Над пропастью, где нет жизни

«Не путай два понятия: гордость и гордыня…» Мелкий дурашка лежит и радуется. Ну и правда как дитя. Жалеть о том, что сбежали на ночь из детдома — никогда. Впечатления, эмоции, чувства, которые оба испытывали в этот момент не описать. Эти мурашки, бегущие по коже, трепетное волнение, когда в кончиках пальцев покалывает, дыхание сбивается. Стресс, от которого положительные эмоции. Как бы катание на американских горках; стресс, но приносящий только положительное волнение. Постоянно жить в таком «приятном стрессе» не хочется, всё-таки это дорогого стоит. Вспомнить ту ситуацию, когда после их возвращения они оказались в психушке. Однозначно не стоило тогда так рисковать, а они рискнули — Чонгук поплатился. Понимание не сразу приходит, с одной стороны хочется новых трепетных волнений, приключений, а с другой обернутся такие поступки могут не в лучшую сторону. Никогда не знаешь повезёт или нет. Рисковать всегда страшно, особенно, когда последствия не заставляют себя долго ждать. И Чонгук понимает ценность правильных решений, многое осознаёт, пытается взвесить все «за» и «против». Обычно так и бывает, когда долго колеблешься, не знаешь какое решение будет правильнее, выбираешь тот, что самый лёгкий, то есть — поддаться. И он поддался, конечно же, и выбрал самый лёгкий и бредовый путь — сбежать прямо сейчас. Итог какой? Чонгук лежит в объятиях Тэхёна, улыбается, счастливый как дитя. Ради таких моментов не страшно рисковать. — А если мы к Юнги с Чимином поедем? — предлагает Гук, поглаживая живот старшего, смотрящего куда-то в потолок. — Сейчас? — на дворе ночь, в комнате темно, только фильм на большом экране освещает их лица. Одиннадцать часов вечера — не шутки. Спать хочется, куда в такое позднее время суток можно идти? — Да не сейчас, а завтра например, — пальцем тыча в живот Кима. Как мило, - думает Тэхён, чувствуя ещё один несильный тычок в живот. А потом какие-то неразборчивые рисунки. Самое первое, что почувствовал — сердечко, палец который рисовал слишком уж криво. — Нам на уроки завтра, дурень ты, — смеясь отвечает. — Хватит ржать, придурок, — обиженно вскрикивает младший, дуя губы. Рисование пальцем прекращаются, теперь Чонгук по новой оглаживает мягкий живот, немного уходя под футболку, дабы ощутить горячую кожу. — А прогулять не вариант? Неплохая идея. Можно учесть и то, что прогуляв уроки у них будет больше времени побыть вместе наедине. Обоим нужно насладиться друг другом, и всю жизнь ощущать горячие, сладкие губы. Поцелуи, растягивающиеся до нескольких минут, блуждания по телу. Табун мурашек, когда палец задевает кожу и любую другую приятную точку. — Не вариант. Чимин в школе, Юнги либо на работе, либо на учёбе, — говорит очевидное, с чем Чонгук соглашается, но с обиженной мордашкой. — Да мы так вообще никогда вместе не встретимся, — от обиды у Чонгука внутри всё полыхает; вот как он хочет поскорее, чтобы вчетвером. Выходит как всегда — через одно место. Есть ли шансы в ближайший месяц встретиться? Раз уж судьба решила с ними так поступить — Чонгук, во что бы то ни стало, пойдёт против системы. Ну или же забудет всё и будь что будет. Ещё не слишком созрел, раз из-за такой мелочи переживает. — Да прекрати ты ныть, встретимся не встретимся — это когда нибудь произойдёт. Всё, не еби мне мозги, окей? — Чонгук знает, что Тэхён не со зла это говорит. Тон тоже спокойный, так бывает часто, можно сказать, что так бывает всегда — обычная манера общения. Уже привыкли. Всегда так и общались. — Спать будешь или не будешь? — Буду, — выдыхает, вновь пальцем рисуя какие-то незамысловатые узоры. Опять мило. — Ну так спи. — Ну так сплю, — тычок