Мы так дружим

— Ну, всё, — кудрявый парнишка отошёл, издалека чтобы полюбоваться безукоризненно чистой, без единого развода тёмно-зеленой доской. — Вообще класс, — другой парень, с воздушными волнами светлых волос, оценил по достоинству, лениво, сидя на стуле за партой боком. Потянулся рукой в открытую пачку сухариков, перекинув кроссовки свободно на сиденье стула через проход. Не, серьёзно: у него никогда так чисто не получалось, хоть утрись. — Нет, можно, конечно, и дату заранее написать, — подпер нижнюю губу большим пальцем долговязый парень в белой рубашке с длинными рукавами. — Не, — прохрустел его друг в ответ сухарями, разившими на весь кабинет. Снял ноги с сидушки. — Не парься, Кай. Иди. Кай ухмыльнулся, стоя спиной к нему, обнажив большие зубы. Тихо и аккуратно положил мел на желобок доски. До чего же он любил оставаться на дежурство. Но только когда их расписание с Юлианом Брандтом совпадало! Развернулся и пошёл на блондина, приподнявшего вызывающе-ожидающе пушистые брови. Кай преодолевал жалкие три метра, с подростковой дерзкой неуверенностью подтягивая наверх рукава рубашки. Юлиан был преспокоен, дожевывал гадость по скидке со вкусом баварских колбасок и расставил локти, опершись ими о две парты в первой от окна колонке. — Кай Хаверц, — по его приближении, произнёс чётко, но вполголоса. Просто так. Чтобы блекло зеленеющие глаза сверху заволновались, вздрогнули. Чтобы полюбоваться привычностью давно почти приватизированного имени, звонкостью звучания. Хаверц перестал улыбаться. Приоткрыл рот, как тяжело соображая, задумавшись сильно о чём-то. Перекинул длинную худую ногу через Юлиана, встав над его бедрами. Ударился, конечно, о парту коленкой, но не пискнул, не до того. Тщательно разгладив белый воротничок рубашки Брандта с рукавами в три четверти, обстоятельно взялся за него. С псевдо вызовом привязал внимательные большие глаза, молча заставлявшие его сомневаться в каждом шаге, к своим. Ни слова, будто в их игре за это штраф, и опустился Юлиану на бедра, уложив худые, большие смуглые ладони на мягких плечах. — Задали много? — Брандт так и сидел, раскинув руки, давая, тем не менее, обнимать себя за шею. — Два сочинения и что-то по физике, — честно ответил парень, пожав плечами. — Нормально, успею. А вам? — До фига, — смиряясь с этой ситуацией, покачал головой Юлиан, выпятив губы трубочкой. Кай шире открыл глаза, коснувшись Брандта вырвавшимся июньским дыханием, хоть на дворе середина мая. В пять тренировка, а значит они вот сейчас уже пойдут. Чтобы Юли успел, проводив его, позаниматься до. Два часа на поле и снова за уроки, хоть ты выжатый, как половая тряпка. Брандт уже оставался несколько раз с куда более свободным Каем на лишний час тренировать угловые и перепасовку. А потом все выходные закрывал долги, потому что в их школе никто не собирался идти навстречу, будь ты хоть семи пядей во лбу футболист. Это ты сам ещё должен был скрестным шагом бежать за программой. А у Юлиана двенадцатый класс, экзамены. Даже ведя напряженную жизнь, совмещая спорт и учёбу, он очень старался поспевать и не просто сдавать задания в срок, а понимать учебный материал. По первости недоумевая, Кай потихоньку стал брать с него пример. Пускай уроки поперек горла стояли, фигачил их после тренировок, пока ещё мог держать глаза открытыми. И хотя до сих пор отлынивал от занятий куда охотнее друга, ответственность и интерес Юлиана становились и его. Тот менял его взгляды. Давал пищу для размышлений. Вдохновлял, неустанно вдохновлял. — Бедный ты, — протяжно выдохнул Хаверц, качнувшись вперёд и чуть впечатавшись зубами в плечо, в хлопковую ткань. Раньше, чем кто либо из них успел дёрнуться, повернулась ручка девятнадцатого кабинета географии. Немая сцена на троих. Сбитая с толку заминка. Только на пару секунд. — Да что ты будешь делать! — рявкнул командный голос застывшего в проходе человека. По шоку в громоподобном басе ясно было, чего стоило сдержать ругательство. — Хаверц, слез с него! — Ай! — вырванный из тихой атмосферы пустого кабинета и ненавязчивого тепла, исходившего от груди Брандта, парень вскочил. Попятился, несуразно широко расставив ноги над бедрами друга. Чуть не навернулся о железную ножку стула, но Юлиан прихватил его за запястье, помог выровнять корпус. — Н-не трогай его, Брандт! — поморщившись озабоченно, заколебавшимся тоном пригрозил широкоплечий светловолосый мужчина средних лет. — Так, ты к доске, ты сидишь. Хаверц пристыженно, послушно ссутулился у доски, убрав длинные руки за спину. Из-под каштанового чубчика бдительно, чуть испуганно взглянул на учителя. — Брандт, у вас когда уроки кончились? — В два пятнадцать, герр Нойер, — Юлиан отвечал, не задумываясь, потому что это был