***
Милли с трудом разлепила веки, пытаясь понять, что же ее разбудило, и услышала нетерпеливый стук в дверь. Цепляясь за перила и сонно потирая свои глаза, она спустилась на первый этаж и без сил опустилась на ступень лестницы в надежде, что человек, который так громко стучал в дверь, все-таки уйдет. Но ее надежды не оправдались — неожиданный ночной гость был очень настойчивым. Милли со вздохом поднялась и подошла к двери. Раскрасневшийся Шнапп бесцеремонно ворвался в дом и, схватив девушку за плечи, впился безумным лихорадочным взглядом в ее глаза: — Ты все-таки пошла туда, Миллс?! Почему?! Почему ты не послушала меня?! Я просил тебя… Я же обещал, что помогу! Я сказал, что всегда буду рядом! Зачем ты это сделала?! — он сильно встряхнул девушку, отчего ее голова качнулась, как у старой куклы со сломанными шарнирами, а сонная дрема наконец развеялась. Она со страхом смотрела в горящие разочарованием и обидой ореховые глаза друга и молчала, не в силах произнести ни слова. Шнапп резко отпустил ее и отвернулся, прислонившись к перилам и потирая пальцами переносицу. Милли еще никогда не видела его таким. Она осторожно приблизилась и погладила его ссутулившуюся спину. Ноа вздрогнул и обернувшись к девушке, заключил ее в свои объятия. — Дурочка моя, — шептал он, целуя Милли в висок, — ты не должна была проходить через это одна… Если бы ты мне позвонила… Я бы не позволил тебе! Я бы смог тебя отговорить! Милли осторожно высвободилась из рук своего единственного друга и, заглянув в его глаза, прошептала: — Я… оставила его. Ноа несколько секунд непонимающе смотрел на одноклассницу, а затем в его глазах отразились радость и облегчение. Он обхватил лицо девушки руками и прижался покрытым холодной испариной лбом к ее лбу: — Миллс, он вернется! Я это знаю. Я обязательно его найду! И когда он вернется и увидит своего сыночка, то сразу поймет каким же он был дураком! — А может быть, это будет девочка? — всхлипнув, прошептала Милли, она стойко держалась весь день с тех пор как сбежала из больницы, провожаемая грустным и одобрительным взглядом доктора Даррена, но сейчас в уголках ее глаз закипали долго сдерживаемые слезы. Днем ей с трудом удалось изобразить радостное волнение, после того, как Ева объявила, что нашла работу в одной из больниц Ванкувера, и Милли не придется заселяться в общежитие медицинского университета — они смогут жить вместе. Она и представить боялась, как расскажет матери о том, что та скоро станет бабушкой, и что мечты о блестящем будущем Милли так и останутся мечтами. Это разобьет сердце Евы и навечно поселит разочарование в девочке, которую она воспитала, как собственную дочь, отдавая ей все свое время, всю нерастраченную материнскую любовь и ласку. Длинные ресницы затрепетали и слезы скатились по лицу. Ноа склонился к девушке и нежно собрал солоноватые капли губами. — Ты уже сказала маме? Милли судорожно выдохнула и отрицательно покачала головой. — Я останусь с тобой до утра. Мы подождем Еву и все ей расскажем. Вместе. Последние месяцы очень сблизили одноклассников, и сердце Ноа горестно сжималось от мысли, что скоро придется уехать в другой город и оставить Милли одну. Шнапп и сам отлично понимал, что чувства, которые он испытывает к девушке вовсе не дружба, но старательно игнорировал это. Позже, когда слезы прошли, уютно расположившись на диване между колен Шнаппа, который бережно обнимал ее, положив голову на макушку, Милли спросила, отставив кружку с дымящимся ромашковым чаем в сторону: — А если он не вернется?.. Что мне делать, Шнаппи? — Я буду часто приезжать и помогать тебе, Миллс. Ты не будешь одна, обещаю! Милли опустила голову и грустно улыбнулась: — Ты мне ничего не должен, Ноа. У тебя впереди чудесная жизнь, и я не хочу быть тебе обузой… — Прекрати сейчас же, Браун! — Шнапп