Kissing Regina Mills / Целуя Реджину Миллс

— Что ты думаешь, Эмма? Розовая или желтая? Снежка держит в каждой руке по блузке, и обе выглядят так, будто их выблевал единорог и бросил в костер. Эмма лишь на секунду задерживает на них взгляд. — Ни та, ни другая. Мам, если ты подаришь это Зелене, я уверена, что она превратит тебя в жабу. Буквально. — Слишком ярко? — Скорее, слишком уродливо. Снежка бросает на нее явно обиженный взгляд, прежде чем в гневе вернуть вешалки на место. — У меня в шкафу висят такие же рубашки. — Не-е-е-т. Никогда бы не подумала. Насмешливо глянув на нее, Снежка молча продвигается вглубь магазина. Эмма даже не делает попытки двинуться за ней. Прошло уже несколько дней после дружеского секса по телефону — на самом деле, Эмма не смеет называть его вслух именно так, поэтому останавливается на слове Инцидент — когда Снежка вдруг вытащила ее за рождественскими покупками. Это последнее, чем Эмма хочет заниматься в свой выходной день, но, учитывая, что она не вылезала из кровати большую часть последних двух недель, Эмма удивлена, что Снежка вообще так долго терпела, прежде чем что-то с этим сделать. А еще есть Реджина. Конечно, всегда все сводится к Реджине. Только за последнюю неделю она звонила Эмме по меньшей мере четыре раза. Блондинка должна быть благодарна, что Реджина держит свое обещание, но чаще всего их разговоры… неловкие. Напряженные. Именно такие, какими должны были быть после того, как они занимались сексом по телефону, всего через несколько дней с того вечера, когда закончили свои отношения в стиле псевдо-дружеский-секс. И еще учитывая то, что Эмма застряла, убиваясь из-за того, что она болезненно и бесповоротно влюблена в Реджину. Так что — да. Все это чертовски сложно. Сейчас Эмма сокрушается, что вообще согласилась на этот шоппинг, наблюдая за тем, как Снежка носится по проходам между стеллажами с товарами. Город готовится к ежегодному Рождественскому фестивалю, и все вокруг просто бурлит праздничным весельем и возбуждением, а Эмма… ну, не особая фанатка всей этой суеты. — Как тебе это? — спрашивает Снежка, показывая на удивление красивое голубое платье. — Как думаешь, Реджине оно понравится? Все внутри Эммы переворачивается от одного звука имени Реджины. Она пытается оставаться спокойной. — Да. Вполне милое, — пищит блондинка необычно высоким голосом. Она вздрагивает. Снежка подозрительно смотрит на нее. — Просто милое? — Что еще ты хочешь от меня услышать? — О, я даже не знаю, — протягивает Снежка, проводя по платью пальцами, словно разглаживая его, таким образом, что Эмма задается вопросом, не ловушка ли это. — Раньше ты проявляла больше интереса к Реджине в голубом платье. Затем Снежка делает такое нелепое движение бровями, что Эмма в ужасе отшатывается. — Или без него. Теперь Эмма даже бледнеет. — О боже мой! Неа. Нет. Как ты можешь… нет, мы точно не будем об этом говорить. — А почему нет? — Снежка швыряет платье в тележку, и при этом у нее еще и хватает наглости выглядеть оскорбленной. — У меня было время свыкнуться с этой мыслью. Я могу быть крутой мамой, знаешь ли. — Это классно и все такое. Что совсем не означает, что мы должны об этом разговаривать, — заявляет Эмма. — Я — твоя мать. Моя работа — говорить об этом, — парирует Снежка. — Не думай, что я не заметила, как вы избегаете друг друга. Это как-то связано с тем, что случилось в День Благодарения? Одно упоминание об этом возвращает Эмму к той ночи, к воспоминаниям о мягких бедрах Реджины, прижатых к щекам Эммы, к выражению чистого блаженства на лице Реджины, когда она прижималась центром к губам блондинки. К этому образу, безвозвратно искаженному тем, что произошло дальше. — Между мной и Реджиной ничего нет, — автоматически выдавливает Эмма. — Уже нет. Она закончила это до того, как кому-то из нас могло бы стать больно. Но, полагаю… Эмма замолкает, а в воздухе повисает непроизнесенная вслух фраза «но она опоздала». Снежка наблюдает за ней, в ее глазах светится понимание. — Но тебе все равно больно, — заканчивает она за дочь. Эмма может только