Сначала я скажу ребёнку "вырастешь — поймёшь"
Потом подумаю "прости, на самом деле нет"
*** *** ***
— Идиот! Просто придурок, блять, и как я только могла воспитать такое чудовище! — Да послушай ты... — ЧТО Я ДОЛЖНА СЛУШАТЬ?! ОПРАВДАНИЯ?! На то, как ты поднял руку на девушку, чёртова ты скотина?! Нееет, Ремингтон, это блять ты меня послушай... 16, мать его, лет, а ты просто не меняешься!!! АБСОЛЮТНО!!! — вечер обещал быть долгим. Рем понимал это ещё когда только шёл сюда, видя машину матери припаркованной на привычном месте. И стоило только входной двери за ним закрыться, как неминуемо наступили те самые последствия, которые тот по наивности своей надеялся если и не избежать, то хотя бы отложить на следующий день... И вот она теперь здесь. Рвёт и мечет, засыпая бесконечными причитаниями. Заслуженными, бесспорно. Только менее тяжко принимать их не становится. — Да послушай!!! Я... — Ты, — и слушать она его действительно не желает, утыкая наманикюренный палец прямо в его грудь. — Наглый! Эгоистичный! Жестокий! Болван! Вот ты кто, Ремингтон. Слова бьют наотмашь, хлёстко, жёстко, попадая в самую душу острыми гнилыми иглами, отравляющими ядом всё остальное его естество. — И тебе ж мало было. Действительно, не достаточно ведь просто разъебать своей однокласснице лицо, что вы! Девушку бить — это у нас слишком легко! В кровь лицо расхреначить на глазах у всей школы — это пустяк! ЭТОГО МАЛО! НАМ ТЕАТРАЛЬЩИНУ, БЛЯТЬ, ПОДАВАЙ!!! Понравилось шоу, а, артист? Овации были? — Мам, — и сам Рем тоже начинает закипать. Опять. Он снова чувствует, как тот самый жар поднимается из самого нутра, подбираясь всё ближе и ближе к голове. Но нельзя давать ему выхода. Очередную катастрофу в рамках одних суток он просто не вывезет... — Знаешь, а дальше просто сразу трахни этого парня на глазах толпы!!! А что? Ставки ж надо повышать! Жить как нормальные люди мы ведь не можем!!! Это слишком скучно!!! Или пусть он тебя, я уж не знаю, как там у вас двоих это... — всплёскивает руками, в неверии качая головой. — И главное, даже тут всё не как у людей! Даже здесь умудрился выделиться, блять, заявляя об этом на весь мир!!! ДА ПОЧЕМУ ТЫ ТАКОЙ ВСЕГДА?! — ДА БЛЯТЬ?! — вспыхивает уже и сам Рем, начисто отпуская тормоза. — Ты невыносима! Раздуваешь из мухи слона! Да, твой сын — гей! Да, теперь все об этом знают! Да, меня отстранили за то, что я заступился за подругу! И ЧТО ТЕПЕРЬ?! — АХ ЧТО ТЕПЕРЬ?! А ТЫ СЧИТАЕШЬ, ЧТО ЭТО НОРМАЛЬНО?! ЧТО ТАК ЖИТЬ НАДО?! — А что не так?! Я должен был стоять и смотреть на публичное унижение человека, который мне важен?! — Я сказала не это! — А ЧТО ТОГДА ПО-ТВОЕМУ ЗДЕСЬ НЕ НОРМАЛЬНО?! МОЯ ОРИЕНТАЦИЯ?! ПРОСТИ, НО ТЕБЕ ПРИДЁТСЯ СМИРИТЬСЯ!!! — Ты наживаешь себе одни проблемы! Сколько можно тебе повторять прекратить так делать?! В прошлом году ты нахамил физику и испортил себе табель!! — Физик был уродом и трахал мне мозги каждый гребаный урок около доски потому, что ему тупо не нравилась моя косметика! — ТАК МОЖЕТ СТОИЛО БЫ ПРЕКРАТИТЬ. КРАСИТЬ. СВОЁ. ЕБАЛО?! А НЕ НАЖИВАТЬ СЕБЕ ВОРОХ ПРОБЛЕМ ОТ ГРЕБАНОЙ УПЁРТОСТИ БАРАНА, БЛЯТЬ?! Боже, да в кого ты такой!!!! — Ты вечно хочешь, чтобы я подстраивался подо всех!!! — Я НЕ ЭТО СКАЗАЛА! — А ЧТО ТЫ БЛЯТЬ СКАЗАЛА?! — ПРЕКРАТИ МАТЕРИТЬСЯ И ОРАТЬ! Отзвуки криков остаточным эхом расходились по дому. И тишина, наступившая в этот миг, стала поистине звенящей. Оба, казалось, перестали даже дышать, со всем ворохом чувств глядя друг другу в глаза, одинаковые словно в зеркале. И снова всё также. Снова, события разворачиваются будто бы в бесконечной спирали серпантина. Меняются поводы, одежда, время и место действия. Слова, убеждения и слепое отстаивание своей правды — вот что остаётся константой. Очередная ссора. Ничего нового они друг другу не скажут. И Рем очень сильно от этого устал. — Да почему ты чёрт возьми у меня