Мальчик с круассанами

      Нестройные ряды свежеиспечённых миндальных круассанов и малиновых маффинов в бумажной обёртке расположились на главной витрине. В плетёных корзинах рядом высились поджарые багеты, покрытые лёгким налётом муки; они законно господствовали в этом маленьком царстве и прекрасно это понимали, недовольно похрустывая каждый раз, когда булочник задевал их место обитания, выкладывая кислый ржаной хлеб по соседству. По другую сторону от главной витрины располагались традиционные английские сконы. Эти небольшие булочки не имели горделивости багетов и всегда приветственно шуршали каждому новому посетителю. Роджер выкладывал пирог с яблоками и грецкими орехами на бумажные салфетки цвета дерева и одновременно пытался отбивать ногой ритм для своей новой песни:       Оооо, я так влюблён в свои круассаны,       Ароматные, как баклажаны;       Когда я сжимаю тесто в руке,       Всё кружИтся в моей голове!       — Нет, гадость какая-то, Фредди это точно не согласится петь. Хотя…       Роджер вспомнил высокий деревянный шкаф годов 50-х «за кулисами» бара, в котором они периодически выступали. Точнее, пытались выступать. Этот шкаф был единственной стоящей вещью в том Богом забытом месте, и Тейлор не понимал, как владелец умудрился его заполучить.       — Так вот, — продолжал свою мысль Роджер, — если забраться в этот шкаф прямо перед выступлением, то можно попытаться шантажировать Фредди и уговорить его спеть песню на нашем следующем недоконцерте… нет, из этой затеи ничего не выйдет. Фредди скорее сожжет меня на зороастрийском костре и развеет пепел по всему клубу, чем произнесет хоть слово из того, что я сочиняю. Хотя, идею со шкафом можно оставить на то сомнительное будущее, когда получится написать что-нибудь получше.       Роджер покосился в сторону часов. Да, всё как он и думал, уже 7:15, и булочная должна была открыться пятнадцать минут назад. Не то, чтобы под дверью стояла толпа… если быть точнее, там вообще никто не стоял, но правила есть правила, а работы в Лондоне не так уж и много. Круассаны у Роджера выходили отменные, данный факт признавал даже владелец этого маленького заведения на углу улицы Святого Смита. Уж точно лучше, чем песни.       Поэт из Роджера был уж совсем никудышный, это признавали все, и обычно он не брался писать песни. Зато парень очень любил играть на барабанах, и вот это у него получалось хорошо. Так хорошо, что каждый день после работы он репетировал до глубокой ночи перед толпой почитателей, состоящей из котов Фредди, которых он иногда по вечерам оставлял на попечение Тейлора, уходя с очередным ухажёром и обещая барабанщику длительные и мучительные пытки, если с его любимцами что-то произойдет.       Роджер был особенно уставшим, потому что сегодня понедельник. По воскресеньям они с Фредди отправлялись переживать очередной позор в тот самый злополучный бар и возвращались под самое утро. Там, к слову, тоже почитателей не виднелось. На площадке для танцев, по обыкновению, вяло дрыгались пять-шесть человек разного пола, которые с ума сходили по Фредди и были готовы на всё ради него. Некоторые из них пытались склеить и Роджера, но он чаще всего отказывал. Сказывались подростковые травмы, усталость после напряжённой рабочей недели и непринятие того факта, что все они здесь ради Фредди, и он, Роджер, был бы для них лишь временной сексуальной игрушкой со смазливым личиком шестнадцатилетнего мальчишки.       Кто-то несколько раз безрезультатно дёрнул входную дверь, и Тейлор вдруг осознал, что все пироги давно переложены на витрину, а он уже четверть часа стоит, вспоминая их вчерашний концерт.        — Невероятно, — подумал он, — кто-то действительно притащился сюда в такую рань.       Обычно первые посетители приходили после восьми, а в понедельник раньше девяти можно было точно никого не ждать. Вот и сегодня Роджер законно надеялся успеть выпить не меньше четырёх кружек кофе, прежде чем придётся столкнуться с первым клиентом. Но тому явно не было известно о планах пекаря, и он настойчиво постучал в стеклянную дверь, напоминая о своём существовании.       