переплёт. Ситуация, в которой препирательства смерти подобны. — А ты чего здесь потерялся? — по мнению мальчишек, завопил географ, мужик и без того властный, а теперь ещё и нервничающий. — Половина третьего, кому говорю. Брандт уводил взгляд, пряча глаза. Это завело герра Нойера ещё пуще. — Если память мне не изменяет — а это так! — когда Хаверц мялся у доски, вспоминая номенклатуру Западной Азии, вы с ним вместе не учились, — разговор переходил в опасное, порожистое, оттого что не первый раз говореное, русло. — В каком вы классе, Брандт? Юлиан с готовностью бы смолчал, но в этот раз герр Нойер был настроен серьёзнее, чем когда-либо. Это был разговор, который неизвестно к чему мог привести. Или уже вёл. — В 12 А, — теперь изо всех сил старался не отводить большие, настороженные глаза от решительных и разъяренных напротив. Чертовски тяжело, но Юлиан боялся за Кая. — Хаверц, — победным голосом адресовал ему тот же вопрос учитель. Кадык на худой шее поднялся и опустился. Кай отвечал невнятно, партизаня. — В 10 С, — и сглотнул снова, хоть до этого и пытался не выказать испуга. — Повторяю свой вопрос, — тише, более и более овладевая ситуацией, проговорил географ. — Как вы, Брандт, объясните свой люфт, что вас опять нелёгкая занесла к Хаверцу? Тут стоит оговориться, что герр Нойер не преувеличивал. Даже одноклассники Кая начинали путаться, что улыбчивый и находчивый старшеклассник не учился с ними. Фраза "А где?.. А, он же не с нами" входила в лексикон повседневного общения. Впрочем, та же рутина была и в классе Юлиана, к которому Кай прибегал в обеденный перерыв и в окна. У кабинета которого ждал, когда у Юли было семь уроков. — Допрыгались, — без всяких вздохов, не ослабляя напряженной струны в голосе и на йоту, вдруг сказал герр Нойер. Прищурился. — Докладываю герру Ройсу. — Не-е-ет, — Брандт зажмурил один глаз, с полной неготовностью и опаской воззрившись на географа.— Не надо Ройса. — Прибери язык, — прикрикнул, заставив обоих ребят дёрнуться, Нойер. — Герр Ройс. Герр Ройс — совсем ещё молодой учитель истории, классный руководитель Юлиана. И пускай никто ещё до конца не понял, почему он выбрал своей стезей историю — пока мужчина не был в ней убедительно хорош, — но классным руководителем герр Ройс был дай боже. У учителя было не обостренное, а именно что острое чувство справедливости, а ещё он прививал своему классу чувство плеча. Если вина лежала на чужих ребятах, своих защищал рьяно, не боялся ограждать от незаслуженных наказаний и последствий. Когда провинились его же оболтусы, наказывал без фанатизма, но строго, не делая исключений. Мужчина хотел воспитать такой класс, которым мог бы гордиться. Сажать на коленки младшего парня из другого класса точно не стояло в списке поводов для гордости, уступая даже "курить за трансформаторной будкой". До этого мальчишкам, можно сказать, везло. Их палил только герр Нойер. В конце марта, покидая школу явно в приподнятом и по-весеннему беззаботном настроении, застал их. Ребята сидели на скамье под кленом в школьном дворе — уроки закончились час назад — и, повернувшись друг к другу, позабыв всё вокруг, держались за ручки. Тогда Нойер, успешно наигрывая слепого и ворчливого, прогнал их, как уличных собак. Мол, занятия давно закончились, значит, вы здесь, чтобы портить школьное имущество. И проваливайте подобру-поздорову. В последнюю неделю апреля видел их опять. На спортивной площадке за школой Юлиан ненавязчиво прижал Кая к снаряду. Парни, тая, беспрецедентно лыбились друг на друга, поочерёдно отводя глазки. Хаверц жевал какую-то засохшую травинку, и друг, не долго думая, взялся за неё зубами с другого конца. Поймал, весь покрасневший от своей же дерзости, очумевший взгляд напротив и многозначительный взмах длинных чёрных ресниц. Когда Юлиан потянул за травинку, доставая её изо рта мучительно долго для всего трясущегося от растерянности, смущения и обнадеженности Кая, оба боковым зрением увидели учителя географии. Он не сказал ничего. И даже не прогнал. Не посмотрел на них как-то опасно и предупреждающе, как мог. Тогда мальчишки так обрадовались, что даже не стали обсуждать случай между собой. Сейчас, в кабинете географии, оба вспомнили о нём. Понимая, что радость была преждевременной. А ситуация опасной. Сейчас уже мало кто вспоминал (хотя все помнили), что какой-то год назад Брандт вовсю дружил с Тимо Вернером — другом детства, на минуточку. Пока они с Хаверцом не нашлись — иначе и не скажешь. Один Леверкузен, одна приличная футбольная молодежка. Кая рано начали подводить к старшей группе — за особые выслуги и успехи. Честно, вначале Юлиан особо и не вникал. Новенький как новенький, ещё и младше всех. Надо интегрировать в коллектив, помочь освоиться