***
— Мне не забыть и за чертой времен в огне и муке прожитые годы, — легким трепещущим эхом разносился нежный голос юной доньи Гатри. За фортепьяно подле нее сидел Эдоардо, умело перебирая пальцами по клавишам инструмента и лишь иногда сбиваясь, очевидно, взволнованный столь невинной близостью. — И пламень мой сквозь ледяные воды пройдет, презрев суровый их закон. — Как думаешь, его отец одобрит подобный выбор? — заговорщическим тоном прошептала Адель, слегка склонив голову в сторону Эдгара, что стоял рядом с ней около окна, вдали от остальных гостей. — Маркиз де Барден? — выразительно приподняв бровь Левингстоун, как бы выражая сомнение. — Боюсь, старик не примет никакой выбор своего сына. — Что насчет Эленор? — поинтересовалась Адель и попыталась найти предмет обсуждения в пестрой толпе, но потерпела неудачу. — Тем более. — А если конкретно? — Он весьма… суровый человек. Едва ли он хоть в чем-то согласится со своими детьми. Честно говоря, я удивлен, что он отпустил Эленор сюда, ведь всем известно, что она довольно влюбчивая особа. Маркиз, разумеется, надеется, что Эдоардо убережет её от совершения глупых поступков, однако, похоже, что теперь им обоим необходима помощь. Адель печально усмехнулась, позволяя себе погрузиться в симфонию дождевых капель смежной с приятной слуху мелодией. Этот день, в отличии от многих других, проведенных в компании знатных гостей, донья считала достаточно уютным. Не было нудных дискуссий, экстравагантных шуток, страстных споров — гости предпочли разбиться маленькими группами по всей гостиной, тихонько переговариваясь между собой с живым интересом. Как ни странно, Адель сразу поняла причину столь неожиданного спокойствия, которую вполне обоснованно объяснила отсутствием хозяина дома — Диего. Донья не особо задумывалась, почему ее муж не соизволил явиться к обеду. Вероятно, он просто отсыпался в своих покоях после очередного ночного нашествия на карточный стол. — Ты еще долго пробудешь у нас? — Моя компания тебе уже наскучила? — игривая улыбка мелькнула на лице Эдгара. — Напротив, — Адель отрицательно покачала головой. — Я надеялась на то, что ты останешься подольше. — Если мое письмо, отправленное пару дней назад, все же дойдет до одного человека, то, полагаю, мне позволят задержаться в Санто-Доминго еще на какое-то время. В самом деле, не могу же я пропустить бал! — девушка, ранее повеселевшая от слов Эдгара, недовольно фыркнула. — В чем дело, Делли? — усмехнулся Левингстон. — Только не говори мне, что хозяйка дома решила пропустить такой вечер. — Диего сам отлично справится без моего присутствия. — А он об этом знает? Адель хотела было ответить, но сделать этого она не успела, так как её внимание, так же, как и внимание всех находившихся в зале, оказалось направленным на распахнутые двери, в которых возникла фигура Диего. Одетый в темно-синий камзол, он выглядел также внушительно, как и обычно. Вероятно, только друг и жена адмирала заметили его рассеянный взгляд, — не уставший и не пьяный, — но лишенный привычной цепкости. На лице мужчины мелькнула безразличная улыбка, и он прошел в центр комнаты, здороваясь с гостями. Разговоры сразу стали громче, фразы — выразительнее и провокационнее, и Диего мгновенно окружили люди, увлекая за собой в пеструю толпу. Адель разочарованно вздохнула, бросив многозначительный взгляд на друга, и отвернулась к окну. — Эдгар, — приветственно кивнул другу Диего, наконец, подойдя к ним, и нехотя перевел отстранённый взгляд на жену. — Адель. — А мы уж думали, что не увидим тебя сегодня, — улыбнулся Левингстон в ответ, подавая другу бокал вина. — Иногда нужно побыть одному, — многозначительно изрек мужчина. — Одному? — переспросила Адель, обернувшись. — Опять