кивнуть в ответ. — Это все моя вина, — произносит шериф, собираясь с мыслями. — Мне не следовало покупать у тебя то зелье. Она думает, что я использовала его, чтобы… а знаешь что? Так или иначе это все плохо закончилось бы. Я позволила своим чувствам вырваться на свободу, в то время, как с ее стороны этого не было… может оно и к лучшему. — Эмма. Милая, — мягко утешает дочь Снежка, поглаживая ее щеку. — Я люблю тебя. Но иногда ты бываешь такой же балбеской, как твой отец. Это… определенно не та реакция, которую ожидает Эмма. — Ты только что назвала меня глупой? — Именно это и означает «балбеска», — кивает Снежка и продолжает небрежно двигаться вдоль рядов с одеждой, как будто Эмма секунду назад не изливала ей свое сердце. — Ты забываешь, что я знаю Реджину дольше, чем кто-либо другой. Я видела ее влюбленной. Конечно, сейчас она немного более ожесточена, чем тогда. Но она скорее, как чашка ароматного кофе. Темная и обжигающая сверху… — Мама. — Я хочу сказать, что у нее все тот же взгляд, когда она любит что-то — или кого-то — всем сердцем, — заканчивает наконец Снежка и поворачивается к Эмме. — Так что поверь мне, когда я говорю, что эта женщина любит тебя. У Эммы внезапно подкашиваются колени. Это уже второй человек, который уверяет ее в любви Реджины, и теперь блондинка не знает, чему верить. — Просто дай ей время, — подбадривает Снежка. — В конце концов, всегда находится какой-то выход. Как ни странно, яркая улыбка, которую дарит ей мать, успокаивает, несмотря на тревогу, продолжающую свербить в животе Эммы. — Иногда мне даже жаль, что я не унаследовала твой оптимизм. — Это — дар, — отмахивается Снежка, хотя она явно довольна комплиментом. — Я так понимаю, тебе еще рано дарить ей это на Рождество? Она вытаскивает несколько предметов из огромной кучи в своей тележке. Эмма понятия не имеет, что это за штуки, пока не берет пластиковую упаковку из рук Снежки, и не читает описание. Зажимы для сосков «Сказочная Фантазия». Зажимы для сосков. — Мам. Где, черт тебя подери, ты это взяла? Потрясение настолько велико, что даже немного затмевает чувство унижения, поднимающееся по позвоночнику Эммы. Но потом она видит кляп в другой руке Снежки, и меняет свое мнение: унижение резко перебивает все остальные эмоции. — В шестом проходе. Прямо за свечами. — А как быть с младенцем Иисусом? В смысле — это место же похоже на сказочную версию Маршаллов. Что… — Я же говорила, что могу быть крутой мамой, — парирует Снежка. Эмма не осмеливается задавать ей дополнительные вопросы. К трем часам дня Эмма уже полностью затарилась. Ей наконец-то удается вырваться из захвата Снежки, но не раньше, чем она покупает несколько вещей для Генри, уже направляясь в сторону кафе У Бабули. Блондинка выяснила, что ее сын, хочет добавить несколько новых комиксов Marvel в свою коллекцию. Возможно, последний сезон «Игры престолов». Она как раз раздумывает над тем, чтобы купить Реджине элегантную антикварную шкатулку, когда ее телефон жужжит, оповещая о новом сообщении. На дисплее высвечивается имя Реджины, и сердце Эммы вздрагивает. «Заскочишь сегодня ко мне пропустить по стаканчику? хх» Эмма в замешательстве морщит лоб. «Заскочишь»? Не говоря уж о том, что Реджина только что пригласила ее выпить. А что, блин, значит вот это «хх»? «Ты уверена?» Проходит целая минута. Эмма уже начинает нервничать в ожидании ответа, когда… «Да или нет, Свон. В 7 часов.» Эмма чуть не роняет телефон, торопясь ответить. «Я приду.» «Прекрасно.» «Тогда увидимся ;)» Подмигивающий смайлик. Эмма тупо пялится на него в полном недоумении. Она не знает, сколько прошло времени, пока она стояла, разинув рот, как идиотка. Только когда кассир прочищает горло, напоминая о своем присутствии, Эмма понимает, что все еще держит в руке антикварную шкатулку для драгоценностей. — Вы будете ее покупать или что? * * * Вот так Эмма оказывается на пороге дома Реджины Миллс в этот зимний вечер. Идет сильный снег, покрывая дорожку белыми хлопьями. Эмма уже порядком отморозила себе задницу, но, при этом, она так сильно нервничает, что