и начать получать удовольствие от тренировок. И заискрилось. Вышло, но как-то слишком хорошо. Хаверц, по молодости-глупости, видать, совсем запутавшись, стал отдавать другу Юли всё — от голевых до свободных минуток, интересов, самых личных мыслей. И Кай разок даже посидел на, как раз-таки, истории с классом Брандта. Договориться с герром Ройсом оказалось не трудно: хватило показать дневник, доказывающий отсутствие сейчас урока у курчавого друга его ученика. К дисциплине Кая нареканий никогда не было. И всё сложилось. И, если бы пришелец из 10 С не вёл себя так легкомысленно, с гордостью подростка наслаждаясь нахождением среди старших ребят, на уроке с Ю-ю-юлианом, пяля его в белокурый затылок, он бы заметил на себе пристальный взгляд. Изучающий, недоумевающий. Поражённый. Такой, каким его прошивал насквозь Тимо, предпочитавший безбедное существование в ссылке на самых задних партах. Вернер довольно скоро перестал бесперспективно ревновать потерянного друга к малолетке-выскочке. И стал реально задаваться вопросами. Что-то во всей этой ситуации шло не так, что-то нарушало картину... И ведь не поделишься ни с кем соображениями — истрактуют, как пить дать. Но ведь так не бывает... — Вы считаете, это всё хиханьки-хаханьки? — холодно вскинул подбородок герр Нойер. — Хаверц, что ты, ч-черт подери, искал у него на коленях?! Истинная жуть ситуации состояла в том, что и так резкий, нетерпимый к инакомыслию учитель не шифровался совсем. Кричал на них, плевался ругательствами. Он уже что-то решил. — Это мы так дружим, — насупившись, почти дерзко пробормотал, глядя исподлобья, парень. — И ты считаешь, это дружба? — требовательно вскинулся, ловя бегающие от стыда и бессилия от него глаза Хаверца.— В гостях у Брандта, небось, так не ведёшь себя, — многозначительно прищурился. А Кай сжал кулаки за спиной — потерянно, зло, нервно. При маме друга он и подумать не мог сцепить с ним пальцы. И мысли не было. Даже наоборот. Он отдернул бы руку, протяни ее Юли. С приходом весны ребята стали выбираться на выходные в городской парк, иногда даже за город. Кай поднаторел в плетении венков из одуванчиков, о котором раньше только понаслышке. Ему хотелось украшать Юлиана цветами. Он не знал, насколько это здоро́во. Хаверц не желал сейчас отвечать на меткие, безумно пугающие вопросы преподавателя, от которых бегал уже месяца два. — А ты-то, Брандт, — кисло скривив рот, будто обращаясь к умному человеку, который вдруг жутко сглупил, повернулся к нему герр Нойер. — Ты-то куда? Ты девчонок должен на колени сажать, а... И учитель замолк, сурово поджав губы. Видно, что даже он не мог себе позволить говорить с ещё детьми о таких вещах прямо. "А не тощие мальчишечьи задницы лапать"? Нойер не готов был заходить так далеко. Брандт отличный спортсмен, на хорошем счету у преподавателей, ответственный, инициативный. От приглашений на свидания отбоя не должно было быть. И что, в какой момент пошло не так... — У меня нет времени на девчонок, — внешне ещё такой же сдержанный, почти спокойный, Юлиан фыркнул. Явно погорячившись с этим заявлением. — Ты мне поёрничай тут! — вновь повысил голос герр Нойер. Глаза Хаверца бдительно распахнулись, он приоткрыл пухлые губы. Брандт рефлексивно зажмурился на крик, но, пересилив себя, взглянул на учителя. Пускай небрежности в поведении и поубавилось. — Тебе ведь восемнадцать уже, Брандт? — совсем уж вдруг сменил тему географ. Его лицо просияло неясной подавляемой ухмылкой. — Э... Да, есть уже. Юлиан оправил резким, неспокойным движением воротник рубашки, который не так давно сжимал мокрыми от духоты, стоявшей в кабинете, ладонями Кай. От вопроса подступило липкое, смутное ощущение, что кто-то изучил его личное дело. Но нет. Нет, на герра Нойера это не похоже, он бы не стал так утруждаться... — Ну, совсем взрослый парень же, — как-то сомнительно бодро, чуть не радостно огорошил его мужчина. — Ответственный. Брандт быстро поднял ошеломленный, оскорбленный, перепуганный взгляд. По скользкой интонации как пить дать ясно было, что не положительные качества двенадцатиклассника хвалил преподаватель. Известное дело, о какой такой ответственности зашла речь. Его Каю...