нахмурил свои густые брови, — ты вовсе не обуза, ты — мой друг! — Ноа… пообещай мне еще кое-что… — Что угодно! — горячо проговорил шатен — Пообещай, что никто не узнает имени отца моего ребенка. Ноа нахмурился и, взяв ладошки Милли в свои большие руки, нежно их поцеловал: — Обещаю. И я клянусь, что буду с тобой до конца. Ноа сдержал обещание. Он старался приезжать в Мэйпл Ридж как можно чаще, он даже присутствовал на родах и первым взял на руки малышку Сэм. В свободное от учебы время Шнапп подрабатывал в больнице и всегда привозил дочке лучшего друга дорогие подарки. Саманта просто обожала Ноа, и он отвечал ей тем же. Спустя год он помог Милли поступить в тот же универ, где учился сам. Ева взяла на работе длительный отпуск, чтобы сидеть с внучкой. Миссис Браун была счастлива — она обожала малышку Сэм и всячески ее баловала. Все в жизни Милли по-тихоньку налаживалось. Училась она отлично, Саманта росла здоровым, счастливым ребенком, рядом всегда находился надежный друг… Но она так и не смогла забыть свою первую любовь, которую угадывала каждый день в заспанном личике дочери. Ненависть и обида вскоре прошли, оставив после себя грустные воспоминания и отчаянную надежду когда-нибудь снова встретиться с Майком. Вулфард принес ей много боли, но он подарил ей самое дорогое, что мог оставить после себя. Пол года назад Ноа пригласил Милли в ресторан и предложил девушке руку и сердце. Милли знала о чувствах Шнаппа, Ева часто говорила ей присмотреться к другу, который словно верный пес, ловил каждое ее слово, но не могла перебороть себя. Милли заглянула в глубокие и чистые глаза Ноа, которые светились неподдельной любовью, вспомнила его слезы, когда он впервые увидел Саманту и, закопав свои чувства глубоко-глубоко внутри на самом дне души, ответила: «Да»***
Ему было восемь, они с Фрэнком тогда переехали в пригород Квебека, и Майк наконец пошел в школу. Отец не пил уже два месяца и всегда был в хорошем настроении. Мальчик с нетерпение ждал своего первого учебного дня, с трепетом рассматривая новенький рюкзак и форму. Но вечером он вернулся чернее тучи, отбросив сумку с учебниками в угол. Он нахмурил свои черные брови и посмотрел отцу прямо в глаза: — Где моя мама? Фрэнк поперхнулся чаем и с грохотом поставил кружку на стол: — Ты знаешь, где она, — прокашлявшись ответил он и отвел взгляд. — Где. Моя. Мама. — повторил мальчик упрямо, сжав свои крохотные кулачки. В глазах Фрэнка разгорался опасный огонек, предвещающий скорые тумаки: — Прекрати сейчас же, Майкл. Ты знаешь это. Она мертва. Что за идиотские вопросы?! — Ты врешь! — в отчаянии закричал мальчик, и из его глаз брызнули злые слезы. — Не смей кричать на отца, щенок! — Мужчина отвесил сыну увесистую оплеуху, от которой тот отлетел к стене, больно ударившись о стул, так некстати подвернувшийся на пути, но Фрэнк не обратил на это внимание. Он начал судорожно рыскать по кухне и наконец выудил из нижнего шкафчика бутылку виски. Майк потер горящую щеку и поднявшись на ноги, приблизился к отцу: — Ты врешь, — прошептал он, — она не умерла, я вспомнил ее… Я ее помню! — прокричал он. Фрэнк налил себе алкоголь в большой пузатый бокал почти до краев и залпом осушил его. Он на секунду прикрыл глаза, а затем посмотрел на своего отпрыска злым, ненавидящим взглядом: — Твоя мать бросила тебя сразу после рождения, словно ненужного щенка! Я воспитал тебя! Я! — Он с чувством ударил себя кулаком в грудь. — Она была шлюхой! Сбежала к своему хахалю, едва ты родился! — Нет… — мальчик смотрел на своего начинающего хмелеть отца широко раскрытыми глазами, — ты врешь… Я ее помню… — О, да! Она явилась однажды, чтобы получить развод! Но даже не глянула в твою сторону! — Ты врешь… — упрямо твердил Майк, но в его голосе уже не было такой уверенности, — мы ели тосты с моим любимым