Над пропастью, где нет жизни

«Как и выход из тюрьмы, освобождение из детского дома сопровождалось пожеланиями, полными надежды, но вот уверенности, что они сбудутся, в них не было.» Анжела Марсонс В осознание не сразу приходит факт, что он обречён на страдания. Чонгук не готов отпустить прежнюю жизнь, не готов всё вот так оставить и быть запертым в этой клетке. Слёзы сдерживать тяжело, но другого выбора нет, плачем не поможешь. Всё кончено. Ничего не вернёшь. — Чонгук, я поехал. Я уверен, что ты справишься, — в спешке говорит мужчина и тут же удаляется в сторону выхода. Чонгук не успевает опомниться как оказывается один возле директора, который с фальшивой улыбкой подталкивает его в сторону старшей группы, где должна быть его кровать. Сердце сжималось, а дыхание напрочь сбилось. Каждая секунда сопровождалась растущей тревогой — становилось не по себе, а лицо само бледнело, стоило вспомнить глаза того парня… Ком в горле, а в руках дорожная сумка с вещами. Телефон отобрали и ничего из техники техники не оставили. Но разве это по правилам детского дома, разве они имеют право? Это тюрьма? Как с этим справиться? Как начать жить с начала, и как перебороть свои страхи. Чон уверен, что не раз ещё упадёт, что не раз будет плакать и тосковать. Тоска — это ужасно. Тоска проникает в самые дальние и хорошо скрытые уголки сердца, заставляя каждый раз калечиться по новой — и всегда больно. Ты понимаешь, что ничего уже не вернуть и как бы не старался, нужно это забыть, постараться жить заново. Но каждый раз как по новой — ты опять калечишься, наступаешь на те же грабли. А грабли колючие, они въедаются в нежную кожу и заставляют истекать кровью. Главное не получить заражение. Но Чонгук, кажется, давно получил это заражение, что не лечится… Если бы его спросили, чего он хочет больше всего, он бы ответил — родителей… Комната открывается, первое, что Чонгук видит, это много кроватей возле которых подростки с интересом вылупили глаза и таращились на него, как на восьмое чудо света. Хочется провалится под землю, так стыдно ещё не было. Кто-то и вовсе смотрит с прищуром, кто-то хитро улыбается, а кто-то сожалеюще на него глянул. Именно сожалеюще. — Здесь твоя кровать, располагайся, — сухо проговаривает директор, вмиг прищуривая глаза и ища кого-то в толпе. — Хосок, Джин, немедленно в кабинет! — кто такие эти парни, Чонгук не знает, но заметил, как один из них посмотрел со злостью, толкнув язык за щеку. — Тэхён, ты знаешь что делать. Экскурсия Чон Чонгуку, с сегодняшнего дня он будет жить с вами. Тэхён лишь закатил глаза, так как ожидал, что именно его попросят. Так всегда и бывает. Если новенькие приезжают, то из старшей группы его задача ознакомить их с правилами, показать здание, что, да как там. Из раза в раз Тэхёну приходится объяснять одно и то же, это капец как высатывает. Но это намного лучше, нежели, например, мыть туалеты. — Так, Чонгук, значит я поручаю тебя Тэхёну, есть вопросы — обращайся, а вы парни, — директор указывает пальцем на Джина и Хосока, которые уже успели что-то натворить, раз их вызывают. Им точно будет не сладко. — Следуйте за мной. Дверь с грохотом захлопывается, в комнате виснет мёртвая тишина. Слышны только тихие перешёптывания. Множество глаз направлены именно на Чонгука, а он не знает что дальше делать и как на всё реагировать. Выдерживать столько внимания на себе невыносимо, поэтому он ставит свою дорожную сумку и нервно почёсывая затылок садится на кровать, притупив взгляд. Кто Хосок, а кто Джин он не понял, но ему было страшно на них смотреть. Взгляд у них злобный. Всё наводит ужас. Как выжить в таком месте? Он уверен, что будет плохо, уверен, что не сможет со всем справиться. Он хочет к маме, к папе, к сестре… А младшую сестру отправили в другой детдом. Куда-то далеко, Чонгук, в город… Однако он пообещал, что найдёт её, что заберёт к себе, когда исполнится