В том, что стучал не Фредди, парень был уверен. Он видел через приоткрытую дверь его свисающую с кровати голую пятку, когда проходил мимо комнаты. Пятка выглядела достаточно сонной для того, чтобы оставаться в постели, по меньшей мере, до полудня. Роджер вспомнил, что в голом виде свисала не только пятка, и быстро заморгал, пытаясь рассеять воспоминания о чересчур жизнелюбивом друге.       Тейлор отложил блюдо из-под пирога в сторону и нехотя побрёл в направлении выхода переворачивать табличку с «Закрыто» на «Открыто» и открывать дверь назойливому утреннему гостю.       — Доброе утро, прошу прощения за задержку, вся выпечка на витрине, можете выбирать. Из напитков: кофе, чай, вода, апельсиновый сок… — монотонно бубнил Роджер, краем глаза подмечая, что посетитель на пару голов выше, чем он сам.       — Эмм, благодарю Вас, — ответил мужской голос слегка растерянно. — Могу поклясться, что из вашей кондитерской просто бесподобно пахнет круассанами, так что я бы попросил пару штук и кофе, чёрный. Без молока и сахара, — зачем-то уточнил он. Можно подумать, Роджер не знал, что такое чёрный кофе.       — Булочная, не кондитерская, — буркнул в ответ Тейлор, смутив этим посетителя, и быстро переместился за барную стойку около витрины, украдкой бросив на мужчину взгляд.       — Настоящий британский джентельмен, — фыркнул булочник про себя, слегка удивлённый тем, как странно тот разговаривал. Помимо этого, мужчина ещё и выглядел крайне необычно: высокий и прямой, как Эйфелева башня, с бесконечно огромной копной кучерявых волос настоящего африканца, но кожа при этом у него была такая бледная, словно в побелке извозили.        — Да ты прям поэт, — зло сыронизировало подсознание Роджера.        — Заткнись, — ответил ему парень и сосредоточился на перемалывании новой партии кофейных зёрен, периодически бросая осторожные заинтересованные взгляды на посетителя и надеясь, что он этого не видит. Тот, впрочем, казалось, действительно его не замечал, с любопытством рассматривая небольшое помещение.       Тейлор аккуратно пересыпал кофе в холдер, профессиональным движением придавил темпером и слегка прокрутил. Отметил про себя, что ноги стали немного ватными, а внизу живота появилась щекочущая лёгкость. Парень старался не думать, что именно это означало, хотя ему это и так прекрасно известно.       — Ваш заказ: кофе и два миндальных круассана, возьмёте что-то ещё?       — Нет, благодарю Вас.       — Такой странный, ну почему же он говорит так, будто на дворе 18-й век, а не 20-й? И это его постоянное «благодарю вас».       Роджер по очереди подхватил железными щипцами два самых больших хрустящих круассана с витрины и переложил их на небольшую белую тарелку, которую поставил рядом с кружкой дымящегося кофе. Немного подумал и с шаловливой кошачьей улыбкой, какая всегда появлялась у подопечных Фредди за секунду до атаки беззащитного барабанщика, подкинул кучерявому посетителю пакетик с солью — чтобы в следующий раз не умничал. Ну и ещё он надеялся, что тот по инерции высыплет её в свой кофе и решит надрать Роджу зад, а потом… в общем, до «потом» он пока не дошёл. Может и не стоило, на самом деле.       — С вас 5 шиллингов.       — Ну же, Родж, соберись, тебе нельзя влюбляться.       — Ну как же нельзя, если так хочется? — подала голос какая-то странная детская часть Тейлора, которую ему обычно удавалось игнорировать с переменным успехом. — Просто посмотри на эти кудряшки. Они такие мягкие, так бы и потрогать. И глаза! Глаза у него, кажется, карие-карие, как фундук! Нет, как аксинит!       — Да где ты вообще таких слов понабрался? — с удивлением возмутилась взрослая часть. — И вообще, кто же влюбляется в случайного посетителя? — продолжала она.       — Ты, идиот. Вот кто.       — Так, стоп, — встрепенулся Роджер, до этого лишь в сонном бессилии наблюдавший за спором двух противоборствующих частей своего сознания. Кстати говоря, эти самые части были настолько разными, что он совершенно не понимал, как они вообще уживались в его голове и до сих пор не поубивали друг друга.       