Что же!
Им известно то, что ты борешься с собой.
Они знают, что ты наполнен болью.
Им известно, что ты приносишь себе боль.
И твой упадок близок, слышишь?
По коже пробежали мурашки от звучания гитары, меня переполнила энергия. Я привык работать под музыку, пусть всегда понимал, что когда-нибудь это сведёт меня в могилу. Резать всяких дурачков гораздо приятнее под ударный ритм, а ещё музыка позволяет сделать каждое кровопускание особенным: например, мои убийства под «Rammstein» сильно отличались от убийств под «Nirvana». Я подстраивался под музыку, позволял ей вести свои руки. И в конце видел новую картину. — Пожалуйста, я вас умоляю, я ведь не сделала ничего плохого и не заслужила смерти, — Алиса всё не унималась, надеясь вызвать у меня жалость. — Ты знаешь, что такое безумие? Поскольку у нас с ней были общие интересы, можно было поговорить с ней на равных. Она ведь не какая-то шлюха из тёмной подворотни, которую мне захотелось убить по велению правой пятки. — Потенциально неизлечимое тяжёлое психическое расстройство, — не меняя интонации, поведала мне Алиса. И вот такого поворота я точно не ожидал. — Эм… — сначала даже завис, ведь ожидал скорее услышать великую цитату Вааса, а не формулировку из учебника психологии. — Прогиб засчитан. В принципе, я понимаю, почему она не процитировала Васса. Это подтверждало бы, что её мольбы не имеют никакого смысла: это — безумие. Поэтому, чтобы выбраться ситуации, она использовала другую формулировку, взятую из книги, которую я увидел у неё на кровати. Значит, зайдем с другого конца. — Хорошо, ты умная девочка и, как я вижу, фанатка комиксов, — начал я новую тираду, вперившись взглядом в логотип Тёмного Рыцаря на её груди. И словил себя на мысли, что у неё был второй размер. — Скажи мне, а Джокер безумен? Её растерянность читалась невооружённым взглядом. Девушка откровенно не понимала, как ей реагировать на подобные перлы с моей стороны или что нужно отвечать, чтобы остаться в живых. Будь мой слух чуть лучше, я бы мог услышать, как в её голове активно работают шестерёнки, перебирая исходы всех возможных вариантов. — Смотря, в какой именно интерпретации, — решила не рубить Алиса с плеча, действительно обсудив тему. — Ну, скажем, к примеру, версия из той же «Харли Квинн», которую ты сейчас смотрела. — Да, — ей даже не понадобилось время, чтобы подумать над ответом. — И какие у него проблемы? Опиши мне его психологический портрет. — Классический пример социопатичного нарцисса с химическим дисбалансом парасимпатической нервной системы, — а вот это она не поленилась процитировать. — Именно так, — я окинул комнату беглым взглядом и, заметив пустой стул, подтянул его, чтобы сесть в полуметре напротив девушки. — И вот, по твоему мнению, такой человек проявил бы к тебе жалость? — Н-нет, — кажется, она поняла, к чему я веду. — Так почему, по-твоему, я должен? — Но вы ведь не Джокер, а человек. Я уверена, Вы хороший человек и в вас есть что-то доброе. Хорошо подлизывается — явно заслужила за это награду. Я прокрутил кунай в правой руке и резко, пока она ничего не поняла, воткнул его ей чуть выше колена. По комнате пронесся душераздирающий крик, из раны, ещё забитой лезвием, обильно хлынула кровь. Использовав кунай, как рычаг, я сместил её коленную чашечку, что принесло моей жертве новый выстрел адской боли, ведь для такой одомашненной девочки даже палец порезать — смерти подобно. — Вот именно. Я не Джокер, ведь я существую и действительно могу причинить тебе боль, — нависнув над ней, снова выдохнул в ухо. — Просто скажите, за что? — девчонка шипела, от боли стиснув зубы, словно змея. — Нет особой причины. Ты случайная жертва. Если бы у меня была какая-то система, меня бы давно нашли. Как говорится, закон не дремлет, — ответив на её вопрос, я поводил кунаем несколько раз влево и вправо, чтобы расширить рану, только после этого вытащил лезвие. Бедро и стул под ним тут же залил густой фонтан артериальной крови. Девочка от подобных манипуляций отключилась. Я посмотрел на пол и увидел хлопковые трусики, на этот раз с Пикачу, поднял их… Нет, не для того, чтобы понюхать, а ввиду отсутствия хоть каких-либо альтернатив планируя использовать в качестве кляпа. Ведь, когда я продолжу с ней играться, Алиса может очнуться, и змеиное шипение станет поросячим визгом. Так что пусть лучше мычит с трусами во рту, чем орёт благим матом на