Крылья, скованные цепью

      Рокот моря и свежий ветер, ласково скользящий по обнажённой коже, расслабляют. Дарят чувство покоя и безмятежности. Заставляют забыть о времени. Изгоняют из головы любые мысли, кроме бессознательного отзвука волн. Этого ни с чем не сравнимого шороха воды и пены по влажному песку.       Чуя наслаждался симфонией природы и единением с ней. У него не было никаких планов на ближайшие время, и, откровенно говоря, он не спешил их строить. Совсем недавно единственным его планом было — примерное поведение для досрочного освобождения из тюрьмы. Но Накахара его полностью провалил, благополучно бежав из места заключения вместе со своей головной болью по имени Осаму Дазай. И, вместо того, чтобы вернуться к своей банде, молодой человек, обзаведясь новыми документами и деньгами, свалил на Окинаву, где давно мечтал побывать.       Теперь Чуя в полном одиночестве впитывал тепло морского ветра и жар солнечных лучей, что уже придали его коже красивый золотисто-бронзовый оттенок. На найденном им диком пляже почти не было людей, что устраивало Накахару вдвойне. Идеальное место. Пожалуй, он мог бы здесь поселиться. Денег ему хватит ещё на месяца два или три, а потом можно найти работу. Но думать об этом не хотелось, только слушать шум волн.       — Я вернулся!       Вместе с задорным выкриком на бёдра Чуи приземлилось что-то умеренного веса. Едва он успел приоткрыть один глаз, как к животу прижали холодную вещицу, заставившую парня непроизвольно вздрогнуть.       — Блять, Осаму!       Чуя резко убрал с разгорячёной кожи ледяную банку пива и посмотрел на восседающего на нём парня с укором. Тот смешно надул губы, делая обиженное лицо.       — Ты послал меня в такую даль за ним, — затораторил Дазай, не сдувая щёк, отчего Чуе захотелось ткнуть в одну из них пальцем, — что я был обязан отомстить! Не представляешь, как устали мои ножки! Я едва смог дойти обратно! А Чуя лежит тут и даже не думает обо мне — несчастном! Греется тут на солнышке и…       Не сдержав улыбки, Чуя схватил Осаму за чёлку и несильно потянул, заставляя склониться над ним. За две недели он хорошо понял, как можно заткнуть этот источник неиссякаемого нытья. Стоило их губам соприкоснуться, как Дазай тут же умолк. Его ладони опустились по обе стороны от плеч Накахары, зарываясь пальцами в тёплый песок, в то время как Чуя мягко втянул его нижнюю губу и стал посасывать. Осаму едва ли не мурчал от удовольствия. Особенно, когда свободная ладонь Чуи легла ему на бок, медленно поглаживая сквозь футболку и бинты под ней.       Накахара больше не спорил с собой, чтобы поцеловать Дазая. Вместе с принятием того, что он влюблён в этого парня, касаться его губ своими стало нормальным. Поначалу это были невинные поцелуи. Осаму не торопил, наслаждаясь тем, что Чуя ему давал. Не давил и не пытался провоцировать, за что Накахара, ранее даже не представляющий себя в отношениях с другим парнем, был ему благодарен.       Прилетев на Окинаву, они даже номер сняли с двумя кроватями, но уже на второй день Чуя, понимая, что так он с мёртвой точки детских поцелуев никуда не сдвинется, сам залез в постель к Осаму. Тот удивлённо хлопал глазами, пока Накахара устраивался под одним с ним одеялом. Так они и уснули, лицом к лицу, сжимая ладони друг друга.       Проснулся Чуя, сжимая в объятиях притиснутого спиной к его груди Дазая. И, чёрт возьми, это было слишком приятно, чтобы отныне засыпать, обняв этого долговязого балбеса.       