даже не знает, должна ли она чувствовать облегчение или ужас, когда Реджина открывает дверь, бросает на нее взгляд и… — Эмма? — она озадаченно хмурится. — Что ты здесь делаешь? Определенно — ужас. — Ты… э-э… пригласила меня? — с трудом выдавливает Эмма, и это больше похоже на вопрос. Реджина явно сбита с толку, и это совсем не помогает, чтобы успокоить нервы Эммы. — Нет, не приглашала. — Да. Приглашала, — Эмма быстро выставляет свой телефон дисплеем к Реджине, в качестве доказательства, раскрыв их предыдущий разговор. — Видишь? Это только усиливает недоумение Реджины. Она смотрит на экран, и ее глаза сужаются в осознании. — Я этого не писала. И… «заскочишь»? Я что, умерла, а потом очнулась британкой? — Я… Эмма замечает какое-то движение внутри дома. Она улавливает каштановую шевелюру, прежде чем голова Генри исчезает за лестницей. Ну, теперь совсем не сложно сложить дважды два. — Ох, — выдыхает Эмма сквозь комок, застрявший в горле. Она стискивает зубы. — Это была ошибка. Мне не следовало приходить. Извини. — Это что, незабудки? Хмурый взгляд Реджины сначала смягчается от извинений Эммы, но, когда она видит простой букет цветов в руке блондинки, этот взгляд превращается в нечто совсем иное. Эмма почти забыла о них. Это было решение, принятое в последнюю минуту, когда она вспомнила про розы, которые так и не достигли получателя. Шериф решила, что незабудки — это не так банально. — Да… да. Это… тебе. Она протягивает цветы Реджине. — Эмма, — произносит Реджина на выдохе, по-видимому, не находя слов. Однако она смотрит на блондинку с самым нежным выражением лица. От одного этого вида у Эммы буквально перехватывает дыхание. — Мы с Генри украшаем рождественские чулки, — продолжает Реджина после минутной паузы, ее взгляд мягкий и в нем промелькивает интерес, когда она берет цветы. Женщина указывает внутрь дома. — Хочешь присоединиться к нам? * * * И Эмма присоединяется. Конечно она присоединяется. Потому что она всегда будет той же самой жалкой тоскующей идиоткой. И это того стоит, даже несмотря на то, что первые десять минут она тратит на то, чтобы сверлить суровым взглядом своего сына через журнальный столик между ними. Генри, разумеется, абсолютно невозмутим. Более того, ему даже хватает наглости одарить ее самодовольной улыбкой. Хитрющий маленький засранец. — Надо было позвонить, мам. Я бы оставил для тебя какие-нибудь прикольные украшения, если бы знал, что ты придешь, — говорит он ей и показывает свой ослепительно сияющий носок. Эмма не может сдержать фырканья. — И разрушить твой гениальный план кражи телефона твоей мамы, чтобы обманом заставить меня прийти сюда? Как я могла, — иронично заявляет Эмма. — Я не крал мамин телефон. — Может крал. А может, и нет. Но твоя сумасшедшая тетушка определенно имеет к этому какое-то отношение. Генри не подтверждает и не опровергает эти обвинения, поэтому Эмма пользуется случаем, чтобы краем глаза понаблюдать за Реджиной. Брюнетка стоит у кухонного островка и с необычным благоговением ставит цветы в вазу. Эмма изо всех сил старается сдерживаться, но это практически невозможно, учитывая, что она провела две недели, скучая по Реджине, а ее сердце разрывается от боли. Поэтому, Эмма в конце концов просто не замечает, что откровенно пялится на Реджину, подносящую цветы к носу. Мягкая, нежная улыбка изгибает губы брюнетки. А потом она снова поднимает свои карие глаза, и ее взгляд встречается с глазами Эммы. Шериф быстро отводит взгляд. — Дай угадаю. Вы называли это Операцией «Ловушка для родителей»? — запоздало добавляет Эмма, в основном, чтобы скрыть тот факт, что ее застукали за разглядыванием. — На самом деле Операция «Свон Квин». Он произносит это очень твердо, без тени юмора в голосе. Он определенно серьезен. Эмма не получает возможности неловко отшутиться, поскольку возвращается Реджина с двумя кружками какао. Оживившись при виде вкусняшек, Эмма с благодарностью принимает свой напиток, и ее желудок делает небольшое сальто, когда она снова ловит взгляд Реджины. Черт. Это будет очень длинный вечер. — Спасибо, мам, — мило