Ты попал... И я попал

Отношения давностью в год всегда терпят множество трудностей, неудач и маленьких поражений, но победы обычно куда больше, если суметь вовремя осознать и принять их. Но, к сожалению, сделать это удаётся далеко не всем и не всегда. Маленькая, но безумно важная победа выпала альфе и омеге, живущим вместе в общей сумме именно год, и шагающим по тонкой грани отношений. Спать вместе нормально, а вот признаваться в любви пока страшно, кто знает, каким будет ответ. Странные нравы современности или, скорее, нынешних людей, так будет немного точнее. Но жизнь их неожиданно перевернула всего одна маленькая новость огромного значения и с одной стороны это было типично буднично, а с другой, будто переписано со страниц дешёвого бульварного романа. Сильный, уверенный в себе, крайне стильный, привлекательный и эгоистичный альфа — Прохор Шаляпин, собирался на работу, пока его омега, в последнее время всё больше ставящий в тупик своим поведением, закрылся в их спальне и что-то настойчиво бубнил себе под нос, только делать это умудрялся так, что и за дверью всё было прекрасно слышно. Не было даже желания задумываться об этом сейчас, но сделать это всё-таки стоило. После того, что выяснилось сегодня, Колдун не мог тихо спокойно сидеть на месте, он толком и не понимал, что сейчас испытывает. Вести радостные, но из-за них лишиться дома, любви... Да, он любил своего альфу, и очень, но понимал, что это не взаимно, не может быть взаимно. Только не у них. Только красивая игрушка... Не более того. Но ведь он сам выбрал такую жизнь, сам согласился. И был вполне счастлив редкому вниманию, подаркам, походам в ресторан и жарким ночам с болезненно фальшивыми чужими признаниями в любви. Ему уж точно не на что жаловаться. Он любил и был никак не маленьким мальчиком, всё прекрасно понимал. Здесь его видеть больше не захотят... Ну и пусть. Он в этом не виноват и абсолютно в этом уверен. Но что же делать сейчас... Может, хоть дверь открыть? Закрылся, как ребёнок. От себя ведь не спрячешься и точно не закроешься, как бы ни хотелось это сделать. Но ведь если бы альфа захотел, он бы давно вошёл. Он не хочет. Ему плевать. Всегда было и будет плевать... А и к чёрту всё. В конце концов, в случившемся виноват только этот безмерный гордец и упрямец. Решительно распахивая дверь, омега вышел из комнаты и прошёл на кухню, за водой, уже по инерции продолжая крутить в руках заветный кусочек пластика и напевать давно уже приевшийся намертво мотив. — Кто сказал, что мы попали... — Дима рассеянно крутил в руках использованный тест на беременность и от знакомого голоса сзади резко обернулся, Прохор всё-таки снизошёл и решил обратить внимание на свою пару. — Чего ты там бормочешь, кто куда попал? — ровный холодный голос звучал безо всякого интереса, было видно, что спросил то чисто из вежливости, но услышать правду всё-таки обязан, хочет того или нет. — Ты попал... И я попал. — с тихим вздохом отдавая своему альфе тест, Дима скрестил руки на груди и внимательно наблюдал за его реакцией, ожидая чего угодно и уже не опуская красные заплаканные глаза, какой смысл прятаться. — Не волнуйся, вещи свои уже собрал. Знаю, что мы совсем тебе не нужны, можешь даже не подтверждать это лишний раз. Вот и всё. Всё сделано. Сейчас он просто скажет уйти и никогда больше не возвращаться, что этот ребёнок никогда не получит ни копейки и... И зависла гробовая тишина. С минуту Шаляпин смотрел на тест и пытался осознать происходящее какими-то приличными словами, пока это слишком трудно. Ребёнок... У них будет ребёнок. Омега, которого он любит без памяти, носит под сердцем его дитя. Они никуда отсюда не уйдут. И ни на какую работу альфа сегодня не пойдёт, за этими детьми нужен глаз да глаз. И какие он там вещи собрал, ещё и плакал, глупенький, нельзя же теперь... Единственное, что теперь можно — показать, наконец, свою любовь. Это уж точно будет не лишним, пока парень ещё чего-нибудь себе не надумал, и так из-за затянувшейся паузы выглядит довольно испуганным и уже немного побледнел, и раньше то нервничать особо нельзя было, теперь тем более ни в коем случае. Откладывая тест на стол, альфа молча подошёл к омеге, этим ещё больше его пугая и заставляя на автомате сделать шаг назад, и крепко обнял его, осыпая нежными поцелуями и усаживая на стоящий рядом стул, теперь точно будет заботиться, как следует. — Маленький мой, глупенький, счастье ты моё... Как же я ждал этого момента... Ты никогда и никуда отсюда не уйдёшь, ясно? И вещи твои я разберу сам. Дурачок, я люблю тебя, просто сказать об этом боялся, и нашего ребёнка уже безумно люблю, такой подарок. — с трудом прервав