Над пропастью, где нет жизни

«Не знал он, что человек может пережить подобное, что обладание любимым телом лишает его власти над собой, что предел любви — это предел жизни, за которым начинается уже нескончаемое падение в бездну смерти.» Я. Ивашкевич. Как только человек начинает отравлять свою жизнь, момента, когда всё было хорошо не вернуть. Как будто зависимость от наркотиков, и фишка одна и та же — осознание того, что жизнь они рушат осознанно. Слишком резко всё прекратилось — в ушах громкий звон, а в руках две фотографии. Второй раз испытать такого чувства нереально, но кажется вот — сейчас это и произошло. Всё так, как и в тот момент: звон в ушах, дикий и острый холод в теле, темнота в глазах. Первые минуты ни пошевелиться, ни осознать. Это не может быть правдой — проскальзывает в голове. Это просто ужасная шутка - крутится. Я просто сплю… я просто сплю… — как мантру прокручивает. Пластинка одна и та же, мысли те же. Вокруг всё тленно, без акварели, ещё никогда не было такой опустошённости. Лучше бы это было сном, — повторяют все до единого, оказавшись в такой ситуации. Без исключений. Исключений в таких ситуациях не бывают. Когда беда — мечтаешь, чтобы это всё было кошмаром. Грустно от того, что человек в такие моменты не просыпается; оказывается это вовсе не было никаким сном. Сердце бешено стучит, и вот оно ощущение, когда вырвали последнего дорогого тебе человека. Жёстко и без сожалений, а потом оставили большую дыру. Это неизлечимо. Можно привыкнуть, обработать, но прежнего уже не будет. Знаете, когда человек забивает в ворота много гвоздей, а потом, когда вытягивает их, остаются множество дыр. В случае людей, это дыры в сердце, в душе. Смысл в чём? Чем больше забиваешь гвоздей, то позже, когда их вытянешь, останутся дыры, которых не заделать. Как Чонгук оказался на кровати — не понятно, как к нему впритык положился Тэхён — тоже. Он не желал принимать реальности, мечтал испариться, повернуть время вспять, самому умереть, в конце концов, только бы сестру вернуть, только бы всё это было неправдой. Или очередной ужасной шуткой… Всю ночь на затылке Гук чувствовал чужое дыхание, всю ночь не верил в происходящее. Всю ночь мечтал оказаться рядом с сестрой. Каковы её мотивы? В груди грохочет… громко, очень. Оба всю ночь бодрствовали. Чувствовать, как младшего всего трясёт, как тело сжимается, когда очередной всхлип вырывается наружу — чертовски больно. Невыносимо чувствовать чью-то боль, слышать чьи-то вопли; тихие мольбы, что на фоне всей этой ситуации бесполезны. Чонгук ушёл без ответа, остался разгребать тысячи проблем. И вопрос тот же: «за что?» Чонгук пытается лишь дышать. Душу свою заразил. Нож вонзили. Чертовски не хватает, адски больно, сердце сжимается, виски пульсируют, вены виднеются на коже. В эту минуту путь внутри перекрывается — там обвал: камни перекрыли всю дорогу. Внутри нет дорогого человека больше. А где-то там у него семья… испаряются в рапсовом поле. Он хочет поскорее всё забыть. Упасть на колени, пальцами сжать волосы со всей силы, сумасшедше завопить, проговаривать молитвы, стирать колени, лишь бы Бог услышал его, вернул ему то, что он забрал. В голове что-то заклинило. И вот, к нему подбегает Тэхён с Джином, садятся возле него на колени, в панике Тэхён что-то говорит, пытается успокоить, и тоже плачет, не может смотреть, как у того внутри всё полыхает, как посреди ночи он вскакивает и падает на колени, начинает сумасшедше проговаривать молитвы. Истерика окутывает тело Чонгука, чуть ли не крича хочет обвинить Бога во всех бедах, хочет закричать: «я не заслужил этой боли!» Джин вовремя закрывает тому рот, вовремя хлопает по щекам, не хочет, чтобы директор