Капля по капле, как вода точит камень, они становились ближе. Поцелуи углублялись, невинные ласки начинали быть чуть более откровенными. Чуе нравилось наблюдать, как розовели щёки Осаму, стоило легко провести ладонью по внутренней стороне его скрытого бинтами бедра. Шатен тут же замирал и вытягивался, словно в ожидании. И Чуя знал, чего он ждёт. Ждёт, но молчит, позволяя Накахаре править балом так, как ему угодно.       Чуя бы соврал, если сказал, что не хочет его. Но хотеть и сделать — разные вещи. Он много раз представлял это, но что-то внутри не давало решиться. А время беспощадно утекало.       — Ты улетаешь уже завтра, — тихо констатировал Чуя, прерывая поцелуй, на что Осаму закусил нижнюю губу и кивнул.       — Мори и так сожрёт меня с потрохами. А если я задержусь ещё, он лично явится вздёрнуть меня на ближайшем дереве.       Он прижался лбом ко лбу Чуи. В такие моменты Осаму кажется невинным и ранимым парнем, а не одним из боссов мафии и главным палачом. Ещё по дороге в аэропорт после разговора Дазая с Огаем Мори Накахара понял, что тот занимает у портовых не последнее место, но чтобы настолько. Это был шок. Но то, как он льнул к Чуе, подставляясь, будто котёнок, как трепетал в его руках от малейшей ласки, не позволило оттолкнуть. Будь Дазай самим дьяволом, Накахара не в силах отвернуться от него.       Проскальзывая рукой под футболку, Чуя надавливает между лопаток, заставляя вновь приблизиться, ложась грудью на его грудь, и втягивает Осаму в ещё один поцелуй. На этот раз более глубокий и интимный, сплетая их языки, вылизывая горячий рот до нехватки воздуха в лёгких. До желания, разгорающегося в груди, растекающегося по венам и скапливающегося жаром ниже живота. А когда Осаму чуть сдавливает своими бёдрами его и едва слышно стонет ему в рот, Чуя уже практически не сомневается, что готов. Вот только они на грёбаном пляже, где людей хоть и мало, но они есть.       — Пошли в отель, — шепчет Накахара, поглаживая спину Дазая.       Банку пива из второй руки он выпустил, оставив греться на песке, а сам отодвинул ладонью чёлку с лица парня. Осаму морщится, кусает губы и смотрит огромными глазами, полными желания. И немного сбито дышит, как и сам Чуя. Но Накахара гладит его лоб, словно пытается успокоить ребёнка.       — Пойдём, — повторяет Чуя с хриплым придыханием, ожидая пока до слегка дезориентированного Осаму дойдёт смысл сказанного.       Наконец, он кивает, лениво поднимаясь с Накахары, и тот замечает его возбуждение прежде, чем Дазай успевает опустить низ задравшейся футболки, прикрывающей парня до середины бедра. Собственное положение не многим лучше, только, в отличие от Осаму, длинной свободной футболки у Чуи с собой нет. По губам молодого мафиози скользит улыбка, и смешок слетает с них, когда взгляд карих глаз красноречиво останавливается на шортах Накахары.       Но Чуя хочет оставить этот раунд за собой. Приподнявшись на локте и согнув одну ногу в колене, он вскидывает подбородок и медленно обводит языком губы. От пристального взгляда не укрывается, как дёргается кадык Осаму, когда тот сглатывает вязкую слюну. Ещё немного, и она точно потечёт с уголка его припухших искусанных губ прямо на обнаженную грудь Накахары. Вся насмешливость мигом пропадает.       — Чуя, пойдём!       