его дорогому другу Каю вот скоро только должно было исполниться пятнадцать, после окончания учебного года. А Хаверц не понял грязную подоплеку, вынужденную крайнюю меру Нойера совсем. Встревоженные глаза метались, впитывали все замалчиваемые краски жёстких переглядок этих двоих, беспокойно пытаясь вникнуть в суть смелой паузы. Предугадать ход разговора. — Хорошо, — зажмурив глаза и сморщив нос от решимости, выступил вперёд Кай, убрав руки из-за спины. — Я больше не буду... Нойер прервал заготовленную (фигово подготовленную) тираду скептичным, жёстким и бескомпромиссныи взглядом. "Будешь, ещё как будешь". Поэтому условия здесь будет устанавливать он. — Слушать меня, — более тихим, прагматичным голосом призвал к послушанию учитель. — Вы двое перестаете "дружить" вплоть до окончания учёбы, — на скулеж Хаверца и просяще вскинутые глаза Брандта он не сделал и секунды паузы. — А дальше Брандт оканчивает школу. Вы, Кай Хаверц, продолжаете достигать успехов в учёбе и спорте. И всё кончается хорошо. О, Мануэль Нойер ещё, слава Богу, ни разу не испытывал этого на своей шкуре, но отлично представлял, как будут разворачиваться события. В семье — обеих семьях, — конечно, ни сном ни духом. Там у них все хорошие мальчики, спортсмены и милые друзья-прогульщики. А парни, тем временем, с каждым днём позволяют себе всё больше, слетая с резьбы. Нойер до сих пор был твёрдо убеждён, что сглупил и совершил ошибку, не вызвонив после того поцелуя на спортплощадке — или чего-то около того, — Ройса в тот же вечер. А к концу учебного года, тем более что для Юлиана он станет последним в стенах этой школы, произойти может уже что угодно. Хотя Нойеру думать об этом было противно, но он даже знал, что примерно. А собак всех повесят на кого? На школу. Берите у́же — учителей. Сразу всем всё станет очевидно, так явно, и как же преподаватели не доглядели, не досмотрели, не забили тревогу. — А вы не можете, — краснея то ли от обиды, то ли от обличительной речи, выговорил Хаверц. На герра Нойера он не смотрел, уставившись на белые кроссовки. — Не имеете права. Мы ничего не сделали. — А я прецедентов ждать не собираюсь, — географ не шутил. Совсем. И не вёл переговоры. — Кай! — подал голос, как мог мягко одернув, Брандт. Нойер усмехнулся умудренно, победителем, картинно указав на блондина. — Вот. Послушай своего взрослого умного друга, — на последнем слове взгляд неприятно, двусмысленно посерел, продавливая. Юлиан едва уловимо нахмурил брови, сжав бледными пальцами сиденье стула под собой. Он их столкнуть хочет. Не выйдет. — "Кай"? — встрепенулся Хаверц, из-под каштановых кудрей вскинул боевые глаза. — Я больше... К нему не буду... И он ко мне, — парнишка мялся, но отчаянно продолжал торговаться. — Да мы просто друзья, — Юлиан наморщил лоб, стараясь говорить с герром Нойером глаза в глаза. —Хорошие, — кинул светлый взгляд вбок, на щуплого и отчаявшегося, перепуганного парня. И вжал педаль в пол, не устояв. — Лучшие. — Боже, да что ж ты сделаешь! — снова с трудом не выговорился преподаватель, в раздраженном отчаянии потрясая руками. — Брандт, о брате подумай, — нахмурился, замолчав, и сжал переносицу. Юлиан вдруг подобрался, неосознанно подавшись вперёд. Прозрачные глаза устремились на Нойера тревожно, доверчиво. — Яннис? При чём здесь Яннис? За полным самообладания, почти не изменившимся тоном голоса Кай с ёкнувшим сердцем услышал нарастающее беспокойство. Юли растерян. Напуган. — Думаешь, я один с глазами? — теперь герр географ глядел безжалостно. Недооценивая. Сокрушаясь, как можно быть таким наивным и слепым. Закономерно понимая, что "дружба" с Хаверцом виной. Мозг нужен, чтобы вникать во все истории Кая. Глаза — чтобы им любоваться. И бесконечно купаться в ответных взглядах. А Юлиан прозрел. Он сидел, как водой облитый, с идеально ровной спиной, положив расхлябанно ладони на колени. Рубашка уже липла к спине — стоял приличный плюс, и парень ужасно, оказывается, нервничал. — Мой брат, — тупо, без единой мысли глядя на герра Нойера, повторил Брандт. Боясь подходить к ответу. Яннис же учился в этой же школе, на пару классов младше... Ничего не может быть плохо — он поделился бы, у них так принято. Юлиан думал. — Та история, с фотоаппаратом, — какой-то вбоквельный учитель географии говорил манерой "ну, ты помнишь", а Кай в толк не мог взять, о чём разговор. — Что бы брат тебе ни насочинял... там иначе всё было. — Сказал, что уронил по неосторожности, — пытался, уже практически безуспешно, вернуть холодную голову Юлиан. Перестал глядеть на Хаверца. — Потому и трещина. — Юли... — забыв напрочь о страхе перед учителем, потянулся к нему прозрачно-тонкой кистью паренёк. — Он уронил фотоаппарат, — настойчивее произнёс Брандт, вглядываясь в лицо герра Нойера и ища признаки, хоть намёки на блеф. Кай замер. Аккуратно, как пораненную, отвёл руку. — Начни его расспрашивать, — как-то участливо присоветовал мужчина, сбавив жёсткость в голосе. Всё-таки, сейчас парню предстоит узнать кое-что одинаково неприятное и тяжёлое. — Он закроется. Ничего тебе не скажет Нойер кинул цепкий, профессиональный оценивающий взгляд: подостудил их пыл и горячую дружбу. Хаверц, похоже, тяжело переживал молчание и игнор от Юлиана в моменте, опять спрятал руки, уткнулся в стену перед