отвёл его в свой кабинет и успокаивал. Успокаивать должен любимый человек, но не директор. Нельзя, чтобы кто-то узнал про срыв, нельзя, чтобы директор позвонил нужным врачам, чтобы «помочь». В психушке не помогают. Нет. Чонгук разбился… Какой-то бардак… всё не так. Тэхён, не выдерживая той боли, что чувствует Чон, кладёт свою голову на его колени и рыдая обещает, что никогда его не бросит, что что бы не случилось, он должен оставаться сильным. Джин всё также держит закрытым рот Чонгука, чтобы тот не кричал, второй рукой держит его тело, которое вырывается, хочет сделать что нибудь глупое, что принесёт ужасные последствия. Лицо опухшее, красное, глаза щиплет, сжимаются со всей силы, всё новые позывы истерики. Не слышит вокруг ничего, ни мольб успокоиться Тэхёна, ни что-то говорящего Джина, который со спокойным лицом, но с напуганными глазами удерживал его. Они когда-нибудь сгорят огнём. — Это не может быть правдой… Тихо, хриплым поломанным голосом шепчет, когда мокрая рука от его слёз и мокроты под носом отстраняется. «К чёрту весь мир, в коем нет весны…» Вопрос: как отойти от суеты? — Я не хочу… не хочу… прошу, — невнятно повторяет, не соображая. — Боже… прошу, прошу-у, я не выдерживаю, мне больно, я так больше не хочу, я не могу… Тэхён гладит его щеку и обещает, что всё будет хорошо, признаётся, что искренне любит. Пофиг на всех зевак вокруг, перед ним сломанный Чонгук, которого нужно вытянуть из этой пропасти. Из пропасти, где нет жизни… Это он над пропастью, где нет жизни. — Отошли, блять! — рычит Джин детям, которые окружили их. А потом резко встаёт и для большей убедительности бьёт со всей силы одного по лицу, аж хруст был слышен. Все поняли, поэтому отошли в сторону своих кроватей. Больше лезть не будут. Ему нечего сказать, нет смысла врать. Больно чертовски, он уже не знает, какой это круг ада. Обернувшись назад, он пытался её найти — бесполезно. Каждый день будет умирать, страдать, вспоминать, пытаться заставить себя забыть, убегать от себя. Смотреть, как эти оба страдают — больно, но и выжидать долго нельзя, поэтому Джин хватает Тэхёна за руку: жёстко, не жалея вытягивает за дверь, закрывая её за собой и резко бьёт по лицу — не со всей силы, но довольно больно, из-за чего тот в непонимании хватается за линию подбородка и в шоке округляет глаза. — Быстро блять взял себя в руки, — жёстким тоном проговаривает, крепко хватая за волосы, притягивая к себе. — Я знаю, что тебе тоже больно, знаю, что слёзы сдержать невозможно и смотреть на него такого тоже, но соберись блять! Ты только всё усугубляешь… Покажи ему, что он может на тебя положиться, что ты сильный и сделаешь его таким же. Поплачешь потом, — лицо Тэхёна тоже опухшее, тоже плачет из-за такого побитого Чонгука. Выдержать невозможно, особенно, когда это твой любимый человек. Джин прав и Тэхён это понимает, поэтому глубоко вздыхает затылком прислоняясь к холодной стене. А внутри всё равно грохочет и сжимается. Мучалась его душа… а светом будет выжигать улыбки на устах. — Пошли, — Джин хватает Тэхёна за локоть и ведёт его на кухню, которую открывает с помощью украденного ключа. — Зачем мы сюда пришли? — спрашивает Тэ, немного дрожащим голосом. Сейчас Джин понимает, что Тэхён тоже подвергается тому, чтобы совершить глупый поступок, нужно быть тщательным, чтобы не допустить этого. Вода в кружке быстро наполняется и уже через несколько секунд находится в руках Тэхёна, который смотрел на неё, как на что-то инородное. — Чонгуку дашь, пусть успокоится, — спокойно говорит, подпихивая старшего в сторону выхода. — Я позже вернусь. Вернувшись, Ким замечает Гука, что сидел на полу, затылком прислоняясь к кровати. Его пустой взгляд