Матриархат

К вечеру первого рабочего дня в Зималетто Юлиана впервые села в кресло в новом кабинете, немного выдыхая потому, что хоть чуть-чуть удалось разобрать бардак, возникший в отделе, лишившемся начальника. Но что-то подсказывало Виноградовой, что не с началом ссылки Малиновского на минус второй в отделе возник бардак, а ещё при нём. — Шурочка, — позвала Юлиана, нажав на интерком. — Да, Юлиана Филипповна, — тут же откликнулась та, бросив сортировку вечерней корреспонденции. — Последнее задание на сегодня: в шкафу обнаружены запасы дорогого алкоголя, оставленные, полагаю, предыдущим хозяином. Меня удивляет, что, мигрируя, Роман Дмитриевич забыл столь ценные вещи, но давайте всё же проявим сознательность и вернём всё хозяину, даже если для этого придётся прокатиться на двадцать этажей вниз. А потом можете быть свободны. — А это не Роман Дмитрича, он своё всё забрал, это Андрей Палыча, — протарахтела Кривенцова. — Жданова? Это что у него — тайник? — Юлиана вышла из кабинета и задала этот вопрос уже лично своей помощнице, Амуры в приёмной не было. — Нет, — замахала головой Шура и продолжила, не видя в этом ничего такого. — Катя когда исчезла, Андрей Палыч несколько дней пил. Сильно. А потом подрался. Сильно. Кира Юрьевна после того раза приехала сюда с его чемоданом и на глазах всего этажа отдала ему вещи. Мы так поняли, что это у них всё, точка, окончательная, жирная такая. Жданов с того дня ни капли алкоголя в рот не брал, как будто что-то изменилось в нём, а бутылки, освобождая кабинет для Воропаева, попросил убрать. Ну и не Вика же этим бы занималась. Тем более, Александр Юрьевич её через несколько часов уволил. Я и взялась помочь. Выливать рука не поднялась, вдруг опомнится, скажет, я столько денег буквально в унитаз слила... Я их сюда и перенесла, как только кабинет освободился. Вот они и стояли, а я и забыла совсем, пока вы не напомнили. — Понятно, — кивнула Виноградова и, подкинув зонт, ловко и грациозно поймала его. — Тогда пусть стоят. Вдруг когда-то понадобятся Андрею Павловичу, чтобы залечивать сердечные раны, а мы тут как тут. — Да это вряд ли. — Шура посмотрела на дверь кабинета Воропаевой и перешла на шёпот. — Они с Кирой Юрьевной все эти недели даже не пытаются помириться. Прошла любовь, завяли помидоры. И моделей в этот месяц не было в офисе, Милко же не перешёл пока к примеркам, творит. — Знаете, Шурочка, как говорят: любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь... — Виноградова показала зонтиком на дверь кабинета вице-президента. — Кира уехала? Кривенцова кивнула. — Мне ещё нужно зайти к Катерине Валерьевне, доложить о проведённой за день работе, а вы идите, на сегодня всё. И Юлиана двинулась по направлению к президентскому кабинету, на ходу отвечая на пожелания хорошего вечера своей помощницы. По пути Виноградова разложила по полочкам в своей светлой голове несколько мыслей. Первая — Женсовет, конечно, находка для шпиона. Вторая — при этом они все (или как минимум Шура) ничего не знают о романе Кати и Жданова. Третье — надо попробовать узнать у Киры, что произошло в тот вечер, когда Жданова избили, такого, что на утро она при всём административном этаже передала ему его вещи из её квартиры. Юлиана была уверена, что у Воропаевой за годы их романа собралось столько вещей Андрея, что чемодан мог быть не один, а появление одного в Зималетто — показательное выступление Киры, буквальное объявление для всех сплетников, что у них со Ждановым всё. Что стало финальной точкой, не Катя ли? Этот вопрос Юлиана не могла себе не задавать, потому что в дуэте Воропаевой и Пушкарёвой её многое интересовало, особенно то, как они вообще спелись. Казалось, что Катя попала в цепкие лапы младшей Воропаевой, из которых её нужно спасать. Виноградова впервые увидела Андрея и Катерину вместе ещё после выставки, на которую пригласила работников модного дома. Тогда она попыталась убедить свою женскую интуицию в том, что та ошибается: между шефом и его помощницей нет ничего, кроме рабочих отношений. Но