такой, — тем временем прерывает тишину мать, отворачиваясь и направляясь в сторону кухни. — Почему ты такой упертый эгоистичный идиот, а?! — и снова начинается накручивание, которое рано или поздно сорвётся в очередной крик. — Почему ты никогда не можешь вовремя себя заткнуть, засунуть своё нахуй ненужное мнение в задницу?! Почему ты вечно ищешь проблем?! ПОЧЕМУ ТЫ НЕ МОЖЕШЬ БЫТЬ КАК ВСЕ?! НОРМАЛЬНЫМ?! — Ты... жалеешь... что воспитала такого сына? — и Рем больше не может это слушать. Эта бесконечное муторное колесо сансары, которое никогда не остановится, ни разу не останавливалось. — Я бы хотела, чтобы ты стал нормальным человеком. Я итак многое тебе позволяла. Вам обоим. Я всё надеялась, что это пойдёт, что ты повзрослеешь, что поубавишь гонор свой ненужный. Взял бы лучше пример с брата. Но нет, ты у меня всё время особенным каким-то себя мнишь! Когда ж ты перерастёшь-то уже этот возраст, а? То девушку, блять, толкнёшь так, что расхерачишь ей лицо. То вот... Нашел какого-то Эмерсона... Устроил эту дебильную выходку, вдобавок подставив и его самого. Почему ты такой ТУПОЙ, РЕМИНГТОН?! ПОЧЕМУ ТЫ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕШЬ?! Я всё думала, я всё надеялась, что ты в состоянии учиться на ошибках. Своих/чужих — не важно. Но нет. Ты прёшь напролом вечно что-то кому-то доказывая. НАХУЯ ты это ДЕЛАЕШЬ, скаЖИ мне, А?! Как ты блять не поймёшь, что тише едешь — дальше будешь! РЕМИНГТОН, А НУ ЖИВО ВЕРНУЛСЯ, РАЗГОВОР ЕЩЁ НЕ ОКОНЧЕН!!!*** *** ***
— Довольна? — около входа на кухню, оперевшись плечом о стенку, стоял свидетель всей этой ссоры — Себастьян. И стоял он там с самого начала, только ни один, ни другой даже не смотрели в его сторону, будучи увлечены выведением друг друга на эмоции. Так всегда было, буквально постоянно в их семье. Крики, оры, отборный мат, взаимные обвинения, и всё это продолжалось до тех пор, покуда конфликт не заканчивался хлопком двери. И в этот раз первым ушёл Ремингтон. — Хочешь сказать, что я не права? — Хочу сказать, что не правы вы оба. Мам, ну не надо так с ним... — А как с ним надо? Давай, поучи меня воспитывать детей, Себастьян, — женщина всплеснула руками и ударила ими по столешнице, в следующий же миг устало опуская голову и глубоко вздыхая. — Давай спокойно поговорим... — О чём? О том, что твой брат — ходячая катастрофа? — возмутилась женщина, но за стол всё же села. — Нет. Он скорее как... идеалист что ли... Ты сама видишь, что ему не просто смириться с чем-то. Да, он прёт напролом и творит хуйню, но делает это совершенно искренне. Подумай, только он и Эмерсон заступились за Ларису, в то время как остальные просто стояли и смотрели или же наоборот – подбивали продолжить издевательства. Мам, да ты гордиться им должна. Любой на твоем месте просто мечтал бы о таком сыне. — И мечтал бы разгребать его проблемы? — Ему не пять лет, — Себи усмехается, вспоминая, кто недавно говорил примерно тоже самое. — Он и сам со всем справится. Ошибётся, набьёт пару шишек, но научится всему сам. Он не глупый. А ты лучше бы о своих проблемах сейчас думала. — О чём ты? — У твоего Энтони есть жена и взрослая дочь — та самая Лариса — моя девушка.*** *** ***
*половина десятого вечера* — Она сейчас творит блять то же самое, что когда-то сделал и мой, сука, отец! И вообще блять человека ничего не коробит!!! Ебал я эту хуйню... — голос был сорван, каждое слово отдавалось немалой болью в горле. Себастьян нервно развязывает начавший его душить шарфик, следом расстёгивает ворот рубашки, а потом и её всю. Мозг не хочет воспринимать недавний диалог, не веря в реальность произошедшего, если эти крики можно назвать диалогом в принципе. И тошно от этого становилось. Болела голова и бешено стучало сердце, гоняя адреналин в крови. — Поразительно, блять, как одна и та же вещь меняет свой окрас от того, совершена ли она по