I like to watch him cry bitterly

      У Бакуго все внутренности медленно превращаются в кровавое месиво. В слипшийся, подгорелый фарш. Ублюдок-злодей достал таки. У Бакуго месяц, пара недель? Может, дней? Да хер его знает. Бакуго понимает, что сдохнет и ему глубоко плевать. С героями такое часто случается. Рано или поздно. За оставшееся время переловит столько ублюдков, сколько успеет, а потом сгорит изнутри и захлебнётся от собственной крови.       Со всеми так было. Разве может он оказаться ёбаным исключением? Вот только... Что делать с близкими? Тёплый мудак-любимый-Шото лежит под боком и сопит куда-то в ключицу. Три часа ночи, два дня выходных впереди и сна нет ни в одном глазу. Тодороки сильный. Справится. Только через сколько? Соврать, как в унылой дерьмовой мелодраме? Бакуго конечно козёл, но не настолько.       Внутри всё горит и перекручивает от жара. С каждым днём сильнее и невыносимее. Большинство до конца не доходили и сами кончали с собой. Бакуго скривился, зашипел сквозь зубы и придавил рукой рёбра. Мысленно начал считать. Раз, два, три, четыре...  — Кацуки.       Пять. — Что? — хрипнул, притворяться спящим как-то бессмысленно. — Что происходит? — Ничего. — Ты чересчур задумчивый в последнее время, — внимательный, зараза.       Бакуго дёргается и хмурит брови. Медленно садится, думает пару секунд и грубо бросает: — Сюрприз тебе готовлю, заебал, придурок.       Тодороки виснет и недоумённо смотрит своими красивыми глазками. А потом выдавливает тихий смешок и прижимается к боку. Бакуго кожей чувствует его лёгкую улыбку и невесомый поцелуй у горящих рёбер. — Не ожидал от тебя.       Бакуго цокает, ложится обратно, натягивает одеяло на обоих и обнимает Шото крепче.       Похуй, сколько ему осталось.       Он всё потратит на спасение жизней и улыбку Шото.