Просто Лора

      Я рассеянно повожу плечом, ощущая приступ режущей боли от свинца в спине. Меня, если честно, совсем не волнует тема с пулевыми отверстиями — больно, но я не боюсь, что умру. Потому что точно знаю, что так не будет. Когда-то я пустила себе пулю в голову, когда был слишком плохой день, да что уж там, год. Я потеряла сознание на пару часов, но на этом все, тогда я слонялась по Бельгии и не знала зачем. Я знала, что я иная, что обычные люди так не могут, но мой отец ведь смог умереть, значит, и я не бессмертна. Пока не знаю как воспринимать это.       Я полчаса выслушивала выволочку в сторону Наташи и меня от Фьюри. Контейнер спасти не удалось, как и потенциального стукача, они сгинули вместе с грузовиком, парень с железной рукой хоть и не прикончил нас, однако свое дело сделал. К счастью, я не попалась на ранах у директора, несмотря на встревоженные взгляды шпионки, которые были очень заметными. Она, очевидно, недоумевала от моих способностей, а я ожидала доноса, удара в спину, просчитывала в голове побег, строила маршрут и план, зная, кого нужно обезвредить, но Наташа молчала. Это настораживало. Будет шантажировать? В любом случае, плевать, я все равно сбегаю.       Несмотря на мои слова, мне тревожно. Очень тревожно.       Я быстро открываю рюкзак, вытаскивая свои вещи: нужно переодеться и ретироваться. Одна беда, как бы я не пыталась, все мои попытки вытащить пули обращаются лишь болью. Мне не достать их самой, по крайней мере, быстро. Но оставаться я здесь не могу. Я расправляю плечи, стиснув зубы от боли. Расстегиваю костюм и слышу стук в дверь, мысленно чертыхаясь. Дерьмо! Времени совсем нет, звучат кнопки ввода пароля и дверь открывается, я быстро накидываю рюкзак, в то время как костюм сползает, открывая вид на мой лиф. Машинально делаю шаг назад, вставая в боевую стойку.       — Эй, успокойся, я не драться с тобой пришла, — стоящая на пороге Нат поднимает руки в знак капитуляции, на ее щеке так и остался след грязи, а волосы перепутаны. Неужели она даже к себе не зашла? Значит, точно настал мне конец. — Я никому не скажу о том, что видела. И о том, что ты, оказывается, играла в молчанку.       Я опешила, опустив руки. Это уловка? Я расслаблюсь и в комнату ворвутся два десятка агентов? Это второй раз, когда я в полном недоумении. Поправляю на себе костюм, наблюдая за Романофф, которая мягко садится на край моей постели. Она обводит меня взглядом, обращая внимание на портфель за спиной и сразу все понимает. Хотя сделать выводы не очень сложно, если у тебя в голове мозг, а не мусорный пакет, как у Рамлоу.       — С чего мне тебе верить? — хрипло спрашиваю я, понимая, что скрываться уже нет никакого смысла. Меня накрывает волна боли и я съеживаюсь под пристальным взглядом Вдовы. Хочу хлопьев.       — Можешь не верить, но я обязана тебе жизнью, — она смотрела серьезно, с некой печалью в глазах, — долгов не забываю, я — русская.       Я с опаской скидываю портфель, не в силах более держать его на больных плечах. Мне очень больно, а еще я пытаюсь не отрубиться от усталости и недосыпа. Я прикрываю глаза, чтобы не скорчиться от неприятных ощущений. Но быстро их открываю, услышав шорох, я дергаюсь, игнорируя боль. Наташа открывает ящик в углу, доставая оттуда аптечку. И как я не догадалась? Черт, если бы я нашла ее час назад, было бы гораздо лучше. Шпионка садится на кровать, копошась внутри. Ловко вытягивая оттуда бинты и щипцы, она похлопывает по месту рядом с собой. Повернуться спиной к шпионке?       — Я понимаю: довериться мне сложно, но позволь мне помочь, — с каким-то теплом произносит Романофф, нахмурив тонкие брови. В моей голове диссонанс, я выдыхаю, смирившись. Ладно, если бы она хотела, убила бы прямо на мосту, а потом спихнула на того парня с железной рукой. Да и я в случае чего все еще могу ее убить, несмотря на боль. А рассказать она могла еще у директора. Может, попробовать?       Я осторожно присаживаюсь на предложенное место, аккуратно повернувшись спиной. Я напрягаюсь всем телом, готовая отразить атаку, но её не происходит. К спине прижимается влажная ватка, которая начинает пениться, даруя какое-то облегчение. Я тихо стону, едва сгорбив спину. Сейчас бы в теплую ванну, как в той квартире во Франции. Как же я люблю её.       — Тот парень на мосту, — я говорю негромко, но уверена, что Наташа меня слышит, — кто он?       Я слышу, как сердце ее начинает биться чаще, и понимаю, что она точно знает ответ. Это явно кто-то из Гидры, а вернее ее остатков от роковых сороковых, в которых Капитан дал мерзавцам прикурить. Я какое-то время изучала этот вопрос на досуге, еще до Щ.И.Т.а. Если честно, то меня не волнует ни содержимое контейнера, ни имя того парня, которого я ударила прикладом. Мне интересна личность того парня, что внушал мне страх и чувство опасности. Его сила впечатляет. Слишком знакомо.       — Зимний Солдат, миф, один из тех, кем пугают новобранцев, — тихо отвечает Романофф, выдержав паузу, и похоже, не лжет, ее сердце сбивается, но удары чисты, — один из лучших убийц за последние пятьдесят лет, большего мне неизвестно, — ее голос слегка надламывается, и что-то внутри меня сжимается.       Интересно, опять ребусы.       Наташа говорит по фактам, не увиливает. Не задает глупых вопросов и, кажется, совсем не удивлена моей разговорчивостью. А если и удивлена, то не показывает этого никак, кроме пролетевшего упрека. Я благодарна за отсутствие вопросов, на которые у меня нет хорошей отмазки. Конечно, я могу ее послать нахер, как мысленно делала с Рамлоу, но что-то меня останавливает. Голос внутри говорит, что это неправильно, и я хмурюсь.       — Сейчас будет больно, — предупреждает она, звеня чем-то. Надо же, жизнь обычно не предупреждает.       Она медленно начинает вводить пинцет в отверстие на спине, я замираю, скрипя зубами. Ни звука из моей груди не выходит. Боль терпеть мне не впервой, а сейчас и вовсе я ей рада: она отрезвляет и предвещает конец моих мук с ранами на спине. Как только гильза вытащена, рваное отверстие затягивается. Я не вижу этого, но четко ощущаю облегчение. И Наташину растерянность. Сердце ее начинает биться с ускоренной силой — испугалась?       — Да, я мутант, продолжай дальше, — раздраженно выдаю я, не в силах больше терпеть раздражающий зуд в местах травм. У меня нет желания вести светские беседы.       Она отмирает, молча продолжая действо. Ее руки действуют выверенно и четко, без промедлений. Я молчу, прикрывая дрожащие веки. Надо же было так облажаться, раскрыть себя перед ней и врагом, проиграть в битве и просрать задание. Просто комбо! Лора, ты молодец, по всем фронтам на десятку.       — Расскажешь кому-то — и я… — начинаю я, но меня перебивают.       — Не скажу, даю слово, — твердо произносит она, а мне отчего-то хочется поверить ей. Сердце ее мне не лжет.       Последняя гильза вытащена, и я выпрямляю плечи, не ощущая дискомфорта. Едва не стону от облегчения и поворачиваюсь, Наташа смотрит на меня сосредоточенно, словно хочет что-то сказать.       — Я была как ты, — тихо говорит она, опустив взгляд вниз, — я с ранних лет в этом шпионском дерьме, — она говорит с какой-то злостью и обидой. — Понимаю, какого это, я была на счету в не очень хорошем свете, — о, да ты грешница, — у меня ничего не было, но мне дали шанс, эту работу, — она поднимает на меня глаза, и я теряюсь. — Так что я предлагаю тебе дружбу.       Что за бред?       Смотрю на нее с тупым лицом, а в голове буря. Она протягивает мне руку, которая перепачкана в моей же крови. Мое сердце вырывается из груди и ноги мелко трясутся. Настолько обескураживающе, что я не могу ничего путного выдать. Дружба? Как в фильмах? Это дешевый трюк? Дергаю рукой, но не протягиваю. Я не куплюсь на эти дешевые сопливые речи. Делаю шаг назад и смотрю с враждебностью, я же не персонаж из мультика, чтобы довериться в один миг, стоит выдать мне слащавую исповедь. Она опускает руку и встает, я сжимаю руку в кулаке, вот оно. Сейчас меня свяжут. Ну, или попытаются. В «Предприятии» на меня надевали специальные наручники. Прислушиваюсь, но ничего не происходит. А?       Наташа поправляет рукава и, опустив голову, выходит, тихо прикрывая дверь до щелчка. Я растерянно озираюсь вокруг. Проходит уже минут двадцать, но все по прежнему тихо. Поджимаю губы в беспокойстве и сажусь на кровать, оставляя на ней кровавые пятна. Может, я и останусь. Пока меня не решат утилизировать. Глубоко выдыхаю, ощущая тошноту от тревожности внутри, и иду в душ, выбрасывая свои любимые испорченные армейки в мусорку около двери. Уже не жаль.