отношению к тебе или же по твоей вине! Вот когда из нашей семьи он ушёл в другую — это он подонок и козёл. А когда из чужой в нашу, то это блять "сердцу не прикажешь" и прочая оправдательная ёбань. Я блять не верю, что это вообще происходит... — Большая часть взрослых — полное дерьмо, — безразлично молвит Лариса, продолжая обнимать диванную подушку, пряча своё лицо в грубой плотной ткани. Разумеется, она все слышала. Только в отличие от Себастьяна, она ни на что не надеялась, лишь злобно стискивая зубы в моменты особо раздражающих реплик в исполнении женского голоса, без труда доносящихся с первого этажа. Разочарована? Страшно. Весь её привычный и без того не самый стабильный мир вмиг разрушился в одночасье. Просто уже хочется, чтобы весь этот безумно длинный и сложный день наконец закончился... — Давай просто не лезть в это их болото. — Это их болото напрямую влияет на нас. Они рушат семьи друг друга, ломают и калечат чужие судьбы, при этом считая, что ведут дохуя правильную жизнь и могут раздавать советы окружающим, поучать блять, считая что авторитеты. "Это не твоё дееееело", "Не лееезь", "Рем, ты уебан, меняйся", "Себи, в твоем возрасте пора уже вставь_любую_хуйню"! И вообще со всем смиритесь. Такое ощущение, будто блять не дети их, а ёбаные приложения к комплекту "идеальная жизнь с рекламы майонеза", ей богу сука... — Тебя это удивляет? — выражение её лица полно скепсиса, он же отражается и в интонации голоса. — Отнюдь, — машет головой Себастьян, поднося к губам стакан с водой и проливая часть его содержимого на оголённый торс, вмиг вытирая капли краем рубашки. — Ты слышала, как она орала на Рема сегодня. Она его хоть выслушала? Лари, все эти люди не могут и не хотят меняться. Они как застыли в той своей кондиции, думая что нам по 10 месяцев и при нас хоть ебаться открыто можно, ведь мы нихуя не соображаем, так и живут, блять, годами. Они не воспримут всерьёз ни нас, ни наши проблемы, не примут ни наши выборы, ни решения. Вот чё они себе там в бошки вобьют — вот с тем и живут, думая, что весь мир застыл вместе с ними, и творить можно чё угодно, лишь бы шито-крыто было. Так что нет, меня блять это не удивляет. Но раздражает пиздец как сильно. Хоть обосабливайся блять от этого говнища где-нибудь в соло и так, чтоб оно до тебя не достало. Эскапизм, ей богу, но блять. Ни нервы не тратишь, ни на их поводу не идёшь. Живёшь по-другому и всё. Сказка! — Своя Калифорния, забавно... — с полуулыбкой молвит Лариса, так и смотря открыто на чужую вздымающуюся грудную клетку. И на этот раз заметил это и сам Себастьян, ненароком улыбаясь и чуть напрягая грудь. — Всё-таки схожестей между вами с Ремом больше, чем различий... — Знаю я это, — закатывает глаза Себ. — Ему самому эта концепция пришла после одной из вечеринок, когда он вдрызг пьяный на пару с Дэном, нашим общим другом, случайно застукал вечно правильную набожную мамашу того за покупками в секс шопе. Не спрашивай, зачем эти двое туда зашли, просто держи в голове тот факт, что убеждения этой тётки строятся на одном ките: бог всех накажет. Накажет и за онанизм, и за аборт, и за драку, и за рок музыку. Рему смешно было, а вот Дэн тогда охуел и в тильт впал. Вот Рем и начал языком молоть что-то, чтоб его в чувства привести. Так и набрёл на такую вот мыслю, и педалировал её потом при каждом удобном случае. — Кстати, уже десятый час, — тапает по экрану Лариса, смотря на время, — а этот придурок даже телефон не взял, — и указывает на другой конец кровати, где виднеется такой же чёрный мобильник.*** *** ***