прожигал дыру в стене, даже не обратил внимания на его приход. Истерики больше не было. — Чонгук, выпей воды, — тихо говорит Тэ, присаживаясь на колени возле него. Тот легко принимает, не сопротивляется, за несколько секунд опустошает стакан и ставит возле себя. Так болезненно смотреть на его лицо и чувствовать вместе с ним его боль. Держать себя в руках ещё тяжелее, Тэхён буквально видит, как тот разваливается на глазах, а сделать сейчас ничего не может. Сегодня каждый поплатился за свои грехи. В ночь нового года… Остаток ночи Тэхён прислонялся к затылку Чонгука, со спины обнимая, а когда тот вновь всхлипывал — прижимал крепче. Не отпускал, сам держался до последнего, чтобы не заплакать. Будет ещё больнее… Тэхён плакал, и не скрывал этого. Первый раз за десять лет плакал. Больше десяти лет. Он. Плакал. Никогда бы не поверил, а верить не хочет, Чонгук единственная причина, по которой он может показать слабость. Чонгук и есть его слабость. Ради него под дулом пистолета, ради него в пропасть. Даже там, где нет жизни, ради Чонгука на всё. Если ему не удалось полюбить в своей жизни мать, так младшего он будет любить вечно. Один раз и навсегда. Первая и последняя любовь. Другой уже не будет и никогда её не было. Даже нервы болят… Умереть ради Чонгука — да. Он умрёт ради него, если понадобится. Уже итак сломанный весь. Под утро, когда на улице медленно расцветало, директор пришёл предупредить, что похороны назначены на завтрашний день. Не стал больше ничего говорить, так и оставил его — лежащего полуживого на кровати. Зимние праздники, каникулы — это всё второстепенно, теперь у него не осталось никого… «Мина, ты обещала…» Счастливая девочка, что своей улыбкой покорила сердце брата. И слова умные говорила, не было причин для смерти, не было причин так поступать, не было причин… Ещё вчера она улыбалась, что же за этот короткий промежуток времени могло произойти? Каковы мотивы? Ни о какой еде не шло и речи — в горло кусок не лез. Так и не встал с кровати. Только влетевший Чимин, что каким-то образом договорился с директором, упал на колени возле кровати и с опухшими от слёз глазами болезненно улыбнулся. Говорить не стал, просто поглаживал волосы Гука, что скрутился калачиком. Периодически оставлял короткие чмоки: то на лбу, то на волосах, то где-то на ладони, которую все несколько часов сжимал в своей. Не мог отпустить его в этот период, не стал оставлять до самого вечера, пока воспитательница не выгнала за порог. Шёпотом пообещал, что они обязательно выберутся из этого дерьма. «Слышишь? Обязательно.» Только не падай духом, только не делай глупостей. Не думай об этом, постарайся не окунуться в это дерьмо ещё глубже. Зачем себя так изводить? Чонгук видел Тэхёна, видел Чимина, видел Джина. Все они были с опухшими красными глазами… На Джина не похоже. Просто сидели с ним по несколько часов, пытались накормить, а Чонгук как ребёнок уворачивался, капризничал. Не сегодня. Не в этот момент. Он не верит, что Бог смог отобрать всех дорогих ему людей. Всех до единого. Как таковой семьи у него больше не осталось. Кто-то говорит, что Бог просто забрал себе ангелов, которых ему не хватает, чтобы подарить им вечный покой в небесах. Так зачем Бог отобрал последнего ангела? Самого дорогого, последнего. К чему все эти молитвы, как после этого верить ему? И всё же… как бы он не винил Бога, верить в него не перестанет. Мать учила прощать, молиться, несмотря ни на что, несмотря на проблемы.  — Мама, а как я буду верить в Бога, если я его ни разу не видел? Как можно верить в то, что не видел никогда? — Чонгук, мальчик мой, чтобы верить, не обязательно видеть, понимаешь? Иногда важные вещи сердцу незаметны.

