжимаясь ими в лицо Реджины. Но рот брюнетки снова оказывается на ней, сначала пуская в ход только губы, покрывая нежными поцелуями влажную кожу и плавно спускаясь вниз. Затем Реджина проводит языком вверх-вниз между складками Эммы, облизывая ее, лаская ее вход. Глубоко погружаясь внутрь. Эмма не узнает свой собственный сдавленный стон, не контролирует рывок собственных бедер, когда Реджина использует большие пальцы, чтобы раздвинуть ее складки, еще шире открыть ее для себя. Ощущение языка Реджины внутри нее влажное и совершенное. И Реджина мычит — боже, она действительно мычит от удовольствия, как будто смакует вкус Эммы. — Реджина, — скулит Эмма высоким, срывающимся голосом. Ей все равно, даже если это звучит как мольба. Она с радостью будет умолять. Вскоре бедра Эммы начинают бесконтрольно, круговыми движениями, следовать за языком Реджины, все сильнее прижимаясь к лицу брюнетки, и напряжение в основании позвоночника блондинки усиливается. Нежные, но сильные руки обхватывают бедра шерифа, удерживая ее, и Эмма думает, что она может закричать, когда Реджина проводит языком по ее клитору. Раз. Второй. — Боже, я… Слова застревают у Эммы в горле. Она выгибается, поднимает бедра, пытаясь вернуть давление языка Реджины. Она царапает ногтями голову Реджины, призывая ее сделать что-нибудь. Хоть что-то. Их взгляды встречаются поверх торса Эммы, и это не такой уж двусмысленный жест. Жара взгляда Реджины почти достаточно, чтобы Эмма оказалась на грани взрыва. Он прожигает блондинку насквозь, заставляя ее задыхаться и дрожать. Умолять. — Реджина, пожалуйста. Просто… блять… Она так близка. Она… Губы Реджины обхватывают клитор Эммы, медленно засасывают его в рот, и острый кончик языка начинает выводить на нем плавные жесткие круги. И Эмма пропадает. Ее пальцы путаются в волосах Реджины, тело напрягается, стенки влагалища сжимаются вокруг пустоты. Все, что требуется Эмме — это найти темные глаза Реджины, неотрывно следящие за ней, прежде чем она кончает, содрогаясь от волны удовольствия и разрывая воздух прерывистым криком. Реджина не останавливается. Ее язык продолжает лениво перемещаться кругами по клитору Эммы, собирая скользкий беспорядок, который, блондинка в этом уверена, образовался между ее бедер. Когда даже этого становится слишком много, Эмма слегка сжимает плечи Реджины. — Мне нужна минутка, — выдыхает Эмма. Она чувствует себя так, словно только что пробежала марафон, хотя все, что она делала, это просто, блин, лежала. — Как ты… как ты умудряешься делать это так потрясающе? Реджина смеется. Глубокий, насыщенный звук, который заставляет сердце Эммы вспыхнуть от любви. Тяжелое ощущение в груди только усиливается, когда она видит, как Реджина поднимается вверх по ее телу — волосы в беспорядке, губы и подбородок блестят от доказательств возбуждения Эммы. — У меня свои способы, — мурлычет Реджина, уже седлая бедра Эммы. — Я просто думаю о тебе. Теряю контроль. При этих словах она наклоняется, проводит языком по губам Эммы, настойчиво приоткрывая их и проникая внутрь. Эмма вздрагивает. Она может попробовать себя в этом поцелуе. — Сдерживаю твои крики, — продолжает Реджина, опускаясь ниже, покусывая линию челюсти Эммы. Она поднимает руку, чтобы провести большим пальцем по соску Эммы, очерчивает его кончиком пальца одним дразнящим, мучительно медленным движением, прежде чем заменить его ладонью. Она крепко сжимает грудь Эммы. — Пробую тебя, пока ты не взорвешься в моих руках. Эмма выпускает прерывистый вздох, который даже не пытается сдержать, когда тянущая боль между ее бедрами усиливается. Такими темпами, она кончит во второй раз. И это будет настоящим позором и полным провалом, ведь она знает, что Реджина заслуживает