Гори всё огнём до последних дров.
Если завтра умрём — я не буду готов.
Там, где скалятся псы и кричат коты.
Этот мир не подходит таким, как ты...
*** *** ***
Итогом всего — он снова плачет. Горько, навзрыд, сидя на его коленях, на том самом подоконнике балкона его с братом комнаты. И Ремингтон взбешён, зол на себя как никогда. Ведь как можно было не понять последствий?! Как можно было настолько не видеть, к чему его необдуманная выходка приведёт? Как можно было об этом не подумать ещё тогда, ещё в школе, когда укладывал его на парту, затягивая в жгучий развратный поцелуй на глазах у всего света?!! Страдать от этого должен Рем. Это было бы, чёрт его дери, просто справедливо, ясно?! Только Рем. Эми же тем временем начинает успокаиваться. Видимо, те таблетки, которые выдал истерящему парнишке Себастьян, таки начали действовать. Рем прижимает к себе чуть сильнее и продолжает поглаживать по спине этого тощего парнишку, лепеча ему что-то полуневнятное, лишь бы не молчать, лишь бы не оставлять его с этим наедине... Жар его тела передавался через рубашку, ему так... больно... Так плохо. Рем понимает — так не должно быть. Пусть с кем угодно, но не с Эми. Его вообще никому нельзя трогать. Ни одной ёбаной твари в этом мире. Ни одной. И чем дальше идёт время, тем меньше в Реме остаётся этой самой злости. Вымотан. Слишком тяжёлый день, он заебался настолько, насколько это только возможно. Чувствуя себя чёртовым клубком опасной тихой агрессии, Рем и сам не знает, чего от себя ждать в следующий момент. Снаружи воды выглядят спокойно, покуда изнутри происходят просто тектонические сдвиги. И любое малейшее воздействие из вне, любая маленькая искра — произойдёт взрыв масштабов ядерного, не менее. И он действительно это чувствует. Опять эта грань. И он скоро её перейдёт, иного варианта просто нет. Вопрос только в том, когда и что послужит поводом. Время покажет, ведь он даже сам не знает, какую хуйню снова выкинет его явно больной мозг. И ему страшно навредить кому-то в этом порыве. Даже не просто кому-то, а кому-то конкретному. Именно этому мальчику на его коленях, что сейчас кажется таким хрупким, будто одно неверное слово и он просто разобьётся, предварительно побывав в жидком азоте. И просто не хочется об этом думать. Просто страшно, ведь за всё приходит расплата и порой судьба берёт с процентами. Лучше ничего не загадывать, ни на что не надеяться и ничего не ждать. Горизонт планирования сужается до сего настоящего момента. Не было "до", не будет и "после", время растягивается в вязкую клейкую субстанцию, стрелки часов зарастают мхом. Рем уже ничего не понимает, ничего не видит и ничего не желает знать, оставаясь в сумбурном мраке окутавших его мыслей. И заслышав какой-то шум в гостиной, Рем отвлекается, пытаясь сконцентрироваться на отдалённо доносящихся голосах. Попытка плохая. Разговор был явно телефонный, так что без реплик с другого конца провода сути дела не понять. Забавно, но весь этот тёмный клуб мрака, клубившийся его аурой последние несколько часов, будто бы рассеялся. Что ж, в школе ещё долго будут обсуждать их выходку, а то дерьмо, произошедшее с Ларисой, скоро неизбежно забудется, будучи в тени чего-то поярче. Хоть что-то хорошее своим поступком эти двое сделали. Да и сам Рем в частности, ведь теперь Шарлотта Кингсли выглядит жертвой, а значит, суть причин, привёдших её к такому состоянию, отойдёт на второй план вместе с инцидентом с их подругой. Сама Лариса тоже здесь, в их доме. По приезде Себастьян напоил её успокоительным и уложил спать в зале. На пару часов она точно в отключке. Сам Себастьян просто лучший. Самый лучший брат и лучший