***

Без Тэхёна Чонгук не поехал. Без Джина тоже. Директор согласился, хотя был не в восторге. На данный момент Джин очень сильно помог и держался до последнего, поддерживал как мог. Хоть и незаметно, может немного жёстко. Без них никуда не уехал. А уже там, когда успокоился, вроде взял себя в руки, увидел небольшой гроб, в которой лежала маленькая девочка со шрамами на руках. Её тело было холодное, цвета мрамора. Как маленькая кукла. Не выдержала страданий. Близкие друзья, воспитатели детского дома, в котором проживала Мина. В последний раз Гук поцеловал лоб младшей, в последний раз сжал её ледяную ладошку и прошептал: «смотри, там белка на дереве, она очень красивая.» Там и правда была белка, очень красивая. Гроб закрылся, последний взгляд, прожигающий её тело; гроб опускается в землю, а истерика новой волной разрушает его тело. Кинуть землю на гроб и где-то глубоко надеяться, что она очнётся и каким-то чудом выживет. Обессилено, с громкими воплями Чон падает на колени, лбом прислоняясь к холодной земле. Никто помочь и что-то сделать не может. Чимин тоже плачет, тоже не выдерживает и громко всхлипывает, когда кидает на гроб немного земли. А потом опускается на колени возле Чонгука и прижимает к себе крепче, плача, ничего не говоря. Никакие слова поддержки сейчас не помогут. Это всё бесполезно. Чонгуку требуется разгрузка, сегодня он может позволить себе эту слабость. Главное вовремя успеть выйти из этого состояния. Нельзя допустить, чтобы он утонул. Самое обидное было тогда, когда воспитатели никаких личных вещей сестры не принесли. На вопрос «у неё хоть что-нибудь было?» они ответили, что никаких личных вещей у неё не было. Ударили по больному…

***

— Чонгук, возьми поешь, — Джин садится на кровать младшего, обеспокоено оглядывая с ног до головы и протягивает горстку шоколадных конфет. Чонгук не сильно улыбается, принимая из рук сладости, и кладёт себе под подушку. Сейчас не хочет. Всем сердцем благодарен за заботу. Понимает, что с каждым днём всё больше начинает доверять Сокджину. Тот аналогично. Несколько дней тянулись медленной, тягучей грозовой тучей. Благодаря Чимину, который по несколько часов сидел с ним, благодаря Тэхёну, который ни на шаг от него не отходит, всё время целует и обещает, что всё будет хорошо, благодаря Джину, который заботится о нём и беспокоится о его состоянии, Чонгук смог взять себя в руки. Смириться со случившимся. До сих пор адски болит, до сих пор внутренности горят пламенем. Чертовски невыносимо. Но порывы истерики уменьшились. Он смог привести себя в порядок. Не погряз в долгой печали. Проходит через эту боль не один — делит её с остальными, позволяет помочь. В один из дней даже Юнги приходил и весь день провёл с Чонгуком, своими рассказами отвлекая от реальности. Делал всё, чтобы не было повода для грусти. Даже думать о печали не разрешал. Никто не разрешал. — Джин, а как там твой отец с сестрой? — спрашивает Гук, зная, что никого нет рядом — все на обеде, Тэхён тоже, так как Чонгук настоял на этом. Разговоры про семью Гуку даются с дикой болью, но переступает через себя и интересуется жизнью остальных парней. Всё-таки не ему одному страдать. — Тэён с отцом опять предложили мне жить с ними, — спокойно отвечает. — А ты что? — в шоке округляя глаза. — А я что… — задумчиво повторяет, будто говоря себе: «хороший вопрос». — Я отказался. — В смысле?! — выкрикивает, после чего прикрывая рот ладошкой, и оглядывается вокруг, убеждаясь, что никого нет рядом. — Как отказался? Ты что, это же шанс узнать мир! Это же твоя семья, ты можешь уйти из этого места. Джин беззвучно смеётся, задумчиво вглядываясь в глаза младшего, который явно сегодня с хорошим настроением. — Я хочу здесь быть до самого конца, — здесь его дом… здесь он вырос. — Тем более, как это я тебя одного оставлю? — со смешком говорит, ловя на себе непонимающий взгляд. — У меня же Тэхён. — Так он скоро на волю попадёт, а ты один пропадёшь, я буду тебя оберегать, да и скучно не будет, — зря Джин это сказал, так как улыбка, расцветшая на лице Гука ослепила глаза. Хорошо — это приятно. Радует душу. Греет её. — А потом что? — всё так же интересуется