*за пару часов до этого. Где-то в Атланте* — Эми, я хочу нажраться! — Рема штормило буквально по всей дороге. Взвинченный недавним скандалом, невольным свидетелем которого стал Шляпник, Рем напоминал маньяка своим наигранным весельем. И было в этом что-то неправильное, что-то такое, обо что можно было порезаться, вкупе с глобальной изломленностью его настроя. — Иии? У меня денег нет, — оттого Шляпник старался держать себя в руках и следить внимательнее за таким вот Ремом. Ведь неизвестно, что ещё он выкинет в таком состоянии, и неизвестно даже ему самому. Парни шли в сторону центра города. Закатное солнце — крайне редкий гость в этом городе — светило им в спину, создавая причудливо длинные полосы теней. Такой тёплый октябрь был крайне непривычен для Ремингтона, выросшего на севере страны. Потому что он шёл в футболке Misfits и накинутой сверху легкой синей джинсовке, покрытой значками и парой нашивок, и он даже представить не мог, что такое бывает в это время года. Одежду Шляпника же было описать весьма сложно. Это какая-то длинная рваная полосатая чёрно-белая водолазка и потёртая, тонкая, обработанная отбеливателем (оттого местами жёлтая) чёрная джинсовка. Единственное, что на нём было из более-менее "нормальной" одежды — это чёрные скинни, подчеркивающие худобу его ног. Но и на них чуть ниже колена был привязан какой-то красный платок. Ремингтону, кстати, настолько понравился этот платок, что на его правой ноге теперь красовался подобный. Ремингтону в принципе нравилось, как выглядит Шляпник. Его внешность притягивала, заставляла рассматривать каждую деталь... — Вон таргет, — и всю дорогу пританцовывающий Лейт в одном из реверансов показывает пальцем на здание метрах в 60 от них, что отличается от нагромождения домиков частника своей громадностью, серостью и огромной парковкой. — Ты когда-нибудь воровал в магазинах? — Блять, Рееем! — Ой, да брось. На бутылку какого-нибудь егермейстера они не обеднеют...***
— РЕМИНГТОН ЧЁРТОВ ПРИДУРОК ЛЕЙТ!! КАКОГО ХЕРА МЫ ВООБЩЕ ЭТО СДЕЛАЛИ?! — ДА БРОСЬ, ВЕСЕЛО ЖЕ!!! — ТЫ СКАЗАЛ БУТЫЛКА ЕГЕРМЕЙСТЕРА!!! — Я же не сказал, что только она))) — ИМЕННО ПОЭТОМУ МЫ СПИЗДИЛИ ЕЩЁ ДЖИН?! — И не говори, что ты против! — и Рем прекратил бежать вниз по дороге, разворачиваясь и ловя в объятия летящего на всей скорости Шляпника. Не ожидая такого, парнишка ненароком вжался к тому всем телом, впиваясь пальцами в плечи и опасаясь поднять вверх голову. И Рем сам переместил руку на его талию и, не прекращая улыбаться, наклонился к его губам, аккуратно целуя ещё не отошедшего от шока парнишку, который вскоре и сам начинает отвечать. Поцелуй был недолгим, прерываясь обоюдным смехом. — Ты самый конченый из всех, кого я знаю, — буквально выдыхает тому в губы Эми, не сводя томного дурманящего взгляда с парня напротив. — Именно поэтому ты меня любишь, — в ответной манере парирует Рем, натягивая на лицо самую наглую улыбочку из всего его арсенала. — Где хоть пить-то будем? К тебе домой идти явно не вариант... — и Эми закусил губу, прижал к себе сумку с бутылками и посмотрел на Реми таким взглядом, от которого у того буквально сносит крышу. Часть лица Эми освещало закатное солнце, лучи которого играли в чёрных прядках, слегка колышимых ветром. И чёрт, как же Барретт был красив. Рем просто залип, чем вызвал неловкую паузу в их разговоре. — Что насчёт места нашей первой встречи? — спустя время таки смог вымолвить Лейт.*** *** ***
— Свято место пусто не бывает... — Себастьян спускался к набережной, уже видя открыто целующихся Эми и Реми, сидящих на самом краю около реки. Уже было довольно темно, но фонари здесь работали исправно. Как раз под одним из таких и сидели эти двое. Один — вальяжно откинувшись на руки, другой — прямиком на его коленях, всем телом прижимаясь к тому. И заслышав знакомый голос, парни резко и одновременно разрывая поцелуй обернулись к его источнику. — А кто-то времени зря не терял, — усмехается Лариса, пиная пустую прямоугольную тёмно-зеленую бутылку, которая откатилась куда-то в сторону, за освещаемый фонарем круг. — На романтику, значит, обоих потянуло, понятненько... — Нольпятка егеря на двоих, вы