в живот. Шутка — удар кулаком в живот. Но не сильный, совсем слабенький, как будто говоря «отстань от меня». — Ну и спи, — продолжает Тэхён, мягко говоря, уже смеясь со всей этой ситуации. Все эти удары, незамысловатые узоры пальцем Чонгука на его животе, вот такие милые ссоры, драки, после которых смеются как дети. Игры для малышей проще сказать. А чувствуешь себя так легко и правда — будто ребёнок, не знающий забот. На душе не паршиво, ненужные мысли не засоряют голову. Ты только начинаешь изучать этот мир, смотреть на вещи с другого ракурса, узнавать всё новое. Изучать окружающую тебя среду. Вот так приятно на душе. — Досматривать будешь? — не ожидая ответа Чонгук потянулся за пультом и выключил экран, погружая комнату в глубокую темноту. — Так лучше. С темнотой настигла кромешная тишина. Дыхания, какие-то звуки, которые были слышны отчётливо. Можно было даже услышать бьющееся сердце. Чонгук лежал на груди Кима, прислушиваясь к его сердцебиению, к тому, как тихо он дышит и как красиво это звучит. Ощущает, как вздымается грудь и пальцами чувствует рёбра. — Тэхён… — голос Чонгука странный: более хриплый, глубокий. Не похож на того весельчака, который был пять минут назад. — Мм? — интересуется Тэ, пальцами перебирая пряди волос Гука. Повисшее молчание заставляет немного напрячься, как и поднявший голову Гук, смотрящий исключительно на Тэхёна. Глаза привыкли к темноте, он может отличить когда на его смотрят. Причём так глубоко, так выразительно, что в дрожь пробивает. — Ты не против, если я… — Чонгук перекидывает ногу через живот Кима и садится на него верхом. Опустив голову к его губам, шепча продолжает: — Тебя поцелую? Ну что за вопросы? — хочет произнести, но лишь тихо хрипит, громко дыша. Первый приближается и целует в губы, языком проникая внутрь. Ладони обоих блуждают по чужому телу, проникают под футболку, задевают кромку домашних шорт, пальцами чувствуют мурашки, каждый изъян ощущают будто на себе. Осознают, что чужие изъяны — часть тебя. Каждый сантиметр чужой кожи — сантиметр твоей кожи. Оба разные, но оба слились в одно целое, приняли друг друга и лишились рассудка. Когда пальцы Тэхёна останавливаются в сантиметре от кромки шорт, отстраняется от поцелуя, переводя дыхание. Заглядывает в глаза, спрашивая разрешения и чувствуя дрожь чужого тела аккуратно кладёт его на кровать, одной ладонью блуждая по телу, опять же оставляя после себя мурашки, фантомные прикосновения, бабочки в животе, всё самое приятное. Футболка Гука летит где-то на землю, следом и Тэхёна, который после футболок принялся снимать шорты; никуда не спеша поглаживает его живот и снимает сначала с Гука шорты, а потом с себя. Где-то позади слышится совсем тихий треск, будто что-то деревянное треснуло. А может это треснуло холодное сердце Тэхёна, который окончательно крышей поехал? В душу его бездонную, вот так он влюбился первый раз… Холодные пальцы задевают сосок Чонгука; голый перед Тэхёном, голый душой, чист перед ним. Эта исповедь невыносима. Лёжа смотреть, как Ким облизывает сухие губы, сам как будто слышит этот звук облизывания — как языком по жёсткой бумаге. Дыхание Чона напрочь сбивает, стоило Тэхёну только прикоснуться губами к животу — оставить горячий след, оставить частичку себя и фантом. Его красотой бессонницей проходит день второй. — Тебе не страшно? — отрываясь от живота, заглядывает ему в глаза и не отрываясь смотрит. На душе так приятно и больно, и невыносимо, но чертовски головокружительно. Горячо… — Нет, — хриплым голосом, кое-как выговаривая. Нет сил, чтобы говорить, чтобы озвучить своё желание. Одним пронзающим взглядом и огоньком в глазах он рассказывает всю