***
Намджун был обычным восемнадцатилетним парнем, поступающим в институт. Парень с самого своего рождения жил с родной тетей в однокомнатной квартире, на окраине Сеула. Через два месяца после рождения Ким Намджуна, его родители улетают в штаты на выгодный заработок, отдавая ребёнка единственной тёте, почти на пороге бросив: «Прилетим максимум через пол года!». Вот и прошло восемнадцать лет, а их как не было, так и нет. За всё время ни одного звонка, ни одного сообщения, ни одного поздравления об очередном дне рождение их единственного (?) сына. Абсолютно ничего. Парень очень любил свою тётю, которая взаимно любила его. Они жили в огромном спокойствии. А их отношения были построены исключительно на доверии и понимании. В их маленькой, но уютной квартирке всегда был покой и радость. Тётя Виён растила Намджуна как своего родного сына: у него всегда были сказки и рассказы, которые он только попросит. В отличие от своих сверстников Ким всегда был умнее и разумнее. Вместо игрушечных машинок, он читал сначала маленькие прозы, научившись читать в три года, а после и средние по размеру книги. На тот момент ему было всего-то пять лет. Намджун очень интересовался другими языками, потихоньку начиная учить японский, английский, и китайский, — тем самым вызывая огромную гордость и радость у Виён, которая всегда его поддерживала во всех начинаниях. Ким Виён всю свою сознательную жизнь проработала в офисе, перебирая каждый день документ за документом, после чего приходя домой, с улыбкой смотря на мальчика, который сам приготовил рамён в шесть лет. Так она и добилась своего: стала директором одной из самых крупных компаний в Сеуле, — чему Намджун был безумно счастлив. Намджун пошёл в школу в шесть лет, которая находилась в самом центре, предварительно сдав сложные экзамены для принятия в ряды школьников элитной школой. Там он сразу поднялся на пьедестал, учась намного лучше одноклассников, сразу же отличаясь высоким IQ. Учёба для альфы никогда не была проблемой. Он обожал получать знания. Узнавать что-то новое. Именно так он в восемь лет поехал на государственную олимпиаду по математике, собирающую лучших учеников по всей стране. Конечно же он выиграл, — быстро приезжая домой на велосипеде, радуя тётю, которая тогда сильно-сильно его обняла, роняя слёзы радости за сына. Конечно, мальчик спрашивал про родителей. Всего однажды. Тогда Виён села перед четырёхлетним мальчиком, укладывая его личико в свои ладошки, и произнесла: «Они в Соединённых Штатах, малыш. Я думаю, они совсем скоро прилетят, и задарят тебя книжками из самой Америки!», после крепко прижимая Джуна к груди, капая слезами на его голубенькую рубашку, неслышно всхлипывая, мягко похлопывая ребёнка по спинке. Она понимала, что они уже никогда не прилетят, но надежда умирает последней. Намджуну шестнадцать. Он сидит в самолете эконом класса, наблюдая за плотными облаками в иллюминаторе, дрожа кончиками пальцев. Тогда он первый раз побывал в США, учась год по обмену. Каждый день он созванивался с мамой, рассказывая о народе, стране, культуре, обещая, что он точно свозит её сюда, на что женщина хихикала, заходя, в пустующую уже три месяца, квартиру. Намджуну восемнадцать. Он заканчивает старшую школу, за один год пройдя два года обучения, с широкой улыбкой получая аттестат об успешном окончании и отличной успеваемостью. В этот день парень купил огромный букет белых роз, приходя прямо на работу к директору Ким Виён, снова видя на щеках женщины слёзы счастья, что кристалликами скатывались вниз, снова пачкая рубашку Джуна. Слишком много радости для этой жизни. В последний день школы Джун приходит на выпускной, позволяя себе выпить бокал шампанского, разговаривая с уже бывшими одноклассниками, которые также выпустились раньше положенного из-за высокого интеллекта. Вечер обещал быть хорошим. До поры до времени. Ближе к полуночи на телефоне Кима высвечивается неизвестный абонент. С небольшой опаской он берёт трубку, откладывает бокал в сторону, выходя из клуба, в котором громко играла музыка. Лучше бы не брал. В динамике слышен спокойный женский голос, спрашивающий личность Кима. Парень настораживается, но отвечает, что это он. Теперь мягкий женский голос стал грубым и жёстким, выдавая те слова, которые перевернули жизнь Кима с ног на голову: «Ваша тётя, Ким Виён, в районном госпитале. Она попала в автокатастрофу». Огни в глазах Намджуна взрываются и потухают одни за другим, оставляя зрачки полностью чернильными, непроглядными. Теперь всё будет по-другому.***