собой. Брандт напряжен, как никогда раньше. — У одноклассников были к нему какие-то претензии. Им чем-то не понравился брат Янниса, — бесцветно пересказывал со слов классного руководителя в учительской Нойер. — Они сказали, чем именно: он как-то слишком и не по-пацански водится с одним младшим мальчиком. И чуть не разнесли игрушку твоего брата. Кай прижал ладонь к лицу, зажав ею рот, и тоже больше не мог смотреть на друга. Ему стыдно, так стыдно: и сразу кажется, что без продолжительных объятий, без частых-частых встреч на каждой переменке и смущающе-волнующих гляделок в коридоре можно было обойтись (естественно, он не продержался бы и недели). Брандт продолжал хранить молчание. Он никогда не думал, что кому-то есть дело до него с Каем... А о Кае очень много думал. О том, что с остальными они оба совсем другие. Что за него хочется держаться, его ладошки сжимать, спины мягко поглаживающе касаться, водить разгоряченной рукой по коленке, помогая пережить неудачи. И у всех на глазах — об этом Юлиан как раз очень мало задумывался. Гадал, боялся и маялся, что же его так несёт, напролом, к этому парнишке. Всё было прекрасно... и полно недомолвок. Брандт не любил сожалеть — задним умом все крепки, — но вычёркивать окружающих из их так старательно, вдохновенно и уютно выстраиваемой с Хаверцом вселенной стало огромной ошибкой. — Ну, думаю, на этом разговор окончен, — хмыкнул герр Нойер, вымотанно вздохнув. Похвальное молчание. Хоть бы в последний раз! — Теперь Хаверц на выход. Кай встрепенулся, оживился, с непониманием и просьбой в глазах смотря на Юлиана одного. — Ты, Брандт, пойдёшь позже. Чтобы никаких... — учитель зашипел, цокнув от сдерживаемого раздражения, — догонялок. — Герр Нойер, но мне уроки делать надо и на тренировку, — живо запротестовал Юлиан. — О какой деловой стал, — издевательски, непреклонно заулыбался мужчина. — Полчаса занимался здесь с Хаверцом черт-те чем и никуда не спешил! — Помочь оставался, — уже не рассчитывая на победу, пробурчал разочарованный и уязвленный парень. — Молчал бы, чем завираться, — отчитал Нойер. — Бегом, Хаверц, ноги в руки и отсюда! — прикрикнул на с места не сдвинувшегося, амебного Кая. Тот вздрогнул едва заметно, нервно убрал кудри со лба. Протянул руку к всё так же сидевшему за первой партой Брандту, сделав жест ладонью к себе. Юлиан полез под стул и достал другу его пыльный рюкзак. Протянул, внимательно и цепко вглядываясь в загорелое лицо: у Кая взгляд щенячий, будто он всё испортил, а нижняя губа подрагивает. Невыносимо. За Хаверцом закрылась дверь. Обычно вежливый и приветливый, десятиклассник не попрощался с герром Нойером. И едва ли из мести: Юлиан чувствовал, как его это напугало, вдоль и поперёк исполосовало. В сумятице Кай просто выполнил приказ. Нойер продержал его в кабинете ещё двадцать минут. Никакого театра. *** Брандт, закинув рюкзак на одно плечо, шёл по школьному двору, пиная пыль. Особо уже и торопиться не было смысла. Через час тренировка. Настроение это не поднимало: старшеклассник очень рассчитывал приступить к заданиям до, чтобы хоть что-то сделать во вменяемом состоянии и не с горящей задницей. Прошёл полквартала от школы. Что-то в кроне тополя у дороги захрустело ветками. С лёгким охом на асфальт перед ним спрыгнул Кай. Безотчетно, Юлиан придержал его за локоть, чтобы паренёк не расквасил всю красоту о тротуар. — Кай, — пораженно выдохнул Брандт, глядя во все глаза. — Я хотел подождать тебя, Юли, — отряхивая несуществующую грязь с колен, ответил Хаверц, едва смотря в его сторону. — Боялся, у школы он будет следить в окно... И залез на дерево. — Нойер выглядывал тебя, — кивнул, подтверждая опасения друга. Мальчишки стояли, опустив руки по швам, глазея друг на друга. Молчание, такое чужеродное их отношениям, резало болезненно. — Лучше мне не провожать тебя сегодня, — взявшись хоть для какой-то опоры и монументальности за лямку рюкзака, медленно проговорил Брандт. Лицо Кая не выразило ничего. — Тебе заниматься надо, — искусственно, так правильно он попытался выдавить из себя. — Надеюсь, на тренировке... — тут зеленеющие в тени тополя глаза резко обратились к Юлиану. — Ты ведь придёшь на тренировку? Боже, что у парня в голове творилось. "Ты ведь не пропустишь ее из-за меня? Я не настолько разочаровал и подвёл тебя?". — Мне тут до себя ближе, чтобы хоть что-то успеть, — Брандт потёр пальцем край брови. Не сразу поняв слова друга и уловив их смысл. — Погоди! — жестом попридержал коней Хаверца, обеспокоенно. — Насчёт тренировки... Это должно было стать известно на ней, но, раз всё так произошло... Хаверц с такой силой закусил пухлую нижнюю, что губы стали ниточкой. Перед ним как свет погас. Уже ничего не будет хорошо. А больше ничего