проиграл? — с легким возмущением поинтересовалась донья, и адмирал, не отдавая себе отчета, нашел ее мгновенный запал забавным. Диего одарил жену долгим задумчивым взглядом, отстранёно усмехнулся ее праведному гневу, что пылал на девичьих щеках прелестными румянцем, и не посмел солгать: — Похоже на то, Адель. Повисло неловкое молчание. Девушка внимательно смотрела на мужа, с любопытством замечая все новые, и новые следы бессонницы на его некогда свежем лице. — Адмирал! — со стороны послышался чей-то отклик, и Диего, закономерно, обернулся. — Будьте добры, рассудите нас. Адель была готова поклясться, что услышала облегченный вздох, сорвавшийся с мужских губ. Ожидающие взгляды гостей, нацеленные на дона, заставили его вежливо кивнуть собеседникам и отправиться принять участие в дискуссии. — Диего, — Адель попыталась приостановить мужа, невольно коснувшись его руки — этот жест был столь естественным, — но только не для них, — что показался ему неправильным. — Ты здоров? Ответить он не успел, отдергивая руку от женского прикосновения, как если бы Аделаида была прокаженной. Серые глаза ярко сверкнули, и донье показалось, что и сам Диего поразился собственной несдержанной реакции не меньше нее и невольного наблюдателя в лице Эдгара. Он нервным жестом оттянул плотно прилегающий воротник камзола и тяжело нахмурился. — Прошу прощения, — он повторно слегка склонил голову, избегая взгляда голубых глаз. — Ничего, — запоздалым эхом отозвалась Адель, внимательно вглядываясь в спину поспешно отдаляющегося адмирала.***
Сумрак вечера окутал сад, даря всем столь долгожданную прохладу после дождя. Звезды медленно зажигались одна за другой в темно-синем небе, а где-то вдалеке блестела серебренным диском луна, отбрасывая полосы бликов на гладь воды. Листья густых кустарников и низкорослых деревьев тихо перешептывались на одним им понятном языке. Две фигуры медленно тонули в глубине сада. — Он так странно вел себя сегодня, — задумчиво произнесла Адель, держа в руке сорванную липовую ветвь. — Как думаешь, что это могло быть? — Это тебе лучше спросить у него лично, — пожал плечами Левингстон, внимательно вглядываясь в освещенный голубоватым светом резной силуэт высокого дерева. — Да и в последнее время он действительно стал каким-то… странным. — Тебя это беспокоит? — Не то что бы, — легкомысленно протянула она. — Скорее, просто любопытно. На Диего это не похоже. — Удивлен, что ты вообще обратила на это внимание. — Почему же? — Адель недоуменно взглянула на друга. — Он мой муж. Молодые люди остановились под небольшим навесом, увитым диким плющом, и Адель, подобрав складки платья, села на скамью, а Эдгар прислонился спиной к деревянному проему. — В этом и суть, — ответил он. — Что ты имеешь ввиду? — И опять ты играешь, — в обычно веселом голосе проскользнуло заметное разочарование. — Я понимаю, когда ты делаешь это перед другими, — Эдгар кивнул в сторону дома с мелькающими в подсвеченных окнах силуэтами, — но не передо мной. Я ведь вижу, что что-то не так. Диего не просто нежеланный муж. Было что-то еще… — он пытался посмотреть в голубые глаза подруги, но та быстро отвела взгляд в сторону, словно боясь, что Эдгар сможет прочесть в нем ответ. — Я не знаю, почему ты не можешь рассказать мне об этом, но надеюсь, что виной тому не недоверие ко мне… Услышав это Адель резко повернулась, едва ли не заплакав от несправедливости такого предположения. — Милый Эдгар, ты и представить не можешь, как многое я хотела бы тебе рассказать! — она поспешила опровергнуть столь глупую догадку. — Ну, так расскажи. Адель, я знаю тебя с детства, и сейчас вижу, что на твоих плечах тяжелый груз. Адель внимательно посмотрела в его голубые, чистые, как утреннее