Хосок ломает всё, что только попадается на глаза, сваливая всё в бездну его изодранной души, чтобы хоть хлам её заполнил, а не одна колющая боль и пустота, съедающая изнутри. Чимин уехал ровно час назад. Всё это время Чон держал себя в руках, выпив всего-то три таблетки успокоительного за час. Дома всё ещё никого не было, что как раз на руку альфе; можно побыть наедине с собой, запивая уже четвёртой кружкой кофе разорванные нервы. Хотя ни их, ни сил не осталось. Парень встаёт со стула, уходит на второй этаж, где лежит его телефон, который, как ни странно, не попался ему под горячую руку, иначе, уже бы был вдребезги разбит, полностью изрезав руку Чона. Он вбегает в свою комнату, замечая лежащий на столе смартфон, нервно хватается за него дрожащими руками, нажимая не слушающимися пальцами по экрану, находя нужное приложение. А именно — приложение для слежки за определенным человеком. Номер Чимина недоступен. Отключил телефон. Присев на стул на колёсиках, Хосок начинает вбивать в хакерскую программу точный номер автомобиля, ФИО владельца, дату оформления покупки, цвет, страну и город. После пятнадцатиминутной загрузки, от которой нога Чона начала ходить ходуном, а в висках усилилась боль, на экране высвечивается точная геопозиция автомобиля на данный момент. Шатен срывается с места, практически падая со стула, быстрым темпом спускается на первый этаж, а после — во двор, подходя к своей припаркованной Porsche Panamera, что блестит под ярким солнечным светом, переливаясь. На что Хосок не обращает внимания, быстро открыв машину, садится внутрь, нервозно пристёгивается и вставляет ключ в зажигание, раскручивая гулкий мотор авто. Он выруливает со двора, после открывшихся одним нажатием кнопки автоматических ворот, выезжает на главную дорогу, обгоняя едущих спереди. Ему всё равно на штрафы, сможет оплатить. Возле руля лежит телефон, на экране которого показан маршрут до места назначения. Перед глазами стоит лишь образ омеги, полностью, каждой клеточкой заполнившего тело Хосока. В голове всё перемешивается, сворачиваясь в жалкий клочок исписанной бумаги. Хосока до сих пор потряхивает от нервозности сегодняшнего дня. Он прибавляет газу, когда на дороге становится меньше машин, переключает ручник, вырываясь вперёд, оставляя за собой лишь дым выхлопной трубы. Хосок едет на кладбище, выдавливая из машины всё, на что она способна.***
Чонгука накатывает волна жара и трясучки, от чего его глаза распахиваются, а сердце готово выпрыгнуть прямо сейчас. Мозг ещё не до конца включился, пытаясь распознать, что произошло. Руки дрожат, а к горлу подступает сухой комок. Чонгук пытается прокашляться, в этот момент вдыхая воздух. Разум опустошается, уплывая за пределы возможного, и невозможного. Чонгук чувствует аромат, распространившийся по всей его комнате, не дающий свежему воздуху поступить в лёгкие. Через ноздри пробивается сладкий и насыщенный запах, проникающий далеко внутрь, разливаясь по венам горячим потоком, ослабляя тело этим приятным чувством. Пахнет сочной и спелой вишней, пробирающей до костяшек пальцев. Через секунд двадцать Чонгук встает с кровати, чуть пошатываясь, из-за потемнения перед глазами, вызванным резким подъемом. Он открывает свою дверь с внутренней стороны, что была заперта прошлой ночью. Когда парень выходит в коридор, сердце начинает ещё сильнее биться, заставляя глубоко и быстро дышать, пытаясь нормализовать жар, распространившийся по всему телу. Чонгук закрыл нос двумя пальцами, крепко сжимая, не давая