Парень воровато покосился в сторону посетителя, молясь и одновременно чертыхаясь про себя и надеясь, что не начал спросонья разговаривать вслух. Гость, впрочем, выглядел совершенно невозмутимо и сосредоточенно копался в карманах в поисках монет.       — Надо больше спать, — сказал себе Роджер, отдал наконец-то объекту совершенно незапланированных утренних страданий заказ, принял от него 5 шиллингов, дождался, пока он отойдет на безопасное в семь шагов расстояние и, подавив рвущийся наружу вздох, тихо сполз под барную стойку. И там, он знал это точно, с безопасного расстояния в семь шагов его совершенно не было заметно.       Если бы кто-то, тем не менее, увидел Роджера со стороны, и к тому же мог узнать, о чём он думает, то этому «кому-то» стало бы очень жалко мальчишку; ему бы однозначно захотелось обнять глупого парня, прижать к себе и долго шептать успокаивающие глупости на ухо.       Юный пекарь сидел на полу, подобрав под себя ноги и спрятав в руки лицо. Роджеру Тейлору не было и двадцати, и, как большинству людей, которым нет и двадцати, ему очень хотелось любить и быть любимым. Казалось бы, с такой внешностью у него не должно быть отбоя от поклонников. Может, поклонники и были, но у Роджера никогда не возникало чувства, чтобы его кто-то по-настоящему любил. Не как сына — нежно, по-отечески, не как брата — с вечным желанием либо убить, либо защитить от всего мира, не как друга — весело и беззаботно, не как симпатичного музыканта на сцене — слепо и беспричинно, а как любовника, как партнёра — жгуче, трепетно, глубоко. Нет, Роджера так никто не любил, а его собственная последняя влюбленность и вовсе закончилась трагично — грубым сексом и угрозами. Кажется, милая его внешность привлекала лишь людей с извращённой фантазией, не способных на сильные чувства и склонных к причинению боли и страданий. Наверное, лишь один раз кто-то отнёсся к нему с заботой и пониманием, но этот человек воспринимал его как брата, и обоим им казалось, что они совершают что-то до жути неправильное. Зато их нежная братская любовь переросла во что-то по-настоящему сильное, что-то, что обычные люди называют вечной дружбой. Да и потом, Тейлор не хотел состариться в окружении такого количества котов, как бы сильно он не ценил их хозяина.       Наконец Роджер вынырнул из-под прилавка и осмотрел зал. Тот был пуст, что не казалось таким уж удивительным, потому что парень не был до конца уверен, сколько он просидел внизу, и не уснул ли он вообще в какой-то момент, а если уж уснул, то как надолго? На душе как будто скребли кошки. — Наверное, опять проделки Фредди, — бессознательно подумал он и, лёгким движением подхватив влажную тряпку, пошёл вытирать стол. Соль была не тронута, рядом с кружкой лежала пара монет. В маленьких булочных чаевые оставляют редко, так что было приятно, хотя Роджер бы всё-таки предпочёл, чтобы ему надрали зад за баловство и предоставили повод для знакомства.       И всё-таки, несмотря на кошек Фредди и лёгкий налёт грусти, парень почему-то был уверен, что так легко очаровавший его посетитель ещё обязательно вернётся.       Остаток дня прошёл в относительном спокойствии. Роджер сладко улыбался постоянным клиентам, раскладывал малиновые маффины по подносам и сосредоточенно рисовал тройные тюльпаны на капучино.       Вечером он яростно стучал по барабанной установке, стараясь не замечать неистовых взглядов, которыми его щедро одаривал Фредди, явно мучимый головной болью после бессонной ночи. Он совершенно забыл про пакет с круассанами, который по привычке захватил из булочной к ужину, и вспомнил о нём только тогда, когда мимо протрусил большой рыжий кот с горделиво распушённым хвостом и порядочным куском этого самого ужина в зубах. Почему-то Роджер был уверен, что на круассаны своих питомцев натравил желающий отомстить зороастриец. Как бы то ни было, есть ему сегодня, в любом случае, не хотелось.