когда Юлиана увидела их целующимися в президентском, на тот момент его, кабинете буквально перед отлётом с Катей в Египет, сомнения, уже давно поставленные под вопрос, пропали. Андрей Жданов и Катя Пушкарёва закрутили роман. По тому, как Катя была сломлена и молчала в Египте, Юлиана поняла, что бомба, заложенная под зданием Зималетто этими отношениями, разорвалась. По тому, что Катя и Кира вместе встретились Виноградовой уже в Москве, она сделала выводы, что взрыв чрезвычайно странно разорвал привычную картину мира и склеил оставшиеся после него кусочки не так, как можно было предположить. Однако Юлиана не была бы Юлианой, если бы, соглашаясь на предложение Катерины занять место Малиновского в фирме, не готовила бы свою бомбу — знакомство нового президента с тем, о чём знает Юлиана. Виноградова жила с принципом не держать долго козыря в рукаве, поэтому хотела начать разговор с Катей об Андрее и Кире ещё на обеде, но на нём с ними оказался Зорькин — смешной мальчик в странном костюме не по размеру. Однако в опустевшей после шести вечера высотке Юлиане уже никто не должен был помешать. Маши, нового секретаря президента, когда Виноградова появилась в приёмной, уже не было. Не было и её сумочки, поэтому Юлиана без стука распахнула дверь президентского кабинета, как уже сделала это однажды, открыв для себя главную тайну, хранящуюся за его стенами. В этот раз за дверью вновь оказалась тайна — огромный роскошный букет, стоящий прямо перед Катей. Виноградовой сразу же захотелось узнать имя дарителя. Точно можно было быть уверенной только в одном — это не от Николая, его костюм сказал о нём слишком многое. Хозяйка кабинета была настолько погружена в работу, что даже не заметила появления гостьи. — Шикарные цветы! — специально громче обычного произнесла Виноградова. Катя тут же подняла от бумаг голову. — Они идут этому новому столу. Но больше всего ему и президентскому кабинету идёшь ты, Катюша. Даже обидно немного, что ты так быстро исчезла из Египта и я не была удостоена чести помочь тебе до конца расцвести. — Что вы, Юлиана, мне пока очень далеко до цветения! Я — максимум бутон. И такой тугой, что ему ещё долго до расправления всех лепестков. — Катя поднялась с места и прошла к красным креслам, на одно из которых опустилась пиарщица. Пушкарёва села на соседнее и, закинув голову на спинку, посмотрела в потолок. — Я чувствую себя некомфортно. В этом кабинете, за этим столом и в этой одежде. — Это потому, что ты слишком долго убеждала себя, что твоё место там. — Юлиана указала зонтиком на каморку, и Катерине пришлось опустить голову, чтобы увидеть это. — Обратно не хочется? В коробчонку? — Нет, — уверенно отрезала Пушкарёва. — Я дала Маше задание завтра разобрать всё там. И потом сделаем в этом помещении архив. Никаких людей, только документы и немного пыли. — А как же ностальгия? Воспоминания о Жданове и тебе за этими дверями? Явно самое интересное происходило именно там — дальше всего от непрошеных зрителей. — Ч-что... — Катя опешила, — что вы имеете в виду? — Ты же заметила тогда, что дверь открылась. Дёрнулась в его объятиях, попыталась разорвать поцелуй. Просто не успела — я уже закрыла дверь и сделала вид, что ничего не видела. — Так это были вы? — Пушкарёва побледнела. — А ты думала? — Я думала, Павел Олегович. Он в день того совета совсем по-другому себя со мной вёл, говорил какими-то загадками... А потом сказал, что всё знает про нас с Андреем... Павловичем. — Думаю, Павел просто достаточно умён. И его отцовское сердце заметило, что сын впервые в жизни влюбился. — Юлиана, прошу вас! Какая любовь? — Катя вскочила и подошла к окну, за которым вечерними огнями светилась Москва, город, не верящий слезам, которые уже подступали. — Обычная, Катюш. Нежданная и негаданная. — Виноградова встала и тоже подошла к окну. Налила в стакан воды из графина и протянула Пушкарёвой, которую от этого простого жеста, от хранящейся в нём заботы накрыло рыданиями. Видимо, навалилось всё: первый полный день на посту