в три раза больше. Это как вынырнуть из-под воды и вдохнуть первый глоток воздуха — Эмма приподнимается, чтобы соединить их губы. Одна рука ложится на затылок Реджины, другая беспокойно тянется к ее бедру. Пальцы ласково скользят по коже, вниз, к заднице Реджины, и, когда они достигают своей цели, Эмма резко прижимает женщину вплотную к своему телу. От прикосновения кожи к коже, Реджина стонет, врываясь в горячее пространство рта Эммы. Эмма пользуется возможностью, чтобы исследовать тело в своих руках — ее пальцы прослеживают каждый позвонок Реджины, невесомо порхают по ее бедрам, двигаются вниз по ягодицам. Реджина выпускает дрожащий вздох, снова целуя блондинку. Эмма посасывает ее нижнюю губу, отпуская ее после нежного укуса. Когда поцелуй углубляется, движения становятся более медленными, более непристойными, Эмма обхватывает ладонями грудь Реджины. Брюнетка снова стонет, низко и протяжно, прямо ей в рот, когда Эмма большими пальцами поглаживает ее соски, и Эмма чувствует, как ее кожа покрывается мурашками, от ощущения того, как резко Реджина подается бедрами вперед, вжимаясь в ее тело. Влажное скольжение центра Реджины по ее коже вызывает у Эммы головокружение от желания. Ее руки замирают. Эмма чувствует противоречие в том, как Реджина яростно сосет ее нижнюю губу, как двигает бедрами по бедру Эммы в лихорадочном темпе. — Эмма, — выдыхает Реджина с каким-то отчаянием. Или, может быть, это накатывающий экстаз. И то, и другое? Эмма решает, что это определенно сочетание обоих чувств, когда Реджина хватает ее ладони, и с силой прижимает их к своим ягодицам. — Прикоснись ко мне. Сейчас. Эмма с радостью подчиняется. — Мне следовало догадаться, что ты и в постели будешь командовать, — хихикает она, и втягивает сосок Реджины в рот. От вздоха неожиданности, который издает Реджина, тело Эммы заливает жаром. Она облизывает затвердевший кончик груди брюнетки и проводит языком по его ореолу. Слегка царапает его зубами. — А еще, я открыта для экспериментов, — предлагает шериф. Потому что Реджина теперь дрожит всем телом, рывками раскачиваясь на коленях Эммы, и Эмма уже почти совсем не может сдерживаться. Грудь брюнетки быстро поднимается и опускается, когда рот Эммы смыкается вокруг ее второго соска, посасывая, облизывая и целуя. Полностью увлекшись процессом, Эмма почти не замечает дуновения магии в воздухе. Хотя, не заметить это все же слишком сложно. Блондинка от удивления отстраняется назад, опуская взгляд на ремни, которые сейчас охватывают ее бедра. Эмма моргает. — Ты только что… создала страпон с помощью магии? — выпаливает Эмма, не в силах оторвать взгляд от фиолетового, похожего на фаллос предмета, торчащего над ее промежностью. Ей приходится напомнить себе, что это искусственный член. Из всех вещей в мире, Реджина выбрала наколдовать дилдо. На ней. — Конечно, нет. Он уже лежал в моем комоде, — уточняет Реджина, глядя на Эмму так, словно ее идиотизм не знает границ. — Ты сказала, что открыта для экспериментов. — Да, но я не имела в виду… — Эмма прерывается на полуслове. Она вспоминает их телефонный разговор всего несколько недель назад, после которого Эмма пришла в ярость из-за собственных грязных фантазий. Она никогда не думала, что они станут чем-то большим, чем просто мечтами, какой-то больной игрой разума, целью которой было показать ей то, что она никогда не сможет иметь. Прямо сейчас это стало ее реальностью. На лице Реджины застыло нечитаемое выражение. Ее глаза темны и полны желания, но в них есть что-то еще, от чего у Эммы перехватывает дыхание. Заставляет покалывающий жар под ее кожей вспыхнуть пламенем. — Ну и? — окликает ее Реджина, теперь уже нетерпеливо. — Эмма? И то, как голос Реджины