улыбается Генри Реджине. Все это, несомненно, чистейшее подхалимство. Эмма моментально узнает его демоническую улыбочку. — Может сфоткаемся? Что думаете? Он снова поднимает чулок, на котором кривыми буквами вышито «Генри». — Прекрасно вышло, — мягко мурлычет Реджина. — И, конечно же, сфотографируемся. Я только возьму свой телефон. — Вообще-то, я хотел взять камеру, которая наверху. Ну, ты знаешь… нормальную. Реджина колеблется. — Генри. Она на чердаке. — Ага, — беззаботно отмахивается Генри, уже топая в сторону лестницы. — Мне, вероятно, понадобится несколько минут. Вы, ребята, можете начать наполнять чулки без меня. — Ты уверен, что не хочешь… — Шампанское под елкой! — ни с того ни с сего уведомляет их подросток и исчезает наверху. Это все настолько явно подстроено и подгадано, что Эмма не должна удивляться, когда заглядывает под рождественскую елку и убеждается, что он прав. Бутылка шампанского небрежно втиснута рядом с двумя бокалами и целым рядом декоративных свечей, все из которых уже горят. Так, а вот это уже пожароопасно. А еще, это до безобразия романтично. Может даже с толикой вкуса. Эмма не знает, сердиться ей или быть впечатленной. Реджина заправляет выбившуюся прядь волос за ухо. — Уверяю тебя, раньше этого там не было, — говорит она, явно смущаясь. Эмма ничего не может с собой поделать, умиляясь очаровательному румянцу на ее щеках. — Генри был… я думаю, это не имеет значения. Просто дай мне минуту, чтобы все убрать. — А тебе обязательно это делать? — Эмма встает и наклоняется, чтобы поднять бутылку. — Я имею в виду, зачем будет пропадать бутылка отличного… Она щурится. Она понятия не имеет, как произносится название на этой дурацкой этикетке. — Веве клик-квот? Уголки губ Реджины приподнимаются в улыбке. — Это произносится как «Вёрв Кли-Ко». — Я учила испанский в старшей школе. — Надеюсь, с ним у тебя не так плохо, как с французским. В голосе Реджины нет враждебности или пренебрежения. Ее глаза все еще светятся весельем, и это придает Эмме смелости, чтобы открыть бутылку. — Puedo hablar un poco, — Эмма пожимает плечами. — Видишь? Вполне неплохо для испанского девятого класса. («Говорю немного» (исп) — прим.пер.) Трудно не заметить, как Реджина демонстративно закатывает глаза. Эмма наполняет оба бокала, слегка замешкавшись, когда видит, что Реджина задумчиво ее рассматривает. Она не знает, что должен означать этот взгляд. Но слова Снежки продолжают эхом отдаваться в голове Эммы. Желание узнать становится сильнее с каждой минутой. — Итак, — начинает Эмма. Скрежещущее напряжение постепенно возвращается. Реджина выжидающе смотрит на нее поверх бокала. — Итак. — Так что тут за история с наполнением рождественских чулок? Кажется, вопрос попадает в точку. Лицо Реджины вдруг озаряется светом, как будто она только сейчас вспомнила о чулках. Без сомнения, она бросила бы огненный шар в Эмму за мысли о том, как чертовски милашечно выглядела сейчас брюнетка. Эмме отчаянно хочется рвануть на пару шагов вперед и поцеловать ее. — Это традиция, которую мы ввели много лет назад, — объясняет Реджина. — Когда Генри был маленьким, он набивал чулок старыми игрушками для детей, у которых их не было. Вместе с письмом для Санты. А утром в Рождество, он, взволнованный, вскакивал ни свет ни заря, чтобы посмотреть, какие новые игрушки Санта положил в его чулок взамен. Сердце Эммы слегка сжимается. — Звучит очень мило. Реджина мягко угукает в ответ. — Когда он стал старше и обнаружил, что Санта не существует, мы стали обмениваться чулками. Наполняли их конфетами. Фотографиями. Воспоминаниями, на самом деле. Поэтому вместо того, чтобы каждый год писать письмо Санте, он стал писать его мне. — Это… — до глупости слащаво. — И о чем же он писал? — То, о чем написал бы любой восьмилетний мальчик, — протягивает Реджина с улыбкой. — Как сильно он хотел крутую игрушечную гоночную машинку, как та, которую он видел в кино. Примерно такие письма были до тех пор, пока ему не исполнилось десять, а потом… Реджины прерывает себя на полуслове. Эмма не задает