небо, глаза, полные искреннего желания помочь. Ей вдруг стало невероятно стыдно: ведь это был Эдгар, — тот самый Эдгар! — с которым они когда-то проводили долгие летние дни, бегая по саду и воображая из себя пиратов и офицеров. Перед ней сидел тот же самый мальчик, которому она когда-то могла поведать любой свой секрет, любую, даже самую страшную тайну. Разве заслужил он её недоверия? Разве не имеет он права знать обо всем, что случилось с ней? И плевать, что Диего строго велел избегать запретной темы с кем бы то ни было. Ну и плевать на него! Эдгар был и остается её другом, и пускай он будет единственной душой в этом немом мире, кто будет знать правду от начала и до самого конца. И она рассказала; рассказала всё в самых подробных деталях, ничего не упуская и не лукавя. Она рассказала ему, как встретила Диего впервые, как они оба были удивлены, когда узнали, что именно им было суждено связать жизни, как она бежала, по счастливому обстоятельству попав на отплывающее в туман судно. Она поведала о плавании, разбое, путешествиях, Тортуге и… Себастьяне. Обо всем, что было, и обо всем, что помнила. А он слушал. Слушал внимательно и молча, и лишь иногда улыбался, когда Адель смеялась, вспоминая забавные моменты, или хмурился, стоило ей заговорить о бедах, встречавшихся ей на пути. Он никак не комментировал её рассказ, однако она замечала в его глазах мимолетные переливы эмоций: восхищение, стоило ей описать участие в сражениях и собранный ею пиратских совет; интерес, когда она говорила про команду, члены которой были столь различны, но так близки меж собой по духу; когда разговор заходил о Себастьяне, лицо Эдгара принимало сожалеющее выражение, а как только в истории упоминалось имя Диего, Левингстон едва ли мог сдержать и боль, и сожаление, и удивление, и, как ни странно, понимание, как если бы он всегда знал, на что способен его друг, но отрицал его натуру и надеялся, что человечность возьмет над ним вверх. — Скажу честно, Делли, — задумчиво произнес Эдгар, спустя несколько минут молчания, когда история стольких лет, наконец, была рассказана. — Я бы удивился куда больше, расскажи ты мне историю, где ты бы покорно вышла замуж за незнакомца. Я, да думаю и все остальные тоже, всегда ожидали от тебя нечто… подобное. Адель улыбнулась, удивленная и растроганная реакцией друга, и улыбка эта выразила всю её признательность человеку, который не осудил ее. Он понимал ее вопреки всему. Ни одной частичкой своей трепещущей души она не пожалела, что поделилась с ним историей, что так долго держала внутри себя под сотнями замков. Взгляд Адель случайно упал в темноту за спиной Эдгара — туда, где лежала мрачная тень от ряда колонн. Она всматривалась во мрак несколько мучительно долгих секунд, а потом почувствовала, как холодок ужаса пробежал по ее спине: в нескольких метрах от них переливался маленький огонек, — крохотный и еле заметный, — как… тлеющая сигара. Адель, как будто по самовнушению, явственно почувствовала запах кубинских сигар, которые курил только один человек в этом доме. Заметив изумленно-испуганные глаза Адель, прикованные к чему-то в темноте, Эдгар медленно обернулся, и теперь уже они вдвоем могли видеть, как широкоплечий силуэт покидает свое теневое укрытие. Слабый свет молодой луны упал на бледное лицо Диего. Он сделал пару шагов вперед, туша сигару, останавливаясь прямо перед молодыми людьми. Его серые глаза лишь мельком взглянули на Адель и после остановились на Эдгаре. Донья пораженно прикрыла глаза, понимая, что Диего все это время стоял здесь, скрывался в тени, не подслушивая, но, невольно, слыша каждое её слово. Разумеется, он собственными глазами видел нарушение главного запрета. Пока Адель вспоминала все