восемнадцать. Нужно только подождать, совсем немного. Ему совсем недавно исполнилось шестнадцать лет. Ещё два года осталось, но он её найдёт раньше. А ей всего лишь двенадцать. Как она там? Воспоминания обрушились волной. На себя плевать, ему нужно увидеть сестру, убедиться, что она в порядке, что рядом. Но её нет. она сейчас где-то в городе. Её отделили от любимого братика. Так поступают только свиньи. Их разделили, ужасней быть не может. А родители не заберут, не обнимут. Их нет. Они уже обрели свой покой. На небесах наверное хорошо? Как они? На плечо резко опускается чья-то теплая рука, из-за чего Чон мелко вздрагивает, но оборачивается и замечает, как какой-то парень кивает в сторону двери, тем самым приказывая встать и выйти. Взгляд парня холодный и безразличный, даже раздражённый. В них ничего не выражается. Все детдомовские дети с таким взглядом, Чонгук знает не понаслышке. — Ты Тэхён? — уже выйдя за дверь они направились в сторону выхода, это Чонгук сразу понял, так как оттуда пришёл впервые в это здание. Парень не сразу ему ответил, но через время сухо промычал и дальше продолжил идти в нужную ему сторону. В скором времени они оказались во дворе, где кроме маленьких детей с воспитателями больше никого не было. Чонгук не помнит в какой момент Тэхён начал разговаривать, но помнит то, как он с прищуром его разглядывал не стесняясь того. — Почему тебя сюда отправили? — раздражённо спрашивает Ким, сунув руки в карманы каких-то обношенных старых брюк, местами разодранных. — Не хочу об этом говорить, — слёзы вновь навернулись на глаза. Хочется позорно упасть на колени и разреветься. Принять потерю невозможно. Только Чонгук попытался отвернуться и быстро смахнуть слёзы, как тот самый Тэхён с силой хватает его за ворот и притягивает ближе к себе. Злое лицо вовсю блещет перед Чоном, сердце от страха начинает сжиматься, а колени позорно сгибаться. Перепуганные в слезах глаза и сам Тэхён замечает, но если он сейчас не научит этого парня некоторым правилам, то Чонгуку потом только хуже будет. Но как же Тэхёна нервирует, когда на его вопросы не отвечают. Это ещё нужно быть благодарным, что на его место не попался Джин или тот же психопат Хосок. Нужно знать меру и слушаться. — Если тебе задают вопрос — отвечай, не строй из себя супергероя, не выживешь, мне похуй, я тебя защищать не буду, а если хочешь, чтобы тебя каждый день избивали, давай, давай, так и дальше продолжай, — их лица разделяют лишь несколько сантиметров. У обоих сбилось дыхание: у Тэхёна от злости, у Чонгука от страха. — Отвечай нормально. Тэхён отпускает его ворот, вопросительно выгнув бровь и скрестив руки. В голове пролетела мысль, что он точно тут не выживет. Это первые минуты нахождения в этом месте, а чувство страха и ужаса уже проникло под кожу. Два мучительных года ему здесь придётся находится. Переживать за сестру. А найдёт ли он её? Малышку, которая осталась совсем одна после такого горя. Нужно найти её немедленно. — Родители умерли, — а в глазах напротив даже нет сожаления. Для них это нормально? Слёзы еле сдерживаются, воспоминания как намертво прилипли и не хотят отпускать подростка. Тэхён устало вздыхает и поджимает губы. Он понимает, что этому новенькому не выжить в этом месте. Хотя, если Чонгук не будет интересен другим парням, то к нему не будут приставать. Главное соблюдать правила «опытных» и тогда ты сможешь свободнее дышать. И всё-таки Ким не замечал как другие плачут, а этот в первый же день. — Короче, пацан, просто слушайся парней, которые будут качать свои права. Не вздумай, блять, возмущаться или сопротивляться. Ударили — заслужил. В ответ не бей. Блять, просто будь покладистым и всё, от тебя тогда отстанут, — и это Тэхён говорит практически всем новеньким. По своей доброте он предупреждал, а как дальше новенькие будут себя вести, это не его дело. Он предупредил? Да. Дальше он не причём. Его вон тоже