мужчина. Такого понимающего человека ещё поискать надо. Никаких лишних расспросов и бесполезных нравоучительных лекций. К тому же он буквально спас Рема от сиюминутного нагоняя матери, созвонившись с ней по телефону и рассказав причину всего произошедшего дерьма. Умно, ведь самого Рема бы она даже слушать не стала, сразу бы накинулась с истериками и криками. А Себ чуть ли не героями их с Эми выставил, эдакими незаслуженно наказанными защитниками справедливости. Может, отчасти это так. А может и нет. Но я всё ещё чувствует себя паршиво. И его все ещё ждёт личный разговор с ней... И представить самого Шляпника ей всё ещё как-то надо, хоть она явно будет не в восторге. И Рем тянется в карман за сигаретой. Это действительно то, что ему сейчас нужно. Ой как нужно. Выцепив свою зубами, протягивает пачку Шляпнику. — Эми... скажи, а он всегда был... таким? — задаёт давно мучавший его вопрос. — Отец? — хрипло уточняет Шляпник, также выдыхая сигаретный дым и чуть ёжась, ближе прижимаясь к груди Ремингтона. — Знаешь, всё было очень странно. И да и нет. Когда я был маленьким, он меня обожал. А чем старше я становился, тем строже становился он. Невыносимыми были только три-четыре последних года. Не знаю, с чем связана такая его трансформация? С его тараканами в голове, скорее всего. Поражаюсь способности человеческой памяти стирать большую часть негативных воспоминаний. С одной стороны — это хорошо. Забываешь это дерьмо — чувствуешь себя лучше, счастливее. С другой же — искажается реальная картина событий или портрет человека, там, все дела... А в последние годы плохое начало доминировать... — произнеся это, Эми глубоко вдохнул никотин, на выдохе укладывая голову ему на плечо и окончательно расслабляясь. — Но почему? Должна же быть причина. — и Рем не понимает. Окончательно запутался, не замечая даже очередную ту долгую паузу, что наступила в вялотекущем диалоге. — Где-то пять лет назад, может чуть раньше, его бизнес буквально взлетел до небес... — с усмешкой прыснул Эми, в неверии мотая головой. — Он начал месяцами отсутствовать дома вместе с маман. Она его секретарша, зам и всё вместе. А я вот... один жил с того момента. Не совсем, конечно, иногда приходила бабушка, но это было всё реже и реже, пока не прекратилось вовсе в прошлом году... — и Эми замер под внимательным взором бесноватых чёрных глаз, уставившихся на его профиль. Следом же, отгоняя наваждение, Эми мотнул головой и вновь потянул к лицу зажатую меж пальцев сигарету. — Так вот. Когда он возвращался, то он будто бы… менялся... Он становился... грубее что ли, не знаю. Он всё чаще делал мне замечания по поводу внешки или поведения. Или мне просто так казалось, потому что за время его отсутствия я отвыкал от такого. Или он отвыкал от меня. Не знаю. Короче, дошло до того, что я просто ждал когда же он наконец уже свалит опять куда-нибудь подальше. И сейчас жду... — А что твоя мама? — А что она? Она не вмешивалась. Совершенно не вмешивалась, — будто бы отмахивается Эми. — А потом они просто уезжали. На неделю, на две, на месяц. Я будто отдыхал всё это время. А однажды, вернувшись домой на день раньше положенного, он застукал меня с ярко накрашенными глазами и проёбывающим физкультуру дома. Это как раз было два года назад. Да, я воровал мамину косметику, пока не купил свою. А отец был так зол в тот момент. Оно и ясно. Он не ожидал… такого. От меня. К тому же он помешан на учёбе. И на спорте, — последнее было добавлено заметно грубее. — Пиздец, и что тебе было? — Скандал. Не такой серьёзный, как сейчас, но всё же. — Эми вздыхает. Ему очень неприятно всё это вспоминать. — А где-то через неделю умерла