ебанулись? — вздёргивает брови Себастьян, открыто смотря на разморённых алкоголем подростков, искусанные губы и шеи которых указывали на весь тот накал чувства любвеобильности, накрывшего обоих. — Нам-то что-нибудь оставили? — впрочем, приземлившийся подле Рема брат сразу задал интересующий его вопрос, покуда лишь наблюдал, как с коленей того слезает другой парнишка. — Как жопой чуял. Полная бутылка джина в вашем распоряжении. Трескотня цикад наполняла собой всё пространство. Шум волн реки, непрерывно бьющейся о бетон набережной, умиротворял, обволакивая подростков туманной пеленой спокойствия, такого нужного им после столь тяжёлого дня. И вкупе с гудением фонарей и шумом машин с дальнего авеню, весь мир будто бы отгораживал компанию от его суеты в какой-то другой, отдельный, их собственный мир... Мысли затихали на фоне этого странного состояния, словно вымотанности после тяжёлой истерики, разве что спать не хотелось никому. — Ты не поверишь, но она знала про Энтони всё, — безразлично молвит Себастьян, разрушая сложившуюся тишину. — ...И ей типо... похуй же, да? — с улыбкой Рем прервал ненадолго воцарившееся после той реплики молчание. Мысли снова начали возвращаться в голову словно напоминанием, что этот мир всё ещё смотрит за ними, наблюдает сотнями глаз. И так скрыться от этих глаз хочется, неимоверно... — Я наивно полагал, что этот ублюдок водит её за нос... — хрипловато и тихо почти прошептал Рем. — Ей же всегда не везло... Прошлый сел ей на шею. Помнишь? Я думал, ей будет плохо, узнай она правду и всё подобное... Но сейчас уже так похуй стало. Это настолько... сама ситуация... Блять, вообще теперь на всё похуй... — Ремингтон... — со вздохом молвил Себастьян, поднося к губам бутылку джина, после передавая её Ларисе, а та — Эмерсону. — Не руби. Бесполезно это, лишь себе хуже сделаешь... — И что ты мне предлагаешь, забыть? Представить, что нихрена не произошло? Да брось, Себастьян, то что ты у нас адаптивный не значит, что я так просто смирюсь... — И какие предложения тогда у тебя? — Предложения? — вновь скалится в улыбке Рем, вздымая голову к небу и закусывая губу. — Предложения... Что ж, у меня есть одно предложение... — в голове всё сложилось кристально чисто, так ясно, как не было никогда. И самому лишь улыбаться хочется от того, насколько всё складывается, буквально выталкивая их к этому самому безумному и идиотскому, но в то же время самому правильному решению в их жизни. — Мы отстранены. Дома сидеть не хочу, не желаю вообще там появляться. Мне блять тошно находиться здесь, видеть этих людей, постоянно невольно прокручивать в башке всё то дерьмо, которое с ними связано, эту грязь... Вы, думаю, тоже не то чтобы желанием горите... Так что насчёт, скажем, Майами? Не Калифорния, конечно, но Флорида тоже хороша. И я сейчас серьёзен. — Было бы славно, — с подобным брату оскалом парирует Себастьян, отпивая джин из вновь дошедшей до него бутылки, делая сразу несколько глубоких обжигающих горло глотков. — Только я работаю. — Так возьми отпуск, — мотнув головой, парировал Рем, пристально глядя на брата. — Что мы чёрт возьми теряем? Ну их нахуй всех, пидорасов, пусть хоть подохнут в этой помойке. Поехали отсюда. — Себ, и правда поехали, — произнесла доселе молчавшая девушка, которая, кажется, от пьяной речи Рема загорелась этой идеей, словно вся эта одержимость сама передаётся по некому электропроводу, соединившему на выходах эмоции, чувства и состояние всех четверых. И они ведь действительно связаны. Теперь больше, чем когда-либо, оставаясь четырьмя неприкаянными аутсайдерами на задворках этого города, этого гнилого и грязного города, перипетии и хитросплетения связей которого окутывают паутиной всех его жителей. Они вырвались из неё, потому и оказались отвергнуты. Что им остаётся? Проглотить себя, своё эго и чувства, и сдаться, продолжая