джемом… Отец громогласно рассмеялся, запрокинув голову назад, а затем наполнив бокал снова, проглотил содержимое, даже не поморщившись: — Ты придумал это, Майк. Ей не было до тебя никакого дела! Так что прекращай ныть или мне снова показать тебе, что бывает с мальчиками, которые плачут?! Майкл поежился под взглядом отца и поспешил к себе в комнату. Там, спрятавшись в стенном шкафу, он наконец дал волю слезам, оплакивая свою жизнь, свою мать и даже своего никудышного отца. — Где носит черти этого Шнаппа! — с нарастающей тревогой думал Финн, он начал серьезно бояться, не случилось ли чего с другом по дороге. Вулфард даже подумал, что Ноа мог вернуться ночью на такси и лечь в одной из комнат для гостей, и решил на всякий случай обыскать поместье, но это не принесло результата. Церемонию назначили на два, а на часах начало одиннадцатого. В телефонной трубке звучал вежливый женский голос: — Абонент недоступен. Оставьте сообщение после сигнала. — Обещаю, как только приедешь, я убью тебя Шнапп! — закричал Вулфард в трубку и с чувством бросил телефон на кровать. Неприятное ощущение, что с другом случилось что-то плохое, не оставляло его. Финн уже несколько раз спускался на ресепшн, но вежливый администратор отвечал одно и то же — мистер Шнапп еще не приехал. — Успокойся, Финни! — строго произнесла Сэди. Она схватила метавшегося по комнате мужчину за рукав футболки и рывком усадила его на кровать. Девушка встала между его расставленных ног и, приподняв его небритый подбородок, заглянула в глаза: — С ним все хорошо, уверена он приедет с минуту на минуту, — и, помолчав секунду, добавила, — Послушай, на тебе лица нет… Если ты не готов присутствовать на свадьбе, мы можем уехать. Предложение Сэди было таким заманчивым — побросать свои вещички и умчаться в закат… но. Это уже было. Финн поклялся самому себе, что не посмеет сбежать. Он будет пить шампанское, танцевать до утра и веселить подружек невесты. Он закроет сердце на сто замков и будет образцовым шафером. Он выдержит присутствие матери. — Я в порядке, Сэдс, — произнес он, с улыбкой глядя в полные сомнения и беспокойства голубые глаза, — я просто перенервничал. Вулфард обнял подругу и спрятал лицо у нее на груди, вдыхая нежный аромат ее духов, который всегда действовал на него успокаивающе. Сэди нежно перебирала смоляные пряди волос своими тонкими пальцами: — Слушай, Вулфард, ты видел себя в зеркале? Тебе срочно нужно принять бодрящий душ, с этой щетиной и лохмами ты больше похож на хипстера, чем на шафера. Финн хмыкнул, и горячее дыхание обожгло ее нежную кожу: — Вот дурочка, я же о тебе беспокоюсь. Ты представляешь сколько девчонок набежит на лучшего друга жениха? К тому же, неженатого. Ты же умрешь от ревности! Сэди улыбнулась, целуя друга в спутанную макушку — он шутил, а это хороший знак: — Ты такой придурок, Финн Вулфард! — Да! Да! Знаю, но за это ты меня и любишь, верно? — Очень люблю! — Заверила друга Синк и еще крепче прижала к себе его буйную кудрявую голову. Сэди как всегда была права: прохладный душ, чашка крепкого кофе, и напряжение, которое преследовало Вуфарда все утро, наконец сошло. Он переоделся в свой костюм темно синего цвета, который прекрасно гармонировал с ярко голубым платьем Синк, и уложил волосы, если можно это так назвать — его кудри все равно выбивались из укладки, придавая ему залихватский мальчишечий вид. Синк похвалила его за внешний вид и решила понежиться в роскошной ванне, пока есть время. Девушка не собиралась заморачиваться с прической и решила оставить свою шикарную гриву свободно струиться по спине. Вулфард решил немного прогуляться, игнорируя позывы снова отправиться на поиски друга. Должно быть он уже с Милли, и Финн боялся, что увидев их счастливые взволнованные лица, не сдержится и снова позорно сбежит. Он