***
Чуя не может понять, неужели он один продолжает замечать, что с Дазаем что-то не так? Да, он вернулся за стол во время приёмов пищи. Он снова дурачится на спортивной площадке. И всё же, Чуя чувствует — что-то не то. В его карих глазах всё больше собранности. Колючий оценивающий взгляд цепляется за каждый предмет, на который парень смотрит. Накахара готов поклясться, что слышит по ночам, как крутятся шестерёнки мыслей в голове Дазая. Но тот упорно отнекивается и говорит, что всё в порядке. Так продолжается ещё три дня. А потом Чуя просыпается посреди ночи в привычной темноте с чувством легкого веса на своём животе и чужим дыханием на лице. — Какого... Договорить не получается. Рот тут же грубо и крепко зажимают ладонью. — Тсс... Глаза Осаму, сидящего на нём верхом, возбуждённо блестят преступно близко. — Это я. Молчи. Чуя пытается спросить, какого хуя он творит, но получается лишь невнятное мычание в ладонь. Накахара даже не подозревал, что в этом теле есть силы на такую железную хватку. А Дазай, меж тем, склоняется ещё ниже, уже касаясь кончиком своего носа щеки сокамерника. Глаза Чуи округляются от шока. Он дёргается, желая сбросить неуместного шутника. Что это клоун делает? — Ты такой классный, Чуя, — шепчет Осаму, и волна мурашек бежит по телу. — Но не волнуйся. Я же уже сказал, что не буду навязываться. Конечно, не будет. Это не навязывание. Дазай уже просто забрался на него верхом без лишних предисловий! Разум Чуи лихорадочно мечется, словно птица в клетке черепа. Он должен пресечь это, скинуть Осаму. Но он лежит и не делает этого, лишь вяло дёргается. И мысль, что Чуя всего лишь не хочет причинить боль парню, кажется абсурдной даже ему самому. Мягкие губы Дазая коснулись ушной раковины Накахары, и он различил едва слышно: — Будь умницей, держи себя в руках. Завтра в обед мы бежим. Что?! Что Осаму сказал только что?! Все вопросы были зажаты, как и прежде, ладонью, а Дазай слегка отстранился. На губах играла самодовольная улыбка, глаза сверкали. — Я же обещал исполнить твоё желание, — он легко провёл подушечками пальцев свободной руки по щеке Накахары, смотрящего на него по-прежнему широко распахнутыми глазами. — Просто доверь это мне, Чуя. Не задавай вопросов. Пока. И совсем скоро ты будешь нежиться на Окинаве. Парень легко перекинул ногу и слез с Чуи. Подмигнул и ловко забрался на свою койку, оставляя растерянного во всех смыслах молодого человека на растерзание собственным мыслям и эмоциям. Руки, что едва не обвили тонкую талию оседлавшего Чую Дазая, вцепились в одеяло. Накахара до боли закусил губу, чтобы подавить желание вскочить с места, забраться наверх и вытрясти из Осаму ответы на все мучающие его вопросы. Этой ночью он не может уснуть, обдумывая раз за разом услышанное. Дазай не просто решился подумать о побеге, он поставил Чую перед фактом того, что это случится. И всего через несколько часов. Отчего-то заключённый не сомневается, что Осаму всё продумал и подготовил. Это объясняет его поведение в последние дни. И он хочет, чтобы Чуя бежал с ним. Вопрос не в том, зачем это нужно Дазаю, — понятное дело, что он не хочет гнить за решёткой до конца жизни. Но вот, чего будет стоить побег Накахаре? Если их поймают, ни о каком досрочном не будет идти речи уже никогда, зато вероятность того, что ему накинут ещё несколько лет, весьма перспективна. А даже, если он сможет сбежать, то что дальше? Он будет в розыске. Нужно будет где-то залечь на дно, хотя бы на пару лет. Как-то добраться туда, где его не станут искать, предварительно продумав, куда "туда". На помощь "Агнцев" рассчитывать не приходится. Если отбросить факт, что они уже предали его, Чуя не хочет иметь с ними дел. Он принял вину, отвёл от ребят беду. Больше он им ничего не должен. Так стоит ли небольшой шанс оказаться на свободе в двадцать три, а не сорок лет, вероятности проебаться по крупному? Как на зло, Дазай ясно дал понять, чтобы Чуя не подавал виду о разговоре, и на вопросы сейчас отвечать не будет.***