вопросов, молча демонстрируя свое понимание. — После падения проклятия, — продолжает Реджина и делает глубокий вдох. — Он всегда пишет записку о том, что любит меня. Эмма сглатывает. У нее болезненно сжимается горло. — Смышленный парень. — Да. Думаю, ваше семейство иногда действительно оправдывать свою фамилию Прекрасных, — криво усмехается Реджина. — Это прозвучало почти как комплимент. — Не в этой жизни, Свон. Эмма мягко смеется, но резко замирает, как только осознает ничтожное расстояние между ними. В какой-то момент она придвинулась ближе, привлеченная рассказом Реджины. Или, может быть, самой Реджиной. В любом случае Реджину это, похоже, не слишком беспокоит. А Эмму? Эмма может сосчитать каждую ресничку, рассмотреть каждую черточку на лице Реджины, и все внутри нее просто воет от тоски. Должно быть, обожание ясно написано на ее лице, потому что Реджина вдруг слегка улыбается. — Что? Эмма моргает. — Что? — Ты пялишься, — говорит Реджина, поджав губы. — Снова. Эмма не в силах сдержать улыбку от такой фамильярности. — Да. Похоже, что так оно и есть. Реджина вертит в руках ножку бокала с шампанским, изучая взглядом лицо блондинки. Бесконечно долго не отводя от нее взгляд, который в конечном итоге начинает метаться к губам Эммы и обратно вверх. Шериф не может даже понять, ждет ли она, что Реджина сделает этот крошечный первый шаг — в любом случае, она этого никогда не узнает. Потому что в следующее мгновенье они слышат громкий топот ног Генри по лестнице. — Нашел! — восторженно кричит парень, поднимая над головой древний «Полароид». Реджина тут же делает шаг назад, к большому огорчению Эммы. Их сын либо виртуозный интриган, либо просто кайфолом. — А ну-ка, встаньте-ка поближе друг к другу, — щебечет он. — Время делать фоточки. Реджина бросает на него озадаченный взгляд. — Фоточки? Чего? — Вас двоих. Мне надо для семейного альбома, над которым я работаю. — Думаю, я пас, малыш. Ты же знаешь, что я не фотографируюсь, — осторожно говорит Эмма. — Да ладно вам, мамы, — скулит их ребенок с самыми большими щенячьими глазами, которые Эмма когда-либо видела. — Пожалуйста? В ту же секунду, как Реджина обращает на нее свой царственный взгляд, вся королевская бравада Эммы рассыпается в прах. — Мне уже никак не отмазаться, да? Реджина с вызовом вздергивает бровь. — Нет, если ты достаточно умна, чтобы понимать, что для тебя хорошо. Это такая же угроза, как и любая другая. Эмма вздыхает. — Куда нам встать? — Вон в тот угол, — радостно указывает Генри. Эмма шаркая плетется рядом с Реджиной, изо всех сил стараясь бурчать потише. Она послушно стоит не двигаясь в отведенном ей углу, пока Генри чирикает… — Ближе! Эмма бросает на него суровый взгляд, но, тем не менее, смещается чуть ближе к Реджине, чувствуя, как ее внутренности переворачиваются, когда она случайно задевает руку брюнетки. — Ближе, — требует Генри. — Пацан, какого черта… — О, ничего себе. Вы только гляньте, что там, — перебивает ее подросток и показывает на потолок. На небольшой букет из веточек и ягод, конечно же, абсолютно случайно висящий над ними. — Омела. Интересно, как она туда попала? Его лицо — идеальная маска невинности, голос полностью лишен эмоций. Эмме хочется швырнуть ему в голову носок. Но она не думает, что сможет нормально прицелиться своими дрожащими руками, когда какое-то леденящее чувство скользит между ее ребер. — Полагаю, по традиции, нужно поцеловаться, верно? — продолжает гнуть свое мальчик. — Генри… — Реджина застывает рядом с Эммой, очевидно, восприняв все это именно с такой радостью, как и ожидала блондинка. В ее голосе чувствуется явное напряжение: — Я не думаю, что мы будем это делать. — Почему нет? Это же просто поцелуй. — Генри. — И вы друзья. Разве вы не… — О, ради всего святого… Просто заткнитесь. Оба, — рычит Эмма, теперь уже раздраженно. Она игнорирует возмущенный взгляд Реджины и указывает пальцем на Генри. — Ты. Это последняя капля. Ты реально попал, пацан. Это уже даже не смешно. В кои-то веки взгляд Генри даже выглядит виноватым. — Но… — Никаких «но». В свою комнату. Сейчас