вышел на террасу, которая вела в большой сад, на котором уже вовсю шли приготовления к венчанию и свадьбе и вздрогнул, услышав за спиной низкий женский голос, от которого по спине у него бежали неконтролируемые мурашки: — Мистер Вулфард! Рада, что застала вас здесь, — Ева приветливо улыбнулась брюнету и похлопала его по плечу, от чего Финн невольно вздрогнул, но, сумев сохранить невозмутимое выражение лица, улыбнулся в ответ, — я хотела найти вас и сказать вам спасибо от лица дочери и будущего зятя. Особенно от лица Ноа. Ее взгляд на секунду заволокла печаль: — Знаете, я давно не видела его таким счастливым… В последнее время он редко улыбался. Но теперь он весь светится, словно новогодняя гирлянда! Он заслуживает счастья! Ноа столько сделал для нас, он мне как сын… — на этих словах ее голос дрогнул, и она стыдливо отвернулась к окну, а у Финна сердце перевернулось в груди, — они оба его заслуживают, — задумчиво продолжала она. Женщина замолчала, и Вулфард начал лихорадочно соображать, какую причину придумать, чтобы закончить разговор, который приносил ему ужасные мучения. Он уже открыл было рот, но слова, сказанные теплым, пронизанным печалью и любовью голосом, заставили его застыть: — Как жаль, что матери и отца Милли сегодня нет с нами… Финн стоял ни жив ни мертв, непонимающим взглядом уставившись на профиль матери, он даже боялся вздохнуть, но Ева не заметила его состояния: — Я вышла за отца Милли, когда той не исполнилось и семи лет… Я тогда работала волонтером в больнице святого Патрика в Лондоне. Я приехала туда в поисках очень важного для меня человека, но была совершенно одна… Вскоре я познакомилась с Самантой, матерью Милли, к сожалению, она была тяжело больна… — по щеке Евы скользнула одинокая слеза, но она внезапно улыбнулась, прикусив губу, — мы стали с ней лучшими подругами, Сэм устроила меня в больницу и хоспис при ней… На смертном одре я поклялась ей, что позабочусь о ее семье. Роберт был безутешен, он очень долго горевал, но спустя год как-то само собой получилось так, что мы связали наши судьбы. Он пережил Сэм всего лишь на десять лет… Женщина замолчала, и по ее лицу скатилась еще одна слеза, которую она смахнула нетерпеливым жестом: — Мы с Милли решили поменять обстановку. Я нашла работу в Мэйпл Ридж, куда меня привел ложный след, и мы купили небольшой домик на окраине. Этот город стал нам родным. Он видел наши слезы и наши радости, здесь моя дочь познакомилась с Ноа. Он появился так кстати, именно тогда, когда она была разбита на миллион осколков. Он собрал ее, склеил своей дружбой ее сердце. Ноа всегда был рядом, и теперь они наконец решили узаконить свои отношения. Финн чувствовал, что у него холодеют пальцы. Ему не хватало воздуха и он рывком ослабил свой галстук, в голове все смешалось. Отчаяние сжало его сердце своими ледяными пальцами. Ева хотела что-то сказать, но ее речь прервало появление девочки лет семи в облаке нежных розовых кружев. Ее забавные кудряшки цвета воронова крыла забавно подпрыгивали при каждом шаге. Она с разбегу обняла Еву за талию и с любопытством посмотрела на Вулфарда своими огромными черными глазами: — Сэм! Осторожнее! Помнешь свое чудесное платье! — строго, но ласково проговорила женщина и, повернувшись к мужчине, с улыбкой произнесла: — Мистер Вулфард, вы знакомы с моей внучкой, Самантой? Не правда ли что она самое прелестное создание на земле? Земля под ногами покачнулась. Глаза брюнета потрясенно округлились, он не мог оторвать своего взгляда от личика девочки, от маленького аккуратного носика, носика Милли. И от россыпи милых темных веснушек на бледных щечках. Его веснушек. — Прелестнее не бывает, — наконец выдохнул он и опустился на один из стульев, предназначенных для гостей. Два нервных потрясения за один день — слишком, даже для него.