правду. Всё шепчет его имя и голова забита. Тэхён ни сном, ни духом про существование презервативов. Не в курсе о таких обычных вещах. Что такое растяжка — такое разве существует? Чонгук не пытается предупредить, объяснить и научить. Не говорит про это — молчит. Голова кругом, а руки потеют от предвкушения. Не признаётся, что боится боли, которая с минуты на минуту будет, знает, что должен сейчас же ему сказать про подготовку к самому важному и без растяжки ему возможно будет очень плохо. И всё равно ждёт дальнейших действий старшего. Сегодня они будут любить друг друга… Он так красив, неотразим повторяет вновь наедине с собой. Страх сквозь тело, а кончики пальцев покалывает. Рука Кима опускается на внутреннюю часть бедра; несильно сжимает и глубоко вдыхает, когда головкой чувствует горячую дырочку. Страх и его окутывает в свой плен, заставляет сбить дыхание, по новой задуматься и ощутить поглаживания младшего. Под ним лежит самый прекрасный человек в мире — голый телом, голый душой. А смотрит как… А вот так хочется дотронуться до щеки, погладить и поцеловать его губы. Скажу по-секрету — он уже твой… Тэхён аккуратно, совсем медленно проникает внутрь. Проникновение даётся слишком тяжело: узко, стенки сжимают, войти удаётся только на половину. Резкий крик Чонгука заставляет того прекратить свои действия и от страха вынуть член обратно. Внутри всё холодеет, когда из щёк младшего катятся слёзы. Руки предательски задрожали, а страх усилился. Непонимание тоже присутствует. Возбуждение как рукой сняло, желание продолжать пропало. Тэхёна охватила необъяснимая паника, какое-то жуткое, до боли ужасное чувство. Из оцепенения выходит, как только слышит всхлип, что как сильной пощёчиной отрезвляет и заставляет Тэхёна наклониться и в страхе начать гладить Чонгуковы волосы. Голос дрожит сильно — слышно отчётливо. — Чонгук, прости меня, тебе больно? Я не хотел, прости меня, Чонгук… — слова водопадом льются из уст. Тэхён, честное слово, не знает, что сделал Чонгуку, каким образом его повредил и не может прекратить бесконечно спрашивать и извиняться. — Нет-нет, не стоит, — со всхлипом произносит дрожащим голосом. Боль в том месте утихла, теперь только сожаление и чувство вины перед Тэхёном. — Это я виноват, — пытается успокоить не только себя, но и паникующего Тэхёна, который не перестаёт что-то про себя бормотать. — Надо было растяжку сделать, а я молчал, думал вытерплю. Слёзы от боли высохли, остался только всё ещё ничего не понимающий Тэхён. Объяснить ему удаётся трудно, но Чонгук уверяет, что никакой вины Ким не должен чувствовать. Это только вина Гука, он сам виноват, что позволил без подготовки попробовать Киму войти в него. Ошибку осознал, в другой раз всё должно быть иначе. — Ты меня так напугал, — честно признаётся Тэ, ложась рядом. Сердце не перестаёт бешено стучать, единственным успокоением является поглаживание тёмных прядей младшего. Это сразу же и делает, давая знак Чонгуку о том, что тот может положить свою голову на грудь. — В другой раз предупреждай, — и всё же Чонгук чувствует вину, что напугал такой реакцией Кима и заставил паниковать его. — Больно? — тон меняется на шёпот; Ким вновь перебирает пряди, одной рукой обнимая плечи Гука. — Всё хорошо, это ты меня прости, — Чонгук целует в подбородок и опять щекой прижимается к груди, а рукой поглаживает живот, сам не замечая, как пальцем начинает вырисовывать рисунки. — Я тебя очень сильно люблю… Он от тебя без ума…