его двоюродная сестра. Я не знаю конкретно что там было, но отец после этого взъелся на её... жениха? Не знаю, они были только помолвлены. Там все как-то мутно было. Он как-то, по мнению отца, не по-мужски себя повёл что-то там сделав. Не знаю что точно. — И он начал усердно делать из тебя этого самого «мужика». — Именно. У него появился конкретный образ того, кем бы он точно не желал меня видеть. Он даже напрямую говорил, мол "не будь таким — будь нормальным" и подобное. Думаю, он бы хотел, чтобы я стал спортсменом там... А теперь посмотри на меня, Реми. Ну какой из меня нахуй нападающий футбольной команды, например? Это же полный абсурд… — Думаю, из тебя получилась бы самая шекшуальная в мире черлидерша, — усмехается Рем, слегка потрепав Шляпника по волосам. — Да иди ты, — отвечает Эмс. По голосу слышно, что он даже слегка улыбнулся. — Эми, тебе надо отвлечься, отдохнуть и всё подобное. — Тебе бы тоже. Нелегко наверное всё это выслушивать. Копаться в чужих проблемах там, ненавижу вешать их на людей, — и Эми снова начинает зажиматься, хмурясь и будто бы снова пытаясь скрыться, спрятаться в своей ракушке, чувствуя явную неловкость от того, что вообще рассказал всю эту историю. — Ты мне не чужой, Эми! — и едва заметив это, Рем с неким ужасом, просквозившим в его голосе, обхватывает парнишку за плечо и слегка встряхивает, заставляя поднять заплаканные глаза на него. — Да и не хотел бы — не копался. Они и сами не заметили, как балконная дверь тихо приоткрылась. Лишь сквозняк, разгонявший сигаретный смог маленького помещеньица, дал им понять, что их покой нарушен. Оба переводят взгляды на проём практически одновременно, заставая в дверях совершенно вымотанного Себастьяна. Чёрные и зелёные глаза обоих одинаково уставились на старшего, напряжённо и выжидающе. — Я отвезу её до дома. Просто уведомляю, — со вздохом молвит Себастьян, уже собираясь разворачиваться и выйти. — Стой, мы с тобой. — резко произносит Рем — Зачем? — вопросительно изгибает бровь изрядно уставший старший, окидывая обоих каким-то серым, абсолютно нечитаемым взглядом. — Развеяться, — и Эми удивлённо смотрит на Рема, но всё же поднимается и тушит почти дотлевшую сигарету в пепельнице.*** *** ***
— НИ С ОДНОЙ ИЗ СВОИХ ОБЯЗАННОСТЕЙ ТЫ ТАК НОРМАЛЬНО И НЕ СПРАВИЛАСЬ! ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ, ЧТО ЖЕНА ХОРОШАЯ?! ЧТО ХОЗЯЙКА ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ?! А МОЖЕТ, ЧТО НЕ ВЫРАСТИЛА ДОЧЬ ШЛЮХОЙ?! — орали они, кажется, на всю улицу. — ОНА И ТВОЯ ДОЧЬ ТОЖЕ! — орали они, кажется, на всю улицу, при этом не замечая, что эта их дочь стоит буквально в паре метров от них. "Не подходи к моей матери, сука!!!" — ведь стоило Себастьяну только выйти из машины, как последняя деталь сего отвратительного пазла встала на своё место. Рему хочется рассмеяться. Нормально так, от души, доволя смех до истерического хохота. Ведь не бывает же такого, просто не бывает... И больше всего в этой ситуации жаль Ларису, Рем взгляд от неё отвести не может, воочию наблюдая за всем спектром эмоций на лице бедной девушки. Действительно бедная, итак натерпелась за сегодня, так поганая судьба ни в коей мере не желает сбавлять скорость на таких серпантиновых виражах, просто размазывая их, едва успевающих собрать себя в какое-то подобие единого целого после предыдущего поворота. — Если когда-нибудь будешь задаваться вопросом о причине проблем в своей жизни, ПОСМОТРИ В ЗЕРКАЛО, АННА! ПРОСТО ПОСМОТРИ В ЗЕРКАЛО, ТУПАЯ ТЫ МРАЗЬ! И как ты только живёшь со своей никчёмностью?! — мужчина с брезгливой интонацией обращался будто бы не к ней, взмахнув руками и подняв голову к небу. Потом