На утро Осаму выглядел, как обычно. Весёлый и беззаботный, словно ничего не случилось и не планировалось. Лишь, ловя на себе взгляд Накахары, он мягко улыбался губами и глазами. А Чуя едва держался, чтобы не начать нервно кусать свои губы или настороженно озираться. Он так ничего и не ответил Дазаю, но тот и не спрашивал. Кажется, без пары часов беглец даже не задумывался, что Накахара может отказаться от безумного плана. Время подошло к обеду, а никаких предпосылок или изменений, наводящих на мысль, что и как задумал Дазай, Чуя не замечал. Если уж и становиться сообщником бинтованного сумасброда, то хотелось бы иметь хоть какое-то представление о плане. Неизвестность угнетала и выводила из себя не хуже самого Дазая. Осаму приземлился за стол, привычно сев по левую руку от Чуи. Накахара старается не смотреть в его сторону, опасаясь ненароком выдать волнение. А нервы натянуты до такой степени, что внезапно выскальзывающая из рук соседа кружка чая заставляет его едва ли не подпрыгнуть. — Чёрт! Как горячо! Дазай резко вскакивает с лавки, махая руками. Накахара вскидывает голову и видит, как он произносит одними губами "пора". В следующую секунду Чуе кажется, что мир сошёл с ума. Воздух пронзает громкий и резкий визг пожарной сирены, а все заключённые подрываются с мест. Длинные пальцы Дазая мёртвой хваткой впиваются в запястье Накахары, и парень дёргает его за собой. Отовсюду слышны приказы охраны, требующие, чтобы заключённые соблюдали спокойствие и следовали во внутренний двор при сопровождении. Тот, кто попробует выкинуть глупость, получит пулю в ногу. Полностью повинуясь Дазаю, Накахара следует за ним вместе с толпой заключённых. Сердце бешено стучит, ноги будто одеревенели, но он заставляет себя двигаться и не отставать. Дазай молчит. Упрямо идёт вперёд, а в его глазах Чуя не видит ни привычного задора, ни мягкости. Взгляд его холоден и расчётлив. Такого Осаму Чуя не видел ни разу. — Блять! Дазай спотыкается на ровном месте и падает под ноги бегущей толпы заключённых. Его рука тянет вниз и Накахару, которому приходится согнуться, потому как сообщник не выпускает его ладонь. Мимо лица пролетают чьи-то ноги. — Нога! — вопит Осаму, хватаясь свободной рукой за левую ногу и подтягивая её к себе. А поток стремящихся затоптать их не собирается заканчиваться. Нет, Дазай всё же сущее недоразумение и проклятие, думает Чуя. Вот и сбежали! Сейчас у него не только нога подвёрнута будет, но и рёбра с черепушкой сломаны. Матерясь сквозь плотно стиснутые зубы, Чуя поднял голову, чтобы видеть опасность, и — какая-то сраная фея хранит тебя, Дазай! — буквально в метре от них поворот в боковой коридор. — Вставай! Чуя забрасывает руку Осаму себе на плечо, тянет его вверх и обхватывает за талию, придерживая, чтобы тот мог прыгать на одной ноге. А заключённые всё бегут. — Куда, блять?! Замахивается на него дубинкой охранник, перекрывающий коридор. — Дай минуту! — задыхаясь кричит Чуя, подходя ближе. — Этот кретин подвернул ногу! Сейчас все пробегут, и мы следом! Охранник недоверчиво смотрит на парней. Но не успевает ни ответить, ни отреагировать. "Несчастный хромой" одним стремительным движением оказывается рядом. Его тонкие пальцы бьют по точке на шее мужчины, и тот, с округлившимися от шока глазами, начинает медленно оседать на пол. — Тихо-тихо! Дазай подхватывает его и приваливает к стене, оставляя так. — Какого... — Бежим! Пальцы Осаму снова сильно сжимают влажную ладонь Чуи, и он тянет его дальше по коридору. Накахара бежит молча, но у него накопилось уже столько вопросов, что он поглядывает на Дазая с недоверием. — Сюда! Парни оказываются в уже хорошо знакомой прачечной, и Осаму захлопывает за ними дверь. Уперев ладони в колени и пытаясь восстановить дыхание, Чуя смотрит, как напарник подходит к стиральным машинам и начинает шарить под ними рукой. — Что происходит, Дазай? — Давай, все вопросы потом, когда будем за стенами. — Ты охранника грохнул! — Не шуми! С ним всё будет в порядке. Просто доверься