Чуть не плачет Дазай, вцепившись двумя руками в подол футболки и оттягивая его ниже.       — Прямо так? — изгибает бровь рыжий соблазнитель, словно между делом кивая на пока ещё небольшую «проблему».       Ещё секунду Осаму выглядит растерянным, а потом в его глазах мелькает что-то жестокое. Словно он вспоминает, что не влюблённая девочка, а один из боссов мафии. И в данный момент его лишают желаемого. Того, о чём он грезит уже две недели. Дразнят, но не дают.       — Оберни полотенце.       Холодно выдаёт Дазай, сверля его тёмным взглядом. И Накахаре отчего-то не хочется спорить. Он быстро поднимается с песка, подхватывает полотенце, на котором лежал, и обмахивает его вокруг бёдер. Не слишком удобно, но так лучше.       Тем временем тонкие пальцы Осаму скользят ему в ладонь, и Чуя нежно сжимает их. Хотя факт того, насколько сильно Дазай любит ласку, до сих пор удивлял Накахару.       И всё же, если забыть о том, кто в действительности этот парень, вот он идёт рядом и загадочно улыбается, иногда бросая на Чую взгляд из-под ресниц, словно стыдится посмотреть напрямую. Для Накахары он — эфемерное существо, не до конца осознающее, в каком мире он живёт. Дазай способен хладнокровно убить человека и ничего при этом не почувствовать, но в то же время он вспоминает вчерашний фильм с грустным концом, и Чуя качает рыдающего исполнителя в своих объятиях.       Никто из прохожих никогда бы не заподозрил в этом странном парне, чьи длинные руки и ноги обмотаны стерильными бинтами, несмотря на окинавскую жару, первоклассного убийцу. Скорее странного, но забавного старшекурсника на каникулах.       И Чуя уверен, что это аморальное создание необходимо беречь. В первую очередь от него же самого. Он всё ещё не знает, что Осаму скрывает под плотным слоем бинтов.       Парни входят в свой номер и неловко останавливаются, закрыв дверь. Осаму не настаивает, а Чуя… Чуя откровенно не знает как это — спать с другим мужчиной. Нет, теоретически, конечно, знает, но боится сделать что-то не так, причинить боль.       Он злится на себя за нерешительность. За потраченное время. К счастью, Осаму приходит на помощь.       — Иди в душ, — подсказывает он.       Чуя делает пару шагов к ванной и оборачивается.       — Не хочешь со мной?       Осаму закусывает губу. Видно, что ему хочется, но, противореча своим желаниям, он качает головой.       — Я после тебя. Мне надо будет подготовиться.       — Мог бы показать мне, что нужно делать.       — Не сегодня, хорошо?       Чуя уходит в ванную комнату один.       Прохладная вода охлаждает кожу и мысли. Немного обидно, что Осаму отказался. Чуя надеялся, что совместное принятие душа немного раскрепостит его, а вместо этого, он лишь больше начинает загоняться над тем, что они собираются делать. Ещё и осознание того, что уже завтра Дазаю нужно будет покинуть его и улететь.       Накахара закрывает глаза, откидывая голову назад, позволяя воде падать прямо на лицо и скатываться по щекам, волосам, подбородку.       — Я уж подумал, что ты утонул, — хмыкнул Осаму, проходя мимо вышедшего в одном полотенце на бедрах Чуи и всучив ему в руки стакан, из которого сам пил ранее.       Парень скрылся за дверью, а Чуя, вздохнув, сел на большую кровать. Пару дней назад они всё-таки сменили номер с двумя раздельными кроватями на тот, в котором была одна двуспальная. Он принюхался к напитку и сделал большой глоток обжигающего виски безо льда. Крепко и терпко.