опустил взгляд на осколки бутылки вина и добавил: А, НУ ТОЧНО, СОВСЕМ ЗАБЫЛ. — БЕЗМОЗГЛЫЙ КАБЕЛЬ, ДА ЧТОБ У ТЕБЯ ЧЛЕН ОТСОХ!!! ВАЛИ ТРАХАТЬ СВОЮ БАБУ, УБЛЮДОК, И НЕ СМЕЙ БОЛЬШЕ ПОДХОДИТЬ К ПОРОГУ ЭТОГО ДОМА!!! — сказав последнее, женщина срывается на слёзы и закрывает лицо руками. — ЗАТКНУЛИСЬ ОБА!! РАЗВЕДИТЕСЬ УЖЕ НАХУЙ!! НЕНАВИЖУ ВАС! ОБОИХ! СДОХНИТЕ! — после этого последовал протяжный высокий вопль и истерика. Лариса упала на землю и вцепилась руками в длинную некошеную траву, начав её нещадно рвать тонкими цепкими пальцами с ободранным старым лаком. — ПОЧЕМУ ВСЁ ЭТО ДЕРЬМО ПРОИСХОДИТ ИМЕННО СО МНОЙ!! ПОЧЕМУ?! НЕНАВИЖУ ВАС! ВСЕХ!! НЕНАВИЖУ!!! НЕНАВИЖУ!!! НЕНАВИИИИИЖУУУУ!!! — далее следует очередной крик, во время которого Лариса с силой вцепилась руками уже в собственные волосы. И Рем подбегает к Себастьяну и помогая ему поднять нехило упирающуюся девушку на ноги. Она орала что-то по-русски, царапалась и отбивалась от парней, на силу оттаскивающих её обратно к машине. Нервный срыв опасен именно тем, что в состоянии аффекта человек будто бы открывает некие внутренние физические резервы. Он кричит громче, бежит быстрее, бьёт больнее и так далее. При этом он совершенно себя не контролирует, повинуясь инстинкту. Насколько это дерьмо опасно Рем знает по себе. Но несмотря на все попытки её удержать, девушке таки удалось вырваться и подбежать к своему отцу, начав колотить его спину кулаками, продолжая что-то кричать сквозь слёзы, надрывно срывая свой голос в истерическом визге. И развернувшись, тот просто её оттолкнул как ненужную тряпку, отчего Лариса повалилась на землю, где и осталась сидеть, плача, содрогаясь всем телом до хриплых вздохов, бессильно наблюдая, как рушится её жизнь.*** *** ***
— Не гони так, — голос Эми прервал тишину, но Себ его не слушает. — Себи, не гони... — голос звучит уже заметно тревожнее, заставляя обернуться и доселе неподвижно сидящего Рема. — Себастьян, остановись! — Эми вскрикнул, но старший, казалось, только сильнее вдавил педаль газа. — ДАНЦИГ, ТЫ НАС ВСЕХ НАХУЙ УГРОБИШЬ! — только после этого тот будто бы проснулся, плавно замедлился и остановился у обочины. — Ты прав, — после минутного молчания таки вымолвил Себ, нервно постукивая пальцами по рулю. — Заебись. Куда мы вообще едем? — Эми всплеснул руками, задев сиденье Ларисы, но девушка, казалось, этого даже не заметила, так и продолжая сверлить пустым взглядом пустоту. — Не знаю, — Себ только сильнее сжал руль. Казалось, мыслями он всё ещё был там, около её дома. Был и просто крошил в кровь лицо этого урода, заварившего такую поганую кашу, расхлёбывать которую предстоит всем вокруг, но точно не ему. Вышел ведь уже сухим из воды, гнида. И ни о ком совершенно не подумал. — Класс. Вези её к вам домой. Только не разбейтесь по пути. Себастьян, я серьёзно. Реми, выходим. — Куда? — сухо спрашивает Себ. И ведь действительно: куда? Но Рем просто открывает дверь и выходит, спокойно, даже не замечая, повинуясь отданному приказу. — Пройдёмся, — отвечает Эми, захлопывая дверь.*** *** ***
— Что с тобой? — в его уставших малахитовых глазах неподдельная обеспокоенность. Он заглядывает в лицо старшего, будто пытаясь отыскать ответ в чёрных и заметно потускневших глазах Ремингтона. — Ты будто не в этом мире сейчас... — и он даже не представляет, насколько точно это описал. — Я не знаю, что произошло, — и этот голос будто не принадлежит ему, слишком сиплый, будто идёт из самой глубины. — Это как качели. От полнейшей апатии к стопроцентному ощущению реальности. Это пройдёт, я думаю. Ну или я окончательно сошёл с ума. Я не знаю... — и ведь действительно не знает. Слова Эмерсона