боятся. — Подлезешь ко мне, тоже по ебалу получишь. Ты меня понял? Чонгук часто закивал и со страха вылупил глаза. Его понять можно, в первый день у всех так, потом человек привыкает и к ударам, и к постоянному ужасу, и насилию. — Поясняю некоторые правила: не слушаешься нас, получаешь пизды. Будет жестко, поверь мне, мы не цацкаемся. А не слушаешься воспитателей, тоже получаешь пизды от директора. У тебя есть три предупреждения в неделю. Нарушишь все — в психушку, — от слов Тэхёна хотелось скрутиться от страха и сжаться до маленьких размеров. Что значит психушка? Такое ещё практикуется в современном мире? Это же незаконно. — Чё вылупился? Это только первое правило. «Первое правило?» — быстро пролетает в голове Гука, прежде, чем он понимает, что ужасней быть не может. Он обречён на целых два года. Но два года без сестры, которая без старшего брата не сможет выжить, это ужасно. Нет, такое не может просто быть. Нужно найти сестру, пообещать, что скоро он её заберёт, чтобы она не плакала, чтобы не грустила. Нужно найти её как можно скорее и выбраться из этого ада. Разве законно отправлять детей в психушку и бить за непослушание? И… ограничивать свободу. Это практиковалось в девяностых, но почему сейчас остались эти методы? Почему Чонгук попал именно в этот детдом — в глуши? И пока они с Тэхёном шли в сторону столовой и общих душевых, у Чонгука появляется больше вопросов, но задавать слишком страшно, ещё и Ким выглядит каким-то раздражённым, вдруг ударит? Чем больше он слышит новые правила, тем страшнее ему становится. От таких пунктов глаза на лоб лезут, а язык не поворачивается, чтобы что-то сказать. — Прогулка бывает после уроков. Полтора часа, чтобы наиграться и нагуляться, не знаю как ты, но думаю тебе хватит. Спрашивать никто не будет. Слушайся и не выёбывайся. — Хорошо. Стоп. общие душевые и туалеты? — Чонгук подозревал, что что-то такое будет, но чтобы душевые без кабинок и каких-то стенок… Если это не тюрьма, то что тогда? — А чего ты хотел? Милочка, это тебе не шикарная жизнь дома и собственная комната. Общее здесь — всё. По-хорошему, не задавай таких тупых вопросов, — Тэхён раздражённо закатывает глаза и не дожидаясь Чона направляется в сторону своей комнаты. — Дальше сам разберёшься. — Стой, Тэхён, ты куда? — со страхом на глазах кричит и останавливает Кима, умоляюще смотря и надеясь, что его так просто не бросят. Он же сам не справится. Как ему быть дальше? — Слушай, Чонгук, мне плевать, я тебе рассказал главное, дальше как хочешь так и выживай, — процедил в ответ, выдергивая свою руку от Чонгука. — Мой тебе совет — слушайся, чтобы не попасть в проблемы, — напоследок выцедил старший, оставив в одиночестве ничего непонимающего и напуганного парня. Чонгук остался один. Без сестры, без родителей, вообще никого нет. Что может быть хуже? Жизнь не так уж и справедлива, скорее люди по отношению к другим несправедливы. Чонгук не мог заслужить столько страданий, но он сейчас тут и проблемы никуда не делись, они в его голове. Это карма за плохое, что он когда-либо делал? Нет, в карму и бумеранг он не верит. В судьбу тоже. Как-то в школе, будучи ещё совсем мальцом, он услышал одну фразу от классного руководителя: «каждое действие имеет своё противодействие», и не важно, хорошее ты сделал или плохое, всё может обернуться неожиданным образом. А фраза навсегда осталась в его голове. В карму больше не верит. Если родители погибли в автокатастрофе, это не карма за плохое, что они сделали, это ошибка водителя. Любой из нас может совершить ошибку, это нормально, но нужно тоже понимать, что какое-либо действие имеет противодействие. Быстро сориентировавшись, Чонгук направился в сторону комнаты и решил немного отдохнуть, чтобы прийти в себя. Всё это так непривычно и неожиданно свалилось на голову. Он не был к такому готов, думал, родители не могут покинуть мир, это может произойти с кем угодно, но