хаотичные ласки и поцелуи, он внимательно смотрел на Колдуна, всё ещё пребывавшего в неком шоке и его нельзя было в этом винить, два неожиданных признания на один день— уже как-то многовато. — Дим, эй... Ты как себя чувствуешь хоть? Если что вдруг — сразу ко мне, я всё сделаю, чтобы с тобой всё было в порядке, знакомство наше ещё не забыл. — Поверить не могу... Милый, я так тебя люблю... Спасибо, мы никогда, никогда тебя не подведём... — вжимаясь в крепкое родное плечо и уже не в силах сдержать слёзы чистой искренней радости, омега и сам всё до сих пор помнил, виновато прикусывая губу и отводя взгляд, как же глупо всё вышло тогда. — Ну я же говорил, только из-за жары тогда в обморок упал... — Ну да, конечно. И из-за неё же два дня потом шатался по моему дому с болью в сердце и ногах, пока после очередной твоей отключки у меня не кончилось терпение и я не вызвал скорую. Там мне всё о тебе и рассказали, всю правду. — и правда эта не забудется никогда, особенно сейчас. Беременность явно не будет лёгкой, об этом говорит даже всё больше заметная бледность и слабеющая хватка рук. Плакать всё-таки было никак нельзя. — Чёрт, держись... За меня держись, погоди минуту. Наученный горьким опытом, Прохор быстро набрал воды в стоящий рядом стакан, с полки на стене схватил нужные таблетки, буквально втолкнул их в уже почти затихшего парня и облегчённо выдохнул, присаживаясь рядом после тихого протестующего стона омеги и крепче его обнимая. Эти девять месяцев будут очень сложными и, наверное, стоит записаться на стандартные консультации. Может, врачи, наконец, принесут хоть какую-то пользу. Поход было решено не откладывать в долгий ящик и уже через час они были в поликлинике, в стандартной километровой очереди, в которой можно запросто сойти с ума. Уже пришедший в себя, Дима всё равно чувствовал себя чертовски уставшим и поэтому мирно дремал на плече своего альфы, он, конечно, не возражал. Но долго поспать не вышло, подобное учреждение — не самое лучшее для этого место, поэтому, когда впереди оставалось ещё пар десять, парень всё же присел, растерянно огляделся по сторонам и совсем по-детски дёрнул задумавшегося Шаляпина за рукав дорогой изумрудной рубашки, так привлекая к себе внимание, сам ведь на самом деле ещё совсем дитя. — Ну Проша... Нам обязательно сюда? Может домой? Я в порядке, ну правда. — Когда люди в порядке, они от боли в обмороки не падают и не засыпают постоянно. — не сразу дошло, что командирский тон сейчас лучше выключить, сделать это в такой момент было непросто, но удалось, и, уже ласково обнимая любимое несчастье, устраивая его на своей груди, он смог перейти на ровный тёплый ласковый шёпот, ровно то, что сейчас нужно. — Тшшш, лежи спокойно, что же ты так... Да маленький, это обязательно. Я хочу, чтобы наш ребёнок был здоров. Как и мой будущий муж. — Как и... Кто? — поражённый, он снова приподнялся, не веря своим ушам, но тут же снова устроился на прежнем месте, пока лишних движений совершать не хотелось. — Ты... Ты серьёзно, ты уверен в этом? Я же без роду без племени, и ты, такой уважаемый... — Да, я уверен. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты навсегда остался рядом со мной. Не в поликлинике такое надо говорить, но... Дима, ты станешь моим мужем? — Да... Господи, да! Я так мечтал, так счастлив... — крепко обнимая своего будущего мужа и сияя от его тихого счастливого смеха, омега, всё же, ни о чём не забывал, сам прекрасно понимал, что им предстоит. — Обещаю, я всё сделаю... Чтобы наш ребёнок родился здоровым, не перенял моих проблем. — Об этом не волнуйся, тебе нельзя, опять плохо станет... — мягко убаюкивая любимого, альфа и сам понимал, что возможно абсолютно всё и дети могут перенять все беды, оставалось только надеяться, что так не выйдет. До их рождения он не спустит глаз с их отца, не забудет о нём ни на минуту, не сможет позволить себе такого. — Ничего, ничего... Чтобы ничего не передалось им, я должен беречь тебя. И я буду это делать, клянусь. Если снова начнутся проблемы с ногами, на руках тебя носить буду. И не важно, на каком месяце ты будешь, хоть на девятом. Я помогу тебе со всем и всегда, у нас всё будет хорошо... Под такие сказки прекрасно засыпалось даже самому рассказчику, но контроль никто не терял и через некоторое время снова задремавшего мальчишку пришлось ласково подтолкнуть к кабинету, пришёл их черёд. Войдя в просторный светлый кабинет, Прохор устроил свою пару в красивом тёмном кресле, сам присел рядом, на кушетку, и внимательно смотрел на сидящего за столом врача средних лет, одним своим видом вызывающего доверие. Но это ведь совсем не значит, что стоит слишком