***

      Осаму возился так долго, что Чуя успел трижды опустошить и наполнить стакан прежде, чем он появился. К сожалению рыжего, в своих неизменных бинтах по рукам и ногам, шее и поперёк груди. Но с другой стороны, алкоголь немного раскрепостит Накахару. А в бинтах Дазай или без них, он не переставал нравится Чуе.       — Как мне нужно себя вести? — решил уточнить он на всякий случай.       Осаму пожал плечами, приближаясь. Тонкие пальцы взяли стакан из рук Накахары, и Дазай махом допил содержимое.       — Так, как ты хочешь, — прошептал он, отставляя пустую посуду на тумбу.       Руки Чуи сжали полотенце на бёдрах парня, притягивая его к себе.       — Ты раньше спал с мужчинами?       Чуя проводит носом по нежной коже живота, примечая небольшие рубцы на ней. Они уже старые, зажили давно. Осаму слегка покачивается и зарывается пальцами во влажные рыжие волосы.       — Пару раз, — тяжело выдыхает он, мягко массируя кожу головы партнёра. — Я стал тебе неприятен?       — Нет, — Чуя ласкается щекой к его коже и оставляет на ней два лёгких поцелуя чуть выше впадины пупка. Хотя признание вызвало укол ревности, он ни в чём не мог упрекнуть Осаму. — Хорошо, что хоть кто-то из нас знает, что делать.       — Не бойся, — шепчет Дазай. — Просто будь собой. Не думай о том, что чего-то не знаешь. Думай о том, что каждое твоё действие, прикосновение, поцелуй или укус доставляют мне удовольствие. Каждое движение приносит восторг. Каждый жест разжигает желание.       Дыхание парня немного сбилось потому, как губы и язык Чуи уже ласкали его подтянутый живот. От Осаму приятно пахло свежестью с лёгкими нотами фруктов. Ненавязчивый и притягательный аромат.       Ладони Накахары плавно переместились на поясницу, поглаживая тёплую кожу шершавыми подушечками пальцев, и Дазай чуть прогнулся вперёд, откидывая голову. Он мечтательно закрыл глаза, полностью отдаваясь нежности прикосновений.       Сжав обеими руками ягодицы парня, Чуя почувствовал, как тот вздрогнул, и услышал сдавленный выдох. Пальцы в его волосах на миг замерли прежде, чем продолжить массировать голову. Приятно осознавать, что он всё же на верном пути.       Целует, облизывает и гладит, опускаясь ладонями по бёдрам. Медленно и тягуче скользит по ним вверх и вниз, пока Осаму осторожно тянет его за волосы. Пока не ставит одну ногу на кровать рядом с Чуей, который тут же прижимается губами к острому колену, проглядывающему между бинтов. И уже хочет вернуться к прежним ласкам, но Дазай освобождает одну руку и перехватывает его ладонь.       Накахара поднимает на него взгляд, но тот по-прежнему стоит с откинутой назад головой. Шумно дыша, он медленно ведёт ладонь любовника по своему бедру к внутренней стороне. Чуя пальцами чувствует, как заканчиваются бесконечные полосы бинтов, и он касается обнажённой кожи. Такой нежной и незащищённой.       Рваный вдох и чувственный выдох срываются с губ Осаму, когда он накрывает чужой ладонью свой член. Пальцы разжимаются только для того, чтобы с силой впиться в крепкое плечо Чуи.       — Пожалуйста, — тихо шепчет парень, прижимаясь твердеющей плотью к его руке.       Алкоголь и ситуация немного кружат голову. Чуя увлечённо гладит Осаму, то раскрывая ладонь, то сжимая пальцы, обхватывая ствол и медленно, и чувственно надрачивая ему. Всё это время он смотрит на него снизу вверх.       — Да, — срывается с раскрытых губ любовника. — Прекрасно…       Чуя не знает, что возбуждает больше: хриплый шёпот Осаму, его раскрепощённый вид, интимность момента или собственные действия. Возможно, всё сразу. Но одно точно — приходится немного развести ноги, ибо собственные яйца поджимаются и кровь приливает к члену.       