отражаются слабым эхом у него в голове, не порождая никакой ответной реакции. Рем просто не может придумать ответ потому, что... просто не может думать. У него буквально нет ни одной мысли. Он стараюсь найти хоть что-то, за что зацепиться, но не может. Окружающие предметы, Шляпник, он пытается найти хоть что-то, но ничто не задерживается, вольной птицей вылетая из его головы. Ничего нет. Ебучий вакуум. Надо же, а ведь кто-то мечтает о такой пустоте в голове. Извращенцы. Если бы Эми его не тащил за руку всё это время, то он бы просто встал на месте и стоял бы там до самого второго пришествия. — Реми… — и он так взволнован, так обеспокоен. Он будто бы хочет что-то сказать, но не может подобрать слов. Такой странный, такой нереальный, этот Шляпник будто плод его больного воображения, что сублимирует в себе всё то, чего Рему так не хватало в его реальной жизни... И смотря на него, в голове Рема внезапно будто бы что-то щёлкает. Он притягивает Шляпника к себе, впиваясь в его губы. Такой дурманящий, выбивает просто все ненужные терзания из самого естества. Они стоят посреди тротуара на перекрёстке, начисто забыв о мире вокруг. Шляпник замер, не отвечает сразу, но и не отталкивает, позволяя целовать его такие нужные старшему сейчас губы. И он не знает, зачем это делает. Он просто повинуется этому мимолётному желанию. Снова. Обе его руки покоятся на его затылке, когда Рем отрывается от его зацелованных губ. Они соприкасаются лбами. Мутные зелёные радужки глаз будто в тумане, инородном, неестественном, но таком чертовски красивом... — ГОРИ ОНО ВСЁ ОГНЁМ, ЯСНО?! СИНИМ НАХУЙ ПЛАМЕНЕМ, ЭМИ!!! — кричит Рем на всю улицу, кажется, наконец, отпуская. — ГОРИ ВЕСЬ ЭТОТ ЧЁРТОВ МИР К ХУЯМ! — он будто проснулся. — СТОЛЬКО ХУЙНИ ЗА ОДИН ДЕНЬ, ЗА ОДНУ ПЯТНИЦУ, МНЕ ДАЖЕ НЕ ВЕРИТСЯ, СУКА!!! — он закрываю рот рукой, в попытке сдержать рвущийся наружу вопль из самого, мать его, нутра. — ГОРИ ОНО НАХУЙ!!! ДО ПОСЛЕДНИХ ДРОВ, ЭМЕРСОН! — он хватает его за руку и сам начинает быстро вести вперёд, буквально волочь насилу упирающегося парнишку, коий, кажется, совершенно не ожидал такого. — ПОШЛО ОНО К ЧЕРТЯМ!!! ЕБАНАЯ НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ, ЕБАНАЯ ЛОЖЬ, КАК ВСЕ ВООБЩЕ МОГУТ ТАК ЖИТЬ, БЛЯДИ!!! — на этих словах он останавливается и резко оборачивается к перепуганному парнишке, всё ещё не привыкшего к такой экспресии старшего. — Нахуй! Нахуй их, ясно?! Пусть сами сначала научатся жить честно, прежде чем поучать нам. Чем эти ублюдки лучше?! Почему считают, что они вправе?! Да гори оно всё нахуй!!! Гори, сука, до самого утра! — и Эми напуган, действительно напуган, будучи напряжён всем телом. Старший чувствует это, мёртвой хваткой вцепившись тому в плечи, ощущает под цепкими пальцами едва заметную дрожь чужого тела в своих руках, и это, казалось, его... успокаивало..? Возможно... — У нас будет своя Калифорния, Эми, веришь? Я так хочу сделать тебя счастливым. Я так хочу, чтобы не было в нашей жизни этого дерьма, на этих словах он улыбается, но из глаз ручьями текут слёзы. И когда они только... Не важно. Ведь Эми обхватывает рукой его щеку и проводит большим пальцем по скуле, пытаясь их стереть, как бы говоря, что здесь, что рядом, что... — Эми, ты мне веришь? — Верю, — уверенно, спокойно и тепло. Рем кладёт свою руку поверх его и прижимает к щеке. Зажмуривается. Нет, он не может успокоиться. Всё ещё колотит. От злости. От осознания тотальной несправедливости. Ебучий мир. Всё может исправить только ядерная бомба. За что так с ними? Почему вся эта хуйня происходит одновременно? Почему так много? Он не выдерживаю! Они не выдерживают. Он обнимает Эми, прижимаясь к его холодной щеке своей притягивая его худощавое тело к себе крепко-крепко. Он это именно то, что не даёт ему сорваться. Он именно тот, ради кого он продолжаю жить. Вместе с ним он продолжаю бороться. Бороться за их Калифорнию.*** *** ***