вишнёвому запаху проникнуть снова. Он перебирает ногами через силу, на ходу включая свет в коридоре, заставляя глаза щипать от яркого света. Чонгук упирается рукой о стену, плетясь дальше. И вот он доходит до нужной двери, последний раз глубоко вздохнув, набирает воздух в рот, всё ещё держа нос закрытым. Он цепляется пальцами за ручку, потянув её вниз, открывая. Чонгук широко открывает рот, и со всей скорости влетает в комнату, чьи стены, и каждый её уголок напитался насыщенным запахом. Чонгук садится на колени, рядом с Тэхёном, у которого в изумлении открыт рот и глаза. Шатен убирает руку с носа, открывая доступ к воздуху. Чон аккуратно поднимает голову Тэхёна, прижимая к своему плечу, второй рукой пододвигая расслабленное тело к себе, поглаживая по спине и волосам. Наплевать на то, что Чонгука выворачивает от бури, творящейся внутри. Сейчас он держит, и прижимает к себе того, кого искал всю жизнь. Небольшая слеза скатывается с щеки Чонгука, когда ослабленная ладошка тянется к вороту на майке альфы, и крепко сжимает, ближе прижимаясь к тёплому телу. Больше ничего и не надо.***
Намджун сидит около больничной палаты, за которой проходит уже четырёхчасовая операция, от исхода которой зависит дальнейшая жизнь Кима. Он комкает в пальцах белый халат, до скрежета сжимает зубы, из-за того, что вот-вот завоет раненым волком. Его единственного, самого лучшего человека могут отобрать у него навсегда. Ту женщину, с которой Джун жил всю жизнь, каждый раз радуя её новыми достижениями в учёбе, и не только. Ту женщину, чья улыбка заставляла стремиться дальше, к достижению новых поставленных целей. Ту женщину, которая каждый раз перед сном целовала сына в лобик, желая самых лучших снов. Просто потерять в один момент, забирая единственное счастья у Намджуна, разрезая его сердце на части, кидая под ноги, чтобы сам окончательно добил. Ким держится, ни разу не проронив и слезинки. Медработники мелькают перед глазами, иногда спрашивая о состоянии Намджуна. Парень ждёт, когда из кабинета операционной выйдет врач уже пять с половиной часов, а если быть точным: пять часов, двадцать семь минут, тридцать четыре секунды (Намджун считал точное время, после приезда в больницу). Он готовит себя к худшему развитию событий, мысленно коря себя за то, что пошёл сегодня на выпускной, вместо того, чтобы остаться с самым близким и родным человеком. Сам виноват. Открывается тяжёлая дверь, из которой выходит хирург, в сопровождении с медсестрой. Они сразу находят юношу, чьи глаза устремлены на них, полных надежды. Намджун встаёт, низко поклонившись. — Мин Чинён-Хён, что с ней? — Намджун заглядывает в глаза доктора, в которых отчетливо видна жалость. — Пожалуйста, не томите, — брови парня сдвигаются, образуя складку меж ними. Внутри Кима огромный интерес и страх, выжирающий изнутри. Он боится услышать то, что повергнет его в шок. Он больше всего боится это услышать. — Она жива, — отрезвляет доктор, стягивая перчатку с руки, опуская медицинскую маску на подбородок. Он выдерживает долгу, тягучую паузу, и продолжает: — Но будет инвалидом. Прости, мы сделали всё, что было в наших силах. Крепись, — рука хирурга ложится на напряженное плечо Намджуна, и сжимает подбадривая. Врач последний раз смотрит в заставшие глаза и опускает голову, разворачиваясь в другую сторону, оставляя Кима одного. Намджун валится мешком на железный стул, сжимая глаза до боли. Главное, что жива. Это главное, — каждый раз произносит Джун, гуляя с Виён по парку, сжимая в руках рукояти коляски, наблюдая за совсем неуловимой улыбкой на лице женщины.***