срывается на ее имени — отчаянный, нуждающийся — заставляет что-то внутри Эммы перещелкнуть. Она резко переворачивает их, опрокидывает Реджину на спину, вдавливая ее своим телом в матрас, и опираясь о кровать руками, расставленными по обе стороны от головы брюнетки. Реджина удивленно ахает. Она потрясенно смотрит на Эмму, ее пальцы ложатся на плечи блондинки. Эмма понимает, что сделала что-то правильно, когда Реджина в следующую секунду обхватывает ногами ее талию. — Ох, — не в силах сдерживаться, сбивчиво выдыхает Реджина. Она двигает бедрами вверх, сокращая расстояние между ними, и Эмма практически чувствует, как кончик страпона касается входа Реджины. Эмма сглатывает. — Тебе хорошо? — Думаю, будет лучше, если ты поместишь его внутрь. Ответ именно такой язвительный, как и ожидала Эмма. Она сдерживает улыбку и опускает голову, чтобы провести губами по виску Реджины (что кажется пугающе романтичным, но Эмма уже слишком много раз облажалась, чтобы переживать по этому поводу) и обхватывает рукой фаллоимитатор. Направляет его ко входу Реджины. Первый толчок заставляет Реджину выгнуться ему навстречу, насаживаясь на Эмму с застревающим в горле стоном. Медленно, Эмма продвигается глубже, наслаждаясь плавным скольжением, пока их бедра не встречаются. К тому времени, когда Эмма может с уверенностью сказать, что она полностью проникла внутрь, Реджина уже тяжело дышит под ней. Мягкое рычание «Эмма» заставляет ее сдержать еще одну улыбку, спрятав ее на коже Реджины. — Все хорошо? — Да, — кивает Реджина, протягивая руку, чтобы заправить волосы Эммы за уши. — Мне нравится жестко. Ага. Да ладно. И она снова притягивает Эмму к себе для страстного поцелуя. Трение ее сосков о соски Реджины, то как их груди сминают друг друга — все это заставляет Эмму застонать в рот брюнетки. Она упирается рукой в матрас прямо над головой Реджины, и почти полностью выходит из нее, прежде чем снова погрузиться внутрь. Реджина шипит, овевая теплым воздухом припухшие губы Эммы. Спинка кровати с грохотом врезается в стену, и на секунду Эмме кажется, что они ее сломали. — Ну давай же, — подначивает ее Реджина скрипучим шепотом, проводя губами по изгибу ее подбородка. — Трахни меня. Большего стимула Эмме и не надо. С третьим толчком, Реджина впивается ногтями в лопатки Эммы, скользит ими вниз к ее заднице, провоцируя ее проникать глубже, ее стон приглушается яростным слиянием их губ. Эмма задает более быстрый темп, смакуя каждый прерывистый всхлип, который Реджина издает на фоне хлюпающих звуков соединения их тел. Легкое, почти беспрепятственное скольжение внутрь и наружу, заставляет Эмму чувствовать жар и покалывание во всем теле. Реджина раздвигает бедра еще шире, покачивая тазом в такт толчкам Эммы. Их губы не разъединяются ни на секунду, поцелуи становятся все более обжигающими, настойчивыми, в то время, как кровать надрывно скрипит под ними. Эмма готова поблагодарить всех святых существ за то, что Генри нет дома, чтобы не дай бог не стать свидетелем этого. И только тогда, когда Эмма просовывает руку между их телами, прижимая кончики пальцев к клитору Реджины, брюнетка резко прерывает их поцелуй. Она делает это, выгибаясь навстречу прикосновению, задыхаясь от интенсивности ощущений. Ее голова откидывается назад. Эмма проводит губами по шее Реджины, целует линию ее челюсти, подбородок. Она держит ровный ритм, одновременно выводя пальцами узкие круги вокруг клитора брюнетки. Обхватив рукой затылок Эммы, Реджина притягивает ее ближе, издавая почти рыдающие всхлипы. — Эмма, — Реджина поднимает бедра еще выше, выше. С силой насаживается на страпон. — Эмма, пожалуйста… И все внутри Эммы просто… взрывается. Разрывается под напором всепоглощающей волны