мне, Чуя. Он улыбнулся, что-то нашарив под машинкой. Вытащил оттуда пакет и заглянул внутрь. — Это твоё. В руки Чуе приземлился презент. — Переодевайся быстрее. Осаму вытащил второй пакет и тут же стал снимать тюремную футболку. Сжав зубы, Чуя последовал его примеру. В мешке лежала аккуратно сложенная форма для охраны. Понимая, что времени у них в обрез, Накахара быстро набросил на плечи серо-зелёную рубашку, застегнул на все пуговицы и оправил воротник по форме. Натянул чёрные с коричневыми лампасами брюки и такой же китель. — Ты такой коротышка, что тебе велика даже самая маленькая форма! С губ Дазая слетел смешок, но, когда Чуя вскинул голову, чтобы огрызнуться, увидел на его лице восторженную улыбку. Как-то сразу расхотелось вправлять ему челюсть. Последним штрихом Осаму убрал в кобуру на поясе пистолет. — Об этом тоже не спрашивать? — кивнул на оружие Накахара. — Я же говорил тебе, — по-птичьи склонил голову к плечу шатен. — У хорошего человека везде есть связи. Это многое объясняло. Осаму планировал побег не один. Среди охраны у него есть сообщник или несколько. Вот почему он так уверен и спокоен. И нога... Это был всего лишь трюк, чтобы отстать от Фина с его ребятами и затеряться в толпе заключённых. Но откуда он мог знать, что Чуя решит затащить его в нужный коридор? — Вот, прикрой голову. Дазай приблизился вплотную и мягко сгрёб в ладонь длинные волосы напарника. Он провернул их несколько раз и поднял вверх, сразу же надев на голову Чуе фуражку. — А то они слишком бросаются в глаза. Отстраняясь, парень задел пальцами ушную раковину Накахары, и тот сглотнул вязкую слюну. Ох, не о том ты сейчас думаешь, Чуя! — Пойдём. И не забудь, что мы сейчас на стороне закона. И да, возьми одеяло. Уверенной твёрдой походкой парни вышли из прачечной и двинулись в противоположную сторону. Навстречу им нёсся один охранник. — Я там уже проверил! — крикнул он. — Чисто! — В прачечной тоже, — ответил ему Дазай. — Всех вывели? — Не знаю! Говорят, что двое пропали! Зачем вам это? Чуя сжал в руке одеяло, на которое смотрел мужчина, и затаил дыхание, но Осаму остался абсолютно спокоен. Он подошёл к остановившемуся охраннику. Миг, и в руках заключённого его пистолет. А ещё через секунду мужчина рухнул на пол от удара рукояти по затылку. — Фигово, — ровно произнёс Осаму, убирая пистолет. — Надо ускоряться. Они сорвались на бег. Чуя удивлялся, откуда в его спутнике столько сил и энергии. Пара поворотов, и парни выбежали в ангар, где Дазай, уже не церемонясь, выпустил пару пуль в охрану. Накахара отметил для себя, с какой уверенностью и хладнокровием он это сделал. Что ж, пазл складывался на глазах. Стрелял Осаму явно не в первый раз. Профессиональному киллеру вполне могли дать пожизненное. — Как выйдем во двор, — холодно бросил Дазай, припадая к двери и прислушиваясь, — сразу беги налево вдоль стены и опять налево. Через тридцать метров резко уходи от стены к забору. Ни на что не обращай внимания, — глаза Осаму лихорадочно блестели. — Перелезть через забор и отбегай по кривой с уклоном вправо. Понял? Чуя кивнул. — Налево вдоль стены, налево, прямо к забору и потом чуть забирать направо. Дазай улыбнулся. — Точно. И, Чуя, — он мягко всего на миг коснулся кончиками пальцев его щеки. — Я тебя прикрою. То, как это прозвучало, не оставило никаких сомнений, что Дазай выполнит обещание. В свою очередь Накахара мысленно пообещал, что не подведёт его. И, дождавшись, когда Осаму распахнёт дверь, пулей рванул вдоль левой стены тюрьмы, сжав в руке одеяло. Теперь до него дошло, зачем им понадобился этот предмет. В добавок к воющей сирене теперь его окружали крики. Выстрелов он не слышал, но был уверен, что на счету Дазая появилось ещё несколько трупов. Чуя полностью был сосредоточен на том, чтобы не ошибиться с необходимыми тридцатью метрами. Пора поворачивать. Наполнив лёгкие большим глотком воздуха, он резко оторвался от стены, меняя направление. О, чёрт! И о чём Дазай только думал?! Рядом с высоченным забором не было