Джун сидит в баре, в котором выпивает уже на протяжении двух недель без перерывов. Две недели назад он отправил Виён на отдых Египет, под присмотром няни, которая уже два месяца работает в их семье, приглядывая за женщиной. Оплатил всё сам со стипендии, и подработки в интернете. Намджуна пробирает злость оттого, что человека, который забрал возможность ходить у Виён всё ещё на свободе. Его не могут найти, — хотя, скорее всего, его даже и не ищут. Ведь кому это надо. Поэтому и пристрастился к выпивке, пока может себе это позволить. Не расстраивать же тётю своим запоем. Ещё чего не хватало. Также тот день стал знаменательным в жизни Ким Намджуна. К парню подошёл человек, присаживаясь рядом на стуле, заказывая двойное виски. Джун не обратил внимания на этого мужчину, продолжая пить шот, за шотом, закусывая лаймом. — Ким Намджун, восемнадцать лет, два месяца назад поступил на юриспруденцию, — Намджун давится лаймом, начиная кашлять. Мужчина хлопает его по спине, продолжая шокировать Кима: — Три месяца назад твоя тётя попала в автокатастрофу, в следствие чего, она осталась инвалидом. А ведь ты с ней жил всю жизнь, и она единственный твой самый близкий и родной человек. Мне искренне тебя жаль, Намджун-а, — Джун поворачивается в сторону незнакомого мужчины, громко сглотнув, осматривая его с ног до головы. — Забыл представиться. Я Ким Джин-Хо, — мужчина протягивает руку Намджуну, пожимая её, пока тот находится в шоковом-опьянённом состоянии. — К-как вы… узнали? — выговаривает Джун, убирая шот подальше от себя, пытаясь проморгать возможный глюк перед глазами. Но он не исчезает. — Я слежу за тобой уже полторы недели. Информацию о тебе было очень легко достать, там более, с моими связями, — акцентирует на этом мужчина, отпивая виски. — Ещё я знаю, о чём ты думаешь, Джун, — с твёрдостью в голосе произносит темноволосый мужчина, вглядываюсь в стеклянные глаза Намджуна, сидящего напротив. — Я помогу тебе осуществить твой план мести. Но с одним условием, — не дожидаясь какого-либо ответа от парня, Джин-Хо наклоняется к уху Джуна, продолжая: — Ты должен будешь вступить в мою банду. Намджун не поверил своим глазам и ушам. Что происходит, — он не понимал. Как этот загадочный мужчина узнал даже то, о чём всё это время задумывался Намджун. В его пьяной голове не укладывалось. Обещание Намджун дал. И держит его по сей день. Именно в тот день он попал в банду, а на следующий: исполнил свою мечту. Он убил того, кто перечеркнул всю жизнь его любимого человека.***
Чёрная и быстрая, словно пантера машина тормозит около металлических ворот, покрытых засохшей грязью. Мотор затихает, гаснут фары, переставая освещать уже вечерний вид. Открывается дверь, из которой появляются чёрные кроссовки, наступающие в грязь, пачкая подошву. Хосок закрывает автомобиль, двигаясь в сторону ворот, почти скрытых густыми кустами, бросив напоследок спокойный взгляд на машину, припаркованную рядом, успокаивая зверя, бушующего внутри. Хосок со скрипом открывает тяжёлые ворота, заходя за них, прикрывает за собой. Парень осматривается, прищурив глаза, пытаясь разглядеть находящиеся вдали. Вокруг деревянные кресты, иногда мелькающие мраморные надгробия, скрытые ветками высоких деревьев, чьи вершины не видит человеческий глаз. Над холодной землёй осела туманная дымка, покрывающая белым одеялом покойников, лежащих глубоко внизу. Хосоку всегда были неприятны такие места. Тут смертью пахнет, — тут мёртвые руки к тебе тянут, обхватывая щиколотки своими костлявыми пальцами, злорадно хихикая, забирая частичку живой душе себе, опустошая. Именно поэтому Чон только в редких случаях приезжал сюда. Этот редкий случай настал. Ватными ногами парень бредёт по тихому и леденящему тело месту, хлюпая жидкой грязью под подошвой уже грязных кроссовок. Хосок читает каждый год рождения и смерти, из-за скуки, иногда удивляясь, а иногда и вовсе расстраиваясь. И старые и молодые тут похоронены. Никому от смерти не сбежать. Чон чешет затылок, сжимая челюсть, от пробравшегося под его тонкую одежду холода. Он двигается вперёд, идя по еле уловимому запаху персиков, шлейфом оставленным омегой. Когда аромат усиливается, Хосок прибавляет скорость, заворачивая за очередной угол, натыкаясь взглядом тёмных глаз на Чимина, сидящего на деревянной лавочке около могилы, с каменным надгробием. Чимин тихо всхлипывает, рассказывая родному человеку о том, что произошло у него за эту неделю, вытирая платком прозрачные хрусталики с румяных щёк. Он вдруг ощущает лопатками***