любви. Тепло кожи Реджины, быстрый стук ее сердца, то, как она цепляется за Эмму, беззащитная и умоляющая, и такая чертовски красивая. Сначала ни одна из них не замечает, что Эмма что-то бормочет в изгиб шеи Реджины, пока она не произносит это во второй раз, более четко: — Я люблю тебя. Сердце Эммы болезненно сжимается, но она продолжает. Теперь пути назад нет. Она царапает зубами точку пульса Реджины, чувствуя, как он ускоряется под ее языком. — Люблю тебя. Она снова произносит эти слова, уткнувшись губами в мокрую от пота кожу Реджины. Тычется носом в место за мочкой уха брюнетки. — Я подумала, что ты должна это знать. Она делает последний жесткий толчок, твердо обводит большим пальцем клитор Реджины, и брюнетка резко поднимает бедра, все ее тело напрягается, и она заглушает свой крик уткнувшись в плечо Эммы. Ее руки по-прежнему крепко сжимают светлые волосы, удерживая Эмму на месте. Блондинка кожей чувствует, бешеное сердцебиение Реджины. Эмма делает движение, чтобы выйти из нее, но тут Реджина резко садится, обхватывает голову блондинки и нежно баюкает ее между своими ладонями. Она ловит взгляд зеленых глаз в тихом изумлении. — Что ты только что сказала? — шепчет Реджина. Эмма не смеет даже вздохнуть, тем более прямо сейчас она уверена, что у нее возникнут проблемы с дыханием. Ее глаза начинают наполняться слезами, и она изо всех сил старается взять себя в руки. — Я люблю тебя, — повторяет она. Выдыхает эти слова каким-то сдавленным шепотом. — Думаю, уже давно. Прости, что заставила тебя думать, что мне необходимо какое-то зелье, чтобы сделать что-то подобное. Я никогда не имела в виду… Она резко замолкает, когда Реджина протягивает большой палец и смахивает слезу с ее щеки. Этот жест сам по себе такой нежный, что Эмма едва сдерживает рыдающий всхлип. Но он все равно вырывается, когда она поднимает взгляд. Потому что Реджина смотрит на Эмму так, как будто она для нее все. Теперь Эмма даже не пытается сдержать поток слез. — Реджина… — Скажи это еще раз, — просит Реджина, ее собственные покрасневшие глаза следят за влажными полосами на щеках блондинки, когда она обхватывает лицо Эммы. На этот раз никаких колебаний. — Я люблю тебя. Медленная, сияющая улыбка, которая растягивает губы Реджины, озаряя все ее лицо, проникает и в Эмму, и Реджина отвечает ей смехом сквозь слезы. — Еще. — Так, ладно, вот теперь я смущена. Что это вообще… Эмма не успевает закончить фразу, поскольку губы Реджины закрывают ей рот. От интенсивности этого поцелуя Эмма отшатывается назад, но успевает упереться рукой в матрас позади себя, после чего обхватывает пальцами затылок Реджины и снова наклоняет их обеих вперед, принимая ровное сидячее положение. Есть что-то особенное, другое, в этом поцелуе. Может, сыграл роль пост-оргазмический эффект, а может, это высказывание своих чувств вслух так чертовски освобождает — как бы то ни было, Реджина целует ее так, словно это какое-то волшебство. Брюнетка отстраняется, чтобы поцеловать Эмму в щеку, прослеживая губами влажные дорожки, прежде чем снова вернуться к губам блондинки, проводя по ним языком. Соленое послевкусие заставляет Эмму раствориться в ней. — Ляг на спину, — мурлычет Реджина и начинает расстегивать ремни вокруг бедер Эммы. — Я хочу попробовать на вкус всю тебя. В свете отсутствия какого-либо ответа на ее слова, волна счастья блондинки немного ослабевает. — А ты… — горло Эммы сжимается. Она ненавидит захватывающую ее уязвимость, но она должна знать. Ее голос звучит тихо и неуверенно, когда она спрашивает: — В смысле… Ты тоже меня любишь? Реджина останавливает свои действия, резко поднимает на нее взгляд, и Эмма не может точно определить, что она видит в этом взгляде, но в нем