младший, подпирая подбородок. — Ну, а потом я выйду на волю, буду жить у отца, устроюсь куда нибудь, где можно заработать на жизнь. Буду учиться. Про мать Джин не говорит и говорить не будет. Всё-таки ей придётся заглянуть в глаза. Ненавидеть будет всю жизнь, и что бы не случилось — не простит. Никогда. — Круто-о, но когда ты уйдёшь, я останусь один. — Не переживай, Чонгук, это всего лишь на несколько месяцев. Разговорчивый Джин — лучшее, что случалось за последние дни. И как бы это не было странно, но приятно очень. А их дружба стала крепче. Как она зародилась — фиг пойми, но оно того стоило. Кто бы мог подумать, что издевательства над Чонгуком перерастёт в настоящую дружбу. Даже Джин не верит, но доверяет. И доверил свою тайну. — Джин, — несмело бормочет Чонгук, нервно покусывая губу. — Спасибо тебе за всё. Чонгук будет вечно благодарить. Всегда, и никогда не перестанет. Гук нуждался в этом, нуждался в том, чтобы произнести эти важные слова. — Чуть не забыл, — Чонгук заглядывает под подушку, через несколько секунд доставая оттуда квадратную карточку… — Оставь её себе. На фото Чонгук, ярко улыбающийся, Джин со скромной улыбкой и Тэхён, который влюблённо смотрел на Гука. То самое фото, которое они сделали в новый год. Когда веселились и когда Чонгук себе на память сфотографировал Джина вместе с Тэхёном. Вторая же фотография должна находиться именно у Сокджина, других вариантов не дано. — Спасибо, — слабо улыбаясь проговаривает, а затем сжимает на шее кулон в виде луны, который он получил на свой день рождения от Чонгука. Он помнит: Айбала, что в переводе ребёнок луны. А так часто называли Мину. Джин всё до единого слова помнит и не забудет, а кулон будет носить до конца жизни. Эта вещь стала важной для обоих. Имеет большое значение, носит в себе глубокий смысл. Не прощаясь, Ким уходит из комнаты, не сказав куда направляется. Но уже через несколько минут в комнату заходит Тэхён, с едой в руках. Понимает, что нельзя брать еду с собой, что воровство тоже может привести к наказанию, но иначе он поступить не мог, лишь бы накормить своего младшего. А Чонгук и переживать стал, когда увидел вошедшего Кима с едой. Так и вскрикнул: «а вдруг увидели бы?» Чонгук не хочет, чтобы Тэхён был наказан. Не хочет, чтобы тот рисковал ради него. А Тэхёну пофигу на какие-то наказания, ему главное позаботиться о Чонгуке, заставить улыбнуться, только этого не хватает для полного счастья. — Скажи а-а-а, самолётик летит на посадку, — детским голоском тянет, суя еду в рот. — Эй, Тэхён ну-у… — неловко смеясь. Так его в детстве кормили и шутку он не оценил. Не маленький же ребёнок, а Тэхён вечно со своими шуточками. — Ладно, кушай давай, — Ким даёт вилку Чону и наблюдает за тем, как тот суёт себе в рот еду и улыбается, когда замечает на себе этот взгляд. — Чего ты так смотришь? — спрашивает младший. — Ты у меня такой красивый, — не задумываясь отвечает, а Чонгук виснет на несколько секунд и понимает, что ему очень повезло иметь Тэхёна. Удивительно, как недавние события сильно повлияли на всех парней. Даже на Джина… Теперь с Чонгуком будто другие люди общаются. Тэхён стал более нежным и заботливым. Каждую пылинку сдувает, а Джин разговорчивым, не таким нудным, каким был раньше. Слышать такие слова от любимого человека очень приятно. Сердце на полном серьёзе пропускает несколько ударов. Вроде не влюблённый школьник, а ведёт себя именно таким образом. Но грусть и боль всё равно не гаснет. Как только настигает темнота — наступают панические атаки, слёзы, кошмары. Уже несколько раз Тэхён просыпался оттого, что Чонгук во сне кричал, воротился и всхлипывал. Ни одной ночи не было, чтобы Ким спал на своей кровати. Где угодно, но только вместе с Чонгуком. Без него — ни за что. Только не после случившегося. Каждая последующая ночь — пытка, причём для обоих. Чонгуку трудно дышать, а Тэхён всеми силами старается облегчить ему боль и забрать ту себе. Невыносимо смотреть на такого Чонгука. Приходится долго успокаивать и убеждать Чонгука, что всё хорошо, что он рядом, чтобы ложился спать и ни о чём не думал. А потом вдруг опять приходит осознание, что его сестра мертва. Опять повторяется.