вообще не будет. Юлиан бросит играть, чтобы в последние недели полностью посвятить себя экзаменам, а потом всё сдаст и поступит в Технический университет Дортмунда, как часто поговаривала его мама, на факультет... Да на какой захочет факультет. Кай знал — даже теперь с грустью понимал, — что у его Юли всё получится. И будет как надо, а не как сейчас, с ним... Кое-как. Балансирующий на пороге пятнадцатилетия мальчик с каштановыми кудряшками ощутил нездоровое, состоявшее из животного страха желание заткнуть другу рот. Обеими руками, и прижать к дереву ещё, чтобы надавить сильнее. Потому что всё кончалось. А потерять Юлиана он мог уже сейчас — через слово, фразу, две. Наверное, с загорелым, с еле заметными веснушками, повыползавшими от майского солнца, лицом что-то стало не так. — Эй, — Юлиан обеспокоенно положил руку на плечо другу. Ладони горячие, зимой и летом как с подогревом. — Ну же, Кай, что с то... Парень отдернул плечо, вдруг взбрыкнув от осторожного, деликатного прикосновения. Брандт, не готовый к такому, отстранился: Хаверц, даже в тяжёлые моменты, не был недотрогой. Не с ним, во всяком случае. В этот раз, в отличие от ситуации с герром Нойером, Хаверц не прятал глаза. Смотрел вглубь, окружая, не давая уйти от ответа. Как-то отчаянно, подумалось Брандту. — Нет, — упёрто сжав губы, еле мотнул одеревеневшей от напряжения шеей Кай. — "Нет" что? — сбитый с толку, поднял пушистые в свете позднего солнца брови друг. — Не хочу так, — десятиклассник поправил лямки рюкзака, отступив на шаг. — Ты уходишь. Я знаю. Не совсем дурак, — уничижительно, однако, к себе самому, и нервозно усмехнулся. — Когда будет последний день — вот самый-самый здесь, — тогда скажешь. Не хочу знать наперёд. Это... Тяжело, — кадык на стройной шее дёрнулся. Он не хотел звучать капризно. Жалко. Шантажистски. Но звучал, наверное. — Глупенький, Кай, — лёгкая, закатного солнца улыбка дрогнула на губах, — дурачок. Ты же мой умный маль... — Что ты делаешь?! — пораженно в крепкую сердечную мыщцу выдохнул Хаверц, обомлев. — Зачем издеваешься? — полупрошептал, растерянно и слабо покачав головой. — Мне так паршиво: Яннис, фотик, какие-то большие проблемы из-за меня... — длинные пальцы зарылись в кудри. — Я люблю твоего брата, ты знаешь; если бы я догадывался, что всё это дерьмо выйдет таким боком... Не отирался бы рядом с тобой в школе, — паренёк всхлипнул, ещё не плача, но хватая ртом воздух. — Даже не глядел бы в твою сторону, — шмыгнул, договорив клятвенно. — И долго бы ты продержался? — скептично выгнул бровь дугой, строго поджав губы, Брандт. — Я бы старался! — от сердца горячо заверил Кай, вскинув преданные глаза на Юлиана. — А я бы как долго? — внезапно, проигнорировав последние его слова, выговорил двенадцатиклассник. — Ч-чего? — оглушенный бившей в ушах кровью, переспросил разбитый Хаверц. — Держаться от тебя подальше... — Брандт с неодобрением помотал головой. Протянул уважительно к состоянию друга, аккуратно снизу ему свои руки. — Возьми меня за руки, пожалуйста, Кай. Я не ухожу. Конструктор счастливой и беззаботной жизни в компании друга Юлиана был безжалостно снесён, с ноги, несколько минут до того. Хаверцу было тяжело начать мыслить адекватно. Но не отозваться на нежные просьбы Брандта он никогда не мог. Влажные смуглые ладони без колебаний, доверчиво легли в неожиданно прохладные. — Со следующей недели меня начнут привлекать к тренировкам с основой Байера. Я заключил контракт с клубом. И никуда не уезжаю. — Юли, — ступор бледно-зеленых глаз. — Если это шутка, я не вынесу. Брандт, ничего не отвечая, серьёзно смотрел на него. Совсем дикий: с таким и о таком не шутят. — Ты ведь хотел поступать, — Хаверц неопределённо повёл кистью. От волнения все названия выветрились из головы, — куда-то. И родители... — Прости, — поспешил объясниться парень. — Я правда должен был поступать... а предложение получил на днях. Не мог сказать — даже тебе — пока всё не станет наверняка, — Юлиан не любил, когда слова бежали вперёд дела. — А родители не против, всё спокойно. Кай молча скинул рюкзак, освободив плечи. И кинулся Брандту на грудь, обвив решительно, непреклонно, трогательно его шею, пройдясь большими ладонями по хлопку рубашки на лопатках. Друг ответно сжал его тонкую талию со спины. Хаверц уже сейчас был едва не с него ростом, в неполные пятнадцать, и Юлиан не сомневался, что тот наберёт ещё сантиметров семь-десять. Кай, сжав друга в кольце рук, почти повис на нём, положив подбородок на плечо и закусив ноготь большого пальца. — О Яннисе, — ещё напряжённым голосом, проговорил в каштановую макушку Брандт. — В этом нет твоей вины, это мы. — Так всё неправильно, — терпко обдав горячим дыханием спину, прошептал Кай. — Я веду