расслабляться. — Здравствуйте, давайте знакомиться, видеться теперь, полагаю, нам с вами придётся раз в две недели. Я Антон Сергеевич, как зовут вас, какой срок, как самочувствие? — было видно, что все эти слова и даже интонация заучены много лет назад, он даже глаза от бумаг не поднял, чем заставил бдительного юношу слегка насторожиться, но ведь глобальные выводы делать пока слишком рано. — Здравствуйте, я Дмитрий Александрович... — Колдун говорил неохотно, будто остерегался или смущался и, чтобы подбодрить своего мальчика, придать ему сил и уверенности, альфа слегка сжал его узкую холодную ладонь и это действительно помогло, присутствие родного человека так близко всегда успокаивает. — Срок две недели, самочувствие... Пока не лучшее. — Что, глядя в вашу карточку, совсем не удивляет. — только на секунду подкатив глаза на такое замечание, Шаляпин всё-таки дождался, пока на них хотя бы поднимут взгляд, и от стандартного вопроса даже на секунду растерялся, хотя в ответе, конечно же, не сомневался. — А вы, молодой человек, кем Дмитрию приходитесь? Вы отец ребёнка? — Да, конечно. Прохор Андреевич, обращаться прошу только так. — сдержать гордый властный характер снова не вышло, никогда не выходило, но доктор, кажется, давно привык к такому, только быстро кивая, к деталям не придирался и это было, наверное, к лучшему. — Прекрасно. Тогда после небольшого осмотра мне нужно будет поговорить только с вами, наедине. Конечно, можно было только согласиться, хоть это условие тоже настораживало, но время не ждало и, когда всё было окончено, парень за руку вывел любимого из кабинета, усадил на лавку, быстро прошептал что-то успокаивающее, коротко нежно поцеловал его и вернулся обратно, запирая за собой дверь и усаживаясь в то самое кресло, даже примерно представляя, что ему сейчас скажут, с таким серьёзным видом можно говорить только об одном. — Прохор Андреевич, вы понимаете, насколько сложна беременность и как дорого она иногда обходится даже абсолютно здоровым людям? — Да, понимаю. — не желая слишком долго переливать из пустого в порожнее, он решил сразу спросить о главном, они и так слишком много времени провели здесь. — Эти девять месяцев могут стать нашим маленьким адом и мне нельзя даже на минуты оставлять его одного, чуть что сразу в скорую и с лекарствами как можно осторожнее, так? — Да, именно так. Видимо, вы достаточно давно живёте вместе и долго думали об этом, раз так точно и правильно всё понимаете. — Уж поверьте, у меня было время подумать абсолютно обо всём. А сейчас простите, мне пора, он ждёт меня. Вернёмся через две недели, спасибо, до свидания. — уже не слушая заученные фальшивые прощания, Прохор покинул кабинет и тут же присел рядом с обеспокоенным мальчиком, крепко обнимая его и мысленно раз за разом обещая себе, что убережёт его от всего, от всего защитит, их счастье ничто и никогда не сможет разрушить. — Вот и всё мой родной, я с тобой... Поехали домой, нам больше нечего здесь делать. Тебе отдыхать надо, счастье ты моё... — Милый... Всё совсем плохо, да? — эта обречённость в любимом мягком голосе убивала, как и тоскливый взгляд небесно-голубых глаз, мальчик был совсем не глупым и уже всё понимал, но, может, они ошибаются, может же хоть раз наконец повезти. — Нет маленький, нет... Всё хорошо, всё обязательно будет хорошо. С тобой, с нами, с нашим ребёнком. Поехали? Я же знаю, как ты ненавидишь такие места. — Погоди... Что он тебе сказал? Прошу, расскажи... Я не буду волноваться, честно. — и этому ангельскому взгляду невозможно не поверить, но всё рассказывать совершенно не обязательно. — Ничего особенного... Сказал, что будет трудно, чтоб я глаз с тебя не спускал. А я и не собираюсь это делать. Я от всего тебя защищу... — и внутри разливалась странная пугающая горечь, будто осознание, что не будет всё так легко, но думать сейчас об этом совсем не хотелось. — Я верю... Поехали домой. Я устал... — омега уже почти спал на руках своего альфы, конечно, будить его никто не собирался, сейчас это было бы просто кощунством. Мягко поднимая на руки с успокаивающим шёпотом своё главное сокровище, Шаляпин осторожно донёс его до машины, уложил на заднем сидении, по привычке накрывая забытым там пледом, и сел за руль, несколько нервными движениями захлопывая за собой дверь и заводя мотор. А кто говорил, что будет легко? Да неужели они не справятся с такой мелочью? Хотя, это совсем не мелочь... Ребёнок это далеко не мелочь. И выносить его, а потом и воспитать, совсем непросто. Но они уже в это влипли, пути назад нет. Остаётся только пройти этот путь до конца. И, чёрт возьми, они смогут, они же оба такие сильные! Оба... Наверное.