только не с его семьей. Как лучше всего сказать, что он ошибся? Как сделать так, чтобы вернуть время вспять и остановить родителей от этой поездки? Чонгук в этом не виноват, но почему винит себя? Почему кажется, что всё это из-за него? Он ничего для этого не сделал, а ведь мог. Мог просто остановить родителей, сказать, что в такую плохую погоду навряд ли стоит ехать. В тот вечер и сон ему приснился с родителями. Снилось, как они с сестрой бегут по большому рапсовому полю с желтыми цветами и догоняют родителей: счастливые, ни о чём не заботясь, как и должно быть — с улыбкой. Как сестричка падает на траву и разбивает коленку, а Гук помогает ей встать и обеспокоенный смотрит вдаль, крича родителям: остановитесь! Подождите нас! Но родители всё также улыбались, а след их медленно исчезал. Гук тогда взял за руку сестру и бежал в сторону родителей, но они испарились и медленно превратились в лепестки желтых цветов, плавно касаясь земли. А в ушах звенел нежный мамин смех и отцовское «победил? А теперь забудь и отпусти.» Поляна тоже тогда исчезла вместе с голосами. Всё потускнело. И резкий звонок в дверь. Вот что потревожило его сон. И как на памяти, совсем недавно помнит, стоят два офицера полиции, сестра напугана, Чонгук тоже, и фраза: «автокатастрофа, скончались на месте. Нам очень жаль…» Оглянуться ещё не успел, а уже прошла целая неделя. Мучительная и последняя с его сестрой. Как же теперь её найти? Либо сбежать, либо придумать другой план действий. Громкий смех и те самые лица заставляют его застыть в шоке и вытаращить глаза. У одного из них в руках… нет, только не это. — А вот и наша неженка, — темноволосый с яркой улыбкой парень с издевкой смотрел ему в глаза, а возле него стояли ещё два парня. Тоже пялились с усмешкой. — Да ты чего, Хосок? Какая он неженка, он вообще сопляк, плак-плак в подушку, а это дерьмо зачем притащил? — высокий парень, что стоял возле этого Хосока указал на рамку с фотографией, которая была у Хосока в руке. На фотографии вся семья: мать, отец, Чонгук и сестра. — Верни обратно, — спокойно начинает Гук, замечая, что его дорожная сумка лежит на кровати и все ценные ему вещи, как ожерелье сестры, футболка отца и блокнот матери лежали на полу. — Чего ты там вякаешь, а? Вернуть обратно? — Хосок весь светится в улыбке и предвкушении. То, что директор только что с ними сделал не делает их поведение лучше. Уже запущено, давно. И навсегда. — А ты попроси как следует. Взглядом Чонгук нечаянно встречается с Тэхёном, который стоит рядом с каким-то парнем. У того в глазах тоже — ничего. Помнит слова Кима — не вступится. Тэхён ясно дал понять, что ему по-барабану на всех и вся, главное к нему не лезть и всё будет хорошо. — Можешь, пожалуйста, обратно вернуть фотографию, — начали выступать слёзы, а голос дрожать от страха… от страха потерять ценное. — Фу, тявкаешь как младенец, — отзывается третий парень, стоявший возле Хосока. Кажется, его Вонхо зовут? Не суть, Чонгуку не до шуток. Первый день не может вот так закончиться, он не может так просто поддаться и стать жертвой каких-то парней. А всё из-за того, что он новенький? Как этих людей воспитывали? Что они из себя представляют и почему думают, что в жизни им всё дозволено? — Отдай, — дрожащим, но требовательным голосом прошипел сквозь зубы, уже хотел дотянутся до фотографии и отобрать её, но это не разрешает сделать Хосок, который с силой хватает за волосы и тянет на себя. Сильный толчок проходится по животу, резкая боль заставляет упасть на колени и скрутиться пополам. Чонгук еле встаёт на четвереньки и несмотря на новые удары пытается отобрать драгоценную ему вещь. — Сука, пищать как миленький будешь, — злобно произносит Хосок. или Джин. Чонгук уже не помнит, в ушах только звон разбитого стекла, а в глазах полон страха шок и осколки, рассыпанные на полу. Деревянная рамка ломается, и как в замедленной съемке он