же, — должно быть, все эти суровые родительские штучки придают ей дополнительную храбрость, потому что она поворачивается к Реджине. — Реджи… Эмма осекается. Она замолкает на полуслове, увидев взгляд Реджины, который медленно блуждает по ее лицу, оценивая реакцию Эммы. В нем есть что-то темное и тяжелое, и от этого каждая клеточка тела Эммы вспыхивает. Она понятия не имеет, что делать дальше. Да пошло оно все. Она протягивает руку, и мягко проводит ладонью по подбородку Реджины, отмечая едва слышный вдох брюнетки, как только она делает это. Последняя мысль Эммы перед тем, как сократить оставшееся между ними расстояние… Мне пиздец. Она не целует брюнетку. Несмотря на то, как долго она жаждала снова поцеловать Реджину, сейчас она подается вперед и обхватывает руками талию мэра. Позволяет своему телу влиться в тело Реджины, а лицу уткнуться в изгиб между шеей и плечом женщины. Это новое чувство. Другое. Особенно если учесть, что раньше они никогда не обнимались. Эмма чувствует, как Реджина колеблется, как напрягается ее тело, но через секунду она уже обнимает ее за плечи, притягивая ближе. Крепче. Она нежно запускает руку в волосы Эммы, прижимается к ним носом, и грудь Эммы расширяется от волнения. — Вы становитесь немного сентиментальной, мисс Свон, — бормочет Реджина в ее волосы, и Эмма издает слабый смешок, уткнувшись в шею брюнетки. Они не замечают, как надолго замирают в такой позе, пока их не выдергивает из этого состояния, разрывая тишину, щелчок фотоаппарата. На этот раз Эмме не хватает сил ругать Генри. * * * Вместо этого Эмма набивает его чулок углем. Это не такая уж и страшная мера наказания. Но она все же отказывается быть такой стервозной мамашей, как бы она ни злилась. Так что блондинка добавляет в чулок немного любимых шоколадных конфет сына, чтобы подсластить его разочарование. Ну, и фотографию их двоих, которую она уже давненько хранит в своем бумажнике. Может быть, Реджина права. Может быть, она становится слишком сентиментальной. Что же касается чулка Реджины — тут все гораздо сложнее. К концу вечера Эмма выбирает две вещи. Одна из них — стеклянный лебедь с золотой короной на голове, похожий на того, что подарил ей Генри. Она нашла его висящим на самой верхушке их елки, и украла с намерением подарить обратно, потому что, почему бы и нет. Второй вещью стало письмо. Эмме потребовалось несколько попыток, чтобы написать его целиком. Скрупулезно. Слово за словом. Оно вышло сокровенным, глупо-слащавым и офигенно сентиментальным. Эмма нервно сминает его и отбрасывает, после чего быстро строчит на клочке бумаги, пока не передумала. Теперь слова на странице смотрят на нее с простотой и открытостью. * * * Я люблю тебя. * * * С течением дней, Эмма начинает встречать Реджину все чаще и чаще. Будь то сбор для мозгового штурма по поводу организации предстоящего фестиваля, случайные встречи У Бабули или непреднамеренные набеги на офиса мэра, но не проходит и дня, чтобы Эмма каким-то образом… не наткнулась на нее. Буквально. Ничто из этого не является непреднамеренным или даже отдаленно случайным. На самом деле, если бы Эмме предложили угадать, она была бы готова поспорить, что все это имеет прямое отношение к Двум Гребаным Засранцам. Они же — ее сын и Зелена. Они же — два демона, рожденные в самых потаенных, всеми забытых частях Ада. — Зачем тебе-то это вообще надо? — ворчит Эмма на Зелену. На этот раз она даже не пытается быть вежливой, поскольку в данный момент разгребает снег с подъездной дорожки Реджины, и так уж случилось, что это была еще одна ловушка. — Тут же целый город людей. Тебе заняться нечем? Ну, там, поиздеваться над кем-нибудь. Или чаю попить. Зелена морщит нос. — С чего мне вдруг чаи распивать? — Ты же англичанка. Эмма бросает лопату на землю сильнее, чем нужно, и стягивает с рук перчатки. Последние два дня разгулялась настоящая буря, и город был покрыт снегом. И уж чего Эмме сейчас меньше всего хотелось видеть — так это лицо Зелены, пялившейся на нее с крыльца. — Должна ли я напоминать тебе, что я — сказочный персонаж