ни одного дерева или хотя бы куста, чтобы помочь Накахаре влезть на него. Прикрыв глаза на последних метрах и разворачивая в руках перед собой одеяло, Чуя молился, чтобы его спортивной подготовки и навыков игры в баскетбол хватило. Глаза он раскрыл уже в тот миг, когда оторвался в прыжке от земли. Одеяло чётко накрыло участок колючей проволоки на заборе. Достаточно болезненный удар, и Чуя, обдирая руки и колени, виснет на стене, удержавшись одними пальцами. Парень мешкает лишь секунду, наполняя лёгкие воздухом вновь, и начинает подтягиваться. Накахара всегда знал, что он сильный, но сейчас это была настоящая проверка всех его мышц. Он шкрябает по стене носками ботинок и напрягает каждый мускул, молясь, чтобы у него получилось. Один за другим разбитые локти оказываются на плоской верхушке забора. Чуя карабкается, стараясь не задеть и не стянуть ненароком одеяло. Упор на ладони, ещё рывок, и парень подтягивается, наваливаясь грудью на одеяло. Оно очень помогает, хоть и не избавляет от противного ощущения продавливаемой под весом Накахары проволоки. Чуя всего на миг оборачивается и видит подбегающего к стене Осаму. Лицо парня бледнее, чем обычно, а на губах играет полубезумная улыбка. В руке он крепко сжимает пистолет. — Долго возишься, Чуя! Дазай отталкивается от земли своими длинными ногами и стремительно взмывает ввысь. Рост играет ему на руку, но удар о бетон всё равно вышибает из лёгких воздух. Чуя спускает ноги с обратной стороны забора, освобождая место, и что есть сил тянет парня наверх. Осаму лёгкий и чертовски длинный. Уже вытянув его по пояс, Накахара соскальзывает со стены и падает вниз. Он не может ни о чём думать. Все мысли сосредоточенны только на том, как же медленно Дазай переваливается через проволоку и стену. На самом деле это заняло считанные секунды, но для напряжённого разума время словно замедлилось. — Что стоишь? — поднимается на ноги зачинщик побега. — Чуя, мы не на свидании. Драпай! Они со всех ног рванули в сторону леса. Даже под сенью деревьев они не сбросили скорость. До горящих лёгких и хрипов из горла, до немеющих ног и плывущего сознания. Только вперёд, только бежать. Влажная после дождя земля мешала, и несколько раз они чуть не упали, поскользнувшись. Уворачиваться от веток, прикрывая лицо руками, стиснуть зубы и бежать. Чуя потерял счёт времени. Он чувствовал, что его лёгкие готовы взорваться. Если ему так хреново, как же Дазаю. Осаму бежит рядом, отставая от него на пару шагов. Белый, словно снег на вершинах гор. Он больше не улыбается, лишь ловит ртом воздух. — Надо сбросить темп! — кричит ему Накахара, сбросив скорость, чтобы оказаться с ним на уровне. Осаму ошалело качает головой. — Дурак! Ты сейчас просто упадёшь! Но тот, как упрямый баран, отказывается. И Чуя теперь старается присматривать за ним, ожидает, когда тот споткнется. Много времени это не занимает. Охнув, Осаму взмахивает руками и заваливается вперёд. Чуя оказывается рядом, спасая его от столкновения с землёй. Он молчит. Не осуждает. Не произносит этого "я же говорил". Он продолжает идти, поддерживая невменяемого Дазая, что пытается передвигать ноги ещё метров десять, а потом оседает на землю. — Надо ещё, — шепчет он, откидывая голову на плечо севшего рядом Накахары. Чуя видит, как ему плохо. Ему самому немногим лучше. — Ещё где-то полкилометра. — До чего? — Озирается по сторонам Чуя, прикидывая, как глубоко в лес они убежали. — Одасаку, — облизывает сухие обветрившиеся губы парень и сглатывает. По влажной шее стекает капля пота. — Там Одасаку спрятал для нас мешок. — Одасаку это твой сообщник? — наслаждаясь передышкой, Чуя принялся растирать занемевшие икры. — Вроде того. Осаму действительно плохо, но они слишком близко от тюрьмы, и их в любой момент могут найти. Хотя, чёрт его знает, что там устроил Дазай за его спиной, пока Чуя бежал к стене. Наверное, Накахара бы уже ничему не удивился. — Нам надо идти, — кряхтя, он поднялся на ноги и потянул напарника под плечи вверх. — Вставай. Этот