видит осколки стекла падающие на фотографию. Жизнь ломается ровно в тот момент, когда единственная фотография рвётся пополам. Ещё и ещё. теперь это лишь кусочки бумаги, которых даже не склеишь. Внутри всё разорвалось, как и фотография, а дело рук Хосока, или Джина? Может Вонхо. Всё это опять же не имеет большого значения, его жизнь буквально превратилась в ад. Он готов поспорить, что парни не знают его имени, да и зачем, им лишь бы поиздеваться. Чонгук наслышан про детей из детского дома. Они жестоки и своё будут брать силой. Дети эти не виноваты, здесь всем плевать на сирот, других подростков, они невиноваты, что выросли в таких условиях, но Чонгук понимает, что не выживет в таких условиях. От него отстала эта компания и кратко ввела в курс дела, перед этим ещё ударив несколько раз. Всё что успел запомнить, так это то, что какого-то Юнги, Вонхо, Хосока, Джина и Тэхёна всегда нужно слушать и исполнять все требования, иначе будет хуже. Про название «опытных» узнал. Всё это звучало как бред, но судя по их лицам они всерьёз. Собранные в кулак остатки фотографии его семьи больше не излучали ни тепла, ни какой либо эмоции. Он выкинул не глядя, хотя слёзы всё время наворачивались от осознания того, что последняя ценная вещь была утеряна. Неужели сестре так же не повезёт? Как там она вообще? Справится без него или нет? А будет плакать? А скучать? А как же обещание? Все мысли сосредоточены исключительно на его сестре, которая является последним близким человеком. Её он не должен потерять, её он будет беречь до конца своей жизни и точно найдёт способ с ней встретиться. Так просто он не может всё оставить, она же наверняка сейчас о нём думает, и о родителях… Время тянулось медленно, но Чонгук уже успел несколько раз пустить слезу и пожалеть, что не сбежал тогда из машины, чтобы спрятаться и тем самым быть ближе к сестре. К нему ещё раз успела прийти воспитательница и ознакомить с расписанием дня, которое, честно говоря, не радовало. А время поджимало и воспитательница повела его вместе с остальными в столовку. Как только они туда пришли, воспитательница безразлично кинула взгляд на подносы стоящие возле него и приказала идти к поварам, которые раздавали еду. Честно говоря, пахло от этой еды не очень, а когда он сел за столик к каким-то молчаливым парням понял, что на вкус тоже не очень, но есть можно. Не всё так плохо, как казалось бы. Чонгук особым любопытством не грешил, но всё-таки поглядывал на столик, где сидела эта «компания». Что он заметил, так это слишком молчаливого Джина. Всё время вдумчивый какой-то и со своими странностями, но встретиться глазами с ним и с остальными себе дороже. — Тебе лучше не смотреть в их сторону, — Чонгук аж подскочил от неожиданности и чуть не выронил вилку. Обернувшись он увидел парня, у которого лицо было в синяках. Парень сидел возле него и уж совсем не ожидал, что его так напугают. — Мой тебе совет, постарайся вообще не глядеть в их сторону. Ты пока новенький, поэтому первое время к тебе будет повышенное внимание, а значит и то, что недавно с тобой сделали, тоже. Чонгук молчал, не зная что ответить. Парень не вызывал к себе особого доверия, как и остальные присутствующие. — Я могу быть твоим другом, да, но если вдруг что, каждый сам за себя, — Чонгук ожидал, что так и будет. Здесь дороже не дружба, а своя шкура. Для них это, кажется, норма. — Я Ким Намджун. — Чон Чонгук. Не то, чтобы Чонгук прям хотел заводить с кем-то общение, но всё же хоть с кем-то поговорить хотелось, и пусть без гарантий на вечную дружбу, а гарантий тут нет — каждый сам за себя. Даже если Чонгука начнут избивать, этот Намджун пройдёт мимо и скажет что незнаком. Не только Намджун так бы сделал — каждый. Несправедливость или всё же суровая реальность? Разве в таких местах бывают исключения? — А тебя за что сюда отправили? — после небольшой паузы интересуется Намджун. Он с интересом