президента Зималетто и появление в этом кабинете Андрея, Кира, влетевшая буквально после его ухода и расспрашивающая, что Жданову нужно было, и Иван, настойчиво зовущий на ужин, который явно подразумевал под собой свидание. Катя утром дала себе месяц, чтобы открыться Хорошеву, подпустить его ближе, очень близко, но когда он позвонил, она выдумала с десяток причин, чтобы точно отбиться от его предложения. И тут появилась Юлиана, которой Катя была готова всё рассказать ещё в Египте, использовать её как жилетку, просто нужно было время. Юлиана, которая видела их со Ждановым самозабвенно целующимися в главном кабинете Зималетто, даже не додумывавшихся запереть дверь. — Вы просто не знаете... Это была не... не любовь... Это всё план... план по спасению Зималетто. План со...совра...совращения неказистой секретарши, влюблённой в шефа... — Катя наконец-то сломалась. Буквально на глазах Юлианы распалась на миллионы осколков. Ещё минуту назад Пушкарёва была такой же, как в первый день в Египте, надломленной, но ещё старающейся выстоять. В Африке последняя стена не рухнула, потому что позвонила Кира, просто не хватило времени. В очередной раз позвонила Кира Воропаева, и это событие повернуло дорожку жизни Кати Пушкарёвой, повлияло на следующую главу. Кира почему-то всегда чувствовала, когда позвонить. И её звонок менял следующие ходы: как Андрея, так и Кати. В тот вечер, когда Юлиана достала своего козыря, Кира тоже позвонила. И не раз. Но Катя сбросила, а потом выключила мобильный, чем в очередной раз за день вызвала недовольство Воропаевой, сразу же бросившейся искать успокоения у Хорошева за столиком в ресторане, что он забронировал для них с Катей. А потом и в его квартире. В опустевшем Зималетто Пушкарёва второй раз рассказала всю историю своих отношений со Ждановым, и теперь, когда душа была вывернута наизнанку Юлиане, действительно полегчало. После разговора с Воропаевой по возвращении в Москву Катя почувствовала себя Булгаковской Маргаритой Николаевной: она долго плакала, а потом стала злая. Выговорившись Виноградовой, Катерина поняла: скоро к ней придёт надежда на вечный покой. Утром Жданов и Пушкарёва встретились в суде, нужно было закрыть процесс Никамоды против Зималетто. Госпожа президент, несмотря на то, что с Виноградовой они распрощались только в одиннадцатом часу, чувствовала себя удивительно бодрой, полной сил. Юлиана явно была волшебницей, и массаж, который она сделала Пушкарёвой у неё в квартире перед своим уходом, погрузил Катю в сон мгновенно, стоило лечь в постель, закрыв за Виноградовой дверь. Даже появившиеся на периферии сознания мысли о том, что надо уезжать из квартиры Воропаевых, не успели атаковать голову. Утром, однако, мысль о переезде всё же пришла, пока Катя, всё ещё очень медленно, но уже с удовольствием, укладывала волосы. Вспомнились слова Юлианы, сказанные минувшим вечером: "Не спугни Киру, Катюш. У неё есть какой-то план. И пока ты не поймёшь какой, Кира должна быть рядом". Выбрав брючный костюм по фигуре, на этот раз шоколадный, Катерина довела Андрея до состояния, когда он буквально сжал кулаки, увидев её в зале суда. Эта женщина в её новом образе с подкрученными локонами, собранными в небрежную укладку заколкой, была его погибелью. Ещё вчера Жданов, открыв в кабинете на производстве нижний ящик своего стола, рассматривал игрушки и открытки, которые достал из мусорного ведра в каморке после совета, на котором Катя рассказала всё акционерам. Рассматривал и хотел сжечь: игрушки, открытки и все мосты, связывающие его с этой холодной женщиной, держащей на столе в президентском кабинете цветы не от него. Букет, который буквально кричал: меня подарил мужчина, который имеет на эту женщину серьёзные планы. Вчера Андрей Жданов хотел сжечь всё между собой и Екатериной Пушкарёвой, а сегодня, сидя напротив неё в зале суда, он понимал, что сам имеет на неё виды и не позволит никому претендовать на свою женщину. После суда они пожали друг другу руки так. Катя надеялась, что это будет