существующие виды казни, которые, непременно, применит на ней Диего, когда они останутся вдвоем, оба друга молча смотрели друг другу в глаза, как бы ведя немой диалог. Позднее, случилось то, чего Адель ожидала меньше всего: произошло это столь быстро, и неожиданно, что ей потребовалось несколько бесконечно долгих секунд, чтобы осознать, почему Диего лежал на земле, а Эдгар болезненно отряхивал разбитый кулак. Адель ахнула, прикрыв рот ладонями, и все ее мысли в тот момент были лишь о том, как предотвратить предстоящую драку. — Прости друг, но ты мерзавец, — Эдгар сказал это спокойно, без претензий или обвинений, и, к удивлению доньи, протянул Диего руку. К еще большему потрясению Адель, её муж не только не ответил ударом, не выхватил шпагу и не потянулся за пистолем, а напротив, стерев рукавом кровь с разбитой губы, принял помощь, позволяя Эдгару рывком поднять себя с земли. Отряхнув одежду, он усмехнулся, смотря на друга, словно виноватый мальчишка, а затем перевел взгляд на жену. Было в этом взгляде что-то странное и тяжелое, и едва ли Адель могла поверить самой себе, когда в серых глазах адмирала промелькнуло нечто похожее на сожаление. — Заслужил, — тихо сказал он Эдгару, однако взгляд его так и остался направленным на Адель.***
— Не смотри на меня так осуждающе, Эдгар. Взгляд голубых глаз, нацеленных прямо на него с немым укором, Диего ощущал даже затылком. Прохладный ветер дул прямо в его лицо, развивал смоляные кудри и извещал всех о надвигающем шторме так же, как и почерневшее небо, затянутое пеленой серых облаков. Пронизывающий ветер, залезающий под воротник, холодил шею, и любой другой человек давно бы спрятался от него в тепле у камина или под мягким одеялом, но только не Диего. Он стоял на балконе, подперев отяжелевшее тело двумя руками о мраморные перила и наблюдая за быстро плывущими и растягивающимися по всему небосводу тучами. — Я вовсе не… — Нет, смотришь, — перебил его дон. — И осуждаешь. Эдгар не стал спорить, плотнее запахнул свой камзол и вновь окинул фигуру друга сомнительным взглядом. От одного вида сильного тела адмирала, облаченного в простую льняную рубаху, под шквалом ветра, становилось еще морознее, однако Эдгар остался сидеть позади безумца, что так давно был назван его другом, в неудобном кресле, и, в отличие от Диего, скрытый от ледяных порывов за колоннадой. — В таком случае, обнадежь меня: скажи, что ты хотя бы раскаиваешься. Ответ последовал не сразу, и Эдгару даже показалось, что друг его вовсе не услышал, однако, спустя пару минут, которые Диего провел безмолвно, с кубинской сигарой меж зубов и неотрывным взглядом вдаль, адмирал оторвал руки от перил, боком присел на их край и, все-таки, ответил: — Ты хорошо знаешь меня, Эдгар, — задумчиво начал он. — И знаешь, что ни за что на свете я бы не изменил своих решений, но, честно говоря, не будь я тогда таким глупцом и пойми я сразу, что за женщина передо мной… я бы многое сделал по-другому. Эдгар удивленно вскинул брови — не каждый день услышишь из уст адмирала флотилии, кавалера ордена и губернатора, такое откровение. Не говоря уже о том, чтобы услышать сравнение с глупцом. Видя, что разум друга занят тяжелыми размышлениями, Левингстон решил промолчать и дождаться, пока Диего не заговорит сам. Спустя приблизительно минут пять, адмирал, все же, более явно озвучил свои мысли, бросив беглый взгляд на друга: — Никогда не думал, что буду так сожалеть о чем-либо. — Ни о шраме ли ты жалеешь? — усмехнулся Эдгар, явно желая вывести друга из меланхолии, однако Диего лишь еле заметно улыбнулся, наконец, полностью поворачиваясь к другу. — Знаешь, любая другая девушка в её ситуации расплакалась бы, закричала, смирилась, но никак не выхватила