— Итак, подводим итог дня. Шарлотта — шлюха. Кит — ублюдок, который потрахивает нашу классуху, закрывая глаза на выходки её выблядков… — Кингсли — жена партнера отца по бизнесу… — ДА НУ СУКА НАХУЙ(!) — и Рем опять начинает смеяться, в порыве хватая себя за волосы на затылке и сильно оттягивая до боли, искрами прошедшейся перед глазами. — Это пиздец, как же мир ТЕСЕН-ТО НАХУЙ!!! — новая волна истеричного смеха эхом отражается от деревьев случайного сквера, в который они забрели по дороге домой. И Рема переполняют самые разные эмоции. Как когда какая-то хуйня настолько абсурдна, что невозможно поверить в её реальность в принципе. Когда всё так хитровыебано и одновременно тупо, сродня попытке объяснить голубой цвет и без того зрячему. Хочется ударить себя по лицу и засмеяться одновременно... — А с чего ты взял, что Кит её трахает? — и Шляпник смутился, с интересом уставившись на парня рядом. — Это ж бля очевидно. Присмотрись как-нибудь к ней повнимательней и сам увидишь её зажимы, её взгляды, некое кокетство. Бля, я думал, что все это уже знают, потому что они особо-то и не скрываются. Плюсом ещё до каникул я видел, как она выходила из его кабинета, поправляя прическу, и блузка была расстегнута. Ты же знаешь её маразм по поводу «неопрятности, которая прямо указывает на ветер в голове, ведь ученик нашей супер-мега-охуенной школы должен показывать высокий уровень не только своими знаниями, но и внешним видом». — Бля, шутишь что ли... — Да это же очевидно, ёб твою мать! И это объясняет почему её детишки творят так много хуйни, оставаясь в итоге безнаказанными. Вот дочке химички подобное с рук вряд ли сойдёт. Ну, ты видел такую маленькую блондиночку из 9 параллели? Роста такого невысокого и постоянно во всём чёрном ходит. Так вот, как-то видел, как дирик её за длину юбки отчитывал, а она так жалась и такой виноватой выглядела, хотя ничего такого криминального в той длине и не было. А теперь просто вспомни, шмотки из секс-шопа, в которых ходит наша ненаглядная. Мамаша видимо очень хорошо отрабатывает поведение своих чад, если понимаешь, о чем я. А дирик в благодарность вдалбливает в неё привелегии, спорим, прямо на своём рабочем столе. Или на диване. Прям так и представляю: "— Мммм мимм Кингсли, ваш сыночек снова кого-то отпиздил мммм. Вы же понимаете, что мне придется наказать либо его, либо вас. — Аххх, накажи меня, Мак-Китней, мммм я хочу, чтобы ты был самым строгим директором в мире!! — А ещё твоя дочка снова пришла в короткой юбке, выставив напоказ свою задницу. — Аххх, я готова отработать двойное наказание прямо сейчас!!!!" И как же истерично Рем кривляется, озвучивая сии мерзкие слова приторно разными голосами. Он зол, он безумно зол, безумно устал и не менее безумно же хочет смеяться. Что и делает на пару со Шляпником, уже съезжая со скользкой скамейки прямиком на холодную мокрую землю. Им чертовски плохо. Оттого чертовски хочется смеяться. И плакать. И разодрать собственные же руки в кровь. — А ещё моя мать трахается с отцом моей одноклассницы, с которой встречается её сын!!! ЭМИИИ, А Я ТОЧНО НЕ В ДЕШЁВОЙ МЕЛОДРАМЕ?! — вопит Ремингтон, разрывая собственные лёгкие порывами истеричного смеха. Горло дерёт, саднит ужасно, смех прерывается кашлем и вновь яркими накатами накрывает обоих с головой. — Да сука, да отец Себастьяна был таким же ублюдком, как и отец Ларисы!!! Он тоже ушёл из семьи к какой-то бабе, бросив мать с годовалым сыном. Я, сука, ненавижу этот мир!!! И смех прерывается слезами. Внезапный перекат из истерического хохота в истеричный же вопль заканчивается всхлипами, рвано срывающимися с обветренных губ. Ремингтона ломало. Всё его естество просто не знает как, не может воспринимать происходящее. Будто перегрузка, будто все системы организма вот-вот откажут как при перегреве. И Ремингтон плачет, смеётся и плачет, содрогаясь в отчаянных хрипах.*** *** ***
