*** *** ***
Середина августа. Полдень. Аэропорт. Багаж. Тучи. Промозглый ветер. Такси. Дорога. Стеклянные небоскребы в окне. Дождь. Дорога. Поворот. Ливень. Сверкающие молнии. Дорога. Пригород. Новый дом. Не хочу. Плохо. Не для меня. Не надо. — Бля, и оно того стоило? — не выдерживаю я, едва взглянув на наш новый дом. Он отнюдь не такой большой, каким был прошлый, но ценник на него, насколько я знаю, сопоставим. Желание догнать такси и потребовать отвезти меня в аэропорт, купить билет на остаток денег обратно, к друзьям, обнять их, сказать, что это всего лишь шутка, что я никуда не еду, что я здесь, с ними... смешивается с желанием расплакаться, лечь прямо на газон, заснуть и не просыпаться больше никогда. Забавно, меня ведь ещё так морозило когда мы были в Такоме. Ни первое "радостное" известие матери о переезде, ни прощальные объятия друзей, ни последний в жизни взгляд на этот знакомый с детства, родной и тёплый пейзаж сквозь окно уезжающего такси, не вызвали во мне такой накат едва сдерживаемой паники, как сейчас. Может, только сейчас и дошло, что всё это отнюдь не сон и не дерьмовый спектакль, из которого хочется выбраться как можно скорее. — Что именно? — словно решает скосить под дурочку мать, не снимая с лица той счастливой улыбки, коя сопровождает её едва ли не всю дорогу от долбанного Сиэтла. — Ну, стоило ли покидать наш тихий и прекрасный штат Вашингтон ради этого? Зачем? — Ой, Рем, ты ещё ничего тут не видел, прекращай, — небрежно отмахивается она, залезая в сумочку и начиная нарочито дотошно там что-то отыскивать. — Я по-твоему слепой? — к собственному же удивлению довольно спокойно произношу я, следом ощущая, как брат с силой сжал моё запястье, намекая прекратить эту едва начинающуюся очередную ругань. — Что тебе опять не нравится? — деланно холодно срывается с её уст, и я понимаю, что этот разговор уже зашёл в тупик. — Почему со мной... никто... не посоветовался, там, не знаю... Почему меня просто поставили перед фактом за месяц до дня переезда? — Ну скажи я тебе за два, что-то бы изменилось? — парирует она, едва подняв на меня взгляд. — Так, всё, мальчики, мебель уже внутри, нам остаётся просто разместить вещи... — следом же, словно опомнившись, вновь улыбается, но в отличие от прошлого раза уже более натянуто, по очереди смотрит на меня и Себа. И мы с братом лишь киваем ей в ответ, принимая прошлую её реплику за подвод черты в этом весьма бессмысленном диалоге.*** *** ***
— Ваша комната на втором этаже справа. Там одна дверь. Надеюсь, карта не понадобится, — и усталость всё же сквозит в голосе, ведь поездка для всех выдалась той ещё. Впрочем, переезд в принципе был её желанием и только её. И она это понимает, поэтому закрывает глаза на отсутствие такого же энтузиазма в нас. На фразу же реакцией служит лишь через силу выдавленная улыбка брата и мой молчаливый кивок. А потом до осознания всё же доходит и её смысл. Ведь у нас ещё, блять, и комната одна. А я и забыл. Ну просто, нахуй, замечательно! "Боже, ёб твою мать, дай мне сил..." — матерным потоком возмущения проскальзывает в мыслях, пока сам я намереваюсь подняться по лестнице. Несмотря на то, что тут, да и везде в принципе, не так уж и много пыли, да и мебель не завёрнута в целлофановые мешки, желание съебать отсюда куда подальше, желательно обратно в Такому, всё равно растёт в геометрической прогрессии. — Разгружайте коробки, обустраивайтесь как хотите, можете завесить стены плакатами и всё такое, только не подеритесь, ей богу, — звучит уже нам в спину, пока мы с братом, молчаливо взяв некоторые вещи, поднимаем их наверх. — Ужин я сама приготовлю, но не скоро. Надо ещё и продуктов накупить, и холодильник включить, чтобы наморозиться успел... В общем, я позову, когда всё будет готово! — она уже более тепло улыбается, словно пытается нас приободрить. Или же как и всегда просто старательно игнорирует наш настрой. Несмотря на это, состояние — просто упасть лицом в подушку (которую надо ещё и умудриться найти среди всего этого барахла) и не просыпаться до самого второго пришествия. У Себа, видимо, аналогично. Во всяком случае он сейчас необычайно молчалив. Второй этаж. Три двери. Две комнаты и одна ванная. Тут, наверное, я должен возмутиться, что у мамы не будет отдельной, и все её баночки, скляночки, шампуни, бальзамы и прочая лабуда будут занимать буквально всё место. И ведь возмутился уже когда-то. Но, "две ванные на трёх человек — довольно жирно, а значит — смиримся" — было мне ответом. — Большая... — прорезается до моего слуха голос брата, так и застывшего где-то в дверях. — Да, не сравнится с отдельной... — уже проходя вглубь, ставя к стене коробку и плюхаясь на одну из кроватей. — Зато балкон есть. И не в её комнате, а в нашей. — Хоть какие-то плюсы, — мрачно отзываюсь в ответ я. — Есть ещё один — прачка! — вальяжно потягиваясь продолжает он. — Собственная стиралка, сушилка, доска гладильная — и все на первом этаже. Больше не надо таскать в общественную и ждать там чтоб не спиздили, как в Такоме было. Красота... — В Такоме мы и жили не за три пизды от центра. И доска у нас тоже была, — напоминаю я, открывая стеклянную балконную дверь и проходя внутрь. И сам балкон большой, мне это нравится. Широкий массив подоконника из тёмного дерева идёт почти по всей стене под окном. Даже стул с кухни тащить не надо... — Тем не менее... — также проходя сюда и запрыгивая на оный, брат вновь поднимает взгляд на меня. — Как думаешь, какое здесь небо ночью? — тихо срывается с уст, пока сам он вальяжно отводит взгляд на пейзаж, расстилающийся за тёмным силуэтом его спины, что обведён только вышедшим после ливня оранжевым августовским солнцем. "Рассвет"? — Явно не такое красивое как у нас. В Атланте, говорят, всегда дождливо, — грустно продолжаю я. — Хей, не загоняйся, ладно? Я всё понимаю. Но рано или поздно это должно было произойти. Мы бы так или иначе разъехались кто куда по всей стране. Давай просто не будем о плохом. Атланта — большой город, так ещё и не на отшибе мира. Не то чтобы пригород Сиэтла был отшибом мира, но ты меня понял. Здесь в любом случае будет веселее и может даже богаче на события, чем там... Вот увидишь, тебе понравится...*** *** ***
(Тон голоса Себастьяна выражал некую грусть. Парень и сам на сто процентов не верил своим словам. Но как же он в итоге оказался прав...)