больше тепла и нежности, чем она видела за всю свою жизнь. — Эмма, — выдыхает Реджина и укладывает блондинку на спину, наклоняясь, чтобы поцеловать ее подбородок, затем медленно спускаясь вниз, к груди. — Ты просто идиотка. В этих словах слышится скрытая нежность, но Эмма все равно не догоняет. — Что… — Я любила тебя с самого начала. Прежде чем Эмма успевает ответить, два пальца Реджины скользят между ее бедер, проникая в горячую влагу, скопившуюся у ее входа. Эмма выгибается, приподнимаясь им на встречу, издает гортанный стон… Да. Это будет длинная ночь. * * * — А знаешь, что еще очень приятно? — спрашивает Эмма, откидывая прядь темных волос с плеча Реджины. Она позволяет своим пальцам задержаться, продлевая это прикосновение, а затем наклоняется, чтобы поцеловать кожу на этом месте, потому что, очевидно, целая ночь умопомрачительного секса, делает ее еще более влюбленной идиоткой. — Милая. Тебе надо называть меня так почаще. Это приятно, — признается Эмма и улыбается, когда единственным ответом Реджины становится тихий смешок, вибрирующий над покрывалом. Солнечный свет просачивается через окно, над толстым слоем снега, который навалило за ночь. Снежинки продолжают падать с верхушек деревьев снаружи. Взгляд на будильник на тумбочке рядом с Реджиной подтверждает, что у них есть не так много времени, прежде чем им придется встать. Но Эмма не хочет покидать этот кокон счастья, в котором есть только она и Реджина, прижимающаяся к ее боку и рисующая бессмысленные узоры на ее животе. — Не помню, чтобы когда-то так тебя называла, — бормочет Реджина, и ее пальцы замирают. — Называла. Один раз, — говорит Эмма, заливаясь румянцем от воспоминаний. — Конечно же, это никогда не заменит «мисс Свон». Или «ты — идиотка». — Ой, перестань, — говорит Реджина и игриво шлепает ее. — Полагаю, я могу внести некоторые корректировки. Эмма, замешкавшись, делает паузу. — Ты не обязана. Это были всего лишь мысли вслух. Но Реджина уже приподнимается, опираясь на локоть, подушечки ее пальцев скользят по подбородку Эммы, заставляя ее посмотреть вверх. Эмма выполняет ее молчаливую просьбу, и… это просто безумие, как быстро ее тело оживает, когда Реджина соединяет их губы для неторопливого поцелуя. — Милая, — едва ли громче шепота выдыхает Реджина в пространство между их приоткрытыми губами. От этого звука по спине Эммы пробегает электрический разряд. Эмма снова целует ее. Медленно. Глубоко. Но это продолжается до тех пор, пока Эмме не приходится оторваться, чтобы глотнуть воздуха. — Скажи это еще раз. Реджина хрипло смеется, сосредоточившись на прикосновении своего большого пальца к скуле Эммы. — Милая. — Еще разок? Эмма не может себе представить, что когда-нибудь устанет слышать смех Реджины, устанет от этого ощущения, как будто он согревает ее до самых костей. Вместо саркастического замечания, которое Эмма ожидала, смех Реджины разносится по комнате и постепенно затихает, а улыбка на ее лице превращается в нечто более серьезное. — Я люблю тебя, — тихо произносит она, а ее пальцы касаются лица Эммы, словно она снова изучает его. — Как тебе эти слова на повтор? Честно? Эмма не отрываясь смотрит на нее, а ее сердце колотится где-то в горле. — Думаю… они мне очень нравятся. Эмма может растаять и растечься лужицей прямо в этой кровати от того, как Реджина улыбается ей: такой мягкой, искренней улыбкой, которая заставляет мир вокруг них остановиться. Как бы чертовски слащаво это ни звучало, мир вполне мог бы это сделать. Но, прежде чем Эмма успевает произнести еще хоть слово, внизу хлопает входная дверь, и голос Генри эхом отдается от стен холла. — Мамы, вставайте! РОЖДЕСТВО НАСТАЛО! Что ж. Вот тебе и кокон счастья. — Как, черт возьми, мы умудрились