Тишина скамейки прерывалась тихим шелестом листьев, скрипом качелей в глубине сквера, да щебетом птиц. Сигаретный дым растворялся во влажном вечернем воздухе, пропитывая собой одежду, волосы, въедаясь под кожу и в самое нутро. Оба не знают, сколько так сидели, меланхолично не желая прерывать наступившую тишину. Истерика откатила, оставляя после себя лишь сильную усталость. Оба измотаны. Оба словно повержены, сдаваясь под силой гнёта внешнего мира. И казалось бы, каждый сам творец своей судьбы, верно? Быть может, живи все в вакууме — возможно. Только вот отчего-то никто не учитывает обстоятельства, при которых те или иные решения принимаются. Следуй зову своего сердца, верно ведь? Вот и они никогда бы не поступили иначе. Только вод исход этого пути оказался до жути печален... — А давай свалим отсюда нахуй... — внезапно прерывает пространные размышления Рем. Не знает, откуда взялась мысль, ведь он всегда сначала говорит, и только потом смысл сказанных слов доходит и до самого сознания, распаляя в парнишке воистину целое пламя. — На океан, например. Да, на океан... Ты был когда-нибудь на Атлантике? — Нет..? — подозрительно косится на него доселе также молчаливо сидящий парнишка, сжигавший одну табачную палочку вслед за предыдущей. — Знаешь, самое, мать его, время. Твои родители ведь завтра уезжают? Тогда послезавтра, в воскресенье, и поедем. Вечером того же дня уже будем, скажем в Майами. Да, в Майами. Эми, поехали в Майами. Машина у брата есть, деньги у нас тоже. Я его уговорю, Ларису тоже возьмём. Давай уедем все вчетвером, Эми. Просто свалим нахуй?! — Ты угараешь? — начинает улыбаться парнишка, хмуря брови и разводя руками. Не верит. Совсем не верит. — Вовсе нет. Поехали в Майами, Эми, нам ведь всем надо отдохнуть, отвлечься. Гори оно всё огнём. Вся эта жизнь и этот чертов город. Эми, бля соглашайся, — а вот Ремингтон же был абсолютно серьёзен. Внезапная идея овладела его сознанием, превращаясь в механизм, заставляющий шестерёнки в голове передвигаться с сумасшедшей скоростью. Сейчас взгляд Ремингтона был абсолютно безумен, как и в тот самый момент сегодняшнего утра, начисто перевернувший их жизни. — Ну, мы несовершеннолетние, да ещё и в учебное время, да ещё и граница между штатами… — Всё будет в порядке, мы не попадемся. Доки там никто не проверяет, а жить-то мы там уж точно сможем, посмотри на нас. На права мои поддельные посмотри, Эми, на них можно спокойно жить, покупая бухло и отрываясь в клубах. Койки в хостеле каком-нибудь или номер в отеле, если повезет, оформим на Себаса, ему 18. Я их уговорю, Эми, соглашайся, — и он перекинул чужую ногу и усадил Шляпника на свои колени, не давая парнишке отодвинуться или отвести взгляд. И Эми действительно смотрит, неотрывно смотрит, пытаясь найти в глубине этой черноты хотя бы какой-то намёк на шутку или что-то в этом роде, но... В чёрных омутах будто черти пляшут, взгляд безумен, вместе с тем взыскателен, и Эми наконец понимает, что старший абсолютно серьёзен. — Ремингтон, мать твою, Лейт, ты ебанутый!!! — восхищённо вскрикивает тот, и вновь целует. Целует глубоко, влажно, и так чувственно, что иных слов здесь и не нужно.