***

Несколько дней Чонгук вылавливал момент, когда директор покинет свой кабинет и оставит его незапертым. Это удалось только тогда, когда к ним приехали волонтёры. Как раз середина октября — самое время для осенних игр. Не сказав о своём плане Киму, Чонгук молится, чтобы тот ничего ну узнал, да и чтобы директор его сейчас не увидел в этом кабинете. Найти нужные ему папки, к счастью, удаётся легко — там и он, и Джин, и Тэхён есть. В общем — все. А взгляд останавливается на незнакомых ему именах — запоминает. В будущем пригодится. Поиски сестры и брата Тэхёна не должны быть с трудностями. По крайней мере он на это надеется. Ради интереса просматривает свою карточку, Вонхо, Джина, даже Намджуна. Старается долго не засиживаться. И один момент всё же запечатлелся у него в голове. Обязательно нужно кое-что сегодня сделать… Весь день прошёл более менее нормально — никаких перегрузок в учёбе, только игры с волонтёрами, конфеты, нафиг не сдавшиеся ему. Волонтёры эти слишком счастливые, думающие, что своим визитом смогут осчастливить маленьких детей. Ха-ха! Наоборот — поселят глубокую тоску и желание обрести семью, любящих родителей. Маленьким детям радостно, но потом слишком больно в душе. Осознавать трудно — принимать ещё труднее. Они сомневаются во многом… а как мы знаем сомневаться — черта думающего человека. Дети-сироты, брошенные, не так просты. В них есть что-то, даже несмотря на провал в учёбе, на отсутствие сопереживания и любви. Все они, так или иначе, видели жизнь в серых тонах, ощутили многое, пережили многое. Каждый из них не так прост, как кажется на первый взгляд. Не описать словами, не выразить никак. А когда наступает вечер, Чонгук следует на крышу, прекрасно зная, кто там будет сидеть. Специально следил за ним, специально поджидал подходящего момента. И может, всё это ни к чему, но внутри кошки скребутся, хочется всё-таки выполнить один очень важный пунктик. Войдя на крышу, Чонгук увидел парня, поэтому недолго думая с улыбкой садится рядом и как и он — смотрит в даль. Погода, несмотря на середину октября, хорошая: ветерок легко обдувает их лица, несильный холодок окутывает с ног до головы. То, что надо. — Привет, — после нескольких минут молчания произносит Гук. Самое очевидное, что он мог сказать. Возле него никакой ответной реакции. Молчат. Только дыхания друг друга и шум ветра. — Я хотел тебе сказать… в общем, — несмело начинает, нервно теребя вспотевшие пальцы. Взгляд опускается на пол, больше не глядит вдаль, а одна коленка подрагивает, — Поблагодарить тебя, — выдыхает, больше ничего не говоря. Возле него всё также молчат, не произносят ни звука, просто смотрят: внимательно, прищурившись. Опять эта тишина, которая должна была давить на ушные перепонки, но не давит, а как-то даже успокаивает? В любом случае Чонгук поблагодарил его, душа вновь обрела покой. — За что? — нахмурено интересуется Джин. Один раз Чонгук уже его благодарил за всё. Какая причина на этот раз? — Да за всё, — Чонгук глупо улыбается, неловко почёсывая затылок. — Я уже говорил, но всё равно спасибо. И за Хосока, что спас тогда, и когда мы с Тэхёном поссорились… И тогда, когда Джихану я помог… — Проехали, — перебивает Ким, взмахивая рукой, мол, пофигу. — Нет, я правда тебе благодарен. Если бы не ты, я бы наверное не смог такого вынести. Диалог вообще никак не складывался. Что бы Чонгук не делал, всё тщетно. Сокджин молчит, говорит очень мало. Всегда такой задумчивый, порой жестокий, но однажды помог Гуку. Благодарить, если понадобится, будет всю жизнь. — У меня появилась семья, — резко озвучивает Джин, спокойно продолжая разглядывать горизонт. — Сестра, отец. А Гук молчит, не веря своим ушам. Долго хмурится, складывает все мысли воедино, пытается осознать сказанное. Принять информацию удаётся с трудом. Несколько минут потрачены на то, чтобы сложить все пазлы. Джин не торопит, ничего