Чёрт! А ведь меньше двух месяцев назад в тюрьме Накахара пытался заставить себя не думать о Дазае в подобном ключе. Гнал из головы пошлые мысли, как прижмёт его к стене, как заберёт себе.       Движение вверх было особенно резким, и Осаму застонал в голос, толкнувшись ему в руку. Пальцы сильно сжали плечо и волосы у корней.       — Ха… Чуя… Смелее…       Его пальцы нежно обводят скулу Чуи, скользят по щеке, линии челюсти и крепко сжимают подбородок, заставляя смотреть на то, как Дазай с полустоном опускает голову, склоняясь над ним. Взгляд мутный и расфокусированный.       — Ну же, Чуя.       Сухие губы мажут по щеке шершавый поцелуй.       Одним рывком под сдавленное «Ах!» Накахара разворачивает парня, роняя спиной на кровать, и нависает сверху. Осаму был вполне трезв, выходя из ванной, но сейчас карие глаза застилала пелена, а на губах блуждала пьяная улыбка. Чуя очередной раз поразился тому, насколько же он красив своей неправильной красотой. А когда молчит, распластавшись под ним с влажными волосами и розовеющими щеками, то вообще похож на сказочного сида из старинных кельтских легенд.       — Поцелуй меня, — просит Осаму, обвивая руками шею партнёра.       Чуя тут же припадает к его губам, властно раздвигая их языком, чтобы проникнуть в рот. Господствовать там, вылизывая нёбо и дёсны, щёки и зубы. Толкая и оглаживая язык.       Он просовывает руку под поясницу Дазая, притягивая его ближе к себе, желая как можно теснее и больше прижиматься кожей к коже, телом к телу. Все прошлые волнения уходят. Осаму прав — к чему думать, если так приятно просто касаться друг друга. И то, как соприкасаются их эрекции, когда партнёр обхватывает его ногами, кажется вполне естественным. Свободной рукой Накахара сдёргивает с себя мешающее полотенце. То, что было на Дазае, уже давно размоталось и при рывке упало само.       Осаму извивается под ним и поскуливает, притираясь так тесно, как может. Обвивает его руками и ногами, словно боится, что Чуя может исчезнуть. Но не сейчас, не сегодня. Чуя хочет подарить ему все те чувства, что испытывает к этому безумному ангелу. И те, что говорит, ровно как и те, что не может обличить в слова.       Он мерно покачивается вместе с партнёром, целуя, обнимая и сжимая до синяков бедро, пока Осаму не откидывает голову на простыни, желая сделать глоток воздуха. И тогда рот Чуи жадно прижимается к его горлу аккурат над повязками бинтов. Сначала ему кажется, что этого достаточно, но слишком быстро вся бледная кожа шеи покрывается красными пятнами. Дазай всхлипывает, тихо стонет и бессознательно дёргает бёдрами уже не синхронно, а навстречу движениям любовника.       — Тише, тише, — пытаясь отдышаться, шепчет Чуя, касаясь губами запятнанной им самим кожи.       Осаму ещё раз всхлипывает и умоляет, прижимаясь:       — Возьми меня...       Чуя осторожно тянет за скрывающие шею бинты в надежде добраться до неё целиком, но Дазай тут же замирает. Он не предпринимает никаких попыток помешать ему, но и не выражает желания освободиться. Решив на всякий случай убедиться в его смирении, Чуя приподнимается с горячего тела любовника и застывает. А в следующую секунду одёргивает руку от бинтов. Осаму плачет. Беззвучно, закусив губу, зажмурив глаза, из которых по вискам стекают непрерывные струйки влаги, исчезая в густых растрёпанных волосах.       — Эй, — Чуя ласково проводит ладонью по его лицу, стирая солёную влагу. — Всё в порядке. Если не хочешь, я не буду их снимать.       Осаму кивает и тянется за новым поцелуем. "Разве он может кого-нибудь убить?" - думает Чуя в очередной раз, а вслух произносит:       — Что я должен делать?       — Я почти всё сделал уже, — шепчет Дазай, и его алые щёки краснеют ещё больше. — Но буду не против, если ты ещё немного погладишь меня прежде чем...       Он закусил губу, красноречиво стрельнув взглядом из-под полуприкрытых век.       — Всё, что захочешь.       — Тогда, — боже! Как быстро меняется его настроение и реакция. Осаму смотрел уже хитрым лисом, — смазка под подушкой.       — Да ты что?! — протянув руку, Чуя и правда нащупал под подушкой небольшой тюбик. — Положил, пока я был в душе?       — Мммм.... Нет, — Осаму снова запустил пальцы в рыжие вихры. — Я его там с переезда в этот номер держу. На всякий случай.       Накахара приподнял бровь, хотя ничуть не удивился. В предусмотрительности Дазая он давно убедился. А вот дальнейшие действия были для него в новинку.       — Просто не думай, — подсказал Осаму. — Если не хочешь, можешь не делать. Я растягивал себя в ванной.       Чуя посмотрел на тюбик, на свои руки, затем на распростёртого перед ним парня.       — Отчего же? — он уверено открыл крышку. — Я хочу.       Прохладный гель обволакивает пальцы, и Чуя трёт их друг о друга в попытках немного согреть. Оставляет несколько поцелуев на бедре прямо над бинтами, осторожно прикасаясь подушечками пальцев к колечку мышц. Свободная рука скользит вверх по телу Дазая, оглаживая живот и грудь.       — Не тяни...       И Осаму сам виляет бёдрами, насаживаясь на пальцы с тихим стоном. Чуя заворажённо смотрит на его лицо, приоткрытый рот. Такой манящий. Проталкивая глубже два пальца, он забирается обратно на кровать, укладываясь рядом, свободной рукой обхватывая подбородок Дазая, чтобы повернуть парня к себе и впиться в его рот.       Для Накахары подобные отношения в новинку, но ему нравится. Всё: от узости горячего упругого заднего прохода, стенки которого он нежно гладит изнутри, до отзывчивого тела и реакций любовника в его руках. Ему хочется обладать им. Хочется всем и каждому сказать, что Осаму лишь его. Ведь Дазай должен понимать, что никто другой не будет так нежен и терпелив с ним. Никто больше не будет смотреть на него и видеть ангела, а не монстра.       — Ещё, — просит Осаму, облизывая губы Чуи и вновь припадая к ним. — Ещё...       Чуя проталкивает пальцы до самых костяшек, проворачивает запястье, и Дазай дёргается. С пухлых губ слетает дивный полукрик, который Накахара перехватывает в своё дыхание. Тонкие пальцы обхватывают его член и начинают движение по твёрдой плоти. Перед глазами плывёт от этих ласк.       — Давай, — хрипит Осаму и нежно прикусывает его щёку, а после широко облизывает. — Я так хочу тебя. Так сильно хочу...       Чуя больше не думает. Он и сам уже мечтает оказаться внутри этого горячего тела. И какого чёрта он вообще так долго думал?!       Он точно пьян, но уже не от алкоголя, когда смотрит, как Осаму ласкает себя, пока сам распределяет смазку по своему члену. И это выглядит настолько невинно, как и пошло. Алые щёки любовника и нежный взгляд никак не вяжутся с тем, как его руки сжимают налитый кровью ствол, массируют истекающую предэякулятом головку. Он дразнит, и Чуя ведётся. Внутри него рычит зверь.       