из Страны Оз? — Зелена проводит пальчиком по ободку своей кружки, удобно устроившись в кресле-качалке. Эмма понятия не имеет откуда она взялась в руках ведьмы. Она хмурится и складывает руки на груди. — Да пофиг. В любом случае тебе ни к чему было инсценировать кражу со взломом, чтобы заставить меня прийти сюда. Могла бы просто попросить. — И пропустить все веселье? Хоспади. Ты реально наивная. — Веселье? — передразнивает ее тон Эмма. — Ты думаешь, было очень весело пытаться проникнуть в дом через окно на втором этаже? Я упала на задницу. И Реджина чуть мне ее не надрала после этого. Зелена отмахивается свободной рукой. — Как драматично. Может тогда тебе не следовало вламываться туда, как какому-то воришке. — Ты просто невозможна. — А вы — две упертые тугодумки. Тебе что, так сложно перепихнуться с моей сестрой? Она же моя родственница. А значит, она чертовски красива. Что ж. С этим Эмма не может поспорить. Эмма вздыхает в морозный воздух и клянется никогда больше не пытаться вломиться в чей-то дом. Ее задница все еще мокрая после падения из окна, и поэтому она тащится обратно к входной двери. — Пойду обсохну. — Еще суше и твоя вагина будет извергать из себя пыль, — стебётся Зелена. Эмма игнорирует ее. Она плетется в комнату для стирки, чтобы переодеться в спортивные штаны, которые находит там. Сначала она думает, что это штаны Генри, но, судя по более узкому размеру, они все же принадлежат Реджине, и Эмме слишком нравится эта мысль. Затем она идет на кухню, где обнаруживает саму Реджину. Эмма останавливается и делает шаг назад, наблюдая за тем, как плавно двигается брюнетка, готовя ланч. Как только Реджина замечает ее, она замирает и окидывает взглядом новый прикид Эммы. — Как я вижу, ты вернулась к краже моих вещей. Эмма смотрит вниз на свои ноги. — Это твои? Ты носишь спортивные штаны? — У меня был момент слабости, — увиливает Реджина от реального ответа и снимает фартук. Потому что, конечно же, она надевает фартук, когда готовит перекус. — В твоем понимании это слабость. В моем… Необоснованная милота. Эмма отгоняет эту мысль. — Удобство? Реджина, кажется, не слишком впечатлена этим ответом, поэтому Эмма меняет тему разговора. — У меня джинсы мокрые. Я же не в цветочное поле упала. — И то верно, — соглашается Реджина, сдерживая смешок. — А еще ты могла бы использовать магию. Хотя, я полагаю, ты не можешь волшебным образом превратить здравый смысл в нечто реальное, правда? — Ха-ха. Реджина просто осматривает ее, и Эмма нервно ерзает под этим тяжелым взглядом, который она может охарактеризовать только как обеспокоенный. — У тебя кровь, — произносит, наконец, Реджина, указывая на голову Эммы. — Вот… здесь. Прижав ладонь ко лбу, Эмма тут же морщится. — О. Точно. Наверное, поцарапалась о ветку, когда летела вниз. В том, как Реджина закатывает глаза, странно сочетаются раздражение и нежность. — Честно говоря, я не представляю, как тебе удалось дожить до такого возраста. Сядь. Я принесу аптечку. Эмма хмурится. — А ты не можешь просто… не знаю. Магически убрать ее? — Если ты не хочешь, чтобы я «магически» оставила шрам у тебя на лице, то мы должны промыть ранку и сделать все по старинке. — Слушай, да все нормально. Тебе вовсе не обязательно… — Эмма, — вздыхает Реджина. — Просто сядь. Пожалуйста. Это тихое «пожалуйста» полностью убивает все уже заготовленные для спора аргументы Эммы. — … Хорошо. Эмма неохотно плюхается на стул рядом с кухонным островком, ожидая возвращения Реджины. Это не занимает много времени, и уже через пару минут, брюнетка сидит рядом с Эммой и перебирает содержимое аптечки. — Знаешь, ты слишком сильно заморачиваешься. Это всего лишь царапина, — ворчит Эмма. — Ну прости меня за то, что я забочусь о твоем здоровье. — Я правильно расслышала? Реджина Миллс стала совсем мягкой? Реджина бросает на нее суровый взгляд. — Сиди спокойно, — бурчит она и поднимает ватный тампон, предположительно пропитанный спиртом. — Будет больно. — Ну уж вряд ли больнее, чем все остальное, через что мы прошли, — пытается пошутить Эмма. Пытается, но