разглядывал Чонгука и, казалось бы, вообще не отрывал взгляда, но интереснее было не то, что его разглядывал Намджун, а то, что он зацепился взглядом с Тэхёном, который тоже разглядывал его с ног до головы, и, кажется, совсем не хотел его отрывать. Но взгляд этот такой пустой, совсем ничего не выражающий. В них нет надежды, радости, в них нет ничего, только грязная пустошь. Страшно смотреть на него… на всех! Здесь у всех взгляды потухшие, лица совсем нет. Как роботы? Или они смирились со своей жизнью? Разве в таких местах глаза не горят от предвкушения совершеннолетия? Почему во взглядах нет ничего связанного с счастьем? — У меня родители умерли, — отвечает Чонгук и быстро переводит взгляд на тарелку с едой. Говорить об этом трудно, но всё же новые проблемы окутывают его с головой, что заставляет хоть немного отвлечься. Но от чего? Чем новые проблемы лучше? Избиения, которые возможно будут каждый день? Поменяется ли хоть что-то в лучшую сторону? — Ясно, я когда родился, так сразу здесь и оказался, никогда мать не видел, а всё ждал, когда же заберёт. Интересно ли Чонгуку слушать историю парня? Не особо. Своих проблем хватает с головой, он даже мыслить разумно не может. За кратчайшее время его жизнь перевернулась с ног на голову, один несчастный случай подверг его жизнь к кардинальным изменениям. К этому он никак не был готов. А почему винит себя в их смерти? Почему? Он даже не виноват, но всё равно корит себя изо дня в день.

***

Просыпается Чонгук от того, что на его голову выливают что-то очень холодное. Не сразу понимая что происходит резко подскакивает и начинает вертеть головой в попытках сосредоточиться и узреть кого-то поблизости. Не сразу поняв где он вообще находится, Чонгук с горечью вспоминает, что его обитель это детский дом. От этого аж тело передёргивает. Но не успевает Чонгук сфокусировать свой взгляд, как его резко тянут за волосы и выталкивают с кровати. Хочется закричать во весь голос, чтобы хоть кто услышал и помог, но рот сразу же закрывают рукой, ставят на колени и теперь перед взором видит пятеро парней, хитро улыбающихся. Посередине Хосок, а по бокам Джин, Вонхо, Юнги и Тэхён… Тэхён вообще никаких эмоций не выражал — пустой взгляд, в которых нет того ценного. А что для этих людей означает ценность? Чонгук даже ничего не сделал, но его всё равно почему-то хватают за обе щеки и со всей силы прижимают к полу. Руки за спину, щека к земле, глаза сморщены. Неприятная боль прожигает всё тело. Непонятно за что он получает первый, второй, третий удар. Чувствует, как его отпускают, а затем по новой бьют куда попало. Резкие удары заставляют скорчиться от невыносимой боли. — Только пикни, мышка, и тебе пиздец, — он так и не понял кто это произнес, слишком больно. В глазах пелена от слез, а из носа и живота кровь, которая стекает прямо на пол, оставляя большие пятна. Взглядом цепляется за Тэхёна, который всё это время стоял в сторонке и наблюдал, даже не пытаясь заступиться. А ведь предупреждал, что его часть — ознакомить, дальше сам по себе. Вдалеке видит спящих подростков, которые и вовсе не спали, а просто претворялись, но не решались заступиться. А здесь за тебя никто не заступится. Такова жизнь. Кашлять удается с трудом и дикой болью, во рту металлический привкус, от чего он понял, что начал кашлять кровью. Лежит, как ненужная никому вещь, слёзы позорно льются, толи от боли, толи от того, что намучился. Слишком сильно намучился. Он по-человечески устал, ему хочется отдохнуть, хочется к родителям и к сестре. Но он заперт в этой клетке и как ненужная тушка пытается доползти до кровати, что удается с трудом. Как и залезть под постель — тоже удается с трудом. Живот скручивает, всё тело жёстко болит, а кровь не перестаёт сочиться. С таким позором он ещё не засыпал. В воспоминаниях теперь запечатлелся момент, когда он на четвереньках, весь в крови, еле дополз до кровати.