***

Впереди их ждёт долгая дорога. Совсем скоро Тэхён отправится на волю, а ещё быстрее Чонгуку исполнится семнадцать лет. Совсем чуть до совершеннолетия. И глазом не моргнёт, как окажется рядом с Кимом. Но вот в чём беда: они ещё тут, а день рождения Чона стремительно приближается и этой даты не избежать. Остались всего лишь сутки до его дня, а Тэхёну каких-то там полтора месяца. Время стремительно бежит и даже оглянуться нереально. Всё так быстро и неожиданно, а когда наступает день, когда он рождается, вовсе не верит, что уже совсем скоро Тэхён будет на свободе. Без старшего он не хочет находиться в этом месте. С Джином — хочет, но когда Джин уйдёт, тогда останется совсем один. А он так не хочет. — Эй, Гуки, с днём рождения, — Джин обнимает младшего и наблюдает за его яркой улыбкой. — Спасибо, Джин-хён, — всё также улыбается Чонгук, и уходит к Тэхёну, который уже заждался его на крыше. Мина, передай родителям, что я их люблю и тебя тоже, — в мыслях проскальзывает просьба. Всем сердцем надеется, что она слышит его. Надеется, что они рядом. А на крыше Тэхён, который сразу же целует своего любимого человека и по привычке перебирает волосы. Пальцами проскальзывает под свитер, чувствуя мелкую дрожь и касаниями обжигает кожу. Как всегда до боли желанно и сумасшедше. Любовь сделала их сумасшедшими… Слышать друг друга сердцебиение, чувствовать дыхания, ощущать горячие прикосновения на коже. Всё это они делят на двоих. Всё это является одним целым в их отношениях. Растяжка не занимает много времени. Вот они свихнулись! На крыше делать это! А ведь обещали, что не будут, но сдерживаться не могут. Хочется сейчас, в данный момент. Только бы чувствовать любимого. Несмотря на зиму, погода была плюсовая и это добавляло немного жару. А когда всё было готово, Чонгук с протяжным стоном начал насаживаться на член старшего и так же быстро привык, двигаясь в своём комфортном темпе, где Тэхён был доволен и Чонгуку не так больно. Внутри всё так кипит и прям ненасытно. А чтобы утолить свою жажду, целуются: жадно, грубо, только бы поскорее насытиться. Терпеть долго они не могут, наслаждаться тоже приятно, но хочется ощутить этот несколько секундный кайф. Движения становятся более резкими. Тэхён кладёт Чонгука на спину и делает последние, более грубые толчки, слыша его хриплые стоны. И только после нескольких резких движений Тэхён чувствует облегчение и валится всем весом на Чонгука, при этом помогая ему закончить дело, чтобы оба довольными были. Именно этого они желали. Но больше всех нужнее был поцелуй, который поставил точку на сегодняшний день. Так уж суждено было случиться. Оба вечно влюблённые. Вечно улыбающиеся — с поломанной судьбой. И неважно, что произойдёт на воле. Чонгук обязательно переживёт эти несколько месяцев без Тэхёна. Главное, что потом, когда Чонгук окажется на свободе — всё будет хорошо. Они будут вместе, будут жить и наслаждаться вдвоём. Чонгук обязательно поблагодарит сестру за то, что она была самой лучшей. А родителей за то, что они искренне его любили. Но нам ничего не светит… И Тэхён тоже — искренне. Как никто другой не может. А ведь всё только впереди. Что же мы расскажем детям…