это выходит больше обиженно и немного обвиняюще, и глаза Реджины впиваются в нее удрученным взглядом. Тем, который говорит так много. Воздух между ними становится слишком плотным и напряженным, но в этот момент Реджина прижимает тампон ко лбу Эммы. Эмма шипит. — Что ты сказала, о, могучий Спаситель? — Реджина невозмутимо прячет мягкую улыбку, крепче прижимая ватку. — Туше. Боль становится более терпимой после еще нескольких мазков, и теперь ничто не мешает Эмме сфокусироваться на внимательном взгляде и сосредоточенном выражении лица Реджины. Как бы банально это ни звучало, но оно сейчас чертовски очаровательно. К сожалению, оно еще и заставляет сердце Эммы сжиматься в груди. — Ну вот, — бормочет Реджина, заканчивая. Она выуживает из коробки пластыри. — Мне не приходилось пользоваться ими с тех пор, как Генри был младше. — Это что, пластыри со Скуби Ду? — Намного младше, — уточняет Реджина, широко улыбаясь. Эмма чувствует себя нелепо. Но Реджина могла бы наклеить пятьдесят пластырей «Скуби Ду» на ее лицо, и Эмма, без сомнения, послушно сидела бы и позволяла ей это сделать. Если это не доказывает, насколько сильно она вляпалась, то это не доказывает ничего. В конце концов, процедура закончена и боевое ранение Эммы успешно заклеено, и Эмме все равно, как глупо она сейчас выглядит, потому что ее взгляд снова встречается со взглядом Реджины. Глаза брюнетки мечутся между глазами Эммы, словно в поиске чего-то. К большому удивлению шерифа, именно Реджина поднимает руку между ними и проводит подушечками пальцев от лба к виску Эммы, прямо над повязкой. Она проводит большим пальцем по скуле Эммы. Эмме кажется, что ее сердце вот-вот выскочит из груди. — Спасибо, — выдавливает блондинка, и у нее сжимается горло. Реджина открывает рот, чтобы ответить, но замолкает, на ее лице появляется озадаченное выражение из-за слабых звуков музыки, доносящихся из гостиной. Эмме приходится напрячь слух, чтобы распознать веселую рождественскую мелодию. Но она совершенно уверена, детка, Что на улице слишком холодно И не стоит играть в такие сомнительно романтические штучки Как эта — Генри, должно быть, оставил проигрыватель включенным прошлой ночью, — бормочет Реджина, ее теплая ладонь все еще нежно лежит на щеке Эммы. Блондинка с трудом сдерживается, чтобы не прижаться к ней. — Генри. Конечно. Она прибьет Зелену. — Пойду выключу, — предлагает Реджина к превеликому разочарованию Эммы. Да вот только, в тот самый момент, когда Реджина отступает на шаг назад, Эмма замечает омелу над кухонной аркой, которая появляется там настолько быстро, насколько могла появиться только магическим образом. Эмма в панике хватает Реджину за предплечье. — Стой. — Эмма, что… — Я схожу, — настаивает блондинка. Никто не знает, какая подстава ожидает в соседней комнате, и Эмма не собирается рисковать. Но, как только она встает со стула, она видит их — десятки пучков веточек омелы, кружащих в воздухе над ними. — Да они блять издеваются. Реджина прослеживает за ее взглядом. — Что ты… Она не успевает закончить. Стул за спиной Эммы вдруг отскакивает от пола, толкая Эмму вперед, отчего та летит прямо на Реджину. Силы этого толчка достаточно, чтобы сбить их обеих с ног. Эмма хотела бы сказать, что приняла на себя основную тяжесть падения… Но, как в любой дешевой комедии, она вместо этого приземляется прямо на Реджину, слегка смягчая падение руками. Реджина смотрит на нее снизу вверх, раскрасневшаяся, удивленная и определенно чертовски злая. По крайней мере, грудь у Реджины реально классная. — Эмма! Эмма пытается встать. — Я ничего не делала. — О, и я полагаю, тебя магически толкнули? — Рада, что ты сама об этом сказала, ибо… да, — цедит Эмма сквозь зубы. Через секунду в дверях появляется Зелена и бросает взгляд на задницу шерифа, поверх своей кружки, которую держит в руках. И затем хихикает. — Даже если бы я трахнулась с гномом, это не выглядело бы так невыносимо ужасно, как эта пародия, — она указывает на них, усаживаясь на стул рядом с Эммой. Затем с довольной улыбкой поднимает кружку. — Кто будет чай?