Но всё же он старается быть нежным, впервые толкаясь в мужское тело. Осаму вскрикивает, запрокидывая голову и закатывая глаза. Чёрт! Как же узко и жарко. Даже самому немного больно. Поэтому он замирает, тяжело дыша, нависая над Дазаем. Время застывает где-то на задворках реальности, ускользающей от его восприятия.       Внезапно накатывает понимание, что нужно отвлечь Осаму и себя от этих первых ощущений, что уже фантомами переживаются вновь и вновь. Его ладонь сжимается вокруг члена любовника, вызывая иные, куда более приятные чувства. И Осаму отпускает. Он перестаёт дрожать, а Чуя чувствует, как расслабляются мышцы, позволяя сделать первый осознанный толчок.       — Боже!       Дазай стискивает в кулаках ткань простыни, выгибаясь в спине. На ощупь он шарит рукой и находит подушку, подтягивая к себе. Чуя приподнимает его, помогая подложить под бёдра, и Осаму начинает дышать заметно легче, да и Накахаре так значительно удобнее.       Оба постепенно привыкают и расслабляются, а когда Дазай начинает сам подмахивать бёдрами, Чуя утыкается взмокшим лбом ему в шею, срываясь на резкие, грубые движения. Горло ощутимо вибрирует от стонов и вскриков. Накахара кусает скрытые влажными бинтами острые ключицы, совершенно позабыв, что хотел быть нежным и аккуратным. Он хочет отдать всего себя любовнику и забрать всего его себе.       — Я...       Плачущий голос Осаму дрожит.       — Я сейчас... Чуя!       Меж их телами разливается тепло, и Накахару до звёзд из глаз сжимает внутри Дазая. Через силу покидая тело любовника, он перехватывает собственный пульсирующий член рукой и в несколько яростных движений доводит себя до оргазма, выплёскиваясь на живот Осаму.       Чуя приходит в себя лишь спустя небольшое время, осознавая, что лежит на кровати, обвитый руками и ногами Дазая. В воздухе разливается запах секса, а парень горячо дышит ему в шею, перебирая пальцами спутанные волосы. Поднимая с трудом руку, Накахара мягко проводит тыльной стороной ладони по впалой щеке любовника.       — Ты как?       — Лучше всех на свете, — мурлычет Осаму ему в шею. — А ты? Как я тебе?       — Идеальный.       Сгребает его в охапку Чуя, не давая и шанса к побегу. Он чувствует довольную улыбку на своей ключице.       В голове легко и мутно, но одна мысль не даёт полностью расслабиться и провалиться в сон. Как быть дальше?       Осаму подарил ему новую личность и жизнь. Чуя теперь свободен и волен идти, куда вздумается. Номер в отеле проплачен наперёд. Денег, оставленных ему Дазаем, хватит ещё на несколько месяцев, а потом он может найти работу. Здесь же, на Окинаве, о которой он мечтал. Устроиться куда-нибудь тренером или охранником в клуб, или ещё куда. Может, найдёт себе подружку. Или не подружку, думал Чуя, лениво поглаживая кончиками пальцев постепенно остывающую кожу Осаму. Возможно, раз в несколько месяцев Дазай будет срываться и прилетать к нему, чтобы прижаться вот так всем телом и ни о чём не думать. И Чуя будет стараться не думать о нём.       Если получится.       Не думать, кто и как были эти "пару раз" и могут быть ещё.       Осаму зашевелился под рукой, зевая и сонно хлопая глазами.       — Надо это... Сперму смыть, — он попытался встать, но рухнул обратно. — Хотя, чёрт с душем. Можешь просто вытереть меня? Я вообще не хочу шевелиться.       — Ты точно в порядке? — спросил Чуя, стаскивая наволочку с подушки и вытирая ей сначала Осаму, потом себя.       — Ага. Просто так лень всё.       — Что-то ещё, моя принцесса?       Ухмыльнулся Чуя, любуясь лежащим на кровати парнем. Дазай неспешно протянул к нему тонкие руки.       — Обними меня и давай спать.