полрайона. А стены в коттедже тонкие. Когда я ввинтил в её рот кляп, то сразу приступил к работе: срезал и снял футболку, чтобы рассмотреть мой холст повнимательнее. Под футболкой оказалась татуировка в области правой ключицы — герб хвоста феи. — Да уж, а мы действительно похожи, — подумал я вслух. Аналогичная татуировка с артом лица Джокера красовалась на моём левом плече. Возможно, находись здесь версия меня пятилетней давности, я бы даже пожалел Алису за сходство вкусов. Но здесь оказался я нынешний — и мне было искренне насрать. Если жалеть каждого, с кем у меня есть сходство, придётся обходить стороной всех зеленоглазых брюнетов, любителей мяса, жестоких психопатов-убийц — и так до бесконечности. Поэтому я давно потерял жалость к своим жертвам и работал исключительно потому же, почему включал музыку во время процесса… Это сила привычки. Я не могу не убивать. Пытался, честно, но тут как с Декстером: по итогу сорвёшься и ёбнешь кого-нибудь в сортире Макдоналдса, потому что он косо на тебя посмотрел или недостаточно тщательно помыл руки после туалета. Поэтому ежемесячно я стабильно убивал хотя бы одного человека, дабы просто иметь возможность спокойно выходить на улицу и посещать без происшествий свою вторую, основную работу. Ладно, хватит предаваться философии и самокопанию. Я закрыл глаза и прислушался к музыке: композиция, поставленная в начале, закончилась, и началась следующая, которой я позволил уже иначе вести мои руки.В твоих глазах печаль,
Презрение и боль,
Что сидя-я-я-ят внутр-и-и-и.
Тебе не просто жаль.
Владеют тобой… ненависть и стыд.
Я прочувствовал песню на себе и принялся интерпретировать свой взгляд на неё на человеческом холсте. Начал с того, что нанёс два глубоких диагональных пореза на глаза девушки, задевая брови и лоб — поставил крест, олицетворяя идею того, что она не хочет видеть этот мир, ну и, конечно, полностью уничтожив роговицы. В уголках её глаз скопились капли крови, стекая солёным следом по бледной щеке к уху. Казалось, будто Алиса плачет. Слова о боли внутри я воспринял буквально: вскрыл ей грудную клетку, ломая рёбра, дабы получить возможность выпотрошить. Достал наружу внутренние органы с хирургической точностью — недаром закончил медицинский. Работать одним кунаем без специализированного инструмента было тяжело, это больше походило на «кровавого орла». Но у меня получилось реализовать идею и не повредить девичье сердце. Поэтому, когда я с трудом закончил и зафиксировал её грудную клетку в виде распахнутых дверей, показывая тот самый «внутренний мир», то начал второпях искать по дому любую чёрную краску. На рабочем столе нашёлся черный лак для ногтей, и, хотя он был слишком густой, я смог вылить его на ещё недавно бьющееся сердце. Конечно, способ показать гнилую душонку довольно тривиальный, но я хожу налегке и всегда импровизирую с помощью подвернувшихся под руку предметов. Конечно, у меня был с собой небольшой рюкзак, где я хранил перчатки и один медицинский халат, которые всегда уничтожал после завершения работы. К сожалению, из-за песни кляп так и не понадобился. Ну… бывает. Зачастую я растягивал удовольствие и творил почти всю ночь, но на Алису у меня ушло не больше часа, и умерла она почти сразу. Так что, дабы не позорить её перед коронерами и не портить концепцию, достал нижнее бельё из её рта. Когда я долюбовался новым творением под названием «Pain», обмакнул в ещё не засохшую кровь средний и указательный палец, после чего оставил на стене свою подпись: какой хороший художник не укажет авторство? На прощание для симметричности выбил ей с помощью куная вторую коленную чашечку — с изувеченной одной картина казалась незавершенной. Убедившись, что не оставил никаких следов, я вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Музыка всё так же продолжала играть на полную громкость. Я не стал сразу уходить из дома, а зашёл на кухню и сжёг запачканный медицинский халат, что всё это время был на мне, следом перчатки. Сгорели они довольно быстро, а я остался в практически чистой одежде. Кунай же просто закинул в смесь хлорки и отбеливателя, найденные в ванной комнате под раковиной. Запах стоял невыносимый: если надышаться парами этой дряни, то голова начнёт кружиться почти сразу, а лёгкие загорятся. Но я не дурак, поэтому, ликвидировав все улики, пошёл к выходу, к сожалению, парадному… За дверью меня встретили два