себя с тобой неправильно, — Юлиан чувствовал с горечью, насколько тяжело и болезненно давалось лучшему другу признание своей инаковости. — У тебя же и правда нет девушки... Совсем вдруг, ни к селу ни к городу подвёл итог Хаверц. Его старший товарищ напрягся — это ощутили чуткие руки по мышцам спины. — Это ещё тут при чём? — слишком резко для себя одернул Брандт, нахмурил лоб. — Жизнь тебе ломаю, — вяло объяснился Кай, как будто о планах на день поведал. Юлиан оказался в патовой ситуации. К каким бы выводам касательно Хаверца он ни пришёл, их нельзя было сейчас вываливать на мальчишку. Чтобы у того не сорвало крышу. И слишком уж много шокирующего за один день, не решиться... — Ты не делаешь ничего, чего не хотел бы и я, — как смог деликатно проговорил Брандт. — Мне с тобой, может, только хорошо. Краснея и принимая слова легковерно, Хаверц прикрыл глаза, изо всех сил пытаясь убедить себя, что не обнадежился. Будучи тет-а-тет, они не задумывались, кто кого гладил по груди, без задней мысли целовал в щёчку на прощание, как долго их пальцы оказывались переплетены, сколько времени они проводили не в компании друг друга. Но опасный, скользкий, нездоровый разговор с герром Нойером привёл их в чувство, вернул на землю. — Разве должно быть так хорошо? — пьяно от стресса и жары, прошелестел на ухо Хаверц, выдавая голосом надежду на опыт старшего товарища. Готовый поверить на слово любому нелепому объяснению. Юли поморщился, борясь с тем, что вызывало пылкое, доверчивое дыхание на шее и хрупкое, упругое тело в руках. — Если только с тобой, ни с кем больше... — как сапёр на минном, пошёл, балансируя на грани с провалом, Брандт, — то я не считаю, что это что-то дурное. Он чудовищно не хотел начинать этот разговор сейчас. Максимально неудачный момент. И он сам к нему не готов, потому что ещё час назад жизнь в объятиях миленького Кая и дружба с мало понятными окружающим привилегиями устраивала и Брандта тоже. Юлиан ощущал непорядок; бывало, не мог сразу уснуть, задумываясь глубоко и надолго о Хаверце и их бромансе. Но скоро мысли становились такими чудесными, ленивыми, уютными от воспоминаний, что он откладывал разговор даже с самим собой. В конце концов, вполне возможно, что "тот самый" момент и просветление придут сами. Как в фильме, где жизнь услужливо и своевременно закидывает героя знаками-символами, чтобы тот не прозевал судьбоносный поворот и всё сделал правильно. Только... После разноса от герра Нойера, Юлиан осознал сам и не мог больше позволять Каю думать, что "это они так дружат". Это опасно для него. — Кай, — позвав друга, Брандт твёрдо отнял его от себя, придерживая-поглаживая за плечи. — М? — глядя на него огромными, как предчувствующими накал разговора глазами, промычал парень. — Ты мой лучший друг, — удерживая с ним контакт глаз, мягко, но убеждая, заговорил Юлиан. — Понимаешь? Совершенно особенный друг, — старшеклассник сглотнул, боясь одновременно и быть слишком откровенным, и недожать. — Любимый друг. — Любимый?.. — челюсть Хаверца плавно опустилась. Подул ветер, и заколыхалась на груди свободная рубашка, заправленная в брюки. — Вне всяких сомнений, — медленно кивнул взглядом Юлиан. "Особенно твоих". — Надеюсь, ты понимаешь меня... — и внезапно для себя самого. — А что чувствуешь по этому поводу ты? Какой Брандт простачок. Губу раскатал уже! Его Каю всего пятнадцать, Нойер напугал и запутал его — да и сам Юли как на иголках, не в себе. Паренёк может не разделить тяжёлый, ко многому обязывающий и многого лишающий план — единственный, который Брандт способен ему предложить. Розовые губы дрогнули. Стракнуло совсем оголтелой, парализующей мыслью: вдруг со стороны Хаверца это всё просто баловство? гормоны? — И ты мой самый любимый, — глаза напротив просияли безоглядно, как будто не было ничего до. Кай закусил щёки изнутри в страшном смущении. — Самый-самый. Если я думаю о том же, о чём ты, — спешно, с пугливым недоверием уязвимого сердца досказал Хаверц. Брандт, не удержавшись, выдохнул, отпустив плечи друга. — Да, Кай. Как всегда, — быстрая умиленная улыбка проскользнула и погасла, — только... — Только? — храбрясь, выгнул ладную чёрную бровь Хаверц. Задержав дыхание. —... только тебе всего пятнадцать, — Юлиан сокрушенно, сожалея, зажмурился. Он боялся каждого слова, которое могло бы ранить друга. — Мне уже восемнадцать... — Да, спасибо, я пока помню твой день рождения, — оборвал его, с нехорошим предчувствием и нарастающим бунтом внутри, Кай. Юлиан отпраздновал совершеннолетие пару недель назад, в начале мая. Хаверц, естественно, был приглашён, хотя едва ли знал кого-то на вечеринке, кроме Янниса. Зато остался единственный — и с Юли наедине, — когда, уже заполночь, остальные парни