путь был почти бесконечен. Едва переставляя ноги и придерживая Осаму, Чуя шёл, как до этого бежал. Без мыслей в голове, с одной установкой — двигаться вперёд. Сил на разговоры не осталось. Мешок был найден спустя неизвестное время, которое равно могло оказаться двадцатью минутами, как и двумя часами. В лесу не очень хорошо получалось ориентироваться по солнцу, но в какой-то момент, задрав голову, Чуя увидел золочёные закатом кроны и тускнеющее небо. Они движутся уже половину дня. Из мешка Дазай вытащил только флягу с водой, половину которой парни тут же выпили, едва сдержав желание утолить жажду всей доступной водой. После этого шатен затянул обратно завязки на мешке и закинул его на спину. Чуя промолчал, разочаровываясь дополнительному грузу. И если он не сильно мешал, пока Осаму сам передвигал ноги, то с наступлением темноты Накахаре пришлось тащить на одном плече напарника, на другом — его мешок. Чуя честно шёл со своей ношей, сколько мог. Изнывая от жажды, усталости, скользкой земли под ногами, темноты и висящего на нём Дазая. — На сегодня всё, — выдохнул он, опуская Осаму под деревом, спиной к крепкому стволу, и падая рядом. Было плевать уже на всё, и тем более на грязную сырую землю под ним. — Несколько часов я просто не двинусь с места. — На рассвете, — прошептал Осаму, кренясь на бок и чуть сползая вниз по дереву, — нас заберут на шоссе. Чуя усмехулся, удивляясь, что ещё способен на это. — Связи хорошего человека? Дазай ответил с таким же сдавленным смешком. — Я не хороший человек, но связи у меня есть. — И как они тебя только терпят? На клочках чёрного неба, виднеющегося между деревьев, рассыпались яркие звёзды. В листве шептал ветер, то усиливая свой голос, то затихая. Где-то в темноте глухо перекликались две ночные птицы. Чуя ощущал некое подобие умиротворения, поглощённый звуками леса. Нужно было встать с холодной земли, но всё тело гудело и каждая мышца отзывалась болью на попытку пошевелиться. Рядом шмыгнул носом Дазай. Наверное, он тоже мёрзнет, остывая после проделанного пути. Накахара собрал всю волю в кулак и приподнялся на локтях. Опираясь на них, он подтянул тело ближе к Осаму и даже умудрился присесть, облокотившись плечом о ствол дерева. Стащить с себя китель тоже стоило много усилий, и Чуя дважды останавливался перевести дух прежде, чем ему удалось. Дазай, всё это время сидевший с закрытыми глазами, приоткрыл их и склонил голову на бок. — Что ты делаешь? — Иди сюда. Чуя обхватил напарника за плечи и притянул к себе, не замечая удивлённый взгляд Осаму. Китель, с горем пополам, он набросил сверху на них двоих. С теплом тела Дазая под боком и под импровизированной накидкой стало хоть немного теплее. — Это так мило, — усталым голосом всё же смог проворковать Дазай. — Не обольщайся, — фыркнул Накахара в ответ. — Я всего лишь не хочу тащить твоё разбитое простудой тело с утра. — Утра? Утром мы должны быть уже на шоссе. — Придётся тебе и твоим друзьям смириться с тем, что к рассвету мы там не будем. Осаму поёжился под рукой Чуи и чуть повёл плечами, устраиваясь удобнее. Что бы он ни говорил, но силы у парня закончились давно. Голову, и ту, сложно держать прямо, и она клонится к груди подбородком. Усталость в совокупности со схлынувшим адреналином брали своё. Накахара постепенно провалился в оцепенение, веки тяжелели. — Что будешь делать, когда мы выберемся? — нарушил хрупкий сон Дазай. — Вернёшься к "Агнцам"? — Наверное, — после некоторых раздумий ответил напарник. — У меня нет других вариантов. — Даже после их предательства? — У меня больше ничего нет, Дазай. — А как же твоя мечта? Окинава? Чуя тихо рассмеялся. — Я преступник. Теперь ещё и беглый. Как я доберусь до Окинавы? К тому же, если меня не сцапает полиция, нет никаких гарантий, что мафия и новый босс закроют глаза на то, что я убил их человека. Повисло гнетущее молчание. В словах Накахары была правда — ему некуда идти. Только сейчас он, кажется, начал понимать, что побег изначально не имел никакого смысла. Чуя