бы кинжал, — Диего вновь усмехнулся, предаваясь далеким воспоминаниям. — В этом вся Адель — в ней дух борца. — Да, в этом вся Адель, — согласился Эдгар. Вновь наступило молчание, заглушаемое громкими порывами ветра и шелестом листвы. Диего выждал некоторое время и продолжил: — Вспоминая собственные поступки сейчас я понимаю, что был одержим местью Аделаиде или же ею самой. Она делала мне больно и не только кинжалом. Она насмехалась, не покорялась, сбегала и боролась, а я… я злился на то, что ничего не мог с этим поделать. Злился на то, что не видел в её глазах восхищения или даже малейшей симпатии, — адмирал болезненно скривился. — С каждой, будь то графиня, маркиза или даже падшая женщина, — да кто угодно, — с каждой перед глазами была она. На утро меня обуревала такая ярость, такое… омерзение от самого себя, стоило мне в постели увидеть не её. Я следовал за ней, как мальчишка, забыв обо всем на свете: строил планы, погони, западню. Я думал, что стоит только мне вернуть её в стены дома, то она сразу станет моей. Привыкнет, смирится, забудет, — Диего сделал паузу, глубоко затянулся — горечь сигары обожгла его куда меньше, чем тяжелое чувство в груди. — Как же я ошибался, Эдгар! Какая глупая ошибка… Вот же она! Она здесь, рядом. А мне кажется, что она была ближе, когда нас разделял целый океан. Она стоит в нескольких дюймах от меня, а я и прикоснуться к ней не могу, и дело вовсе не в нашем с ней уговоре, как бы я не пытался себя в этом убедить. Да что бы я с ней не делал — она никогда не будет моей! Это просто чертов замкнутые круг, — Диего нервным жестом убрал с лица прядь волос, тяжело сглотнул, оборачиваясь к другу. — Неужели я всегда был таким самонадеянным? Неужели всю жизнь я отрицал столь очевидное? Если это действительно так, то сколько же всего я потерял или же и не получил вовсе… — Впервые вижу тебя таким… — удивленно произнес Эдгар, и Диего лишь горько скривился в ответ. — Мне не понятно лишь одно: почему ты говоришь все это мне, а не ей. Скажи это, хотя бы ради себя самого и нее… Так будет честно и правильно. На горизонте сверкнула молния, а где-то позади послышался звон разбитого фарфора, когда очередной порыв ветра распахнул окна. Громкий звук как будто отрезвил адмирала, и тот, слегка расслабив плечи, громко выдохнул: — А зачем ей это признание? — произнес он. — Ради таких женщин, как она, не просыпаются раньше, чтобы нарвать букет цветов, не разучивают месяцами вальс, только чтобы составить хорошую пару на балу, и даже не тратят целые состояния на безделушки в подарок. Встретившись с несколько озадаченным и даже возмущенным взглядом друга, Диего печально усмехнулся, и, задумчиво повернувшись к океану, продолжил: — Ради таких женщин, как Адель, устраивают перевороты, свергая королей, проливают кровь в жестоких войнах и пускают на дно целые флотилии, — Диего замялся и, спустя время, произнес так обречено, как если бы выносил сам себе приговор. — Нет для любого мужчины в жизни ничего хуже того, чем полюбить такую женщину. — Почему же? Диего ничего не ответил, словно бы и вовсе не слышал друга, погруженный в раздумья. Вновь сверкнула молния, и, через пару мгновений, жуткий раскат грома грянул над их головами, как если бы небесный кузнец ударил своим молотом об огромную наковальню. Полил дождь, завыл ветер, помутневшие волны сходили ума, как будто не зная, в какой стороне берег. Непогода быстро превращалась в настоящий шторм. Внезапно, не своим голосом, полным смирения и восхищения перед необузданной стихией, Диего тихо, но четко произнес: — Таилась смерть в глухой волне, Ждала могила в глубине Того, кто здесь, томим тоской, Мечтал найти душе покой И мог бы, одинок и нем, У мрачных вод обресть Эдем.*