разошлись. Они валялись с Брандтом на его кровати, доедали чипсы и распаковывали подарки. Его родители, уехавшие в гости к друзьям, чтобы не мешать, вернувшись, легко согласились, что Кая отпускать ночью нельзя. И он остался у друга с ночёвкой. Каю постелили у кровати Юлиана. Мальчишки держались за руки, чтобы лучше чувствовать друг друга в темноте, болтая, пока Хаверц не отключился первым. — Это всё не очень хорошо, — Брандт не мог даже посмотреть на него прямо и ненавидел выскочившую трусливую формулировку. — Хочешь сказать, я малолетка? — парень шагнул назад, напоровшись на свой же рюкзак. — Тебе... нужен друг постарше? — Кай с пугающей ловкостью перешёл на их терминологию. И отступил ещё, взглянув нервно, обмануто исподлобья. — Нет! — распахнув испуганно глаза, запротестовал Юлиан. — Ты неверно понял, Кай, хороший, — предупредительно протянул ладони к нему, прося о прощении и доверии. Хаверц легонько качнулся корпусом в его сторону: боже, да он бы принял любое оправдание, он желал верить Юлиану. Если бы тот ничего не ответил, парнишка с каштановыми кудрями додумал бы ответ и принял бы "извинение". — Но другим не объяснить, кто я, кто ты и кто мы друг другу, — против воли, Брандт злился на обстоятельства. — Ты слышал Нойера: они не поймут, не примут и извратят всё, — светлая кожа на шее пошла красными пятнами. — Мы несём с тобой разную ответственность. Мы не можем дать им и это повернуть против нас. — И какой выход ты видишь, Юлиан? — Хаверц иссяк морально, но, кажется, до него стало доходить. — Какое-то время нам нельзя, — парень, собираясь произнести что-то очень сакральное, о них, вдохнул глубже грудью, — быть вместе. — Какое время? — эхом спросил Хаверц, прекрасно зная ответ. — Три года, — ожидаемо пояснил Брандт. — Три года без... — у Кая застряло непроизносимое "тебя". Атлетичные для подростка плечи поникли, он строптиво тряхнул чёлкой. — Лучше бы ты уехал в Дортмунд, — Хаверц прикрыл глаза, безнадёжно покачав головой; длинные ресницы подрагивали. — Мы не расстанемся, Кай, — Брандт был так убеждён, что крепкие объятия и беспутный шёпот сделали бы сейчас намного больше. Но Хаверц казался диким лесным оленем, и парень боялся его спугнуть. — Мы будем все так же видеться. Только не привлекая внимания. — Никто не должен догадаться?.. — вдохновенно, на той же волне подхватил полушепотом Кай. — Именно, — практически одними губами согласился Юлиан. — Будет трудно, Кай, — нехотя, пересилив себя, добавил-таки. Меньше всего он хотел показывать Хаверцу пути отступлении, отговаривать. Но должен был постараться ради него. Иначе это обман. — Я знаю, — сдержанно, серьёзно кивнул десятиклассник. Это стало последним рубежом для Брандта: его мальчик готов был с ним, изначально не питая иллюзий по поводу их будущего. Юлиан не мог больше противиться теплу, растекавшемуся под кожей при мысли о Кае. После этих слов и боевого взгляда осознание счастья захлестнуло, плотину прорвало. Они вместе. — Хочу обнять тебя, — насупившись, как долго терпев, по-детски выдал Хаверц, глядя из-под чёлки. Тень тополя затаилась в каштановых волосах, набросила фату усталости на острые черты. У Юлиана сжалось сердце. А ведь им ещё на тренировку. Он поднял с асфальта рюкзак Хаверца и ловко накинул тому на плечи. — Пошли ко мне, Кай — провел, ощутимо надавив, вверх-вниз от шеи до плеча. — Поспишь хотя бы чуть-чуть, я домашку поделаю. Этот день, должно быть, отнял у Хаверца много сил, он стоял неприкрыто влюбленный и сонливый. Брандт закинул руку ему на плечо. Пускай объятие вышло больше дружеским, зато они могли его себе позволить. Кай плелся рядышком, смущенный, гордый и почти спокойный, наконец. Парнишка предвкушал две вещи: прохладную кровать Брандта и заявление — перед всей молодёжкой! — о переходе того в главную команду. Юли, такой уверенный, умный, сильный и целеустремлённый. Кай ни на минуту не сомневался в нём, ни разу, но сегодня будет совершенно особенный повод гордиться им. Своим. То, что окружающие не будут знать, для кого Брандт будет забивать и отдавать голевые в Байере, совсем не умаляет их принадлежности друг другу. На перекрёстке, пока не загорелся зелёный, Юлиан склонился к Каю и зашептал на ушко: — Скоро мы не будем никого бояться, всё будет иначе, солнышко. Но всё должно произойти своевременно и по нашему плану. Помни об этом, Кай. Хаверцу не по себе и волнительно было слышать влажным шёпотом повторное наставление от его Юлиана. Их пути должны были прозаично разойтись — а они строили совместные и дерзкие планы, мечтая обыграть этот мир. Цвет светофора сменился, и они двинулись в сторону дома Брандта. Кай не сможет вырасти быстрее физически, но сумеет профессионально. К Юли. Ближе. Скорее. В основу Байера.