полицейских при исполнении — белый и азиат, — которые явно не ожидали увидеть меня, а я — их. — Добрый ночи, я лейтенант Эббот, это мой напарник, сержант Кимбел Чо, — представился один из них. — Доброй ночи, — на автомате ответил я, прикидывая варианты отступления. — Нам поступила жалоба от Ваших соседей в связи с громкой музыкой. Как мы слышим, жалоба обоснована, — сказав это, Эббот посмотрел на окна комнаты, в которой я оставил включенной музыку. — Ах да, простите, это всё моя девушка. Я сейчас пойду к ней и попрошу выключить её, — постарался выдавить из себя самую милую улыбку, на которую только был способен. — Не могли бы Вы после этого позвать её к нам? Чего, блять? — Ха-ха, — неловко посмеялся я. — А для чего она Вам? — Для того, чтобы выписать ей штраф. Ебать, ты само благородство, белый, сука, рыцарь. — Так выпишите его на моё имя, — начал выкручиваться, ведь владелица уже час как была мертва. — Нет, нам нужна именно она. — Не знаю, что на него нашло, но из-за такой бытовухи, как громкая музыка, коп вёл себя слишком напористо. — Ладно, мы скоро к Вам с ней выйдем, — я хотел воспользоваться ситуацией и сбежать через заднюю дверь, пока они меня ждут у парадной. — Не стоит. Хоть она у Вас и как минимум слабослышащая, — сказал он, намекая на музыку, — но точно не глухая. Просто позовите её. — Конечно, господин полицейский. Сука! Открыв входную дверь, несколько раз для вида позвал Алису. Конечно, ответа не последовало. — Странно, наверное, она в душе. Давайте я всё-таки схожу к ней, — с этими словами шагнул обратно в дом, не дав им ответить, но эти козлы оказались хитрее. Не знаю, что их заставило отнестись ко мне с таким подозрением, но два «господина» зашли в дом вместе со мной. Сказать, что я был в шоке — ничего не сказать. — Откуда запах гари? — принюхиваясь, поинтересовался второй полицейский, Кимбел, до этого не произнёсший ни слова. — Алиса неудачно пыталась приготовить курицу в духовке, — глупая ложь, но из-за волнения в голову не лезло ничего более толкового. — Присаживайтесь пока на диван, пойду проверю, что она там делает, и сразу спущусь к Вам. — Хорошо, — хоть лейтенант Эббот это и сказал, но смотрел он на меня так словно соверши я хоть одну ошибку — и меня ждёт пуля в лоб. Пока я поднимался по лестнице, театр одного актера продолжался. Помогло ли он в этот раз? Глупый вопрос. Я даже не успел подняться по лестнице, когда на меня навёл оружие Кимбел: — Стойте на месте и занесите руки за голову. Вы задержаны по подозрению в убийстве… Ёб твою мать… Я посмотрел на азиата и медленно сложил руки за головой. Как оказалось, сдал меня чёртов кунай, замоченный в химии, ведь из головы совсем вылетело, что кухня общая с гостиной, и не заметить дурно пахнущую херню с кровью очень тяжело. В итоге я не выдержал и засмеялся от нелепости всей этой ситуации. Меня, человека, что несколько лет скрывался от полиции, любимца публики, человека, что поднялся из грязи в князи лишь на желании резать людей и иметь на это законное основание, подставила музыка. Это было настолько смешно, что, даже когда на меня надевали наручники и обнаружили тело девушки, я не прекращал смеяться. Глупо всё это. Впрочем, я не сожалел. Последнее моё творение было одним из самых лучших. Следствие прошло быстро: все улики против меня лежали на поверхности, а я не стал строить из себя агнца божьего и признал вину по каждому из привязанных ко мне дел. Даже от адвоката отказался. Суд надо мной тоже не стали растягивать. Присяжные не смотрели на мои былые заслуги в медицине или все спасённые мною жизни — их волновали только мои убийства. Но на один месяц, мой последний месяц я стал главной звездой телевиденья и интернета. Каждую мою фразу разбирали на цитаты. В итоге, тринадцатого мая две тысячи двадцатого года суд присяжных вынес свой вердикт. Приговор зачитала чернокожая женщина: — Жюри присяжных признало Доктора Джонатана Майлза виновным по всем пунктам. Вердикт я принял с гордо поднятой головой. Не стал распинаться о том, что сожалею, что мне стыдно, что раскаиваюсь перед семьями всех пострадавших. В момент, когда смертный приговор приводили в исполнение, меня успокаивало то, что каким-то невероятным образом вокруг меня образовался культ личности. Потешив собственное самолюбие, я уходил во тьму с не то хищной, не то безумной улыбкой на лице. Ну, по крайней мере, я думал, что ухожу во тьму…