рукопожатие партнёров. Людей, которые вместе работают в Зималетто, поднимая компанию с колен, на которые они же её и опустили. Но разряд, который прошёл по коже, как только Жданов коснулся её ладони, сразу же показал, как она ошибается. Андрей, видимо, почувствовал то же, потому что стал просить о каком-то разговоре. — Андрей, уходи, прошу! — взмолилась Катя, когда он обогнал её на парковке и закрыл доступ к водительской двери машины Пушкарёвой. На её просьбу он никак не среагировал, молчал и только смотрел снизу вверх, выводя из себя ещё больше. — Хватит уже за мной ходить! — Катерина ударила его кулачком в грудь. Жданов сразу же перехватил её руку и сжал в своей. Она дёрнулась, и он даже дал ей вырваться. — Не могу, Кать. — Пожал плечами. — А ты смоги! — зашипела она и отвела глаза. — Давай просто будем спокойно работать эти полгода. Прошу, Андрей! Ты не будешь ходить за мной тенью и дашь мне спокойно вывести Зималетто из кризиса. А потом я уйду и оставлю компанию Кире. Она надеялась, что он разозлится, что не ему. Надеялась на ревность, на борьбу за президентское место, но Жданов её удивил. — Да оставляй кому хочешь! — закричал он на всю улицу. И добавил уже тише. — Почему ты так себя ведёшь? Тебе хватило пяти недель, чтобы выкинуть меня из своего сердца? — Хватило. Ты до конца разрушил меня, разбил сердце, и любовь разбилась. — То есть ты всё же не отрицаешь, что любила меня? — не сдавался Андрей. — Это уже не важно, Андрей Павлович, — Катя перешла на вы и чётко проговорила его отчество, не глотая буквы. А потом посмотрела Жданову прямо в глаза и припечатала его очередным контрастом, вновь отказываясь от выканья. — Ты и я — это попытка посадить самолёт в густой туман. — Если хочешь метафорами о полётах, то с тобой я буду лететь, даже если ты нацелена каждый день подрезать мне крылья. — Она молчала, и он продолжил. — Я понимаю, что тебе больно... — Мне не больно, если честно. Было больно, когда ещё оставался привкус того, что я была твоей. Но я быстро его заела, — Катя собралась и пошла в атаку. — С тем, кто подарил тебе тот букет? — Андрей вскинул бровь. — А вот это тебя вообще не касается! — У неё получилось, и Пушкарёва планировала подливать масла в огонь, потому что Жданова вело от одной лишь мысли, что в её жизни есть ещё какой-то мужчина. — Неужели ты не понимаешь, что я просто не могу думать о другом мужчине рядом с тобой?! Если тебе нужны цветы, то я буду носить их каждый день, пока ты меня не простишь! Катерина уже хотела сказать ему, что он так ничего и не понял, но у неё вдруг зазвонил телефон. И это была даже не Кира, а Малиновский. — Слушаю вас, Роман Дмитриевич, — ответила Катя, и Жданов так удивился, услышав имя звонившего, что растерялся, а Пушкарёва воспользовалась этим, пробралась в свою машину и вдавила по газам. Цепочку, которая привела к растерянному Андрею, стоящему на парковке суда и смотрящему вслед удаляющейся Катиной машине, начала Маша Тропинкина. По приказу начальницы утром она взялась за разбор документов в каморке, начала с последних документов. Когда из очередной папки с отчётом с последнего совета во время президентства Жданова-младшего выпал неподшитый отксерокопированный листок с чем-то, написанным от руки, Мария подняла его и узнала почерк. «Мой дорогой друг и президент...» Дочитав, Тропинкина бросилась к лифтам и нажала на кнопку минус второго. Оказавшись на производстве, она добежала до кабинета без ручки и забарабанила в стекло. — Рома! Живо открой! — заорала она, и Малиновский понял, что дело — труба, потому что Маша впервые после истории с их интрижкой позволила себе перейти с ним на ты. Стоило открыть дверь, Тропинкина сунула ему в лицо какой-то листок. — Это правда? — Она затравленно дышала. Роман посмотрел, что она принесла. — Нет, ну это просто невозможно! Возмутительно! Эта инструкция меня просто преследует! Маш, давай её выкинем, честное слово. Она, конечно, вернётся, но я всё-таки попробую... — Хватит поясничать, Малиновский! Вы правда с ней это сделали?