История одной твари: Томление Духа

      Когда я попытался встать с дивана в гостиной, в глазах потемнело и захотелось провалиться в небытие, а в голове промелькнула единственная мысль: «Азъ есмь похмелье».       За выполнения квеста, связанного с Памелой, я не получил иммунитета к алкоголю, вследствие чего был вынужден бороться с похмельным головокружением и тошнотой своими силами. Или же… Ну, что я за зельевар и попаданец, если у меня в инвентаре нет средства от похмелья? Правильно — ужасный, — поэтому я призвал из инвентаря маленький флакончик с зельем, которое по вкусу и цвету напоминало болотную тину, но, попав в желудок, практически мгновенно облегчило мои страдания и зародило жизнь в ослабшем теле. Это позволило мне собраться с силами и сделать рывок в сторону ванной.       Спал я в одежде, от которой несло алкоголем, коноплёй и по ощущениям чьей-то блевотиной, хотя пятен я не обнаружил. Кроме разве что… маленьких капель крови, которые не сразу заметил, ведь привык к тому, что, если и измазываюсь в ней, то по уши.       В гостиничной ванной у зеркала я начал осмотр тела. Никаких следов на лице не появилось, как новых синяков и порезов за время беспамятства, зато на шее красовалось пару засосов, вряд ли оставленных моей спутницей. Рубашка, в которой я вчера вышел на ночную прогулку, выглядела мятой, словно кто-то пытался меня схватить за грудки. Сложив два и два, я посмотрел на костяшки своих рук и, разумеется, они были разбиты.       — Нарвался всё-таки.       В голове появились обрывки чьих-то криков.       — Эй, пижон, куда ты повел мою чику?! — меня схватили из-за спины.       — Не твоё собачье дело, porra, — вырвалось у меня ругательство, перенятое от недовольных водителей ещё по пути в отель.       Подобного отношения к себе мужчина на голову выше ростом, нежели я, стерпеть не смог, схватил меня за ворот рубашки… А дальше всё заволокло туманом. Надо было бы спросить у Памелы, что случилось потом и как мы вообще оказались в номере. Честно говоря, после всего того алкоголя, который я вчера выпил, я бы абсолютно не удивился, если бы очнулся в какой-нибудь подворотне или сточной канаве. Потому либо Айсли настолько добра, что не бросила моё пьяное тело и помогла добраться до номера, либо мой внутренний автопилот работал лучше, чем ожидалось мною изначально.       Приняв освежающий душ и сменив одежду за счет системного гардероба, я вышел из ванной и, воспользовавшись телефоном, заказал завтрак, хотя сознание и солнце за окном подсказывали, что стоило бы уже обед. Но, побоявшись того, что желудок не осилит ничего тяжелее пары бутербродов с фруктовым салатом и кружечки кофе, я не стал рисковать. Хотя хотелось скорее кровавого стейка прожарки medium rare.       Завтракал я в столовой в полной тишине, не решившись проверить свою спутницу в спальне, особенно из-за засосов на моей шее. Ведь, даже если мне казалось, что это не она, дать стопроцентную гарантию я не мог. Всё-таки мы с ней уже давно жили вместе и оба не сбрасывали сексуальное напряжение, если не считать её игр с вибратором, о которых я узнал абсолютно случайно, или моих «творческих процессов». Мы два взрослых человека, которые позволили себе вчера алкоголя чуть больше положенного, я уж точно. Поэтому всякое могло случиться…       — Даже не знаю, это благородство в тебе взыграло или нежелание лететь на Амазонку? — лилейно поинтересовалась Памела спустя несколько часов после моего завтрака, облокотившись на спинку моего дивана.       — Благородство мне не чуждо, — лукаво улыбнулся я и посмотрел на неё.       В отличие от меня, Айсли вышла из своей спальни в откровенной пижаме. Разумеется, сейчас она была не в образе Розы, поэтому её естественный зелёный цвет кожи приятно радовал мой глаз.       — Да? — сарказм так и сочился из неё. — Наверное, тот парень, от которого ты не оставил практически и мокрого места, считает так же.       — Ну, что тут сказать? — риторический вопрос. — Благородство тоже имеет свои пределы.       — Ага, — согласилась рыжая. Перепрыгнув через спинку, она приземлилась на диван и откинула голову назад. — Особенно, когда у хищника пытаются отобрать свежее мясо.       В её тоне не чувствовалось осуждения или издевки, обычная констатация факта, которая для меня отозвалась лёгким уколом совести.       — Вот скажи мне, Джонатан, что такое настоящее доверие?       — Когда два каннибала сосут друг другу, — попытался уйти я от разговора глупой шуткой, которую когда-то увидел в интернете.       — Не спорю, в этом есть что-то доверительное, — даже не улыбнувшись моей попытке пошутить, продолжила она. — Но есть всё-таки более простые проявления доверия между людьми.       — Например? — растущее напряжение вокруг меня можно было буквально увидеть.       — Например? — она потянулась к чаше с фруктами, стоящей на кофейном столике, и взяла оттуда горсть винограда, поднеся её к глазам и внимательно осмотрев. — Например, не врать своим спутницам, что идёшь в туалет с целью облегчится, а по итогу выходить оттуда со шлюхами.       — Что?!       Что?!       — Я всё понимаю, Джонатан, всё-таки мы живём вместе уже несколько месяцев, и меня нельзя назвать лучшей соседкой для того, чтобы приводить в свой дом девушек. Но можно было хотя бы не так явно демонстрировать свою половую жизнь, — она красноречива посмотрела на мои засосы. — А потом пытаться бросить меня в баре одну, — на секунду мне показалось, что в её тоне проскользнула ревность. Подобный тон в последний раз от неё я слышал, когда мы обсуждали исчезновение Вельвет.       — Всё было настолько плохо? — от неловкости у меня зачесался затылок.       — Ну, если не считать пару выбитых зубов, сломанных носов, вывернутых в неестественных направлениях рук, а также треснувших рёбер у двух местных воротил, то можно сказать, что ты отделался малой кровью.       Подобного исхода нашей с ней прогулки я не ожидал.       — Правда, в конце ты проявил всё своё «благородство», — это слово она выделила особенно едко. — И начал их прикладывать деревянным стулом, крича что-то вроде: «Никак вы, блядь, не научитесь!». Поэтому в том, что они в принципе смогут ходить куда-то, кроме, как под себя, я не уверена.       — Мне искренне жаль, что ты стала свидетельницей подобного балагана.       Не жаль, скорее стыдно.       — Да, ничего, мне даже в какой-то момент понравилось наблюдать за данным действием, особенно, когда ты встал рядом со мной, схватил меня за талию и крикнул во всё горло: «Viva la revolucion!» — выкрикнула она с поднятой рукой вверх. Из-за резкого движения несколько виноградинок из её кисти упали на пол, после чего она посмотрела на меня с какой-то даже милой улыбкой. — Не думала, что моё сравнение тебя с Че Геварой при нашей первой встрече окажется пророческим.       — Надеюсь, это уже дно айсберга под названием «позор Джонатана» или лишь верхушка?       Хотелось зарыться под землю аки крот и больше никогда не появляться на её глазах.       — По сути да. Дальше ты схватил меня за руку, и мы пошли обратно в отель. Я даже удивилась твоей прыти и тому, с какой хищной грацией ты тянул меня обратно в номер. Тебя даже не остановили мои просьбы успокоится и дать мне закончить кое-какие дела в городе.       — Прости, — уже буквально простонал я, скрывая лицо руками.       Мне было не столько стыдно перед Памелой за своё поведение, сколько перед самим собой, ведь я всегда контролировал себя, когда выпивал в компании других знакомых студентов или врачей. Возможно, тело Кокса было таким слабым, что печень не выдержала подобных зверств, а мозг просто отключился от отсутствия нормального притока кислорода. Или постоянное присутствие Ядовитого Плюща с её пассивно разбрызгиваемыми феромонами наконец-то ударило в голову.       — Бывает, — закинула она пару виноградинок в рот, — главное, что я успела связаться с местным отделением Greenshot.       — Ты хотела сказать Greenpeace?       — Greenpeace — это для маленьких девочек, которые пытаются сделать вид, что им не наплевать на землю, спонсируя переработку мусора в мелких городишках или спасение одного тигрёнка за счёт пары сотен тысяч долларов.       — А Greenshot — те, кто за эти сотни тысяч долларов купят пули и всадят в головы первопричинам «болезни», убивающей землю? — наконец понял я.       — Ты чертовски прав, Джонатан, — в это секунду мне показалось, что я увидел истинное лицо Памелы. Ведь почти такое же лицо всегда смотрело на меня из зеркала перед тем, как я выходил за новым холстом.       Дальше Памела описала план наших действий. Ночью к нам прибудет водитель, встретят нас, разумеется, в отдалении от камер и отеля (об анонимности Айсли позаботилась), и отвезут к частной вертолетной площадке. А оттуда доставят практически до нужного места, где нас будет ждать внедорожник и подробная информация об устройстве базы Лекса Лютера. Поговаривают, что он недавно нанял какого-то известного наёмника главой службы безопасности, ведь прекрасно понимал КТО может заявиться на фабрику по уничтожению леса. Памела тоже понимала, с кем собирается связаться и какими ресурсами он располагает, но в данном случае преимущество было на её стороне.       По крайней мере, я надеялся на это.       Решив, что отсиживаться в номере не солидно, особенно при условии, что у нас вчера совсем не было времени нормально рассмотреть город, мы договорились, что через час отправимся на нормальную прогулку и посетим как можно больше мест… где не будет алкоголя.       — Выглядишь прекрасно, — попытался сделать комплимент её новому образу, когда Памела вышла из ванной, обёрнутая в полотенце. Самое тяжелое в её случае — это придать естественный цвет коже, особенно, когда покрывать нужно всё тело. Но Памела справлялась с этим на двенадцать из десяти.       Раньше она старалась скрываться от моих глаз в такие моменты. Сомневаюсь, что дело тут в стеснении или стыде: всё-таки в некоторых вселенных она вообще не носила одежду и, словно Ева, прикрывалась лепестками, а в этой реальности имела такую же славу «роковой обольстительницы», чей поцелуй мог свести с ума. Возможно, после того случая, когда, вернувшись домой из Централ-Сити, я увидел её абсолютно голой, она решила, что больше нечего скрывать. Или дело было в этом самом пресловутом «доверии», о котором мы недавно разговаривали.       — Памела, можешь, пожалуйста, сесть рядом, — похлопал я возле свободного места на диване, а сам отсел подальше.       — Это не может подождать, Джонатан? — спросила она, распрямляя волосы, перекрашенные в другой цвет.       — Боюсь, если я снова отложу этот разговор, он может и вовсе не случиться, — я всё ближе подходил к обрыву, с которого меня либо столкнут, либо схватят за шкирку и помогут не свалиться во тьму.       Ни один человек не может долго быть двуликим: иметь одно лицо для себя, а другое — для толпы; в конце концов он сам перестанет понимать, какое из них подлинное.       — Ла-а-а-дно, — протянула она нехотя, но всё-таки села радом.       — Помнишь ты недавно спрашивала у меня про доверие? — начал я немного издалека.       — Решил выдать новый перфоманс?              — Нет, — отрицательно покачал головой я, — просто, возможно, пришло время в кое-чем признаться, — от нервов я встал и подошел к панорамному окну, чтобы посмотреть на город, который мог стать моим последним пристанищем в этом мире.       Я уже проработал план побега на случай, так скажем, непринятия Памелой правды обо мне, к которому прибегать очень сильно не хотелось. Но я был уверен в том, что смогу добраться до аэропорта на своих двоих, а оттуда уже в Готэм. В худшем случае придётся организовать её арест, который она мне никогда не простит, но у меня будет время, чтобы подготовится к нашей битве или повлиять на неё в Аркхэме при помощи Харлин Квинзель, которая совсем скоро будет работать со мной над делом Джокера.       — Помнишь, когда мы только познакомились, я, так скажем, избавлялся от тела своей бывшей?       Пути назад больше не было.       — Ты про тот чан с кислотой? Да, помню, — стала она серьёзней и внимательно посмотрела на меня.       — В тот день я убил не только её. Ещё парней, которые преследовали тебя, — перед глазами всплыли их никчёмные хари. — София Найт, Роберт Эндрю, Харви Глатман, Кэрролл Коул стали моими жертвами в тот день, — с трудом вспомнил их имена я.       — Но не последними?       Статус «гений» получают не за красивые глазки, и, чем больше я с ней жил, тем больше в этом убеждался.       — Ты, как всегда, зришь в корень, Памела.       Кажется не самое время для шуток, но мне нужно было как-то снять напряжение, скопившееся внутри.       — Сколько?       Резонный вопрос. Я задумался.       — А сколько мы уже знакомы? — пытался посчитать я, ведь из-за данжей моё восприятие времени и количества жертв слегка притупилось.       — Почти полгода? — неуверенно ответила она.       — Да, около того.       Как же быстро летит время: кажется, ещё недавно было лето, и я только появился в этом мире, а вот уже декабрь и совсем скоро Рождество.       — Сорок три человека.       …Тридцать из которых мне понадобились, чтобы не сойти с ума за время нахождения в этом мире. Если считать тех, что я убил в данжах, то счет шел уже на сотни, но, к сожалению, они в копилку таймера не шли.       Памела от подобной цифры даже присвистнула, но осуждения или отвращения по отношению ко мне не проявила:       — То-то мне сразу показался странным. Твой взгляд и все эти ночные вылазки, после которых ты приходил довольный, словно кот, нанюхавшийся мяты. Я-то, грешным делом подумала, что ты, как и все дети богачей, наркоман, которому просто стыдно в этом признаться, а тут вот как получилось. Ну, и зачем тебе столько трупов, Джонатан?       — Что бы жить, — постарался особенно выделить я это слово, но, видя растерянность на её лице продолжил. — В прошлый раз, когда я был вынужден сдерживаться и никого не убивать, это закончилось тем, что я растерзал свою девушку прямо в нашей постели. Я разорвал её грудную клетку, прокусил сонную артерию. Я упивался вкусом её крови на своём языке, пока не пришел в себя.       — Чтобы «жить», Джонатан, человеку нужны: кислород, вода, углеводы, белки, жиры, витамины и минералы, а не трупы, — она подошла ко мне, скрестив под грудью руки. — Что ты ещё скрываешь?       Тон её был серьёзный — видно, что она хотела расставить все точки над I здесь и сейчас.       — Гомицидомания — это болезнь, потребность, которую практически невозможно преодолеть. Это то, что скребётся у тебя в подкорке и взывает к твоим потаённым желанием. Мания, которую невозможно ничем заглушить. Будь то алкоголь, наркотики или секс. Ты можешь бежать от этого чувства, пытаться скрыться от голосов в голове, но, ответь мне, Памела, способен ли человек убежать от самого себя? — посмотрел наконец-то ей в глаза. — Как, по-твоему, можно изменить свою сущность? Антидепрессантами, убивающими твоё я? Нейролептиками? Или антипсихотиками? Что, по-твоему, можно сделать с человеком, который полностью осознает себя в моменты, когда вскрывает другому горло. — Я перевел взгляд на свои ладони, которые ещё чувствовали тепло чужой крови. — Как можно побороть это чувство всевластия и избранности, когда в твоих руках находится чужая жизнь? Как можно запретить художнику творить? — в своей речи я уже поник, а Айсли смотрела на меня изумлённым взглядом.       — Творить? — Переспросила она, но в следующее мгновение всё уже и сама поняла. — Так это ты «Хирург». — Сначала мне показалось, что от шока она захотела прикрыть рот рукой, но на самом деле она просто потянулась к подбородку в мыслительном жесте. — Я слышала из новостей, что в городе появился новый убийца. Я даже сопоставила дни убийства с твоими внезапными исчезновениями. Но я думала, что ты работаешь над этим делом и поэтому не лезла, всё-таки подозрения были лишь косвенные, если не считать тот случай с котлом. Но где растворение своей бывшей в щелочи и открытое противостояние с Бэтменом?              — Так ты в курсе и о моей небольшой грызне с мышонком? — На удивление она была спокойна, поэтому мною было принято решение поддержать диалог.       — Разумеется, подобные новости в криминальном мире расходятся довольно-таки быстро, особенно, когда дело касается Бэтса. Но как?       — Как что?       — Как ты понял, что Брюс Уэйн — это Бэтмен?       — Так ты догадалась?       Я был приятно удивлен, что она это поняла. Лично мне казалось, что во всех вселенных, когда дело касается тайны личности Бэтмена, любые гении почему-то тупеют и не могут прийти к логичным заключениям.       — Это до безобразия тривиальная задача. Нужно было просто сопоставить появление новых приёмных детей у Брюса Уэйна с моментом появления новых Робинов у Бэтмена, а также их возраст. Сопоставить конституцию тела Тёмного Рыцаря и Брюса Уэйна. Встретиться пару раз с ним, чтобы лично убедиться в своих выводах. Ну, и в конце. Даже самый необразованный человек может понять, как дорого обходится оборудование Бэтмена и технологии, до которых некоторым компаниям, кроме Уэйн-тэк, ещё развиваться в лучшем случае лет двадцать. Плюс, если проверить фонды, спонсирующие восстановление города, после учинённых погромов, которые в большинстве случаев происходят с подачи этого самого Бэтмена, а не злодеев окружающих его, то можно проследить нечто занимательное. Больше девяноста процентов средств поступают из копилки Уэйнов.       — Действительно, нетривиальная задача.       — А ты откуда узнала, если не секрет?       — Ну, я когда-то пришла к тем же выводам, что ты сейчас озвучил, но была ещё одна кошечка, которая не смогла удержать язык за зубами и не похвастаться, что считай за раз уложила в постель двух легенд города.       — Ха, тайна личности не такая уж и тайна, оказывается?       — Что правда, то правда. Из того, что мне известно, многие и так догадываются, кто скрывается под маской летучей мыши, но просто помалкивают об этом. Единственный, кто живет в благом неведении — это Джокер. Он словно пёс, бегущий за машиной, который не знает, что будет, когда догонит её. Поэтому частенько снижает скорость или вовсе не замечает, что вгрызся в бампер.       — Созависимость в ярчайшем её проявлении…       Она наконец-то подошла ближе. Если бы у нас с ней имелось чувство стыда, мы бы наверняка что-то почувствовали от того, что Памела до сих пор стояла в полотенце. Впрочем, нам обоим было как-то не до этого.       Когда она оказалась по правую руку от меня, мне почему-то вспомнился мой недавний сон в самолете, а она, не заметив моей задумчивости, продолжила:       — И на что ты рассчитывал, рассказывая мне это всё?       — Я ни на что не рассчитывал, честно говоря, просто хотелось сорвать этот пластырь из вранья и недоверия, что терзал меня долгое время. Я устал от притворства. Устал делать вид, что нормальный. По крайней мере, перед тобой.       — Понимаю, — она положила руку на моё плечо, из-за чего я даже немного вздрогнул, а в мыслях застыла картина из снов. — Я сама часто пыталась казаться кем-то другим, особенно в глазах своих родителей. Я знаю каково это — делать вид, что люди хоть чего-то стоят, а не являются лишь грязью под твоими ногами.       — Или холстами для рисования.       Всё-таки в душе я был художником.       — Или холстами, — повторила она мои слова и посмотрела вдаль — на город, ждущий наших свершений.