***

      Уснуть Чуя не смог, несмотря на приятную усталость. Мозговой штурм оказался сильнее слабостей тела. Поэтому к моменту пробуждения Дазая на кресле стояли две собранные сумки.       Осаму отупело хлопал глазами на опустевший номер, в котором почти не осталось их личных вещей. Только где-то на полках разноцветные камушки и ракушки, собранные ими на пляже. И то не все. Не было любимых футболок, сбрасываемых Накахарой на спинку стула. Или дешёвых сувениров, что парни, смеясь, время от времени дарили друг другу.       — Что это значит?       Осаму потёр глаз, отгоняя остатки сна, и сурово посмотрел на сидящего с бокалом вина Чую. Раньше он до обеда всегда спал, а сегодня вырядился в белую рубашку и потёртые на коленях синие джинсы уже в девять утра.       — Не спалось. Решил собрать вещи.       — В каком это смысле?       — А в таком, — Чуя отставил бокал на стол и подошёл к кровати. Он медленно опустился коленями на одеяло и склонился к Дазаю, опираясь на руки. Бледные щёки Осаму тут же залил румянец, и он потянул одеяло к груди, но Накахара не позволил, удерживая его.       — Ты серьёзно думал, — рыжий потянул одеяло на себя, постепенно стаскивая его с парня, — что я останусь здесь? Один. Без тебя.       Осаму молчал, глядя на него широко распахнутыми глазами.       — Буду каждый вечер приходить в этот номер, — продолжал Чуя, подбираясь ближе к нему, — и думать, где ты? Ложиться на подушку, зная, что ты должен лежать на ней, но тебя нет. Смотреть на все эти мелочи, с которыми связан ты, но понимать, что ты — лишь воспоминание?       Осаму шумно сглотнул. Чуя навис над ним, приближая лицо.       — Но ты хотел жить здесь...       — Не всё в моей жизни идёт по плану. Я бы даже сказал, что нихрена в ней не по плану.       — Чуя, — слабо пытался оправдаться Осаму, понимая, к чему тот клонит, — со мной опасно иметь отношения. Тем более тебе.       — Неужели сам Дазай Осаму, — Чуя прижимается губами к вспыхнувшему ушку, — правая рука Мори Огая, позволит меня убить?       Дазай уже громко дышит открытым ртом, чувствуя прилив возбуждения.       — Ни за что...       — Я не позволю тебе, сукин ты сын, улететь без меня. Окинава или портовая мафия. Мне плевать, где я буду. Мой дом рядом с тобой.       Пальцы парня нервно теребят пуговки на рубашке Накахары.       — Ты не понимаешь, во что ввязываешься, Чуя. Портовая мафия это не "Агнцы".       — Не строй из себя святого, Дазай.       Губы Чуи оставляют влажные следы на скуле, щеке и, наконец, накрывают раскрытый рот Осаму, вовлекая в тягучий поцелуй. Молодой человек отвечает трепетно и жадно, оставаясь недовольным, когда любовник перестаёт терзать его губы и язык.       — Ты сам впутал меня во всё это, — низким голосом продолжает Чуя, и Осаму ничего не может поделать с тем, как реагирует на него его тело. Он чувствует, как по коже бегут мурашки, и кровь приливает к предательски твердеющей плоти.       — Ты сам разыграл эту колоду так, чтобы мы оказались здесь в одной постели.       Зубы Чуи несильно царапают кожу на горле там, где она ещё покрыта красными пятнами, начинающими синеть. Осаму слушает его голос, не перебивая, а пальцы его тем временем одну за другой выпускают пуговки рубашки из петель, обнажая крепкую грудь возлюбленного.       — Я уверен, — возвращается к его лицу Чуя, — что всё с самого начала было тобой спланировано. И наша встреча в прачечной, и перевод к тебе в камеру, и побег. Ты, словно Мефистофель, просчитал всё наперёд. И вот, остался лишь один вопрос.       Он вновь склонился к уху Дазая.       — Хочешь ли ты быть моей — и только моей — принцессой?       Осаму выгибается, прижимаясь грудью к парню. Обхватывает его шею, тянет на себя и недвусмысленно трётся твёрдым членом о пах Чуи.       — Да, — выдыхает он, задыхаясь от чувств и эмоций. — Да.       — Тогда я пойду за тобой даже в пекло.       Чуя помогает Осаму стащить с себя уже растёгнутую рубаху, пока тот возится с молнией на его джинсах. Вещи собраны, и до самолёта в новую жизнь у влюблённых есть ещё несколько часов.