Тэхён перестаёт чувствовать своё тело, чувствует, что проваливается в другое измерение, теряясь. Перед кофейными зрачками мелькают белые огоньки. Рот непроизвольно открывается, пытаясь то ли закричать, то ли взвизгнуть от странного и неописуемого чувства. Уголки глаз наполняются влагой. Из груди выпрыгивает сердце. Похоже, скоро вылетит из грудной клетки. Тэхён чувствует, как по его жилкам течёт тёплая нега, переливаясь внутривенно. Мозг отказал на нет, переставая выполнять свою работу. Теперь уже на глазах Тэхёна расстилается чёрный фон, освещаемый еле видными фонариками, подсвечивая то, что появляется из воздуха: прямо перед взором раскрывается картина того, как на деревянной толстой палочке оказывается часть янтарной, блестящей на свету, смолы, которая медленной струёй стекает вниз, заставляя тело парня вздрогнуть от этой красоты. Вязкая жидкость продолжает падать вниз, переливаясь и извиваясь, словно змея, которая вот-вот укусит, впрыскивая свой смертельный***
— Тэхён-и, тебе надо выпить таблетку, — хриплым ото сна голосом говорит Чонгук, выдыхая горячий воздух в голубые, словно чистое небо — волосы. — Я… я не хочу вставать, — по телу Тэхёна проходится волна мурашек, вызванная этим нежным «Тэхён-и», сказанным мягким и убаюкивающими голосом сверху. — Я сам встану, — через силу выдаёт Чонгук, сдерживая себя в металлических цепях, с каждым разом рвущихся, тяжёлым грузом падая на пол, высвобождая альфу. Этот запах пробирает до дрожи в голосе, но Чон героически держится. — Я встану с тобой, — рука Чонгука проскальзывает меж согнутых коленей Тэхёна, обхватывая их, пока вторая переползает на легко вздымающуюся спину омеги. — Ммм, — тихо возражает Тэхён, когда его поднимают с нагретого им пола, но быстро затихает, обнимая всё ещё дрожащими руками крепкую шею Чонгука. Чонгук проходит в угол комнаты, держа на руках Тэхёна, жмущегося к его шее. Он подходит к деревянному комоду, аккуратно усаживая голубоволосого парня на поверхность. — Чонгук… Гук… Г-гукки, — дрожащим голосом выдавливает из себя Тэхён, ёрзая зудящей задницей по жёсткой поверхности, тянется руками к Чонгуку, рыскающему по маленьким шкафчикам, находящихся в комоде. — Сейчас, малыш, потерпи секунду, — Чонгук вытаскивает из второго шкафчика упаковку таблеток, стакан и бутылку с прозрачной жидкостью. Чонгук подходит к Тэхёну, смотрящему на него глазами-пуговками. Он вытаскивает из пачки круглую таблетку, крепко сжимает в пальцах, открывает бутылку воды, наливая в стеклянный бокал. Парень остановился на расстоянии двадцати сантиметров от Кима. — Открой ротик, малыш, — альфа и сам смущается от этих слов, наблюдая за вспыхнувшим румянцем на щеках Тэхёна. Тэхён послушно открывает рот, чувствуя на языке безвкусную таблетку. Он смотрит в шоколадные глаза напротив, не переставая заглядываться в них. — А теперь, держи, — Чонгук протягивает стакан с водой, кивнув на него, переводит взгляд на омегу с высунутым розовым язычком наружу, смотрящим дразнящим взглядом прямо на него. Внизу живота альфы начинает больно тянуть, отчего губы темноволосого сжимаются в тонкую линию. Юноша забирает из рук Чонгука стакан, с большой неохотой запивая таблетку, ослабляющую тэхёнову жажду альфы. — А теперь, тебе надо помыться, — темноволосый убирает из рук омеги пустой стакан, ставит на комод. Тэхён кивает, хватаясь руками за шею Чонгука, повисая на ней коалой, обхватывая ногами его талию, кладёт подбородок на его плечо. — Ты хочешь, чтобы я тебя помыл? — Чон впадает в небольшой ступор, чувствуя короткий кивок на плече, и ещё больше сдавливающие его объятия. — Не стесняешься? — лукаво улыбается Чонгук, прикусив нижнюю губу. — Если ты не перестанешь об этом говорить, то точно начну стесняться, — Тэхён немного приподнимает голову, прикасаясь губами к коже за ухом Чонгука, опаляя горячим дыханием. — Х-хорошо, — вспыхивает альфа, ощущая мимолётный, быстро, совсем невинно брошенный поцелуй за ухом.День, когда они нашли друг-друга.