Femme fatale

      -- Мне скучно, бес!       Тусклый свет выхватывает мужскую фигуру у края сцены. За ней-- бездна зала и внимательных глаз, которые на самом деле не значат ничего для женщины, стоящей нерушимо в полумраке.       Ее губы кривятся в еле заметной ухмылке:       Вся тварь разумная скучает:       Иной от лени, тот от дел;       Кто верит, кто утратил веру;       Тот насладиться не успел,       Тот насладился через меру.       Она бесшумно ступает босыми ногами по деревянному теплому полу, ложится на доски, чувствуя, как алое платье струится и словно обтекает стройное тело.       Зал перестает дышать.       Молодой Фауст продолжает говорить, его энергия бьёт со сцены неудержимым потоком. Настоящая, живая, горячая. Такую хочется пить и захлебываться, ощущая, как каждая клеточка тела оживает после бесконечного сна. Мальчишку нужно соблазнять прикосновениями на грани дозволенного, тянуть его за собой в омут карих глаз.       Женщина в красном прикасается холодными пальцами к колючей шее, чувствуя, как пульсирует венка в такт неровному дыханию. Фауст сглатывает и тяжело дышит. Не прерывая диалога, она ухмыляется и толкает парня вперед.       Эта безграничная власть пьянит и вызывает неконтролируемый, еле слышный смех, который способен уничтожить целые города. Женщина на сцене-- дьявол, но при взгляде на нее не хочется бояться, а, наоборот, мечтается идти сквозь все преграды мира. И побеждать.       Слова погружают сцену в наваждение. Словно заклинание сплетается в полумраке и становится реальным.       Женщина наливает бокал красного вина и делает первый глоток. Жмурится от удовольствия, еле заметно , самыми кончиками пальцев очерчивает бледное лицо Фауста.       Его словно бьет током от прикосновений к обнаженной коже, но зал нетерпеливо ждет продолжения пьесы.       И пара продолжает.       Они плетут невидимые сети из вздохов, взглядов и касаний, в которые зрители в зале просто не могут не попасться.       Как и наивный Фауст.       Он теряет самообладание, когда женщина кладет свою голову ему на колени и смотрит глаза в глаза.       Светлые кудри на черном бархате сияют.       "Бедный мальчик"-- читается в ее взгляде.-- "Ты же не сможешь устоять".       Потому что никто не сможет устоять на самом деле.       Красный пояс платья обвивается вокруг мужской шеи, притягивает к алым губам...ближе...еще ближе.       Зал замирает.       Прерывистое дыхание Фауста пронзает тишину, на его коже -- румянец. То ли отблеск красного платья, то ли -- желание, которое сильнее разума.       Женщина - дьявол кусает губы и запускает пальцы прямо в его волосы, переходя почти все возможные границы. Ещё чуть-чуть и поцелуй разрушит эту тишину. Так близко друг к другу, что невозможно дышать.       Фауст борется с собой, сталкивая с колен женщину в красном платье. Она смеется, смех отражается в зале и возвращается обратно, словно не может остаться там, среди людей.       Зрители на секунду выдыхают. Многие думают о том, что не смогли бы так, не удержались бы, отдали слишком многое за эту порочную близость, лишь бы на секунду коснуться алых губ и... умереть.       С ухмылкой женщина почти скользит по сцене, подбирает свой бокал и снова наливает вино. Пьет его мелкими глотками, подыгрывая Фаусту, но всем видом показывает, что ей чертовски скучно. Напряжение в теле никуда не ушло, но они играют и больше не прикасаются друг к другу. Это маленькая месть за то, что дьявол не получил желаемое.       Но зрители не знают радоваться им или огорчаться.       Пьеса затягивает их за собой липкой паутиной, не даёт вырваться и освободиться. Это как раз то ощущение, ради которого они раз за разом приходят в театр "Хрустальный" и скупают все свободные места. Им нужно чувствовать себя живыми, желать ее-- соблазняющую на сцене не только несчастного Фауста, но и и каждого, сидящего в зале.       Недостижимую, нереальную, невозможную.       Занавес опускается бархатной шторой, отделяя актеров от зрителей на пару секунд. Этери хватается холодными пальцами за чужое запястье, делает глубокий вдох. Даниил наклоняется к ней ближе, прикасается губами к щеке.       -- Поздравляю с премьерой. Ты была великолепна.       Она довольно хмыкает, пожимает плечами. Длинные серьги с черными ониксами колышутся в такт.       -- Как всегда,-- улыбается ехидно, но руку не отпускает, переплетает пальцы, распрямляет спину.       -- Ты несносная,--шепот Даниила не слышен больше никому.       Этери не спорит.       Они шагают вновь под поднимающийся занавес на шум толпы. Зал аплодирует стоя, кричит "браво", оглушает.       Этери принимает цветы, протягивает руку для поцелуя, выпуская данину ладонь. Он невозмутимо улыбается, придерживая тонкую талию, медленно машет и вызывает из-за кулис режиссера.       Сергей выходит немного смущённый, но счастливый. Несмотря на то, что пьеса пошла не по сценарию, он доволен. Журналисты ждут их через полчаса. Этого более чем достаточно, чтобы придумать, почему концовка изменилась в ходе спектакля.       Когда Сергей смотрит через плечо на Этери, прижимающую к себе цветы, то чуть не режется взглядом о ее острые ключицы.       Причина всегда в ней.       Он это знает.       Этери направляется в гримёрку босиком. Только потом понимает, что Даня догоняет ее с обувью в руках.       -- Тут занозы можно загнать,-- опускает туфли на шпильке рядом с ногами.       Потом наклоняется ближе, почти к самому уху.       -- Журналисты смотрят,-- шепчет.       Этери невозмутимо вытягивает ногу, оголяя бедро. Руки у нее слишком заняты для таких мелочей.       Даня опускается на корточки, надевает по очереди туфли, прикасаясь кончиками пальцев к лодыжкам.       От внешней нежности воздух в груди сжимается.       Этери наклоняется к его уху, почти дотрагивается губами:       -- Не переигрывай,-- улыбается.-- Они и так уже на крючке.       Платье оголяет плечо на грани дозволенного.       Даня аккуратно поправляет его и идёт за Этери по коридору.       Ее кудри дрожат в такт шагам, а тишина разбивается от звука каблуков.       Запах ирисов из букетов пьянит сильнее вина. Даня прикрывает дверь, отрезая их от толпы.       Интервью с журналистами назначено через полчаса. Этого более , чем достаточно, чтобы надеть привычную маску для общения с ними.       Этери все равно будет неотразима. И с разрезами в ее новом платье это будет не так уж и трудно.       Журналисты терпеливо молчат. Этери опаздывает. Даня знает, что она делает это специально. Эффектно можно появиться лишь тогда, когда тебя все ждут.       Она входит медленно ,смущенно улыбаясь, все в том же красном платье и черных ониксовых украшениях. Большие камни на груди кажутся застывшей лавой среди огня. Волосы небрежно перехвачены острой шпилькой, а на ногах-- удобные босоножки. Всего то пару полосок кожи на загорелых ступнях.       Макияж не такой вызывающий, как раньше, словно немного смылся от прикосновений к лицу. Но Даню не обманешь, он знает, что это все-- результат кропотливой работы. Этери хочет выглядеть по-домашнему небрежной...трогательно-настоящей.       В ее руках-- ярко-фиолетовый ирис, пыльца осыпается на платье желтыми крупицами. Этери опирается на Даню плечом словно невзначай, смотрит через приопущенные ресницы на журналистов, закидывает ногу за ногу, оголяя бедро. Она делает это так небрежно, будто и не замечает, а потом смущенно улыбается.       --Задавайте ваши вопросы...       Фотографы делают снимки, Этери накручивает прядь волос на тонкий палец.       -- Мефистофель-- женщина. Это смелое решение...как вы к нему пришли?       Сергей пожимает плечами.       -- Мы получили однажды отзыв от анонимного критика, что Этери не женщина, а дьявол...и решили, почему бы и нет?       Журналисты что-то записывают, стараются не смотреть, как Даня будто бы незаметно приобнимает Этери за талию.       --Даниил скажите, что самое сложное было для вас во время спектакля.       Даня опускает глаза специально, выдерживает театральную паузу.       --Думаю. Вы. Сами. Понимаете,-- с улыбкой чеканит слова, бегло смотрит на Этери, прямо на острые ключицы, а потом--на искусанные губы.       Молодой журналист смущается. Румянец делает его еще больше похожим на мальчишку.       -- Расскажите, почему вы вдруг решили изменить сюжет. Ведь Фауст должен был уйти с ангелами и оставить Мефистофеля одураченным. Почему он все же выбирает дьявола, а не Рай?       Сергей улыбается, смотрит прямо на Даниила, который уже готов рассказать про спонтанность и искренность, когда Этери кладет свою ладонь ему на колено, давая знак замолчать.       Она немного подается вперед, склоняет голову набок, закусывая губу, а потом смеясь произносит:       --А разве вы смогли бы мне отказать?