делать вид, будто здесь как на площади Тяньаньмэнь в 89 году ничего не произошло? Вряд ли они так смогут. — К черту. Я согласен, — спустя долгие минуты напряжённого молчания буквально выпалил Себастьян, делая ещё несколько глотков и отдавая бутылку дальше. — Ты прав, Рем, прав блять ну пиздец как. Ну их всех нахуй, ясно? Я больше не намерен хоть как-то пытаться понять причинно-следственные связи их поступков. Поехали блять, — для Рема это прозвучало весьма неожиданно. Он уже был готов приводить аргументы и использовать магию убеждения, но брат избавил его от этого, будто бы внимая тому же порыву как реакции на эмоции и чувства, обуявшие сознание. — Когда? — спросила заметно оживившаяся Лариса. Вот уж кого действительно лишний раз убеждать не надо, ведь её ситуации действительно не позавидуешь... — Послезавтра, — расслабленно и спокойно произнёс до этого молчавший Эмерсон Завтра мои родители уезжают на месяц плюс минус. Себастьян возьмёт отпуск. Для этого придется отработать завтрашний день. Вы уведомите своих о нашем отъезде. Заодно вещи соберёте. Берём по минимуму.*** *** ***
— Мы тоже когда-нибудь такими станем? Типо, знаете, прекратим сопротивляться... или "повзрослеем" как они говорят... — мягкий шепот девушки мёдом расстилался в пространстве между двумя кроватями спальни, объединившей в своих стенах четверых потерянных детей. Они не могут спать, всё говорят. Говорят, говорят и говорят, пересмеиваясь и бесконечно пытаясь убежать от ужасов прошедшего дня, прячась в абсурдных обсуждениях и тихих чувственно-философских бесед, к которым неизбежно и сворачивал любой диалог, когда к нему подключался Рем. — Не думаю, — спокойно ответил ей тот, прекращая улыбаться и поправляя одело на Эмерсоне. — Если нам сейчас это дерьмо противно, то вряд ли когда-нибудь оно нам понравится. — Думаешь, наши родители не были такими же в нашем возрасте? — тем временем продолжила она. — Они в любом случае проиграли. Возможно потому, что у них не было тех, кто мог бы их поддержать. Может ещё по какой-то причине... не знаю. Но вы трое есть у меня...и я вас люблю, — вступил в беседу и необычайно тихий сегодня Эми, поудобнее укладываясь на груди блондина, который обнял его покрепче, коротко чмокнул в макушку, тихим шёпотом произнося: "Я тоже тебя люблю. Сильно". Себ поправил одеяло на девушке и подвинулся к ней чуть ближе, кладя свою руку поверх её. В свете луны он всё ещё видел очертания её лица, видел её улыбку и сжимая руку чуть сильнее и улыбаясь в ответ.*** *** ***
А в соседней комнате мирно спала женщина. Она уснула раньше, чем вернулись её дети, весь вечер проведя за размышлениями о завтрашней встрече с Энтони, которую планировала всю предыдущую неделю. И она не намерена отказываться от своих планов. Даже с учетом всего сегодняшнего дня. Стефани обязательно спросит его про дочь. И про своих детей тоже спросит, ведь все эти обстоятельства немало так уже омрачили будущее празднование. И она не хочет никаких проблем, поэтому просто убедится, что все в порядке. Но не сказать, что слова её сыновей её саму никак не задели. Напротив, ей было неприятно, ведь в этой жёсткости и грубости как ни крути всё-таки было зерно истины. Но Стефани решила, что обязательно поговорит и с ними завтра. Ну или когда-нибудь ещё. Ещё она определённо точно знает, что не поддастся ни на какие уговоры или причитания о неправильности её поступков. Ведь с ней самой так поступали постоянно. Неужели и она не может хоть раз позволить себе пойти по головам ради своего личного счастья? Она искала его всю жизнь. И теперь, когда оно так близко, она ни за что его не упустит. Даже если ради этого придётся разрушить чью-то семью. Хотя, там всё итак давно уже было мертво. Очень давно. Она просто ускорила неизбежное, чем себя и успокоила. А дети... Дети просто должны их понять. Только и всего.