в ответ не ожидает. Никакая реакция ему не нужна, главное то, что он смог этим поделиться хоть с кем-то. Многое стоит такой разговор. Никому ещё не рассказывал про это, даже своим пацанам. — А как ты их нашёл? — тихо спрашивает, очень сильно хмурясь. Ломать мозги не хочется. — Скорее они меня нашли. Миллион вопросов, а только несколько ответов, которые и то не складываются воедино. Например, так если у него есть семья, какого хера он сидит в этой дыре? Или: а директор вообще знает? Почему все вокруг молчат? Всё это навевает сомнений… Сомневаться — черта думающего человека… — То есть «они тебя нашли»? — Уже как два года назад они узнали о моём существовании. Искали, а сестра только к концу весны меня нашла. Так вот в чём дело… Объясняет ли это частое пропадание Джина? — А мать… она.? — Она живёт с ними, но её я видеть не хочу, она для меня никто. Чего ещё можно ожидать от детдомовцев. Все, которые думают про своих матерей, говорят лишь одно: «она для меня никто», «я её ненавижу». Практически без исключений. Многие не прощают такой поступок со стороны женщин, которые рожали их. Но факт остаётся фактом: дети хотят быть любимыми хоть кем-то. — То есть, поэтому ты часто куда-то убегаешь… — Да. Ответ более чем понятен, в голове всё прояснилось. Два плюс два были сложены на отлично, вот только некоторые вопросы всё также не покидали его голову. А с чего это вдруг Джин разоткровенничался с Чонгуком? С тем парнем, которого когда-то задевал, не видел в нём личности, сильного парня. Только слабого паренька. А может, есть что-то такое в Чонгуке, что заставляет задуматься и сделать для себя некоторые выводы? Может то, что он идеальный брат, или любящий парень? А может и то, что из всех этих уродов, Чонгук самый адекватный и понимающий? — А парни, они знают, что… — Не знают, и не узнают, — коротко и ясно. Намёк был понят, Чонгук больше не поднимал эту тему, просто переваривал в себе сказанную информацию. А опешил он тогда, когда Джин сообщил, что они с Тэён — его сестрой, являются двойняшками. Просто взрыв мозга. Так круто и непонятно одновременно. Сегодня день, когда Чонгук узнаёт больше, чем было положено. На душе так странно, как будто чего-то не хватает. Или же хватает, даже больше… Сегодня важный день и Гук чуть не забывает сказать самое главное в честь этого дня… Из кармана вытягивает ценную по значимости вещь и протягивает Джину, который несколько секунд хмурится, разглядывая этот предмет. Хочется спросить и он спрашивает: — Что это? — Джин всё-таки берёт в руки эту вещь после кивка младшего. Ждёт ответа, который поступает после двадцати секунд молчания. — Он в виде луны, — начинает Чонгук. Тоже откровенничает, и знает, что так планировал сделать. Этот кулон с луной очень важен для него. А хорошие поступки тоже важны, Чонгук иначе поступить не может. — Родители часто называли мою сестру Айбала, что в переводе означает ребёнок луны — сестра подарила мне этот кулон. Недолго думая Джин отвечает: — Красивое имя и значение, — а затем обратно протягивает кулон Чонгуку в руки, на что он сразу же отвечает: — Нет-нет, это тебе, — и суёт обратно тому, ничего непонимающему Джину. С чего это вдруг? — Оставь, прошу, для меня это важно. Опять молчание, и Чонгук, который ладонью накрывает чужую ладонь, как бы подтверждая, что этот кулон теперь Джина. Отдаёт что-то важное ему — парню, который когда-то над ним издевался. Который до жути пугающий и жестокий. Но который однажды спас ему жизнь. Неоднократно… Джин не понимает, но когда замечает, как Гук встаёт и направляется в сторону выхода, хочет вслед что-то спросить. И на этот раз перебивает Чонгук: — С днём рождения, Джин-хён.