только сделал хуже, но кого в этом винить? Только себя. Дазай сподвиг его к этому шагу, но не заставлял. Более того, Чуя ни разу не воспротивился этой авантюре. И вот сейчас осознание её последствий разом обрушились на него, повергая в уныние. — Там в мешке, — Осаму говорил так, словно слова давались ему с трудом, — лежат новая одежда и паспорта. И наличные. Один комплект для тебя. Усталость немного отступила под волной удивления. Чуя скосил взгляд на сидящего рядом Осаму. Парень выглядел понуро. — Чуи Накахары больше нет. Ты волен лететь, куда захочешь. Чуя откинул голову, несильно стукнув затылком о дерево. Он свободен от всех обязательств, вот как. Осаму и его таинственные "друзья" предлагают ему новую жизнь. — Почему? — Что "почему"? — Почему ты это делаешь для меня? Побег. Новая личность. Деньги, чтобы убраться отсюда. Я хочу понять, почему, Дазай? — Я думал, что уже не раз дал тебе это понять. То, каким бесцветным голосом прозвучала эта фраза, совершенно не походило на тот пробирающий до мурашек шёпот над ухом — "А что, если бы я хотел быть твоей принцессой?" Да, Чуя давно знает, что нравится Осаму, но он отверг его. И всё же, они оба сейчас здесь. — Прости... — Всё нормально, — Осаму вскинул голову, чтобы посмотреть на клочья тёмного неба между ветвей. Его бледное усталое лицо выглядит призрачным и утончённым. Красивое лицо со странными глазами. Осаму может смеяться или быть серьёзным, но Чуя всегда видит за карей радужкой нечто большее, потаённое. Холодное, болезненное и невероятно хрупкое. — Осаму... — Ты спрашивал меня, за что я попал в тюрьму, — дымка улыбки коснулась его губ, и Чуя застыл, то ли от этой улыбки, то ли от внезапного откровения. — Я убивал людей. Не одного и не двух. Много. То, как он это говорил. В его голосе не было ни капли раскаяния. Он рассказывал о себе так, словно снимал тонкую вуаль со старой сказки. Спокойно, с долей нежности и мягкости. Чуе кажется, что Осаму выпускает птиц в открытое небо с покрытых кровью рук. — Точно больше сотни... Чуя от удивления широко распахнул глаза. Больше сотни человек?! — Как видишь, я действительно не хороший человек, Чуя, — Дазай, улыбаясь, зажмурил глаза. — Но дело даже не в моих деяниях. Спуская курок, я ни разу не испытывал сожалений, раскаяний или иных подобных чувств. Каждый раз я смотрел, как жизнь покидает тело, и думал только о том, насколько она ничтожна. Я спускал всю обойму в остывающий труп и пытался почувствовать хоть что-то! Хоть каплю жалости! Но испытывал лишь презрение! И этот замкнутый круг в моей голове, он сдавливает виски, сводит меня с ума. Всплеск эмоций иссяк так же внезапно, как и появился. Но, похоже, что он, даже будучи столь малым, опустошил Дазая. Улыбка угасла, и голова вновь обессиленно опустилась к груди. Он не жалел себя, не чувствовал вины. Осаму просто не понимал, как жить с собственным восприятием окружающего мира. И, как понял Чуя, парень никогда не рассказывал об этом ранее. Не мог довериться? Или некому было? Сложно поверить, что этот самый Дазай, сидящий сейчас рядом с Накахарой, убил больше сотни человек. Убил без каких-либо эмоций. Чуя помнит, что ему было не жаль того человека из мафии, но от осознания самого факта убийства его едва не вывернуло наизнанку в том же переулке. Зачем Дазай рассказал ему? Чего хотел добиться? В сущности, это было не важно. Чуя видел в нём не бессердечного убийцу, коим Осаму бесспорно являлся. Он видел в Дазае человека, балансирующего на тончайшей грани. Стоит соскользнуть с неё, и безумие полностью поглотит этого человека. И золотые искры навсегда погаснут в карих глазах. Ему было всё равно, чего хотел добиться своей исповедью Осаму. Чуя скользнул ладонью в взлохмаченные каштановые волосы и прижал голову парня к своему плечу. Дазай удивлённо выдохнул от неожиданности. После всего сказанного Чуя не знал, что ещё можно добавить. Он вслушивался в песню леса. Голова Осаму тяжела, и, когда она скользнула Чуе на грудь, оба уже спали без сновидений.