вырастить такого мелкого кайфолома? — бормочет Эмма. Реджина бросает на нее строгий взгляд. — Не называй его так. — Ну, это же правда. Я… — Эмма прерывается, ее глаза округляются, а взгляд, с растущим ужасом, перемещается на дверь. — Мы не запирали дверь. — Что? Эмма поспешно принимает сидячее положение. — Мы не закры… Но уже слишком поздно. Дверь спальни с грохотом распахивается, и появляется Зелена, одетая в самый непристойный наряд миссис Клаус, с удобно устроившейся на ее руке Робин. Эмма не успевает сообразить что сделать, чтобы прикрыть свою голую задницу. Она вскрикивает и пытается ухватиться за одеяло. А потом эффектно падает с кровати. Зелена останавливается как вкопанная на пороге. — Вижу, ты наконец-то трахнула мою сестру. К ее чести, Реджина выглядит лишь слегка раздраженной. Она прижимает одеяло к груди (теперь Эмма понимает, почему она не смогла ухватиться за него. Реджина — чертова захватчица одеял) и вздыхает. — Зелена. Ты не возражаешь…? — Вообще-то возражаю. Я приперлась в такую даль не для того, чтобы смотреть на голую задницу твоей девушки, — фыркает Зелена, но тем не менее выдает что-то похожее на самодовольную ухмылку. — Робин хочет лепешку. — Что? — Лепешку. Штуку, которую ты печешь на сковороде. Реджина потирает висок. — Это называется… а знаешь что? Забудь. Мы спустимся через минуту. — Отлично. Это, кстати, вам, — ни с того ни с сего, Зелена швыряет невесть откуда взявшийся баллончик с освежителем воздуха «Фебреза» им на кровать. — Счастливого Рождества. Здесь запах как в чертовом борделе. С этими словами она захлопывает дверь. Эмма понятия не имеет, как себя вести в последующие несколько секунд неловкого молчания. В конце концов, Реджине приходится подсказать ей: — Знаешь, ты уже можешь вылезать оттуда. Эмма неохотно забирается обратно на кровать. Реджина наблюдает за ней с непонятным выражением на лице, прежде чем медленно произнести: — Только не говори мне, что тебя напугало то, что она поймала нас. — Дело не в этом, — отвечает Эмма. И это правда, хотя она предпочла бы никогда больше не попадать в позорные ситуации благодаря Зелене. — Просто… Реджина терпеливо ждет, молча побуждая Эмму закончить. Да пофиг. Коммуникация — ключ к здоровым отношениям. — Она назвала меня твоей девушкой. Реджина, кажется, слегка ошарашена этим ответом, и она пытается получить чуть больше конкретики, небрежно продолжая: — Да… И? Облегчение, которое переполняет Эмму, наверное можно потрогать руками. Она придвигается ближе, и довольно усмехается, когда взгляд Реджины опускается на ее грудь, откровенно оценивая. — Ну, не знаю, — бормочет Эмма, едва касаясь ее губ своими. Она чувствует дыхание Реджины, которое слегка сбивается от предвкушения. — Мне кажется, что «девушка» — это как-то слишком по-малолетски, чтобы могло относиться к тебе. Может быть, партнерша? Или «прекрасная возлюбленная»? Взрыв смеха. — Не вздумай даже, — отвечает Реджина. — Мы не превратимся в твоих родителей. Эмма фыркает. — Что? Значит, никакого счастливого конца? Как насчет счастливого начала? Реджина подносит руку к щеке Эммы, ее взгляд медленно скользит по всему ее лицу, что выглядит как проявление полного обожания. И, может быть, это делает Эмму сентиментальной идиоткой, но, сидя здесь и сейчас, с ужасной рождественской музыкой, просачивающейся сквозь стены, в преддверии новых потенциальных семейных катастроф, она не променяла бы этот момент ни на что на свете. Реджина трется кончиком носа о подбородок Эммы, а затем чуть приподнимается и замирает в сантиметре от ее губ, прежде чем прижаться к ним еще одним поцелуем… — Мне нравится называть это «вторым шансом», — говорит она. А Эмма, спросите вы? Эмму это более чем устраивает.